Зрители были перенесены в далекие времена правления фараонов. Мери была так захвачена этой сагой, что, когда последний звук эхом разнесся по пустыне и стали тускнеть огни, она обнаружила, что вцепилась в руку Рэма, а его рука покоится на ее руке. Она повернула голову и увидела, что он смотрит на нее.
— Не делай этого, — сказала она, убирая свою руку.
— Чего?
— Не надо так смотреть на меня, как будто собираешься просверлить насквозь. Это меня пугает.
Он усмехнулся:
— Извини. Тебе понравилось представление?
— Очень. Это был настоящий спектакль. Спасибо, что привел меня сюда. — Она сняла шубу, чтобы отряхнуть песок. — Ой, посмотри, что с ней стало.
— А вот об этом беспокоиться не надо. Давай лучше обсудим, как проведем остаток сегодняшнего вечера. Можно сразу отправиться ужинать, а можно вначале проехаться в город или поездить по пустыне. Что бы ты хотела?
— Ужин, и как можно скорее. Я очень голодна.
— Предпочитаешь снова «Аль Рубайят» или какое-нибудь другое место?
— «Аль Рубайят», наверное. Потом, мне кажется, ты говорил, что там какое-то интересное шоу после ужина.
Они сели за тот же самый столик. В течение всего ужина Рэм смешил ее рассказами о своей семье, особенно о двух младших сестрах. Например, как его младшая сестра Азиза привела в спальню свою любимую козочку, а той понравилось кружевное покрывало на постели, и она начала его с аппетитом жевать. Рэму пришлось много потрудиться, чтобы выпроводить это прожорливое существо из спальни, а потом помочь Азизе скрыть происшествие от матери. У них, похоже, милая семья. Мери было трудно представить этого жизнерадостного человека, сидящего сейчас перед ней, маленьким мальчиком, на котором другая сестра, Сюзанна, училась делать перевязки. Она обматывала его бинтами с головы до ног, и он терпеливо сносил все это. Они, правда, ссорились, когда она своими химикалиями загрязняла ванну.
— Ты был для них прекрасным старшим братом. А скажи, что, все на самом деле было так идеально?
Он засмеялся:
— Иногда, мне кажется, я слишком усердно пытался их опекать. Сюзанна всегда говорила, что у меня диктаторские замашки. Я старше ее всего на два года, и она всегда сопротивлялась мне, как могла.
— Как я ее понимаю. Ну и как же она тебя укрощала?
— Когда мы были детьми, она пиналась, норовя попасть по коленке, — сказал он, криво улыбнувшись. — Теперь же наше общение проходит на высоком дипломатическом уровне. Она меня просто игнорирует. Уверен, ты никогда не била своего старшего брата по коленкам.
Мери покачала головой:
— К сожалению, я единственный ребенок в семье и росла одна. А как насчет Азизы?
— Она младше меня на десять лет, и я избаловал ее до невозможности. Азиза считает меня самым лучшим.
— А что, у тебя вообще нет никаких недостатков?
— Это секрет, но тебе я его открою. У меня есть один недостаток: я называю его настойчивостью, но моя мама зовет упрямством. Отец считает, что я унаследовал это от матери, а мама говорит, что я вылитый отец. Правда, она улыбается, когда говорит это.
— А где сейчас твои сестры? Сюзанна до сих пор практикуется в ванной?
— Нет. У нее двое детей. Они с мужем врачи. Живут в Париже, где проводят онкологические исследования.
— А Азиза? Она тоже замужем?
— Нет. Мы с ней пока пребываем в гордом одиночестве. Азиза учится в аспирантуре в Гарварде. Наша семья очень гордится ею.
— Твои родители живут в Каире?
— Здесь или в Александрии. Они… сейчас путешествуют по стране.
— У тебя просто потрясающая семья. — Слушая его, Мери испытывала легкую зависть. Вот по такой семье она всегда скучала. — Теперь расскажи мне историю знакомства твоих родителей и бабушки с дедушкой.
— Только один рассказ за вечер. О ком бы ты хотела услышать в первую очередь?
— Мне интересны и те, и другие. — Она уперла подбородок в ладони. — Расскажи вначале о родителях.
Рэм сделал знак официанту подавать кофе.
— Моя мама, — произнес он, глотнув из чашки, — родилась в Далласе в респектабельной семье банкира. Но, к большому разочарованию родителей, она стала журналисткой. Причем работала она в Париже. И вот однажды она поехала в Каир провести отпуск. Остановилась здесь же, в «Мена Хаусе». Отец мой обедал как раз в этом ресторане, когда она вошла. Она стала двигаться по проходу и… упала в обморок, прямо у его ног. Он влюбился в нее прежде, чем она пришла в себя. Поднял ее и отвез в клинику моей бабушки. Там быстро обнаружили, что у нее серьезная анемия, то есть низкий гемоглобин в крови. После переливания крови — моего отца, между прочим, — до окончательного выздоровления ее поселили в доме моих дедушки и бабушки.
— Она, конечно же, тоже в него влюбилась?
— Да, но ей надо было возвращаться в Париж. Отец же настаивал, чтобы она осталась и вышла за него замуж.
— Как же они договорились?
— Испробовав все способы, он в конце концов просто запер ее в комнате и не выпускал, пока она не пообещала выйти за него.
— И твои бабушка с дедушкой позволили это?
Рэм усмехнулся:
— Мой дедушка ему помогал. У него был опыт. Он знал, как можно уговорить независимую женщину.
— Он приобрел его с твоей бабушкой?
— Мы сохраним этот рассказ для следующего раза. И все-таки они поженились. Я имею в виду моего отца с матерью, но через две недели она все равно возвратилась в Париж. Он последовал за ней, и они жили там, пока она не забеременела мной. Я родился через месяц после их возвращения в Каир. Они до сих пор очень любят друг друга и счастливы в браке уже тридцать семь лет.
— Какая восхитительная история! Теперь понятно, откуда у тебя такое упрямство.
— Настойчивость, — поправил Рэм.
— А твоя мама так и не возвратилась больше к писательству?
— Представь, совсем недавно. Несколько лет назад. Она… хм… давай лучше потанцуем. Мне очень хочется тебя обнять.
Сладкоголосый певец нежно рассказывал с эстрады что-то о любви. Они двигались, подчиняясь медленному ритму этой песни. Голова Мери покоилась на его плече, а его щека — у нее на лбу. Он нежно поглаживал ее спину в том месте, где ее касалась его рука. Но этого было мало, очень мало. Он приблизил ее руку к своему рту и языком попробовал на вкус кончик каждого пальца. Дрожь пробежала по ее коже. Эта дрожь породила тепло, оно начало разрастаться, превращаться в пламя страстного желания.
Пальцы сами, помимо ее воли, вначале коснулись черных локонов поверх белого воротничка рубашки, а затем начали ласкать его шею и играть с мочкой уха.
Рэм прижал ее к себе и тихо простонал:
— Как же я хочу тебя, любовь моя. Если бы было возможно, я бы прижал тебя еще ближе. Ты предназначена быть моей. Давным-давно. Никогда, слышишь, никогда я не позволю тебе уйти.
Ее желание эхом отозвалось на его страсть. Она безропотно приникла к нему, но…
«Что это я делаю? — барабаном застучали в мозгу слова. — Я не должна позволять зайти этому слишком далеко. Это бесперспективно. А то, что он такой потрясающий и невероятный, только осложняет ситуацию».
И она отпрянула:
— Давай сядем. Пожалуйста.
— Что-то не так? Ты уже начинаешь понемногу понимать? Я чувствую это.
— Пожалуйста.
Он проводил ее к столу:
— Скажи мне, что случилось? Почему ты отпрянула, когда нам было так хорошо? — Он взял ее руку в свою и глубоко заглянул ей в глаза. — Я очень хочу, чтобы ты поняла. Я хочу, чтобы ты осталась со мной навсегда. Выходи за меня замуж. Я достану для тебя с неба и солнце, и луну.
Его бурный порыв захватил Мери, но длилось это всего несколько секунд. Очень скоро к ней возвратилась способность мыслить. Она покачала головой и отняла руку.
— Остановись, сумасшедший. Я не выйду за тебя. Ты что, забыл, что мы только вчера познакомились. Ты же ничего обо мне не знаешь.
— Мы знаем друг друга целую вечность, но я не возражаю, чтобы ты рассказала о себе. Только подробно, ничего не опуская. Уверен, в детстве ты была очаровательной маленькой принцессой. Носила такие милые кружевные воротнички и манжеты.
— И совсем не так. Я была девчонка-сорванец и была… — И тут ей повезло — свет стал постепенно меркнуть, начиналось шоу.
Рэм развернулся и поставил свой стул рядом с ней. Открылся занавес, музыканты в национальных костюмах — оркестр состоял из труб, барабанов и струнных — заиграли нечто, напомнившее Мери фильмы о загадочном Востоке. Жалобный вой, хныканье труб и флейт сопровождались мерным постукиванием ударных. Все время, пока маленькая труппа представляла балетный дивертисмент, Мери чувствовала на своей спине руку Рэма.
Когда танцевальная группа откланялась, он наклонился к ее уху и прошептал:
— Я думаю, от следующего номера ты получишь настоящее удовольствие.
В зале погас свет. Совсем. Музыканты заиграли в очень медленном темпе. Луч прожектора вспыхнул на середине танцевальной площадки и высветил женщину. Она сидела скорчившись, зарывшись лицом в колени. Длинные, до талии, густые волосы и лицо закрывала красная с голубыми блестками вуаль. В блестках отражался и трепетно пульсировал свет.
Кисти рук и предплечья начали медленно подниматься, руки при этом совершали волнистые, змееподобные движения. В ладонях у женщины были зажаты трещотки, звук которых подчинялся нервному, пульсирующему ритму оркестра.
Танцовщица поднималась, медленно, чувственно. Стала видна короткая юбка из красных тонких нитей и шариков. Полные груди прикрывали украшенные узорами блестящие колпачки. Темп постепенно убыстрялся, и все ее тело стало производить волнообразные движения. Ее обнаженная кожа как бы покрывалась при этом рябью, струилась.
Подчиняясь этому чувственному ритму, рука Рэма ласкала шею и плечи Мери. В тех местах, где он гладил мягкий велюр ее платья, кожа под ним вспыхивала огнем. Ее лоно тоже пульсировало в такт этому болезненному ритму, который все убыстрялся, и все быстрее становились вспышки, всполохи юбки и дикие, волнообразные движения бедер и живота танцовщицы.
Дыхание Мери участилось, над верхней губой появились мелкие капельки испарины. Рэм положил свою вторую руку ей на бедро, его пальцы хаотически задвигались по велюровым волокнам. Жар его руки опалял, жег через материю. Она глянула на него краем глаза и обнаружила, что он смотрит не на танцовщицу, а на нее.
И тут Мери почувствовала, что каким-то образом оказалась в теле танцовщицы, что это она сейчас танцует для него. Она слышала порывы ветра за стенками шатра, запах жареного мяса и спелых фруктов. Она ощущала трещотки в своих ладонях и ковер под ногами. В лихорадочном темпе она вращалась по кругу, в этом же бешеном водовороте кружилась ее юбка. Груди, бедра, живот вздымались волнами, струились.
Он стал ласкать ее неистовей, и кровь сильнее запульсировала в ее венах. Под бурное крещендо оркестра танцовщица упала навзничь, в мольбе раскинув колени.
Музыка смолкла. Огни погасли.
Мери глубоко, порывисто дышала.
Медленно загорался верхний свет. Мери посмотрела на Рэма. От него исходили такие острые, раскаленные добела импульсы желания, что все ее существо встрепенулось, ринулось ему навстречу.
Она быстро отвернула свое разгоряченное лицо и глубоко вздохнула, мысленно умоляя свой пульс замедлиться хотя бы немного.
— Мери.
Мери откашлялась и снова посмотрела на Рэма.
— Эта танцовщица умеет держать музыкальный темп, надо отдать ей должное.
Он откинул голову назад и рассмеялся:
— Согласен. Но тебе понравилось? Ты получила удовольствие?
— Я не уверена, что удовольствие — это верное слово для определения того, что я почувствовала.
В ее голове роились смутные воспоминания о том, что она уже когда-то так танцевала. И танцевала для него. Она каким-то образом сознавала, что ее тело знакомо со всеми этими причудливыми движениями — волнообразным дрожанием живота, спиральным вращением торса и бедер, — ее тело только и ждало от нее команды. Оно кричало, просило. Она была абсолютно уверена, что может сейчас встать и прекрасно исполнить этот танец. Это ощущение ее смущало и пугало.
На сей раз не было смысла объяснять это потерей жидкости организмом. Может быть, причиной был Рэм — его горячая, опьяняющая близость, — и этот неистовый, поражающий воображение танец. Может быть. Должно быть.
— Хочешь еще выпить?
— Лучше выйдем на воздух. Давай немного прогуляемся.
Он провел ее через зал и через белый мраморный холл к лестнице. Они вышли в сад и медленно пошли рядом. Мери с удовольствием вдыхала прохладный ночной воздух. Прохлада успокаивала, остужала ее разгоряченное лицо и перегретую кожу. Но через несколько минут она уже начала ежиться от холода. Рэм набросил ей на плечи норковую шубу.
— Не хочешь проехаться в город?
Она покачала головой:
— Сегодня у меня был очень трудный день. Я перегружена эмоционально до предела. Единственное, что мне сейчас нужно, так это в постель.
Его глаза блеснули.
— Я голосую за это обеими руками. У меня в номере очень большая постель. Тебе подходит?
Это было искушение, большое искушение, но совсем не в ее стиле.
— Что за наглость предлагать мне такое! — воскликнула она с беззаботностью, какой на самом деле не чувствовала. — Мне нужна моя собственная постель. Для меня одной. Понял, нахал?
Он притянул ее к себе и поцеловал в лоб.
— Извини меня, дорогая, я пошутил. Ты самое прекрасное, восхитительное существо во всей вселенной, и я буду терпеливым, очень терпеливым. Я буду покорно ждать своего часа.
Ей вдруг захотелось сказать ему что-то хорошее, нежное, но слова не шли ей на ум.
— Разве ты сама не знаешь, какая ты милая и желанная?
— Я как-то не думала об этом.
И в самом деле, неужели я действительно такая милая и желанная? Я?
Даже если это и не так, все равно слушать такое очень приятно.
— Боже мой, женщина! Я не могу в это поверить. Сегодня в ресторане все мужчины не сводили с тебя глаз.
— Я думаю, они смотрели на танец живота, а не на меня. Как же ей удается исполнять такие движения, причем так легко? Я бы, наверное, не смогла.
Рэм засмеялся и прижал ее к себе.
— Такое мастерство достигается упорной работой. Они тренируются годами.
Когда они подошли к двери, он взял из ее сумочки ключ и повернул его в замке.
— Завтра утром у меня важная деловая встреча, которую нельзя отменить. Но я хотел бы встретиться с тобой и твоей подругой за обедом, а потом я устрою для вас великолепную экскурсию по Каирскому музею.
Мери колебалась. К обеду она уже будет в Асуане или в Абу-Симбеле. Как бы ни была она очарована, околдована этим человеком, существовал десяток причин, по которым у этих отношений не было никакого будущего. Но она также знала — причем знала твердо, — что никаких отказов он не примет, даже и надеяться нечего. А ей с Вэлком надо делать дело.
Она решила выбрать легкий путь.
— Звучит заманчиво.
Ей было очень противно обманывать его. Когда он завтра обнаружит ее бегство, то рассердится, и будет прав. Но скажи она ему сейчас о своих планах, он сделает все возможное, чтобы остановить ее или поехать вместе с ней, поэтому она трусливо решила, что оставит ему записку.
Поднявшись на цыпочки, Мери обняла его и поцеловала в щеку.
— Рэм, я не могу даже выразить, как мне было хорошо с тобой. — Слезы навернулись ей на глаза. — Спасибо. — Она поцеловала его в другую щеку и, прежде чем отпрянуть назад, приникла к нему на мгновение. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, любимая. Встретимся за обедом.
Она вошла в номер, закрыла дверь и оперлась на нее спиной. Все сны рано или поздно должны кончаться. Зато останутся чудные воспоминания, они будут согревать в холодные одинокие ночи. Ее пальцы ласкали мягкий мех, она прижалась к нему щекой, он все еще хранил запах Рэма. Мери вздохнула и аккуратно уложила шубу в коробку. Потом собрала остальные подарки и положила сверху. Все, кроме духов и заколок — с ними она расстаться не могла. Она подержала в руках дешевое ожерелье из скарабеев, улыбнулась и положила его в свой чемодан.
А кулон с соколом? Как с ним?
Она скользнула рукой по цепочке и накрыла золотую птицу ладонью. Ну как… как он попал ко мне? Без всякого сомнения, это его работа. Она смутно чувствовала, что существует связь между этим кулоном и всем тем необычным, что происходило здесь с ней.
«Глупо, — сказала она себе. — Это были просто нервные срывы из-за потери жидкости организмом. А этот кулон… это же всего лишь ювелирное украшение, и не больше. Нет, это невозможно. Просто смешно».
Она положила кулон в коробку к остальным возвращаемым подаркам, а затем тут же взяла его снова и принялась баюкать в своих ладонях, чувствуя его тепло и неясное гудение. Ее горло сжалось при мысли, что она никогда его больше не увидит, никогда не подержит в руке, никогда не почувствует снова его тепло на своей груди.
Возьми себя в руки. Мери.
Побыстрее, чтобы не расплакаться, она положила кулон между полами шубы и закрыла крышку коробки.
Упаковав вещи и приготовившись ко сну, Мери села за записку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29