Они блестели алчностью.
Вещь эта, конечно, священная, но за такое сокровище он был готов продать душу дьяволу. Не колеблясь.
Глава 5
А что с их гробницами?
Стены обрушились.
Не сохранилось даже следов
На месте, где они стояли, -
Словно их никогда и не было.
И оттуда никто не приходит,
Чтобы рассказать нам о них,
Чтобы успокоить наши сердца.
И так будет до тех пор,
Пока мы сами не попадем туда,
Куда ушли они.
Древнеегипетская песня, 27 век до Рождества Христова
Зазвонил телефон. Мери с трудом разомкнула веки и схватила трубку:
— Алло.
— Где ты была? — резко спросила Нора Элвуд.
— Мама, я просто спала.
— Как ты могла так долго спать? Это невозможно. Я звонила тебе каждые два часа и ужасно волновалась.
Мери почувствовала, что у нее начинают дрожать руки. Прежде чем ответить, она сосчитала до десяти.
— Мама, — Мери сделала паузу и глубоко вздохнула, — я взрослая женщина и вполне способна сама позаботиться о себе. Почему я должна отчитываться перед тобой за каждый свой шаг? У нас с Вэлком все хорошо. Никаких проблем.
— Да эта женщина сама сплошная проблема. Меня совсем не радует то, что ты сейчас с ней. Она не кажется мне благоразумной, а для такой девушки, как ты, благоразумие всегда должно быть на первом месте. Благоразумие и осторожность. В газетах печатают ужасные вещи. Я вчера только прочитала…
— Мама… не сейчас. — Мери бросила трубку и натянула на голову одеяло.
Рэм в своем офисе тоже разговаривал по телефону, но уже утром. Звонила мать.
— Привет, моя дорогая. — Он устроился в кресле поудобнее. — Как там дела с твоей книгой? И чем я могу быть тебе полезен в это чудесное утро?
На противоположном конце провода Шарлотта Кларк Габри, более известная среди друзей детства и поклонников как Чарли Кларк, улыбнулась:
— С книгой все идет хорошо, спасибо. А почему ты решил, что мне от тебя что-то нужно?
— Секретарь передал, что вчера ты звонила четыре раза. Извини, но я узнал об этом только сегодня утром.
— У меня к тебе небольшое дело. Скорее, это дело Норы Элвуд. Ты же знаком с Норой, моим издателем в Штатах?
— Не помню, чтобы нас представляли друг другу, но от тебя я слышал о ней десятки раз. Это ведь ее дочку ты сватала мне все эти годы?
— Да, это она. Она школьная приятельница твоей тетки Рут. Наши семьи очень близко дружат. Так вот, кажется, эта дочка сейчас в Египте, и…
— Извини, мама, она меня по-прежнему не интересует.
— Рэмсон, не будь таким невоспитанным. Я никого тебе не сватаю. Нора очень беспокоится за свое дитя, вот и все. Но среди всего прочего в твоем ведении, кажется, есть частное детективное агентство. И я обещала ей поговорить с тобой, чтобы ты выделил людей присматривать за ее дочкой, пока та в Египте.
— Ну, делами этого агентства сейчас занимается Джи-Джи, но я поговорю с ним. Позабочусь, чтобы дочке твоей приятельницы обеспечили безопасность на уровне важной персоны.
— Спасибо, дорогой. Завтра я поговорю с Джи-Джи сама, он, наверное, уже будет знать все детали. Но есть еще проблема. Дело в том, что Мери всячески сопротивляется вмешательству Норы в ее жизнь, поэтому эти люди… ну, охранники, которых ты назначишь, должны все делать незаметно.
Внезапно Рэм встрепенулся и сел прямо.
— Мери? — спросил он небрежно.
— Да. Дочку Норы зовут Мери Воэн. Она в Египте по поводу проекта, который твой отец и я… хотя это к делу совсем не относится. Мне бы хотелось, чтобы за ее безопасностью последил лично ты. Нора ужасно нервничает.
Широкая улыбка расплылась по лицу Рэма. Он с трудом пытался сдержать смех.
— Конечно, мама. Я прослежу за ее безопасностью лично. Передай миссис Элвуд, чтобы она об этом не беспокоилась.
— Спасибо, Рэмсон. Я знала, что могу на тебя рассчитывать. Помни только, что все надо делать деликатно, осторожно.
— Да, да, я понял. Очень осторожно. — Он откинул голову назад и рассмеялся. — Она ни в коем случае не заметит, что мы за ней наблюдаем. Я прослежу, чтобы она была в безопасности каждую минуту.
Они поговорили еще немного о книге, обменялись семейными новостями и распрощались. Рэм откинулся на спинку кресла и громко рассмеялся. Что за ирония судьбы! В течение многих лет Шарлотта Габри предлагала ему познакомиться с дочкой Норы, когда он приезжал в Хьюстон по делам. Он и слышать ничего не хотел.
«Если бы я только знал, что девушка моих снов все это время была рядом, буквально под самым носом! Но мое упорное нежелание поддаться уговорам матери было непоколебимо. Что же за дурак я был!»
Если бы до сего момента у него и были хотя бы малейшие сомнения в том, что он и Мери созданы друг для друга — а таких сомнений у него не было, — то сейчас они бы совершенно рассеялись. Судьба сама свела их вместе. Наконец-то.
Он позвонил своему секретарю:
— Свяжите меня с Джи-Джи. Немедленно.
После разговора с матерью Мери так и не удалось поспать. Нора Элвуд была напористая женщина, к намеченной цели она шла напролом. В бизнесе это было, конечно, хорошо, но Вэлком права: рано или поздно серьезной конфронтации с ней не избежать. А Мери не любила конфликтовать, особенно с такими сильными личностями, как Нора. Но как она устала от постоянного вмешательства матери в ее личную жизнь. Она ценит и успехи матери, и все то, что та делает для нее материально, но… ее постоянная совершенно ненужная забота, паника по каждому пустячному поводу — как вытерпеть все это?
«Пошло оно все к черту», — выругалась про себя Мери и начала одеваться. Настроение было окончательно испорчено.
Было еще совсем темно, когда в холле отеля Мери и Вэлком встретил Филипп. Они вышли, не выпив даже по чашке кофе. Для последних снимков надо было захватить рассвет.
Пока была работа, Мери чувствовала себя почти нормально, но, сделав последний снимок, она опять приуныла. И похоже, помимо проблем с матерью, ее волновало что-то еще. И это что-то даже имело имя: Рэм Габри. Мери запрещала себе даже думать о нем. В конце концов, завтра утром они с Вэлком уезжают в Асуан, и, по-видимому, больше она его не увидит.
Все в жизни так непросто. Бывали дни, когда ей хотелось быть сиротой и жить на необитаемом острове.
Вернувшись в отель, Вэлком решительно заявила:
— Не знаю, как ты, а мне просто необходимо еще немного поспать. С ума сойти, встали в такую рань.
Мери же, несмотря на беспокойную ночь, лечь снова в постель была не в состоянии.
— А я пойду рассортирую пленки, потом позавтракаю и немного пройдусь.
— А почему у тебя такой убитый вид? Что-нибудь случилось?
— Нора снова позвонила мне ночью.
Вэлком округлила глаза:
— И что пришло в голову этой страшной даме на сей раз?
— Похищение. Изнасилование. Убийство.
— Чье?
— Мое, конечно.
Вэлком засмеялась:
— А ты не напомнила ей, что брала уроки карате?
— Нет. Я просто бросила трубку.
— Вот это правильно. Ну ладно, я пошла. Увидимся позже.
Мери немного поработала с пленками, а потом взяла свою куртку-сафари, сумку через плечо, свою старую добрую «лейку» — она всегда брала ее, когда собиралась фотографировать что-то просто для себя, — надела шляпу и направилась к двери.
В этот ранний час в отеле и вокруг было очень тихо. Только одинокий садовник, пользуясь утренней прохладой, подстригал кусты. Он поклонился ей, когда она вышла и направилась через лужайку к кафе.
Официант проводил ее к столику рядом с окном и сразу подал кофе. Мери спрятала чашку в ладонях и, потягивая кофе мелкими глотками, принялась любоваться величественными пирамидами, закрывающими горизонт. Ее все время мучила загадка того особенного влияния, какое они на нее оказывают. И вообще, было впечатление, что вся эта страна генерирует какие-то особые волны, на которые настроена ее душа. Казалось, эти три огромных монумента пытаются поговорить с ней, поведать ей свои тайны.
Ей было всегда известно, что эта земля насыщена своеобразной магией. И то, что она сейчас здесь, тоже не случайно. Была какая-то причина, которая привела ее сюда, что-то, чего понять она пока не могла, но чувствовала где-то глубоко в душе. Разумеется, она приехала сюда с Вэлком, чтобы отснять материал для проспекта, но было еще что-то большее. Что-то… где-то… У нее было такое чувство, что она была перенесена в Египет. Сюда, где давно ушедшая цивилизация воздвигла мертвым эти огромные монументы. Она могла это чувствовать, но не могла выразить. По-видимому, вот это и есть то, что мы называем судьбой. Ее отец часто говорил о таких вещах, как судьба и карма, но Мери посмеивалась над ним, считая его немного сдвинутым на всем этом. Как и у всякого чокнутого, у папы была своя программа. И все эти понятия были частью этой программы. Это было очаровательно, но Мери не волновало. Зато взволновало теперь, и она захотела узнать…
И еще она хотела знать, какую роль в этом любопытном спектакле играл Рэм Габри. Или должен был сыграть. Или…
О дьявол! От попыток найти во всем этом какой-то смысл у нее уже начала болеть голова. Мери решила больше на эту тему не размышлять и заказала завтрак.
После еды, расплатившись, она посмотрела на часы. Почти десять. Рэм сказал, что будет здесь к обеду. Ее к нему очень влечет — это следует признать. Но от всей этой таинственности, которая окутывает каждое его появление, ей было нехорошо. Хотя вчерашний вечер был просто восхитительным и, кажется, вполне нормальным. Но все равно лучше держаться от него подальше.
Мери стала прикидывать, как ей лучше поступить: она могла взять в отеле лимузин и поехать в центр города, а могла присоединиться к какой-нибудь экскурсии. В общем, надо что-то предпринять, чтобы избежать встречи с ним. Она вернулась в холл отеля и справилась у портье. Через несколько минут отправляется автобус на экскурсию по Сахаре и Мемфису, которая продлится целый день. Прекрасно. Замечательно. Мери вернулась в свой номер и оставила записку Вэлком.
Когда она вошла снова в холл, к ней приблизился невысокий темнокожий человек:
— Мисс Воэн?
— Да.
Он подал ей конверт:
— Меня зовут Омар. Мистер Габри сказал, что я не должен беспокоить вас, пока вы отдыхаете, но, как только вы появитесь, просил передать вот это.
Она открыла конверт. Там она нашла брелок в виде золотого верблюда с ключами от автомобиля и записку:
Можно вам предложить взамен 10 000 верблюдов вот это? До обеда Омар в вашем распоряжении.
С любовью Рэм.
— Я не понимаю, что это?
Омар с улыбкой поклонился и начал двигаться к двери.
— Прошу вас выйти со мной на улицу.
Он подвел ее к автомобильной стоянке отеля и показал на белый «мерседес-седан»:
— Это для вас. Если пожелаете, вести автомобиль буду я. Ездить по нашим улицам с непривычки вам может показаться очень трудным.
— Машина? Такая? Вы шутите.
— Уверяю вас, мисс, что нет. Эта машина ваша.
— Я отказываюсь принять это. — Мери сунула в ладонь Омару ключи. — И можете передать мистеру Габри, чтобы он отправлялся со своей машиной и всем прочим знаете куда…
— Не понял, мисс?
Она сделала глубокий вдох:
— Передайте ему, что я благодарю его и говорю нет.
Круто развернувшись, Мери направилась к туристическому автобусу.
Большинство туристов в автобусе были из Германии, а поскольку немецкий Мери ограничивался двумя словами — nein и Wiener Schnitzel , она сидела тихо и смотрела в окно. Автобус ехал вдоль Нила, мимо плодородных зеленых полей, что простирались по его берегам. На полях работали крестьяне, целыми семьями, здесь были ослы, верблюды, а иногда и буйволы. Только один раз ей удалось увидеть что-то похожее на трактор. То там, то тут у берегов ютились кирпичные хижины.
Через некоторое время пришлось остановиться — дорогу перегородил грейдер. Надо было переждать, пока он разровняет гравий. Водитель отошел в сторону покурить, а туристы вышли, чтобы размять ноги. Вышла и Мери.
За ее рукав тут же уцепилась маленькая, очень грязная девочка с нечесаными, спутанными волосами, в лохмотьях.
— Стило, — тихо попросила девочка. — Стило.
Она уперла пальчик в ладошку. Не понимая, Мери беспомощно посмотрела на водителя автобуса, стоящего неподалеку.
— Она просит что-нибудь пишущее. Они здесь очень бедные. Вы осчастливите ее, если дадите ручку.
Мери посмотрела в грустные умоляющие глаза. Она порылась в сумочке, нашла шариковую ручку и дала ее девочке. Та улыбнулась и умчалась прочь.
К Мери сразу же подскочили двое других детей, тоже грязных и оборванных:
— Стило! Стило!
Смеясь, она начала снова рыться в сумочке. Отыскала еще одну ручку и карандаш и отдала им. К ней ринулась целая стая.
Она подняла руки вверх:
— Больше нет. — И направилась к автобусу.
Туристы продолжили пусть в Мемфис. Уже у самого музея путь им преградило стадо черных и белых коз. Водителю пришлось медленно ехать, непрерывно сигналя.
Оказавшись внутри музея, Мери подождала, пока глаза привыкнут к полумраку, а затем вместе с остальными членами группы начала взбираться на балкон. Она стояла и смотрела вниз на гигантскую лежащую статую великого деспота и строителя Рамзеса II, искусно вырезанную из известняка. На его ладони мог поместиться современный складной стул, стоящий рядом.
Мери нацелила свою камеру и сделала снимок как раз в тот момент, когда в зал вошел человек. Вспышка заставила его зажмуриться, он даже прикрыл глаза рукой, а затем быстро вышел из здания. Позднее она заметила его среди экскурсантов — небрежно одетого египтянина с тонкими губами и нависающими веками. Она хотела подойти к нему и извиниться за то, что невольно ослепила его своей вспышкой, но не успела. Он растворился в толпе.
Извилистой дорогой автобус двигался дальше, к Сахаре, к Городу Мертвых, и Мери снова ощутила знакомое смутное предчувствие чего-то. То самое дежа вю, которое преследовало ее с момента приезда в Египет. Но сейчас, по мере приближения к Сахаре, оно стало сильнее и было окрашено печалью. Природу этого чувства она понимала не больше, чем и все остальные наваждения.
Она только ощущала какое-то природное родство с этой горячей высушенной землей, где от солнца, ветра и времени скала становится песком, а песок превращается в пыль.
Возможно, сама судьба привела ее сюда на этом голубом туристическом автобусе, наверное, так оно и есть, однако смутное ощущение чего-то ужасного, что должно произойти, заставило ее поколебаться, прежде чем покинуть автобус, когда водитель остановился и открыл дверь. В то же самое время что-то необъяснимое увлекало, тянуло, манило ее.
Мери вышла из автобуса последней. И пошла мимо торговцев открытками и украшениями якобы из гробниц, мимо небольших псов с грустными оленьими глазами и куч помета по направлению к воротам. Здесь, нарушая бесконечную одноцветную монотонность песка и скал, вырастал некрополь.
Гид был молодой, в зеленой рубашке с большим отложным воротником и с золотыми часами на руке. Он говорил с сильным акцентом и британскими интонациями, причем вышагивал так быстро, что Мери едва за ним поспевала, тяжело передвигая ноги по песку. Она поглубже натянула свою шляпу, чтобы противостоять этому нещадно палящему солнцу. Гид вел их к остаткам колоннады храма, объявив, что эти руины — старейшие в мире. Проход образовывали сорок колонн цвета слоновой кости высотой примерно пять метров каждая. Они делились на две группы: двадцать колонн были искусно украшены цветками лотоса, другие двадцать — папирусом. Одни символизировали Верхний Египет, другие — Нижний. Мери так и не поняла, какие к какому Египту относятся, потому что не слушала гида. Она завороженно смотрела на шлифовальщика камней.
Он сидел между двумя колоннами, украшенными лотосами, в нише из известковых плит. Сидел прямо на песке. Его колени были раздвинуты, и между ними помещался блок известняка — камень больше чем полметра в длину и примерно двадцать пять сантиметров в ширину — того же самого цвета, что и колонны. Он зачерпывал рукой пригоршню песка и рассыпал его по поверхности камня. Затем он медленно двигал нечто, что выглядело как кирпич, взад и вперед, издавая при этом тихий скрежещущий звук. Так он шлифовал и придавал форму камню. Так работали сотни поколений, все его предки. Так работал и он. Они строили, он восстанавливает.
Длинная грязная, но бывшая когда-то белой, тряпка была обернута вокруг его головы. Ее концы спускались по костлявым плечам вниз на коричневое одеяние из хлопка с глубоко въевшейся в него грязью. Поколение за поколением как эстафетную палочку передавали жители пустыни бремя этой извечной задачи: вот так вот, с тихим скрежещущим ритмом, медленно посыпать песком, скрести, шлифовать эти камни, восстанавливая гробницу фараона. Теперь эта палочка у него.
И Мери вдруг почувствовала — это было как гипноз, — что тоже вместе с ним переняла эту эстафету времен: зачерпывать рукой песок, рассыпать его по камню, разравнивать и потом долго скрести, шлифовать. Несколько минут она стояла и всматривалась в его искривленные пыльные пальцы, монотонно выполняющие эту бесконечную последовательность движений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Вещь эта, конечно, священная, но за такое сокровище он был готов продать душу дьяволу. Не колеблясь.
Глава 5
А что с их гробницами?
Стены обрушились.
Не сохранилось даже следов
На месте, где они стояли, -
Словно их никогда и не было.
И оттуда никто не приходит,
Чтобы рассказать нам о них,
Чтобы успокоить наши сердца.
И так будет до тех пор,
Пока мы сами не попадем туда,
Куда ушли они.
Древнеегипетская песня, 27 век до Рождества Христова
Зазвонил телефон. Мери с трудом разомкнула веки и схватила трубку:
— Алло.
— Где ты была? — резко спросила Нора Элвуд.
— Мама, я просто спала.
— Как ты могла так долго спать? Это невозможно. Я звонила тебе каждые два часа и ужасно волновалась.
Мери почувствовала, что у нее начинают дрожать руки. Прежде чем ответить, она сосчитала до десяти.
— Мама, — Мери сделала паузу и глубоко вздохнула, — я взрослая женщина и вполне способна сама позаботиться о себе. Почему я должна отчитываться перед тобой за каждый свой шаг? У нас с Вэлком все хорошо. Никаких проблем.
— Да эта женщина сама сплошная проблема. Меня совсем не радует то, что ты сейчас с ней. Она не кажется мне благоразумной, а для такой девушки, как ты, благоразумие всегда должно быть на первом месте. Благоразумие и осторожность. В газетах печатают ужасные вещи. Я вчера только прочитала…
— Мама… не сейчас. — Мери бросила трубку и натянула на голову одеяло.
Рэм в своем офисе тоже разговаривал по телефону, но уже утром. Звонила мать.
— Привет, моя дорогая. — Он устроился в кресле поудобнее. — Как там дела с твоей книгой? И чем я могу быть тебе полезен в это чудесное утро?
На противоположном конце провода Шарлотта Кларк Габри, более известная среди друзей детства и поклонников как Чарли Кларк, улыбнулась:
— С книгой все идет хорошо, спасибо. А почему ты решил, что мне от тебя что-то нужно?
— Секретарь передал, что вчера ты звонила четыре раза. Извини, но я узнал об этом только сегодня утром.
— У меня к тебе небольшое дело. Скорее, это дело Норы Элвуд. Ты же знаком с Норой, моим издателем в Штатах?
— Не помню, чтобы нас представляли друг другу, но от тебя я слышал о ней десятки раз. Это ведь ее дочку ты сватала мне все эти годы?
— Да, это она. Она школьная приятельница твоей тетки Рут. Наши семьи очень близко дружат. Так вот, кажется, эта дочка сейчас в Египте, и…
— Извини, мама, она меня по-прежнему не интересует.
— Рэмсон, не будь таким невоспитанным. Я никого тебе не сватаю. Нора очень беспокоится за свое дитя, вот и все. Но среди всего прочего в твоем ведении, кажется, есть частное детективное агентство. И я обещала ей поговорить с тобой, чтобы ты выделил людей присматривать за ее дочкой, пока та в Египте.
— Ну, делами этого агентства сейчас занимается Джи-Джи, но я поговорю с ним. Позабочусь, чтобы дочке твоей приятельницы обеспечили безопасность на уровне важной персоны.
— Спасибо, дорогой. Завтра я поговорю с Джи-Джи сама, он, наверное, уже будет знать все детали. Но есть еще проблема. Дело в том, что Мери всячески сопротивляется вмешательству Норы в ее жизнь, поэтому эти люди… ну, охранники, которых ты назначишь, должны все делать незаметно.
Внезапно Рэм встрепенулся и сел прямо.
— Мери? — спросил он небрежно.
— Да. Дочку Норы зовут Мери Воэн. Она в Египте по поводу проекта, который твой отец и я… хотя это к делу совсем не относится. Мне бы хотелось, чтобы за ее безопасностью последил лично ты. Нора ужасно нервничает.
Широкая улыбка расплылась по лицу Рэма. Он с трудом пытался сдержать смех.
— Конечно, мама. Я прослежу за ее безопасностью лично. Передай миссис Элвуд, чтобы она об этом не беспокоилась.
— Спасибо, Рэмсон. Я знала, что могу на тебя рассчитывать. Помни только, что все надо делать деликатно, осторожно.
— Да, да, я понял. Очень осторожно. — Он откинул голову назад и рассмеялся. — Она ни в коем случае не заметит, что мы за ней наблюдаем. Я прослежу, чтобы она была в безопасности каждую минуту.
Они поговорили еще немного о книге, обменялись семейными новостями и распрощались. Рэм откинулся на спинку кресла и громко рассмеялся. Что за ирония судьбы! В течение многих лет Шарлотта Габри предлагала ему познакомиться с дочкой Норы, когда он приезжал в Хьюстон по делам. Он и слышать ничего не хотел.
«Если бы я только знал, что девушка моих снов все это время была рядом, буквально под самым носом! Но мое упорное нежелание поддаться уговорам матери было непоколебимо. Что же за дурак я был!»
Если бы до сего момента у него и были хотя бы малейшие сомнения в том, что он и Мери созданы друг для друга — а таких сомнений у него не было, — то сейчас они бы совершенно рассеялись. Судьба сама свела их вместе. Наконец-то.
Он позвонил своему секретарю:
— Свяжите меня с Джи-Джи. Немедленно.
После разговора с матерью Мери так и не удалось поспать. Нора Элвуд была напористая женщина, к намеченной цели она шла напролом. В бизнесе это было, конечно, хорошо, но Вэлком права: рано или поздно серьезной конфронтации с ней не избежать. А Мери не любила конфликтовать, особенно с такими сильными личностями, как Нора. Но как она устала от постоянного вмешательства матери в ее личную жизнь. Она ценит и успехи матери, и все то, что та делает для нее материально, но… ее постоянная совершенно ненужная забота, паника по каждому пустячному поводу — как вытерпеть все это?
«Пошло оно все к черту», — выругалась про себя Мери и начала одеваться. Настроение было окончательно испорчено.
Было еще совсем темно, когда в холле отеля Мери и Вэлком встретил Филипп. Они вышли, не выпив даже по чашке кофе. Для последних снимков надо было захватить рассвет.
Пока была работа, Мери чувствовала себя почти нормально, но, сделав последний снимок, она опять приуныла. И похоже, помимо проблем с матерью, ее волновало что-то еще. И это что-то даже имело имя: Рэм Габри. Мери запрещала себе даже думать о нем. В конце концов, завтра утром они с Вэлком уезжают в Асуан, и, по-видимому, больше она его не увидит.
Все в жизни так непросто. Бывали дни, когда ей хотелось быть сиротой и жить на необитаемом острове.
Вернувшись в отель, Вэлком решительно заявила:
— Не знаю, как ты, а мне просто необходимо еще немного поспать. С ума сойти, встали в такую рань.
Мери же, несмотря на беспокойную ночь, лечь снова в постель была не в состоянии.
— А я пойду рассортирую пленки, потом позавтракаю и немного пройдусь.
— А почему у тебя такой убитый вид? Что-нибудь случилось?
— Нора снова позвонила мне ночью.
Вэлком округлила глаза:
— И что пришло в голову этой страшной даме на сей раз?
— Похищение. Изнасилование. Убийство.
— Чье?
— Мое, конечно.
Вэлком засмеялась:
— А ты не напомнила ей, что брала уроки карате?
— Нет. Я просто бросила трубку.
— Вот это правильно. Ну ладно, я пошла. Увидимся позже.
Мери немного поработала с пленками, а потом взяла свою куртку-сафари, сумку через плечо, свою старую добрую «лейку» — она всегда брала ее, когда собиралась фотографировать что-то просто для себя, — надела шляпу и направилась к двери.
В этот ранний час в отеле и вокруг было очень тихо. Только одинокий садовник, пользуясь утренней прохладой, подстригал кусты. Он поклонился ей, когда она вышла и направилась через лужайку к кафе.
Официант проводил ее к столику рядом с окном и сразу подал кофе. Мери спрятала чашку в ладонях и, потягивая кофе мелкими глотками, принялась любоваться величественными пирамидами, закрывающими горизонт. Ее все время мучила загадка того особенного влияния, какое они на нее оказывают. И вообще, было впечатление, что вся эта страна генерирует какие-то особые волны, на которые настроена ее душа. Казалось, эти три огромных монумента пытаются поговорить с ней, поведать ей свои тайны.
Ей было всегда известно, что эта земля насыщена своеобразной магией. И то, что она сейчас здесь, тоже не случайно. Была какая-то причина, которая привела ее сюда, что-то, чего понять она пока не могла, но чувствовала где-то глубоко в душе. Разумеется, она приехала сюда с Вэлком, чтобы отснять материал для проспекта, но было еще что-то большее. Что-то… где-то… У нее было такое чувство, что она была перенесена в Египет. Сюда, где давно ушедшая цивилизация воздвигла мертвым эти огромные монументы. Она могла это чувствовать, но не могла выразить. По-видимому, вот это и есть то, что мы называем судьбой. Ее отец часто говорил о таких вещах, как судьба и карма, но Мери посмеивалась над ним, считая его немного сдвинутым на всем этом. Как и у всякого чокнутого, у папы была своя программа. И все эти понятия были частью этой программы. Это было очаровательно, но Мери не волновало. Зато взволновало теперь, и она захотела узнать…
И еще она хотела знать, какую роль в этом любопытном спектакле играл Рэм Габри. Или должен был сыграть. Или…
О дьявол! От попыток найти во всем этом какой-то смысл у нее уже начала болеть голова. Мери решила больше на эту тему не размышлять и заказала завтрак.
После еды, расплатившись, она посмотрела на часы. Почти десять. Рэм сказал, что будет здесь к обеду. Ее к нему очень влечет — это следует признать. Но от всей этой таинственности, которая окутывает каждое его появление, ей было нехорошо. Хотя вчерашний вечер был просто восхитительным и, кажется, вполне нормальным. Но все равно лучше держаться от него подальше.
Мери стала прикидывать, как ей лучше поступить: она могла взять в отеле лимузин и поехать в центр города, а могла присоединиться к какой-нибудь экскурсии. В общем, надо что-то предпринять, чтобы избежать встречи с ним. Она вернулась в холл отеля и справилась у портье. Через несколько минут отправляется автобус на экскурсию по Сахаре и Мемфису, которая продлится целый день. Прекрасно. Замечательно. Мери вернулась в свой номер и оставила записку Вэлком.
Когда она вошла снова в холл, к ней приблизился невысокий темнокожий человек:
— Мисс Воэн?
— Да.
Он подал ей конверт:
— Меня зовут Омар. Мистер Габри сказал, что я не должен беспокоить вас, пока вы отдыхаете, но, как только вы появитесь, просил передать вот это.
Она открыла конверт. Там она нашла брелок в виде золотого верблюда с ключами от автомобиля и записку:
Можно вам предложить взамен 10 000 верблюдов вот это? До обеда Омар в вашем распоряжении.
С любовью Рэм.
— Я не понимаю, что это?
Омар с улыбкой поклонился и начал двигаться к двери.
— Прошу вас выйти со мной на улицу.
Он подвел ее к автомобильной стоянке отеля и показал на белый «мерседес-седан»:
— Это для вас. Если пожелаете, вести автомобиль буду я. Ездить по нашим улицам с непривычки вам может показаться очень трудным.
— Машина? Такая? Вы шутите.
— Уверяю вас, мисс, что нет. Эта машина ваша.
— Я отказываюсь принять это. — Мери сунула в ладонь Омару ключи. — И можете передать мистеру Габри, чтобы он отправлялся со своей машиной и всем прочим знаете куда…
— Не понял, мисс?
Она сделала глубокий вдох:
— Передайте ему, что я благодарю его и говорю нет.
Круто развернувшись, Мери направилась к туристическому автобусу.
Большинство туристов в автобусе были из Германии, а поскольку немецкий Мери ограничивался двумя словами — nein и Wiener Schnitzel , она сидела тихо и смотрела в окно. Автобус ехал вдоль Нила, мимо плодородных зеленых полей, что простирались по его берегам. На полях работали крестьяне, целыми семьями, здесь были ослы, верблюды, а иногда и буйволы. Только один раз ей удалось увидеть что-то похожее на трактор. То там, то тут у берегов ютились кирпичные хижины.
Через некоторое время пришлось остановиться — дорогу перегородил грейдер. Надо было переждать, пока он разровняет гравий. Водитель отошел в сторону покурить, а туристы вышли, чтобы размять ноги. Вышла и Мери.
За ее рукав тут же уцепилась маленькая, очень грязная девочка с нечесаными, спутанными волосами, в лохмотьях.
— Стило, — тихо попросила девочка. — Стило.
Она уперла пальчик в ладошку. Не понимая, Мери беспомощно посмотрела на водителя автобуса, стоящего неподалеку.
— Она просит что-нибудь пишущее. Они здесь очень бедные. Вы осчастливите ее, если дадите ручку.
Мери посмотрела в грустные умоляющие глаза. Она порылась в сумочке, нашла шариковую ручку и дала ее девочке. Та улыбнулась и умчалась прочь.
К Мери сразу же подскочили двое других детей, тоже грязных и оборванных:
— Стило! Стило!
Смеясь, она начала снова рыться в сумочке. Отыскала еще одну ручку и карандаш и отдала им. К ней ринулась целая стая.
Она подняла руки вверх:
— Больше нет. — И направилась к автобусу.
Туристы продолжили пусть в Мемфис. Уже у самого музея путь им преградило стадо черных и белых коз. Водителю пришлось медленно ехать, непрерывно сигналя.
Оказавшись внутри музея, Мери подождала, пока глаза привыкнут к полумраку, а затем вместе с остальными членами группы начала взбираться на балкон. Она стояла и смотрела вниз на гигантскую лежащую статую великого деспота и строителя Рамзеса II, искусно вырезанную из известняка. На его ладони мог поместиться современный складной стул, стоящий рядом.
Мери нацелила свою камеру и сделала снимок как раз в тот момент, когда в зал вошел человек. Вспышка заставила его зажмуриться, он даже прикрыл глаза рукой, а затем быстро вышел из здания. Позднее она заметила его среди экскурсантов — небрежно одетого египтянина с тонкими губами и нависающими веками. Она хотела подойти к нему и извиниться за то, что невольно ослепила его своей вспышкой, но не успела. Он растворился в толпе.
Извилистой дорогой автобус двигался дальше, к Сахаре, к Городу Мертвых, и Мери снова ощутила знакомое смутное предчувствие чего-то. То самое дежа вю, которое преследовало ее с момента приезда в Египет. Но сейчас, по мере приближения к Сахаре, оно стало сильнее и было окрашено печалью. Природу этого чувства она понимала не больше, чем и все остальные наваждения.
Она только ощущала какое-то природное родство с этой горячей высушенной землей, где от солнца, ветра и времени скала становится песком, а песок превращается в пыль.
Возможно, сама судьба привела ее сюда на этом голубом туристическом автобусе, наверное, так оно и есть, однако смутное ощущение чего-то ужасного, что должно произойти, заставило ее поколебаться, прежде чем покинуть автобус, когда водитель остановился и открыл дверь. В то же самое время что-то необъяснимое увлекало, тянуло, манило ее.
Мери вышла из автобуса последней. И пошла мимо торговцев открытками и украшениями якобы из гробниц, мимо небольших псов с грустными оленьими глазами и куч помета по направлению к воротам. Здесь, нарушая бесконечную одноцветную монотонность песка и скал, вырастал некрополь.
Гид был молодой, в зеленой рубашке с большим отложным воротником и с золотыми часами на руке. Он говорил с сильным акцентом и британскими интонациями, причем вышагивал так быстро, что Мери едва за ним поспевала, тяжело передвигая ноги по песку. Она поглубже натянула свою шляпу, чтобы противостоять этому нещадно палящему солнцу. Гид вел их к остаткам колоннады храма, объявив, что эти руины — старейшие в мире. Проход образовывали сорок колонн цвета слоновой кости высотой примерно пять метров каждая. Они делились на две группы: двадцать колонн были искусно украшены цветками лотоса, другие двадцать — папирусом. Одни символизировали Верхний Египет, другие — Нижний. Мери так и не поняла, какие к какому Египту относятся, потому что не слушала гида. Она завороженно смотрела на шлифовальщика камней.
Он сидел между двумя колоннами, украшенными лотосами, в нише из известковых плит. Сидел прямо на песке. Его колени были раздвинуты, и между ними помещался блок известняка — камень больше чем полметра в длину и примерно двадцать пять сантиметров в ширину — того же самого цвета, что и колонны. Он зачерпывал рукой пригоршню песка и рассыпал его по поверхности камня. Затем он медленно двигал нечто, что выглядело как кирпич, взад и вперед, издавая при этом тихий скрежещущий звук. Так он шлифовал и придавал форму камню. Так работали сотни поколений, все его предки. Так работал и он. Они строили, он восстанавливает.
Длинная грязная, но бывшая когда-то белой, тряпка была обернута вокруг его головы. Ее концы спускались по костлявым плечам вниз на коричневое одеяние из хлопка с глубоко въевшейся в него грязью. Поколение за поколением как эстафетную палочку передавали жители пустыни бремя этой извечной задачи: вот так вот, с тихим скрежещущим ритмом, медленно посыпать песком, скрести, шлифовать эти камни, восстанавливая гробницу фараона. Теперь эта палочка у него.
И Мери вдруг почувствовала — это было как гипноз, — что тоже вместе с ним переняла эту эстафету времен: зачерпывать рукой песок, рассыпать его по камню, разравнивать и потом долго скрести, шлифовать. Несколько минут она стояла и всматривалась в его искривленные пыльные пальцы, монотонно выполняющие эту бесконечную последовательность движений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29