Она заметила, что стала хуже соображать, что тут же сказалось на ее работе в институте, — временами Сьюзен никак не могла придумать, чем бы ей занять студентов, она растеряла все свои ориентиры, всю свою энергию…Громко сработал зуммер, и Сьюзен подскочила от неожиданности. «Господи, — подумала она, — ну когда же я наконец привыкну к этому агрегату?!»Открыв дверцу микроволновой печи, Сьюзен вынула из нее дымящийся пластиковый поднос. Он оказался таким горячим, что она выпустила его из рук, и он, взметнув вверх тучу брызг, шлепнулся на стол. Глянув на мешанину из макарон с соусом, Сьюзен прислонилась к раковине и расплакалась.— Господи! — взмолилась она. — Помоги мне!Проговорив эти слова, она поняла, что Бог ей ничем не поможет: она отреклась от него много лет назад, наплевав на многовековые обычаи и традиции. Теперь ей не к кому было обратиться.Откуда-то из глубины сознания всплыли слова, переведенные с древнееврейского псалма: «Да храни тебя Господь». Именно эти слова нараспев повторяла бабуля своей внучке, укладывая ее в постель. Лежа в уютной кровати под теплым одеяльцем, убаюканная монотонным шепотом старой доброй бабушки, маленькая Сьюзен погружалась в сладкую дрему. «Да храни тебя Господь…»— Бабуля, — прошептала она. — Бабуля, что же мне делать?Внезапно она поняла, где искать ответ. Именно к бабуле бежала маленькая Сьюзен со своими бесчисленными»«почему». Ни к маме, ни к отцу, а к ней. Именно бабуля всегда советовала своей внучке, что сказать и как посту пить. Сейчас это была совсем древняя старуха, скрюченная артритом и прикованная к инвалидной коляске. Но Сьюзен чувствовала, что наконец-то настала пора рассказать ей все о своем прошлом. Лей Левин, пожалуй, единственный человек на свете, кому она может довериться, к кому может обратиться.Ноги ее были прикрыты толстым пледом ручной вязки из ангоры, на согбенную спину накинута гобеленовая шаль, восковое лицо сплошь покрыто морщинами — как-никак бабуле исполнилось уже восемьдесят девять лет. Но взгляд ее старых глаз оставался по-прежнему острым и всепонимающим. И пока Сьюзен рассказывала ей свою историю о Дэвиде и о ребенке, от которого она отказалась, бабушка не отрывала взгляда от ее лица.Была пятница, когда Сьюзен решила поехать в дом престарелых на Лонг-Айленде. Домчалась туда за рекордно короткое время. И как только увидела бабушку, поняла — она поступила правильно.— Теперь Марк уехал от меня, — закончила Сьюзен свой рассказ, — а все из-за этой встречи, на которую я даже не решила, ехать или нет.Бабушка молчала, не сводя пристального взгляда с лица Сьюзен. Та опустила глаза, делая вид, что изучает рисунок тоненького, вытертого ковра, которым был застлан пол в солярии. Этот дом престарелых считался приличным, и бабуля никогда не жаловалась, уверяла, что ей здесь нравится, но Сьюзен никак не могла отделаться от ощущения, будто комната насквозь пропитана зловонным запахом мочи.— Да, много ты мне тут нарассказывала, — наконец подала голос бабушка.— Да, бабуля, знаю. Извини, что скрывала от тебя все эти годы, но мои родители…Старуха лишь махнула иссохшей рукой со вздутыми синими венами.— Мы все стараемся защитить молодых. Ничего в этом страшного нет.Сьюзен покачала головой.— Нет, есть, бабуля. Я должна была тебе все рассказать раньше. Ведь ты самая замечательная бабушка на свете, любая девчонка о такой может только мечтать!— Как ты думаешь, что скажут родители, если ты все-таки соберешься поехать на встречу?— Я много думала об этом, бабуля. Прошло уже достаточно много лет. Не хочу сказать, что они будут счастливы, узнав о моем решении, но со временем, думаю, примирятся и примут моего сына. Живу я от них за тридевять земель, поэтому им не придется сталкиваться с ним каждый день.— Значит, ты ждешь моей помощи в принятии решения? Ну что ж, девочка моя, это не простое дело. Ты только что рассказала мне, что у тебя есть еще один сын, это значит, у меня есть еще один правнук.Сьюзен тяжело вздохнула. Признаться, об этом она не подумала, не представляла, что бабуля тоже может ощутить чувство потери.— Я всегда знала, что ты абсолютно не похожа на своих родителей: что хорошо для них, плохо для тебя. Ты совсем другая, девочка моя. В былые времена таких, как ты, называли вольнодумцами. — И, подмигнув ей мудрым глазом, добавила:— Ты всегда была похожа на свою бабулю.Сьюзен оторопела. Вот уж чего она никак не ожидала, никогда не думала, что она такая же сильная, цельная натура, как и ее бабушка.— Да, да, это правда, — продолжала старая женщина. — Когда я была еще девчонкой, я познакомилась с твоим дедушкой. Работала у него в магазине строчильницей, но уже знала, чего хочу. Я не желала работать всю жизнь как каторжная, выбиваясь из сил, и, отказывая себе во всем, влачить жалкое существование. — Сложив руки на коленях, бабушка смело взглянула Сьюзен в глаза. — Когда я выходила замуж за твоего дедушку, я не любила его. Мне нужны были только его деньги.Сьюзен не могла вымолвить ни слова. Бабушка сделала свое признание деловым тоном, будто говорила о чем-то само собой разумеющемся.— Ты не любила его?— Сначала нет, да и потом на протяжении долгих лет тоже. Но Айра Левин оказался хорошим человеком и отличным хозяином, что для меня было в тот период самое главное. Со временем я стала его очень уважать. Может» это и была любовь, кто знает. Так что видишь, девочка моя, я тоже была вольнодумцем. Не печалься о том, что раньше не рассказала мне о своем сыне. Иногда только время способно избавить нас от чувства вины.Сьюзен кивнула.— Что же мне делать?Бабушка уставилась в пространство невидящим взглядом. На секунду Сьюзен даже показалось, что та забыла, о чем идет речь. В глазах, только что смотревших трезво и ясно, появилось какое-то мечтательное, отсутствующее выражение. Она думает о прошлом, поняла Сьюзен, вспоминает своего мужа. И она почувствовала угрызение совести оттого, что никогда не интересовалась, что за человек был ее дедушка.— Значит, твой Марк против твоей поездки, — заметила бабуля, снова взглянув на Сьюзен ясным взглядом. — Без сомнения, мальчик боится, боится, что другого сына ты будешь любить больше, чем его.— Но это же просто смешно! — воскликнула Сьюзен. — Я ведь его ни разу не видела.— И все же, — продолжала Лей, — он боится, он еще совсем маленький.— Что же мне делать?— Я приехала в Америку с мамой и отцом, когда мне было двенадцать лет, оставив родных и друзей. Шли годы…И вдруг вторая мировая война. Они все погибли.Сьюзен поправила на переносице очки. Что бабуля пытается ей втолковать? Какое отношение имеет гибель евреев к ребенку Дэвида?— Мы так никогда и не узнали, как все произошло, — продолжала бабушка. — Посчитали, что так будет лучше.Знать было бы слишком больно. Мы не забыли их, нет, только память о них убрали в самый укромный уголок наших сердец. Иногда мы достаем ее, стираем, так сказать, с нее пыль, вспоминаем об ушедших от нас с улыбкой и грустью. А потом опять убираем воспоминания о них туда, где им надлежит быть, в самый дальний уголок нашего сердца.И они не причиняют нам горечи.В глазах бабушки опять появилось отсутствующее выражение, и Сьюзен секунду помедлила, прежде чем решилась прервать ее раздумья.— Ты считаешь, что мне будет больно встретиться с моим сыном? — тихо спросила она.Бабушка поморгала и по-старушечьи закашлялась.— Для тебя, может быть, и нет, а для твоего сына Марка, несомненно, да. Мы должны думать о настоящем, девочка моя, а не о прошлом. Его мы не в силах изменить, мы только можем надеяться, что дальнейшую жизнь проживем так, как повелит нам Господь.Сьюзен встала и, потянувшись к бабушке, чмокнула ее в дряблую щеку.— Спасибо тебе, бабуля, — прошептала она. — Спасибо тебе, что всегда поддерживала меня в трудную минуту.— Ты должна сама принять решение, девочка моя. И знай, как бы ты ни поступила, я всегда буду на твоей стороне. Но решать должна ты, и никто другой.Когда Сьюзен вернулась в Вермонт, уже стемнело.Подъезжая к дому, она увидела, что из окна гостиной льется свет. «Марк! — ахнула она, и сердце ее радостно забилось. — Марк! Слава тебе Господи, ты вернулся домой. Я так ждала тебя, сынок. Прошу тебя. Господи, пусть это будет он». Она выехала на подъездную аллею и внезапно почувствовала всю нелепость своих предположений. Никакой это не Марк. Не может быть, чтобы он вернулся домой. «Размечталась, идиотка! — укорила она себя. — Наверное, сама забыла погасить свет перед отъездом в Нью-Йорк».Выключив двигатель, она выбралась из машины и захлопнула за собой дверцу. Умиротворенное настроение, охватившее ее после посещения бабули, сразу улетучилось.Она опять стала сама собой — неуклюжей, плохо одетой, во всем сомневающейся Сьюзен. «Ну-ка очнись! Спустись с небес на землю!» — приказала она себе, сунув ключ в замок. Он щелкнул, дверь распахнулась. Посреди гостиной стоял Марк.— Я тебя ждал, — сказал он.Сьюзен замерла на пороге. По его щекам текли слезы, отчего юношеские прыщики казались еще ярче.— Я хотел спросить, можно мне вернуться домой?Сьюзен подбежала к сыну, крепко прижала его к себе и тоже заплакала. Она никак не могла поверить, что он здесь, живой и невредимый, стоит рядом с ней. Господи, какое это счастье! Обхватила его одной рукой за плечи, другой гладила по голове, а слезы все лились и лились.— Ну конечно, — всхлипывая, прошептала она. — Конечно.Прошла минута, потом другая.— Мам, — подал голос Марк.— Что? — спросила она, проведя рукой по его волосам.— Папа сказал, что заберет меня у тебя.— Это ему не удастся.— Я ему то же самое сказал. А еще, — добавил он, — непременно расскажу судье, что ни при каких обстоятельствах не стану жить с отцом.Сьюзен улыбнулась — приятно было слышать, что Лоренса так унизили.— Мам…— Что, Марк?— Может, ты отпустишь меня, а то шею сломаешь мне.Сьюзен, смеясь, отстранилась от него, вытерла слезы сначала себе, потом ему.— Ну, как поживаешь, Марк?Он слегка улыбнулся.— Теперь хорошо.— Ты приехал как раз к ужину, — сказала Сьюзен, кинув на пол пухлую записную книжку. — Только вот не знаю, чем тебя покормить, в последнее время я практически ничего не готовлю.— Да ладно, мам, не переживай, — рассмеялся он. — Может, закажем по телефону пиццу? Умираю есть хочу.— Ну конечно, малыш, конечно! Иди позвони. А потом мы поговорим.Он прошел в гостиную, снимая на ходу куртку, а Сьюзен повернулась к раковине и с силой вцепилась в ее края.Внезапно она почувствовала новый поток слез. Господи, он дома! Наконец-то он дома! Ей вспомнились слова бабули:«Он боится», и Сьюзен, выпрямившись, проговорила:— Тебе больше нечего бояться, сынок. Теперь, когда ты вернулся домой, у нас все будет хорошо.Он вошел на кухню. Сьюзен поспешно вытерла слезы и бросила куртку на стул. Марк, ухватившись за спинку стула, повернул его к себе и сел, обхватив ножки своими длинными ногами.— Через двадцать минут.— Что через двадцать минут? — не поняла Сьюзен.— Через двадцать минут доставят пиццу.Сьюзен повернулась и взглянула на сына.— Никак не могу поверить, что ты здесь.Марк, мотнув головой, уставился в пол.— Знаешь, школа, в которую меня запихнули, такая паршивая…— Ты ведь не этого хотел, верно?— Я хотел быть с отцом, по крайней мере я так думал.Сьюзен молчала.— Я никогда не говорил тебе, мам, но его жена просто сволочь.— Твой отец любит ее.Произнеся эти слова, она поразилась сама на себя: с чего это ей вздумалось защищать Лоренса?Марк поднял голову.— Никак не могу понять за что, но она меня ненавидит. Это она настояла на том, чтобы отправить меня в эту дурацкую школу.— Но ведь он согласился, — заметила Сьюзен, грызя ногти.— Ага, — подтвердил Марк и снова опустил голову.Сьюзен присела перед ним на корточки.— Марк, мальчик мой, я понимаю, как тебе тяжело.Когда родители расходятся, всегда страдают дети. Твой отец любит тебя, но у него теперь другая жизнь, и тем не менее тебе в ней всегда найдется место, пусть и не то, которое тебе нравится.Из глаз его выкатились две слезинки и упали на линолеум.— Прости меня за все, что я тебе наговорил, мам. Мне так стыдно за побег. Больше этого не будет, обещаю.Сьюзен ласково обняла сына.— Иногда единственным способом чему-нибудь научиться становится принятие нужного решения. Но по прошествии времени мы вдруг понимаем, что решение было не правильным, хотим повернуть время вспять, да уже поздно.Говоря это, Сьюзен думала не столько о Марке, сколько о Дэвиде. В миллионный раз за двадцать пять лет она задавала себе вопрос, почему она его бросила. Может, бабуля все-таки права, только время способно примирить нас с нашим прошлым. Но кто знает, сколько этого времени понадобится?— Еще не слишком поздно, мам?Сьюзен еще крепче обняла его.— Конечно, нет. Ты вернешься в школу, и все будет хорошо, вот увидишь. — Она поцеловала его в макушку. — И друзья твои будут рады, что ты вернулся. Они наверняка скучали по тебе.Он поднял голову и слегка отстранился от нее.— Ты все еще думаешь поехать?Сьюзен сначала не поняла, о чем он говорит.— На эту встречу. Поедешь?Она встала и отошла к раковине.— Нет, милый. Не поеду.— А почему?— Это было бы нечестно по отношению к тебе. Что было, то прошло. Сейчас я должна думать о тебе.Схватив тряпку, Сьюзен принялась вытирать и без того чистый стол.— Я думаю, ты должна поехать, — проговорил Марк.Сьюзен показалось, что она ослышалась. Обернувшись, взглянула на сына.— Мне кажется, ты должна поехать, — повторил он. — Я вел себя как последний эгоист. Ведь у меня есть брат.По-моему, это не так уж плохо.— Марк, я не верю своим ушам!— Подумаешь… Имею я право изменить свое мнение? — заметил Марк, пожав плечами.— А может, кто-то подтолкнул тебя к этому?— Может быть.— И кто же?— Отец.— Отец посоветовал мне поехать на встречу?! Верится с трудом.Марк отрицательно покачал головой.— Да нет же! Он сказал, что ты нравственный урод, которому на меня десять раз наплевать.«Нравственный урод?! О Господи, Лоренс, скотина ты, как ты посмел меня так назвать!» Но она сдержала готовое было вырваться негодование и стала слушать Марка.— И знаешь, я ему не поверил, — улыбнулся сын. — Не поверил, что тебе на меня наплевать.Сьюзен вздохнула.— Поэтому ты решил, что я должна поехать на встречу?— Ага! За последние недели я много об этом думал и пришел к выводу, что ты должна поехать, если этого хочешь. О чем мне, собственно, беспокоиться? Хотя он родился первым, но этот дом все-таки мой. — Последние слова он произнес уверенно, но выглядел при этом смущенным. — Ведь правда?Сьюзен, расхохотавшись, снова обняла его.— Конечно!В этот момент раздался звонок в дверь.— А теперь докажи, что это действительно твой дом, открой-ка дверь разносчику пиццы.— А у тебя деньги есть?Сьюзен снова расхохоталась.— Возьми из сумки двадцатку.Она смотрела, как он достал из сумки двадцать долларов и, небрежно наступив ногой на валявшуюся на полу записную книжку, помчался к входной двери. Ей вспомнились слова бабули: «Мы только можем надеяться, что дальнейшую жизнь проживем так, как повелит нам Господь». «А моя дальнейшая жизнь, мое будущее — это Марк, — подумала Сьюзен, — который наконец вернулся домой. А если мой другой сын тоже станет частью этого будущего? Сын Дэвида… Что ж, об этом я узнаю через десять дней».Сьюзен прислонилась спиной к столу и закрыла глаза.«Если он приедет, если он только приедет, — продолжала размышлять она, — может быть, тогда я начну искать Дэвида, а если не появится, послушаюсь совета Джесс: оставлю прошлое в покое и, наконец успокоившись, продолжу прежнюю жизнь». Глава семнадцатаяПятница, 8 октябряПИ ДЖЕЙ Наконец-то мать освоила кофеварку, образец высочайших достижений современной бытовой техники, которую Пи Джей купила совсем недавно. Сегодня Пи Джей с Бобом баловались кофейком, сидя в залитой солнцем столовой ее шикарной квартиры, выходящей окнами на Централ-парк. По выходным Боб ночевал у нее. Обычно он располагался на софе в гостиной подальше от бдительного ока Флоры Дэвис, которая оккупировала комнату для гостей. Заходил он каждый вечер после работы, принося для Пи Джей бесчисленные файлы, давая тем самым понять, что она нужна, что на работе о ней не забыли и ждут ее возвращения. В понедельник, среду и пятницу он бывал утром. В эти дни ей делали химиотерапию. Свои визиты он мотивировал тем, что своим присутствием способствует ее выздоровлению. Любовью они не занимались со дня операции, и Пи Джей ни разу не показывала ему свой шрам, никак не могла решиться и скорее всего так никогда и не осмелится.— Денек сегодня обещает быть чудесным, — проговорил Боб, отхлебнув из дымящейся кружки крепкого кофе.— Бабье лето, — рассеянно отозвалась Пи Джей.По утрам, когда у нее бывали сеансы химиотерапии, она всегда была рассеянной.В столовую ворвался аромат бананово-орехового хлеба.— Флора! — крикнул Боб. — Что это вы там такое печете? Пахнет потрясающе.— Потерпите немного, — донесся из кухни голос матери Пи Джей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48