— Эй, приятель, это моя радость Лора, это та леди, о которой я тебе рассказывал. — Он повернулся, потянув за собой Лору. — Это тот гений, который получил меня в моем собственном шоу.
От полученного шока у Лоры распахнулись глаза. Наполненная толпой комната куда-то поплыла, и она крепко схватилась за руку Фарлея.
Бритт не заметил этого.
— Вы знаете, что только вы двое не лижете мне задницу. Для меня это значит много. Все ведут себя так, как будто я куча мусора, но вы не такие, и мне это нравится. Поэтому вам следует быть друзьями. Поль, не хотел бы ты угостить прекрасную даму чем-нибудь?
Лора взяла его за руку.
— Великолепно, — заявил Фарлей. Его внимание полностью было отвлечено кем-то, и он позволил себя увести.
Гул толпы еще усилился. Лора и Поль стояли, не шелохнувшись, крепко держа друг друга за руки. Ей подумалось, что он выглядит намного старше: морщинки на лице проявились еще резче, из-за чего оно выглядело еще уже и казалось тяжеловатым. Но он был еще красивее, чем ей запомнилось, и еще выше, его волосы стали непослушнее, а кожа еще темнее. Его руки — эти длинные чувствительные пальцы, держащие ее — все это было настолько ей знакомо, как будто это была она сама.
— Ты хочешь что-нибудь выпить? — спросил он. Она кивнула.
— Тогда давай попробуем где-нибудь найти тихое местечко.
Она спрятала свою руку.
— Я не уверена, что это хорошая идея.
— Я уверен, — он взял ее за локоть — Лора, прошу тебя.
От упоминания ее имени ее бросило в дрожь. Это не справедливо; все было так хорошо. Я уже забыла его. Непроизвольно она улыбнулась.
— Ты что? — спросил Поль. И она вспомнила, как раньше он всегда пытался узнать, что заставило ее улыбнуться и порадоваться вместе с ней.
— Мне казалось, я забыла тебя. И это абсурд. Он еще крепче сжал ее локоть:
— Мы можем подняться наверх. Они будут сервировать обед еще только через час.
Он посмотрел на Эмилию. Она собрала около себя кружок и выглядела очень счастливой. Поль понял, что она его не хватится. Он все еще держал Лору за локоть, и они вместе стали пробираться через толпу, расталкивая гостей, чтобы наконец выскользнуть из зала.
Люди на вечеринке были почти незнакомы Лоре. Ее рука, в том месте, где к ней прикасался Поль, горела, из-за давки в толпе их тела оказались прижатыми друг к другу. Потом они оторвались от толпы, оказались на лестнице, поднялись в столовую, почти полностью занимавшую третий этаж. Все было еще разорено, так как столы только готовили к приему четырех сотен гостей.
— Еще выше, — снова скомандовал Поль, и они взобрались через еще один широкий, покрытый ковром пролет, ведущий прямо в зал для танцев. В зале была полная тишина, оркестровые стойки и стулья ждали музыкантов, цветущие деревья бросали робкие тени в приглушенном свете. Поль подвел Лору к одному из диванов, стоящих вдоль стены, и она тут же забралась в угол, как маленькая девочка, поджав под себя ноги.
Он сел в другом углу дивана. Некоторое время они молчали.
— Прости меня, — произнес он в конце концов. — Все эти годы я собирался сказать тебе множество вещей, но сейчас они кажутся мне неуместными, кроме… прости меня. Я отвратительно повел себя с тобой, да мы все, мне очень хочется сказать тебе, как я виноват перед тобой за все это.
— Спасибо.
И снова они замолчали.
— Еще я хотел бы поздравить тебя, — сказал он. — Это замечательно, что ты приобрела все эти отели. И я понял, что один из них в Чикаго просто прелесть; Бен сказал Эллисон, что…
У Лоры закружилась голова
— Конечно, ты его не знаешь. Бен Гарднер. Муж Эллисон. Столько всего произошло… Бог мой, сколько лет… Бен хороший человек. Он мне нравится, хотя по некоторым причинам мы не настолько сблизились друг с другом, как я надеялся. Он вице-президент компании, и Эллисон передает мне новости, которые, по ее мнению, могут меня заинтересовать. Он сказал, что отель в Чикаго один из лучших в стране.
— Он прав, — холодно подтвердила Лора, и дрожь опять охватила ее. Бен и вся их семейка обсуждают ее. Она глубоко вздохнула и, отвернувшись от Поля, стала разглядывать комнату.
— А ты женился, — утвердительно произнесла она.
— Да, я не думал, что ты знаешь об этом.
— Моя подруга Джинни Старрет сказала.
— Я ее не знаю.
— Она знает Ленни.
Все эти имена, все эти события, все они неразделенные. Они были чужими.
— Ты очень красива, — сказал Поль, пытаясь найти путь к отступлению. — Ты всегда была прелестной, но сейчас ты еще более…
Ему хотелось сказать ей, что она выглядит более холеной, более далекой и холодной, но не смог. Вместо этого почти беспомощно он произнес:
— Ты постриглась.
Она улыбнулась в ответ на очевидность его комментария.
— Очень давно. Мне хотелось изменить свою внешность.
— Ты и выглядишь. Ты…
— Мне хотелось быть другой.
— Это сделает время. Она кивнула:
— Я не помню, когда сделала это. Я покидала Бостон, и все, кого я любила, отвернулись от меня. И я совсем не хотела быть собой. Это было слишком больно.
— Бог мой, — Поль наклонился к ней, протягивая руку. Ему хотелось обнять ее и держать в своих руках. Это было не просто сексуальное желание, нет, просто ему хотелось чем-то успокоить ее, утешить ту боль, которая чувствовалась в ее внешне спокойном голосе. Он уже почти чувствовал ее тело в своих руках, почти дотянулся до нее, но она охладила его, не заметив его прикосновения.
— Бритт сказал, что ты делаешь о нем фильм. Я не знала, что ты интересуешься этим… — Но тут же она прикусила язык. — Ты забросил фотографирование?
— Может быть, я когда-нибудь вернусь к фотографии, но сейчас меня полностью захватило кино. Это такая свобода, такая жизнь, о которой раньше я даже не догадывался. Ведь я могу в маленьком пространстве создавать целые миры, воспроизводить целые жизни…
Она посмотрела на него, и он тут же вспомнил, как было хорошо тогда, несколько лет назад, когда можно было рассказывать ей о своих мыслях и знать, что его обязательно поймут.
— Лора, создавать такие жизни — это удивительная вещь. Движение и покой, диалоги и молчание. Все это казалось таким неясным — по крайней мере, до тех пор, пока я не осознал, что можно использовать противоположности, показывая различные стороны человека или сцены, ту убийственную логику, признаваемую людьми, их иррациональное поведение, которому они следуют, когда им в голову приходит мысль, что нечто правдиво или ложно.
Затем наступила долгая тишина. Лора в изумлении поглядывала на Поля, вспоминая увлеченность, звучащую в его голосе. За все то время, что знала его, она никогда не замечала жившую в нем страсть к творчеству. Оуэну это понравилось бы, пришло ей в голову. Он сказал бы: «Я был прав, считая, что этому мальчишке лишь требуется некоторое время».
Но потом в ней опять всплыли последние слова Поля, они как бы повисли в воздухе между ними. Казалось, что они не смогут оторваться от своего прошлого, независимо от темы разговора, оно продолжает их опутывать.
— Расскажи мне о своих отелях, — произнес он наконец, — как ты приобрела их?
— Деньгами других.
— Один из первых уроков Оуэна, — Поль улыбнулся. — Тебе это нравится?
— Быть в долгах?
Он усмехнулся:
— Владеть отелями. Управлять ими. Теперь их улыбки встретились.
Лора быстро отвела взгляд, потом снова повернулась лицом к нему. Теперь оно было спокойно.
— Мне это очень нравится. Будто у тебя четыре прекрасных дома, по правде говоря, они еще не настолько прекрасны, но очень скоро такими станут.
— Ты их все модернизируешь?
— Мне не остается ничего другого. В них нечего сохранять, кроме фасада и чудесных вестибюлей. Пожалуй, еще коридоры: они существенно шире, чем те, которые строят теперь. Все остальное… У Оуэна были задумки, ты ведь знаешь. Целые годы мы работали над ними.
— Я знаю, — тихо ответил Поль.
— Они великолепны. Я немножечко их расширила. — Она усмехнулась: — Иногда значительно, но я полностью увлечена волнением от этих забот.
— Сейчас расширяешься?
Она рассказывала ему об отелях, о том, что она пытается сделать их, насколько это возможно, похожими на собственные дома, а потом стала рассказывать о людях, нанятых ею на работу, о тех, с кем она вместе работает. И было совсем неважно, что он принадлежит к семье Сэлинджеров и частью те, с кем она собирается управлять отелями, тоже принадлежали этой семье.
— Тебе нравится Нью-Йорк? — опять задал вопрос Поль.
— Я думаю, он мне нравится. Он уже почти полностью изменил меня. — Она снова улыбнулась. — Я стала быстрее говорить, стала быстрее двигаться, я даже стала быстрее дышать. Часто я прохожу вниз по улице, обгоняя людей, особенно во второй половине дня, во время ленча, когда почти все выходят на улицу, и частенько ловлю себя на мысли, что если что-то не происходит в Нью-Йорке, то это не происходит нигде. Тогда я ищу причину на пару деньков отправиться в Чикаго. У меня нет никакой возможности выяснить, нравится ли мне это или нет. Я не могу выкроить время задуматься над этим. Ты же знаешь, я выросла здесь, — при этих словах в ее голосе прозвучал вызов и пренебрежение, но он, казалось, не заметил этого, — а теперь все кажется настолько незнакомым, как будто я вовсе и не бывала здесь раньше. Когда-нибудь я найду время, чтобы ознакомиться с этим местом, но сейчас большую часть времени приходится проводить на работе.
— И это все, чего ты так хотела? Когда Оуэн обучал тебя гостиничному бизнесу, когда тебе хотелось быть владельцем хотя бы одного отеля, ведь это все, на что ты надеялась?
— Много больше. В этом есть что-то особенное, Поль. Чувство, что это твои собственные дома, в которых двери всегда открыты, и возможность замечать, что людям они нравятся. Знать, что я могу сделать их счастливыми и им будет очень уютно, дать им то, что им нравится, и то, что они запомнят. А потом, когда я вижу, что они возвращаются потому что помнят меня, потому что им хочется вернуться, я испытываю огромное наслаждение.
И смутившись, она схватилась рукой за лицо:
— Мне кажется, нам следует вернуться.
— Тебя ждут?
— Нет, — потом, не захотев, чтобы он узнал, насколько она одинока, она добавила: — Не этим вечером. У меня есть человек, с которым мы проводим массу времени, но на этой неделе он уехал из города… Но ведь твоя жена начнет интересоваться, где ты.
— Скорее всего, она не хватится меня до тех пор, пока не наступит время садиться обедать.
Лора внимательно посмотрела на него, ее лицо было бесстрастным.
— Чем занимается твоя жена?
— Она фотомодель. В основном работает в журналах. Она очень хороша.
— Тогда, возможно, я видела ее, не зная, кто она такая. Все это кажется таким странным. У вас есть дети?
— Нет. Эмилия не хочет… — Он на время замолчал, с неохотой показывая, будто жалуется. — Она полностью отдается своей карьере. Я думаю, это была неплохая идея. Лора, есть несколько вещей, которые я хотел бы сказать тебе…
— Расскажи поподробнее о своих фильмах, — попросила она. — Ты работаешь с кем-нибудь?
— Мой партнер Ларри Голд.
— Голд? Ты ведь знаешь его с колледжа?
— Да, как странно, что ты это помнишь.
Лора покачала головой. У нее не было никакого желания показать ему, что она помнит все, что было у них в прошлом.
— Расскажи мне о нем.
— Он делает коммерческие передачи на телевидении, но мы организовали отдельную компанию для документальных фильмов. — И он рассказал ей абсолютно все, начиная с того дня, когда он первый раз поговорил с Ларри о том, что хочет оставить фотографию, о провале их первого фильма и потом об идее создания фильма о Бритте Фарлее. — Он изумительно подходит для моей задумки — показать тайное лицо, скрывающееся за всем известным, или спрятанную сцену, находящуюся за той, которую видит каждый. — Он легко отвечал на задаваемые Лорой вопросы, и полностью поглощенные друг другом, они медленно сближались.
— А Лос-Анджелес? — продолжала спрашивать она. — Тебе там нравится?
— Не знаю, я чувствую то же самое, что и ты в Нью-Йорке: у меня совсем нет времени задуматься об этом. Это прекрасно и отвратительно, и все находится в этом промежутке. Это волнующе и следовало бы уделить этому внимание, но я не делаю этого из-за того, что слишком занят, а Эмилии это неинтересно. Я много думал о том, как мы вместе…
Наступила пауза. Он совсем не имел ничего в виду. Но он все-таки произнес это, и она сдалась.
— Вряд ли это можно назвать справедливым, не так ли? Или это нормально, что ты кружишься вокруг, подобно вору и счастливому охотнику, когда ты так благополучно женат?
— К черту это! — воскликнул он. — Когда мы садились на этот диван, я уже сказал, что очень виноват перед тобой…
— Но ты не сказал, что был не прав.
— Я не знаю, был ли не прав. Ты сказала мне…
— Тогда за что же ты извиняешься? К черту все это, если и ты и вся твоя семья не можете признать, что были не правы.
— Ты сама сказала, что Феликс прав! Или ты этого не помнишь? Я спросил, правда ли эго, и ты подтвердила. Я этою не забыл, и это было бы очень удобно, если…
— Я тоже не забыла, — ее голос был ледяным. — Но ты не хотел выяснить, что все это значило. Даже сейчас, когда ты сказал, что хочешь найти незнакомое лицо за общепризнанным и спрятанную сцену за… А не напоминает ли это тебе спрятанную историю? Или это не важно, если все происходит со знакомыми тебе людьми? Ты даже не мог предположить, что это было очень важно для меня, ты поверил Феликсу с его историей и помог своей семье вышвырнуть меня. Вышвырнуть меня из моего собственного дома!
Притихнув, Поль напряженно смотрел сквозь пустой зал.
— Ты права, я не пытался. — Он усмехнулся. — Мое эго было задето. Я подумал, что меня любят больше за мой успех, чем за меня самого.
— Ты не мог поверить в это. Особенно после того, что между нами было.
— Я не хотел верить в это. Но ты не дала мне повода поверить во что-нибудь еще.
— Тебе было недостаточно моей любви, ведь целых два года я принадлежала только тебе. Сколько раз мне нужно было доказывать тебе это?
— Только один раз, — холодно произнес он. — Но ты была слишком самонадеянна. Вы пришли ограбить нас и Бог знает что еще, но нам следовало бы сказать, что это не важно, ничего не было важным, кроме Лоры Фэрчайлд, утверждающей, что любит нас. Тебе не пришло в голову самой рассказать нам обо всем, а не ждать, пока мы принудим тебя к этому. Долгое время ты была вместе с нами, моя семья полюбила и приютила тебя, дала тебе образование, дом, дружбу… и я подарил тебе свою любовь. Но ты не доверяла и мне…
— И правильно делала. Я больше не могу доверять тебе.
— Ты этого не знаешь. Ты просто ушла, даже не попыталась прояснить ситуацию, помочь нам, когда мы чувствовали, что преданы и полностью запутались.
— Я была единственной обвиненной, — сердито проговорила Лора. — Ты не сможешь заставить твою семью выглядеть жертвами!
— В известной степени мы были такими же обвиненными, как и ты. Тебя обвинили в чем-то, ну и что? Множество людей обвиняют в разных вещах, и множество из них пытаются снять с себя обвинение, но не Лора Фэрчайлд! Почему? Ты слишком хороша для этого? Мы были должны поверить тебе на слово и никогда не сомневаться в твоих словах, потому что ты — это ты? Других причин не было? Я любил тебя! Неужели даже я не заслужил никакого объяснения?
— Ты имеешь в виду, что имел на это право?
— Все мы, включая тебя, имели право понять, что происходит с нами.
— И это было более важным, нежели доверие? Если вы не доверяли мне, какую пользу принесли бы мои оправдания? Ты до сих пор не доверяешь мне, и ты все еще не веришь, что твоя семья поступила несправедливо со мной.
— Это моя семья, Лора, и я не могу назвать их всех лжецами.
— Ты ведь назвал меня так, хотя я должна была стать твоей женой. Наступила пауза.
— Я мог бы поверить, если бы мне ты сказала, что я не прав.
— Доверие, — с яростью проговорила Лора, — помнишь, доверие? Я совсем не ожидала от своего будущего мужа, что… — но внезапно она прервала свои слова. — Теперь это совсем неважно. Это было слишком давно, да и что это может изменить теперь? У каждого из нас теперь своя собственная жизнь. Почему бы нам не оставить прошлое в покое?
Она встала:
— Я ухожу.
— Нет, подожди минуту. Лора, я виноват. Я совсем не имел это в виду. Нам следовало бы больше доверять друг другу, и тебе нужно было доверять мне так же, как я тебе. Может быть, мы были слишком молоды. Но теперь это не имеет значения, это не помешает нам поговорить и узнать, что мы чувствуем друг к другу.
— Я совсем не хочу этого знать. Это не приведет ни к чему хорошему. Мне никогда не удастся освободиться от прошлого, и кроме того, ты уже женат, а у меня слишком много работы. Теперь у меня своя собственная жизнь, у меня есть брат, мужчина, который хочет жениться на мне. У меня тоже есть семья!
Она сжала губы. Ее голос срывался, и вся она дрожала. Поль стоял напротив нее, и она почувствовала, как ее притягивает к нему, чувствовала, как его руки обнимали ее, чувствовала прикосновение его губ к своим, помнила эти черные глаза, которые так волновали ее и заставляли чувствовать себя в полной безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
От полученного шока у Лоры распахнулись глаза. Наполненная толпой комната куда-то поплыла, и она крепко схватилась за руку Фарлея.
Бритт не заметил этого.
— Вы знаете, что только вы двое не лижете мне задницу. Для меня это значит много. Все ведут себя так, как будто я куча мусора, но вы не такие, и мне это нравится. Поэтому вам следует быть друзьями. Поль, не хотел бы ты угостить прекрасную даму чем-нибудь?
Лора взяла его за руку.
— Великолепно, — заявил Фарлей. Его внимание полностью было отвлечено кем-то, и он позволил себя увести.
Гул толпы еще усилился. Лора и Поль стояли, не шелохнувшись, крепко держа друг друга за руки. Ей подумалось, что он выглядит намного старше: морщинки на лице проявились еще резче, из-за чего оно выглядело еще уже и казалось тяжеловатым. Но он был еще красивее, чем ей запомнилось, и еще выше, его волосы стали непослушнее, а кожа еще темнее. Его руки — эти длинные чувствительные пальцы, держащие ее — все это было настолько ей знакомо, как будто это была она сама.
— Ты хочешь что-нибудь выпить? — спросил он. Она кивнула.
— Тогда давай попробуем где-нибудь найти тихое местечко.
Она спрятала свою руку.
— Я не уверена, что это хорошая идея.
— Я уверен, — он взял ее за локоть — Лора, прошу тебя.
От упоминания ее имени ее бросило в дрожь. Это не справедливо; все было так хорошо. Я уже забыла его. Непроизвольно она улыбнулась.
— Ты что? — спросил Поль. И она вспомнила, как раньше он всегда пытался узнать, что заставило ее улыбнуться и порадоваться вместе с ней.
— Мне казалось, я забыла тебя. И это абсурд. Он еще крепче сжал ее локоть:
— Мы можем подняться наверх. Они будут сервировать обед еще только через час.
Он посмотрел на Эмилию. Она собрала около себя кружок и выглядела очень счастливой. Поль понял, что она его не хватится. Он все еще держал Лору за локоть, и они вместе стали пробираться через толпу, расталкивая гостей, чтобы наконец выскользнуть из зала.
Люди на вечеринке были почти незнакомы Лоре. Ее рука, в том месте, где к ней прикасался Поль, горела, из-за давки в толпе их тела оказались прижатыми друг к другу. Потом они оторвались от толпы, оказались на лестнице, поднялись в столовую, почти полностью занимавшую третий этаж. Все было еще разорено, так как столы только готовили к приему четырех сотен гостей.
— Еще выше, — снова скомандовал Поль, и они взобрались через еще один широкий, покрытый ковром пролет, ведущий прямо в зал для танцев. В зале была полная тишина, оркестровые стойки и стулья ждали музыкантов, цветущие деревья бросали робкие тени в приглушенном свете. Поль подвел Лору к одному из диванов, стоящих вдоль стены, и она тут же забралась в угол, как маленькая девочка, поджав под себя ноги.
Он сел в другом углу дивана. Некоторое время они молчали.
— Прости меня, — произнес он в конце концов. — Все эти годы я собирался сказать тебе множество вещей, но сейчас они кажутся мне неуместными, кроме… прости меня. Я отвратительно повел себя с тобой, да мы все, мне очень хочется сказать тебе, как я виноват перед тобой за все это.
— Спасибо.
И снова они замолчали.
— Еще я хотел бы поздравить тебя, — сказал он. — Это замечательно, что ты приобрела все эти отели. И я понял, что один из них в Чикаго просто прелесть; Бен сказал Эллисон, что…
У Лоры закружилась голова
— Конечно, ты его не знаешь. Бен Гарднер. Муж Эллисон. Столько всего произошло… Бог мой, сколько лет… Бен хороший человек. Он мне нравится, хотя по некоторым причинам мы не настолько сблизились друг с другом, как я надеялся. Он вице-президент компании, и Эллисон передает мне новости, которые, по ее мнению, могут меня заинтересовать. Он сказал, что отель в Чикаго один из лучших в стране.
— Он прав, — холодно подтвердила Лора, и дрожь опять охватила ее. Бен и вся их семейка обсуждают ее. Она глубоко вздохнула и, отвернувшись от Поля, стала разглядывать комнату.
— А ты женился, — утвердительно произнесла она.
— Да, я не думал, что ты знаешь об этом.
— Моя подруга Джинни Старрет сказала.
— Я ее не знаю.
— Она знает Ленни.
Все эти имена, все эти события, все они неразделенные. Они были чужими.
— Ты очень красива, — сказал Поль, пытаясь найти путь к отступлению. — Ты всегда была прелестной, но сейчас ты еще более…
Ему хотелось сказать ей, что она выглядит более холеной, более далекой и холодной, но не смог. Вместо этого почти беспомощно он произнес:
— Ты постриглась.
Она улыбнулась в ответ на очевидность его комментария.
— Очень давно. Мне хотелось изменить свою внешность.
— Ты и выглядишь. Ты…
— Мне хотелось быть другой.
— Это сделает время. Она кивнула:
— Я не помню, когда сделала это. Я покидала Бостон, и все, кого я любила, отвернулись от меня. И я совсем не хотела быть собой. Это было слишком больно.
— Бог мой, — Поль наклонился к ней, протягивая руку. Ему хотелось обнять ее и держать в своих руках. Это было не просто сексуальное желание, нет, просто ему хотелось чем-то успокоить ее, утешить ту боль, которая чувствовалась в ее внешне спокойном голосе. Он уже почти чувствовал ее тело в своих руках, почти дотянулся до нее, но она охладила его, не заметив его прикосновения.
— Бритт сказал, что ты делаешь о нем фильм. Я не знала, что ты интересуешься этим… — Но тут же она прикусила язык. — Ты забросил фотографирование?
— Может быть, я когда-нибудь вернусь к фотографии, но сейчас меня полностью захватило кино. Это такая свобода, такая жизнь, о которой раньше я даже не догадывался. Ведь я могу в маленьком пространстве создавать целые миры, воспроизводить целые жизни…
Она посмотрела на него, и он тут же вспомнил, как было хорошо тогда, несколько лет назад, когда можно было рассказывать ей о своих мыслях и знать, что его обязательно поймут.
— Лора, создавать такие жизни — это удивительная вещь. Движение и покой, диалоги и молчание. Все это казалось таким неясным — по крайней мере, до тех пор, пока я не осознал, что можно использовать противоположности, показывая различные стороны человека или сцены, ту убийственную логику, признаваемую людьми, их иррациональное поведение, которому они следуют, когда им в голову приходит мысль, что нечто правдиво или ложно.
Затем наступила долгая тишина. Лора в изумлении поглядывала на Поля, вспоминая увлеченность, звучащую в его голосе. За все то время, что знала его, она никогда не замечала жившую в нем страсть к творчеству. Оуэну это понравилось бы, пришло ей в голову. Он сказал бы: «Я был прав, считая, что этому мальчишке лишь требуется некоторое время».
Но потом в ней опять всплыли последние слова Поля, они как бы повисли в воздухе между ними. Казалось, что они не смогут оторваться от своего прошлого, независимо от темы разговора, оно продолжает их опутывать.
— Расскажи мне о своих отелях, — произнес он наконец, — как ты приобрела их?
— Деньгами других.
— Один из первых уроков Оуэна, — Поль улыбнулся. — Тебе это нравится?
— Быть в долгах?
Он усмехнулся:
— Владеть отелями. Управлять ими. Теперь их улыбки встретились.
Лора быстро отвела взгляд, потом снова повернулась лицом к нему. Теперь оно было спокойно.
— Мне это очень нравится. Будто у тебя четыре прекрасных дома, по правде говоря, они еще не настолько прекрасны, но очень скоро такими станут.
— Ты их все модернизируешь?
— Мне не остается ничего другого. В них нечего сохранять, кроме фасада и чудесных вестибюлей. Пожалуй, еще коридоры: они существенно шире, чем те, которые строят теперь. Все остальное… У Оуэна были задумки, ты ведь знаешь. Целые годы мы работали над ними.
— Я знаю, — тихо ответил Поль.
— Они великолепны. Я немножечко их расширила. — Она усмехнулась: — Иногда значительно, но я полностью увлечена волнением от этих забот.
— Сейчас расширяешься?
Она рассказывала ему об отелях, о том, что она пытается сделать их, насколько это возможно, похожими на собственные дома, а потом стала рассказывать о людях, нанятых ею на работу, о тех, с кем она вместе работает. И было совсем неважно, что он принадлежит к семье Сэлинджеров и частью те, с кем она собирается управлять отелями, тоже принадлежали этой семье.
— Тебе нравится Нью-Йорк? — опять задал вопрос Поль.
— Я думаю, он мне нравится. Он уже почти полностью изменил меня. — Она снова улыбнулась. — Я стала быстрее говорить, стала быстрее двигаться, я даже стала быстрее дышать. Часто я прохожу вниз по улице, обгоняя людей, особенно во второй половине дня, во время ленча, когда почти все выходят на улицу, и частенько ловлю себя на мысли, что если что-то не происходит в Нью-Йорке, то это не происходит нигде. Тогда я ищу причину на пару деньков отправиться в Чикаго. У меня нет никакой возможности выяснить, нравится ли мне это или нет. Я не могу выкроить время задуматься над этим. Ты же знаешь, я выросла здесь, — при этих словах в ее голосе прозвучал вызов и пренебрежение, но он, казалось, не заметил этого, — а теперь все кажется настолько незнакомым, как будто я вовсе и не бывала здесь раньше. Когда-нибудь я найду время, чтобы ознакомиться с этим местом, но сейчас большую часть времени приходится проводить на работе.
— И это все, чего ты так хотела? Когда Оуэн обучал тебя гостиничному бизнесу, когда тебе хотелось быть владельцем хотя бы одного отеля, ведь это все, на что ты надеялась?
— Много больше. В этом есть что-то особенное, Поль. Чувство, что это твои собственные дома, в которых двери всегда открыты, и возможность замечать, что людям они нравятся. Знать, что я могу сделать их счастливыми и им будет очень уютно, дать им то, что им нравится, и то, что они запомнят. А потом, когда я вижу, что они возвращаются потому что помнят меня, потому что им хочется вернуться, я испытываю огромное наслаждение.
И смутившись, она схватилась рукой за лицо:
— Мне кажется, нам следует вернуться.
— Тебя ждут?
— Нет, — потом, не захотев, чтобы он узнал, насколько она одинока, она добавила: — Не этим вечером. У меня есть человек, с которым мы проводим массу времени, но на этой неделе он уехал из города… Но ведь твоя жена начнет интересоваться, где ты.
— Скорее всего, она не хватится меня до тех пор, пока не наступит время садиться обедать.
Лора внимательно посмотрела на него, ее лицо было бесстрастным.
— Чем занимается твоя жена?
— Она фотомодель. В основном работает в журналах. Она очень хороша.
— Тогда, возможно, я видела ее, не зная, кто она такая. Все это кажется таким странным. У вас есть дети?
— Нет. Эмилия не хочет… — Он на время замолчал, с неохотой показывая, будто жалуется. — Она полностью отдается своей карьере. Я думаю, это была неплохая идея. Лора, есть несколько вещей, которые я хотел бы сказать тебе…
— Расскажи поподробнее о своих фильмах, — попросила она. — Ты работаешь с кем-нибудь?
— Мой партнер Ларри Голд.
— Голд? Ты ведь знаешь его с колледжа?
— Да, как странно, что ты это помнишь.
Лора покачала головой. У нее не было никакого желания показать ему, что она помнит все, что было у них в прошлом.
— Расскажи мне о нем.
— Он делает коммерческие передачи на телевидении, но мы организовали отдельную компанию для документальных фильмов. — И он рассказал ей абсолютно все, начиная с того дня, когда он первый раз поговорил с Ларри о том, что хочет оставить фотографию, о провале их первого фильма и потом об идее создания фильма о Бритте Фарлее. — Он изумительно подходит для моей задумки — показать тайное лицо, скрывающееся за всем известным, или спрятанную сцену, находящуюся за той, которую видит каждый. — Он легко отвечал на задаваемые Лорой вопросы, и полностью поглощенные друг другом, они медленно сближались.
— А Лос-Анджелес? — продолжала спрашивать она. — Тебе там нравится?
— Не знаю, я чувствую то же самое, что и ты в Нью-Йорке: у меня совсем нет времени задуматься об этом. Это прекрасно и отвратительно, и все находится в этом промежутке. Это волнующе и следовало бы уделить этому внимание, но я не делаю этого из-за того, что слишком занят, а Эмилии это неинтересно. Я много думал о том, как мы вместе…
Наступила пауза. Он совсем не имел ничего в виду. Но он все-таки произнес это, и она сдалась.
— Вряд ли это можно назвать справедливым, не так ли? Или это нормально, что ты кружишься вокруг, подобно вору и счастливому охотнику, когда ты так благополучно женат?
— К черту это! — воскликнул он. — Когда мы садились на этот диван, я уже сказал, что очень виноват перед тобой…
— Но ты не сказал, что был не прав.
— Я не знаю, был ли не прав. Ты сказала мне…
— Тогда за что же ты извиняешься? К черту все это, если и ты и вся твоя семья не можете признать, что были не правы.
— Ты сама сказала, что Феликс прав! Или ты этого не помнишь? Я спросил, правда ли эго, и ты подтвердила. Я этою не забыл, и это было бы очень удобно, если…
— Я тоже не забыла, — ее голос был ледяным. — Но ты не хотел выяснить, что все это значило. Даже сейчас, когда ты сказал, что хочешь найти незнакомое лицо за общепризнанным и спрятанную сцену за… А не напоминает ли это тебе спрятанную историю? Или это не важно, если все происходит со знакомыми тебе людьми? Ты даже не мог предположить, что это было очень важно для меня, ты поверил Феликсу с его историей и помог своей семье вышвырнуть меня. Вышвырнуть меня из моего собственного дома!
Притихнув, Поль напряженно смотрел сквозь пустой зал.
— Ты права, я не пытался. — Он усмехнулся. — Мое эго было задето. Я подумал, что меня любят больше за мой успех, чем за меня самого.
— Ты не мог поверить в это. Особенно после того, что между нами было.
— Я не хотел верить в это. Но ты не дала мне повода поверить во что-нибудь еще.
— Тебе было недостаточно моей любви, ведь целых два года я принадлежала только тебе. Сколько раз мне нужно было доказывать тебе это?
— Только один раз, — холодно произнес он. — Но ты была слишком самонадеянна. Вы пришли ограбить нас и Бог знает что еще, но нам следовало бы сказать, что это не важно, ничего не было важным, кроме Лоры Фэрчайлд, утверждающей, что любит нас. Тебе не пришло в голову самой рассказать нам обо всем, а не ждать, пока мы принудим тебя к этому. Долгое время ты была вместе с нами, моя семья полюбила и приютила тебя, дала тебе образование, дом, дружбу… и я подарил тебе свою любовь. Но ты не доверяла и мне…
— И правильно делала. Я больше не могу доверять тебе.
— Ты этого не знаешь. Ты просто ушла, даже не попыталась прояснить ситуацию, помочь нам, когда мы чувствовали, что преданы и полностью запутались.
— Я была единственной обвиненной, — сердито проговорила Лора. — Ты не сможешь заставить твою семью выглядеть жертвами!
— В известной степени мы были такими же обвиненными, как и ты. Тебя обвинили в чем-то, ну и что? Множество людей обвиняют в разных вещах, и множество из них пытаются снять с себя обвинение, но не Лора Фэрчайлд! Почему? Ты слишком хороша для этого? Мы были должны поверить тебе на слово и никогда не сомневаться в твоих словах, потому что ты — это ты? Других причин не было? Я любил тебя! Неужели даже я не заслужил никакого объяснения?
— Ты имеешь в виду, что имел на это право?
— Все мы, включая тебя, имели право понять, что происходит с нами.
— И это было более важным, нежели доверие? Если вы не доверяли мне, какую пользу принесли бы мои оправдания? Ты до сих пор не доверяешь мне, и ты все еще не веришь, что твоя семья поступила несправедливо со мной.
— Это моя семья, Лора, и я не могу назвать их всех лжецами.
— Ты ведь назвал меня так, хотя я должна была стать твоей женой. Наступила пауза.
— Я мог бы поверить, если бы мне ты сказала, что я не прав.
— Доверие, — с яростью проговорила Лора, — помнишь, доверие? Я совсем не ожидала от своего будущего мужа, что… — но внезапно она прервала свои слова. — Теперь это совсем неважно. Это было слишком давно, да и что это может изменить теперь? У каждого из нас теперь своя собственная жизнь. Почему бы нам не оставить прошлое в покое?
Она встала:
— Я ухожу.
— Нет, подожди минуту. Лора, я виноват. Я совсем не имел это в виду. Нам следовало бы больше доверять друг другу, и тебе нужно было доверять мне так же, как я тебе. Может быть, мы были слишком молоды. Но теперь это не имеет значения, это не помешает нам поговорить и узнать, что мы чувствуем друг к другу.
— Я совсем не хочу этого знать. Это не приведет ни к чему хорошему. Мне никогда не удастся освободиться от прошлого, и кроме того, ты уже женат, а у меня слишком много работы. Теперь у меня своя собственная жизнь, у меня есть брат, мужчина, который хочет жениться на мне. У меня тоже есть семья!
Она сжала губы. Ее голос срывался, и вся она дрожала. Поль стоял напротив нее, и она почувствовала, как ее притягивает к нему, чувствовала, как его руки обнимали ее, чувствовала прикосновение его губ к своим, помнила эти черные глаза, которые так волновали ее и заставляли чувствовать себя в полной безопасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89