— Я позвоню тебе. Идемте, Тор.
Мужчины снова пожали руки друг другу.
— Дурацкий обычай, — пробормотал Поль, когда Ленни с молодым человеком ушли. — Почему я должен дважды жать руку человеку, которого совсем не знаю, и е которым не обмолвился ни еловом, и, если моя тетка не имеет ничего против, которого никогда больше не увижу?
— Она немного старше его, — осторожно заметила Эмилия.
Поль рассмеялся:
— Это он для нее немного молод.
— Не понимаю.
— У него еще на губах молоко не обсохло. Ты заметила, как он на нее смотрел? Я не догадывался, что Ленин не хватает мужчин, хотя, видит Бог, она заслуживает их, но ей нужен мужчина, который бы подходил ей по интеллекту и уму, а не этот жалкий мальчишка, который думает, что переживает роман века.
— Откуда тебе это известно? Ты видел их всего две минуты.
В каждом событии увидеть его подоплеку.
— Мне так показалось.
Они сделали еще несколько шагов и подошли к малоприметной двери около входа в отель и вошли в ресторан.
— Бедная Ленни, — неожиданно сказала Эмилия. — Я думаю, что это все очень грустно. Поль быстро взглянул на нее:
— Почему грустно?
Она сняла сапоги и протянула их гардеробщику, потом сунула ноги в вечерние туфли.
— Потому что она должна иметь все, что захочет, а не то, что может сама достать. Никто не должен заниматься этим.
— А если у нее нет выбора?
— Ну, мы этого не знаем, верно? Во всяком случае, если женщина ждет очень долго, в конце концов, ее мечты сбываются. Я верю в это.
Метрдотель тепло приветствовал Поля и повел их к столику.
— Ты имеешь в виду, — спросил Поль, — что женщины заставляют их сбываться?
Она отрицательно покачала головой:
— Для этого женщине не надо быть агрессивной, решительной; она должна просто верить и ждать, что все, о чем она мечтает, сбудется. Конечно, она должна быть достаточно умна, чтобы понять, что плывет ей в руки, а иногда и ускорить ход событий, если возникает удачная ситуация, но в большинстве случаев нужно уметь ждать и смотреть в оба.
Поль вспомнил о Лоре. Интересно, что она делает сейчас, подумал он. Чем бы она ни занималась, он был уверен, что она не будет ждать. Она будет действовать.
Но в словах Эмилии был определенный смысл, думал он. И действительно, она ждала в Риме, пока он не нашел ее, она ждала, пока он не начал фотографировать ее, и она согласилась с его мнением, как и какие фотографии делать; и наконец, она почти стала фотомоделью в журнале «Ай» и агентстве «Маркен».
В голову ему пришла еще одна мысль, заставившая его улыбнуться.
— Ты что?
— Я спрашиваю себя, считаешь ли ты, что я плыву тебе в руки?
Она покраснела:
— Я предпочитаю, чтобы ты был у меня в сердце.
— Отлично вышла из положения, — пробормотал он. Официант принес бутылку шампанского «Дом Периньон», и Поль рассеянно смотрел, как он открывает ее.
— Я хочу пригласить Ленни выпить вместе чаю.
— Ты хочешь, чтобы я при этом была?
— Нет, не думаю, что это нужно.
Он задумчиво посмотрел на нее. В бледно-голубом шелковом платье и сапфировом ожерелье на шее, которое он купил ей в Париже, она чувствовала себя как рыба в воде в расслабляющей роскоши зала. Эгоистичная и упрямая, она тем не менее могла испытывать сочувствие к другим, что делало ее более желанной, чем ее уступчивость и красота. А сейчас, когда он вспомнил сцену встречи с теткой, выходящей из отеля, Эмилия показалась ему ближе и желанней, чем когда-либо. Она была права: за этим крылась ужасная грусть, а еще, догадывался Поль, безжалостные, длинные, одинокие дни, а может, годы ожидания чего-то хорошего, нужного, подходящего.
— Но я скажу тебе, что я действительно хочу. — Он наклонился к ней и взял руку Эмилии в свою. — Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
ГЛАВА 17
Ресторан «Девяносто пять» возвышался над Чикаго, располагаясь на девяносто пятом этаже «Центра Джона Хэнкока», что стоит на вершине холма. С этого величественного возвышения огни города, оранжевые и яркие с земли, становились похожими на янтарные гирлянды, заплетенные в кольца, а кое-где казались длинными диагональными полосами, которые тянулись от линии горизонта до темных, беспокойных вод озера Мичиган. Именно здесь, на самой вершине «Центра Хэнкока» Уэс Карриер устраивал коктейли и ужин на двести персон, чтобы встретить Новый год и, что более важно, отметить покупку отеля «Чикаго Сэлинджер» новой корпорацией «Оул».
Название придумала Лора. Вначале Карриер был против.
— Это звучит как шутка. Это будет действовать, как красная тряпка, на банкиров, когда ты обратишься к ним за финансовой поддержкой.
— Мне оно нравится, — решительно заявила Лора. — Именно потому, что это и есть шутка, моя шутка, и мне это важно.
Карриер задумчиво смотрел на нее.
— Оу — это первые буквы от Оуэна, — сказал он после паузы. — Л — от Лоры. Я понимаю, почему тебе нравится это название, но сейчас не время шутить: ставки очень высоки.
— Пожалуйста, Уэс, — сказала она. — Символы очень важны для меня. Я хочу оставить именно это название. И оно осталось.
Смирившись с названием «Оул корпорейшн», Карриер стал помогать Лоре пройти все юридические процедуры, которые превратили компанию в корпорацию. Затем он решил вопрос с финансированием покупки отеля, вложив собственные девять миллионов долларов.
Деньги были поделены: Карриеру досталась одна половина отеля стоимостью в четыре с половиной миллиона, остальные четыре с половиной миллиона долларов он дал взаймы Лоре, чтобы она выкупила вторую половину. Их вложения давали также каждому из них по пятьдесят процентов «Оул корпорейшн». Таким образом, первым долгом Лоры был долг Карриеру на четыре с половиной миллиона долларов.
Карриер спланировал свои командировки таким образом, что, как только Лора переехала в Чикаго, он был с ней очень часто, помогая ей в новой работе. Они еще два раза проводили вместе выходные в Нью-Йорке после их первой встречи там, а всю неделю Лора металась между Чикаго и «Дарнтоном», где помогала Келли и Джону обучать нового помощника управляющего. Карриер и Лора нашли архитектора, и она работала с ним, когда находилась в Чикаго, над изготовлением эскизов для реставрации отеля, опираясь на детальные планы, над которыми когда-то работала с Оуэном. Потом они с Карриером взяли эскизы и отнесли их банкиру, которого Карриер хорошо знал и который, в свою очередь, дал им поручительство и строительные кредиты на покупку и реставрацию отеля «Чикаго Сэлинджер», осуществляемые «Оул корпорейшн». Таким образом, второй долг Лоры был банкиру в размере двадцати миллионов долларов.
Как только деньги были получены, Карриер поручил своему помощнику начать переговоры о покупке отеля, но так, чтобы имя Лоры в них не упоминалось.
Было хорошо известно, что начиная с лета Феликс уже искал покупателя для своего отеля, то есть еще до того момента, как суд вынес решение о завещании его отца. Но два потенциальных покупателя приобрели другие здания, и к концу осени он был сердит на своего агента по продаже недвижимости, в ссоре со своим банкиром и раздражен тем, что он называл мертвым рынком недвижимости Чикаго. Все это тоже было хорошо известно. И поэтому, когда помощник Карриера начал переговоры с чикагским агентством по недвижимости, он смог купить «Чикаго Сэлинджер» за девять миллионов долларов, а не за десять, как предполагал Карриер, с условием немедленного вступления в права владения. Кстати, здание пустовало уже шесть месяцев, после того как Феликс закрыл отель.
Имя Лоры не фигурировало ни в переговорах, ни в документах по купле-продаже отеля. Ее чикагский адвокат представлял ее на встречах с адвокатом Феликса, все делалось от имени «Оул корпорейшн», и когда Карриер представил ее чикагским финансистам, он сказал им, что она будет управляющим отеля, принадлежащего этой корпорации. Лора была уверена, что со временем Феликс выяснит, кому принадлежит корпорация, но сейчас это была тайна. И она намеревалась хранить ее как можно дольше, чтобы успеть за это время найти способы получить другие отели Оуэна.
— Вы понимаете, что название отеля должно быть изменено, — адвокат Феликса сказал адвокату Лоры, когда они подписывали десятки документов своих уважаемых нанимателей. — Корпорация «Оул» больше не может пользоваться фамилией Сэлинджер.
— Мы и не собираемся этого делать, — ответил тот.
— А какое будет новое название? — поинтересовался адвокат Феликса.
— Оно еще не выбрано.
Оно, конечно, уже было выбрано, но знали его только Лора и Карриер. С самого начала она знала, что он будет называться «Бикон-Хилл». И каждый отель, который она сможет купить, с этого самого момента будет иметь то же самое название. Единственной разницей между ними будет название города.
Итак, по указанию Карриера, шеф-повар ресторана «Девяносто пять» сделал торт на Новый год в форме старого здания «Чикаго Сэлинджер» с надписью золотом «Чикаго Бикон-Хилл» над входом и совой, сидящей на его крыше. Торт стоял на столе в фойе; это было первое, что видели гости, собравшиеся к десяти часам. Мужчины были в черных «бабочках», а изящные женщины — в бриллиантах, которые сияли у них в ушах и на шеях. Они вертелись вокруг квадратного, покрытого сахарной глазурью торта, как дети у витрины магазина игрушек, и с трудом могли оторваться от него, чтобы поздороваться с хозяином приема, который стоял вместе с Лорой и Клэем у входа в обеденный зал. Клэй шептал Лоре:
— Сова — это моя идея, но это между нами. Уэс придумал золотые буквы. Он только о золоте и думает.
— Получилось очень хорошо, — пробормотала Лора, ожидая, когда следующий приглашенный подойдет для представления ей. — Спасибо, Клэй.
— Это мелочь, — скромно ответил он. — Раз я собираюсь стать помощником управляющего самого шикарного отеля «Чикаго Бикон-Хилл», я должен стараться, чтобы мой начальник был всегда доволен.
Он поймал взгляд Мирны, которая находилась в другом конце комнаты, и подмигнул ей. Он был счастлив.
— Лора! Разреши мне представить… — сказал Карриер, знакомя ее с одним из своих чикагских друзей, представляя ее как будущего управляющего «Бикон-Хилл». Лора пожала руку и улыбнулась.
— Чудесно, моя дорогая. Просто великолепно, — сказал гость, беря ее руку в свои и заглядывая ей в лицо. — И ты тоже, Уэс, выглядишь хорошо. Хотел бы и я так выглядеть в «бабочке», а не быть похожим на полуживого попугая без кровинки в лице. Ты здорово умеешь носить ее. И дама твоя мне нравится, очень нравится.
Он наклонил голову набок, оценивающе глядя на Лору, и Карриер на мгновение увидел Лору глазами своего друга.
Она выглядела лучше, чем когда-либо за те шесть месяцев, что он знал ее. Она не была уже такая худая, хотя все еще очень худенькая. Ее лицо было оживлено, хотя часто все еще бывало снова замкнутым, а он хотел видеть на ее лице только удовольствие, радость, улыбку и любовь. Она была в узком платье из белого атласа, с длинными рукавами и глубоким вырезом, с ожерельем из аметистов неправильной формы, а у края выреза была приколота брошь в виде ириса, сделанного из голубого опала с золотой серединкой. За свою жизнь Карриер подарил своим женщинам немало драгоценностей и умел отличать хорошую вещь, если таковую видел Брошь Лоры была очень красивой. Он не стал спрашивать о ней Лору — он строго придерживался правила: никогда не спрашивать, откуда у женщины ее драгоценности, — но Лора сама рассказала ему, что подарил ей эту брошь Оуэн. Как подарок его нельзя было сравнить с тем наследством, которое он ей оставил, но оттого, что брошь была подарком очень личным, Карриер осознал, насколько глубока была любовь к Лоре у Оуэна Сэлинджера.
Он обнял Лору за талию с таким видом собственника, что не заметить этого было нельзя. И когда Лора в ответ немного прижалась к нему, он почувствовал гордость, что обладает ею. Карриер давно не испытывал таких чувств к женщине. Он хотел дать ей и делать для нее все на свете, снять любое бремя с ее плеч и взять на себя любые проблемы, чтобы ей ничего не оставалось делать, как только опереться на него и отрешиться навсегда от напряженного взгляда, который замораживал ее черты и не давал полностью раскрыться ее истинной красоте.
— Итак, Уэс… — Гость, заметив руку Карриера, обнимающую Лору за талию, наконец, выпустил ее руку из своих. — Приятно было увидеть тебя снова. Ты в городе надолго? Как насчет ужина вместе?
Пока они договаривались, Лора взглянула через дверь на окна в зале ресторана, которые занимали целую стену. Когда гость отошел, она спросила:
— Никто не будет возражать, если мы немного посмотрим на вид из окон?
— Это твой день, ты можешь делать что хочешь. Я думаю, что все в сборе.
Все еще обнимая ее, он вошел вместе с ней в зал, где группы людей стояли вокруг столов, сервированных хрусталем и фарфоровой посудой в серебре. В центре каждого стола стоял букет гибискусов, а там, где должны были сидеть женщины, стояли отдельные букетики. Большинство гостей собралось в комнате отдыха, которая находилась в нескольких шагах от главного зала, там играл пианист, а два бармена готовили напитки. Но Лору привлекали окна, которые шли от пола до потолка и из которых открывалась панорама оранжевых уличных огней, люминесцентных огней в окнах служебных зданий и белых огней в окнах жилых домов. Город казался игрушечным и резко выделялся на фоне черного пространства озера.
— Ты уже часть этого мира, — сказал ей Карриер. Он стоял за ее спиной, держа руку чуть ниже ее груди. — И ты сделаешь так, чтобы он стал твоим целиком.
Лора прижалась к нему, как и раньше, оперевшись на его сильное тело. В нем не было ничего от худощавого Поля с его нервной энергией; Уэс был почти вдвое старше Поля, человеком, сделавшим карьеру совершенно самостоятельно, решительным и сильным, целенаправленным и абсолютно уверенным в себе.
И даже если он иногда подавлял независимость Лоры, бывал слишком прямолинейным, слишком предсказуемым для нее и ее пристрастия к людям с более сложным характером, он был ей надежным другом, постоянным и заслуживающим доверия. И она знала, что нет ничего более важного и ценного, чем это, если она действительно хотела иметь человека, на которого можно было положиться.
Он был добр даже к Клэю, подумала Лора, взглянув через зал на своего брата, который в этот момент поднимал бокал шампанского в честь Мирны. Карриер не особенно любил молодежь, которая не соответствовала его представлениям о зрелости и чувстве ответственности, но ради нее он стал учить, Клэя некоторым премудростям международных банковских операций и торговли, а Клэй, завороженный размахом сделок, не говоря уже о другом, впитывал их в себя. И ради Лоры он делал даже больше: он учился.
Впервые Клэй хотел прочесть книгу или даже десяток книг, если этого хотела Лора, он даже не сердился, когда Лора проверяла его знания. Он выполнял практически все, что она велела ему делать, и только потому, что она пообещала ему работу помощника управляющего в новом отеле, но при условии, если он сможет быстро и многому научиться, прибавив к тому, что уже успел усвоить в Бостоне, Филадельфии и работая в «Дарнтоне». Поэтому он читал книги, занимался и почти не возражал, частично из-за самой Лоры и ее любви к нему, но и потому — и он вынужден был это признать, — что Мирна действительно гордилась им и не уставала ему это говорить.
— Ты еще станешь биржевым магнатом, — ликовала она, и Клэй был не против ее восторга по поводу его новой работы, потому что, как только она о ней услышала, она стала еще более страстной, чем когда-либо.
Кроме того, и тоже, может быть, впервые в жизни, Клэй никому не завидовал; он больше не чувствовал, что жизнь проходит мимо него. «Наверное, я счастлив», — думал он.
«Все счастливы», — размышляла Лора, глядя на огни Чикаго и прислушиваясь к фортепьянной музыке, переплетавшейся с шумом голосов в ресторане. Все счастливы. Перед ее глазами возникло улыбающееся лицо Оуэна, она почувствовала прикосновение его руки у себя на волосах. Дорогой Оуэн, это твой день; ты должен был быть здесь, чтобы увидеть, что твои мечты, сбылись.
— Ты витаешь в облаках, — сказал Карриер, прижавшись губами к ее уху. — Скажи мне, о чем ты думаешь.
— О мечтах, — ответила она. Она положила руку поверх его, ее пальцы лежали поверх коротких и сильных пальцев Карриера. — Оуэна и моих.
— И моих тоже, — сказал он — Не отделяй меня от себя, Лора.
— Не буду.
Но тем не менее это были мечты Оуэна, они принадлежали только им двоим, и она почувствовала, что ей не хватает его. Как бы она хотела видеть, как он ходит среди гостей, возвышаясь над ними, его усы шевелились бы, когда он разговаривал, он оценивающе разглядывал бы гостей, запоминая их шутки и слова, чтобы потом они с Лорой могли посмеяться, как они делали не раз в Бикон-Хилл и на Кейп-Коде.
Но это была уже другая его мечта: разделить оставшиеся годы с тем, кого он любил и мог научить, чтобы тот осуществил другие его мечты после его смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Мужчины снова пожали руки друг другу.
— Дурацкий обычай, — пробормотал Поль, когда Ленни с молодым человеком ушли. — Почему я должен дважды жать руку человеку, которого совсем не знаю, и е которым не обмолвился ни еловом, и, если моя тетка не имеет ничего против, которого никогда больше не увижу?
— Она немного старше его, — осторожно заметила Эмилия.
Поль рассмеялся:
— Это он для нее немного молод.
— Не понимаю.
— У него еще на губах молоко не обсохло. Ты заметила, как он на нее смотрел? Я не догадывался, что Ленин не хватает мужчин, хотя, видит Бог, она заслуживает их, но ей нужен мужчина, который бы подходил ей по интеллекту и уму, а не этот жалкий мальчишка, который думает, что переживает роман века.
— Откуда тебе это известно? Ты видел их всего две минуты.
В каждом событии увидеть его подоплеку.
— Мне так показалось.
Они сделали еще несколько шагов и подошли к малоприметной двери около входа в отель и вошли в ресторан.
— Бедная Ленни, — неожиданно сказала Эмилия. — Я думаю, что это все очень грустно. Поль быстро взглянул на нее:
— Почему грустно?
Она сняла сапоги и протянула их гардеробщику, потом сунула ноги в вечерние туфли.
— Потому что она должна иметь все, что захочет, а не то, что может сама достать. Никто не должен заниматься этим.
— А если у нее нет выбора?
— Ну, мы этого не знаем, верно? Во всяком случае, если женщина ждет очень долго, в конце концов, ее мечты сбываются. Я верю в это.
Метрдотель тепло приветствовал Поля и повел их к столику.
— Ты имеешь в виду, — спросил Поль, — что женщины заставляют их сбываться?
Она отрицательно покачала головой:
— Для этого женщине не надо быть агрессивной, решительной; она должна просто верить и ждать, что все, о чем она мечтает, сбудется. Конечно, она должна быть достаточно умна, чтобы понять, что плывет ей в руки, а иногда и ускорить ход событий, если возникает удачная ситуация, но в большинстве случаев нужно уметь ждать и смотреть в оба.
Поль вспомнил о Лоре. Интересно, что она делает сейчас, подумал он. Чем бы она ни занималась, он был уверен, что она не будет ждать. Она будет действовать.
Но в словах Эмилии был определенный смысл, думал он. И действительно, она ждала в Риме, пока он не нашел ее, она ждала, пока он не начал фотографировать ее, и она согласилась с его мнением, как и какие фотографии делать; и наконец, она почти стала фотомоделью в журнале «Ай» и агентстве «Маркен».
В голову ему пришла еще одна мысль, заставившая его улыбнуться.
— Ты что?
— Я спрашиваю себя, считаешь ли ты, что я плыву тебе в руки?
Она покраснела:
— Я предпочитаю, чтобы ты был у меня в сердце.
— Отлично вышла из положения, — пробормотал он. Официант принес бутылку шампанского «Дом Периньон», и Поль рассеянно смотрел, как он открывает ее.
— Я хочу пригласить Ленни выпить вместе чаю.
— Ты хочешь, чтобы я при этом была?
— Нет, не думаю, что это нужно.
Он задумчиво посмотрел на нее. В бледно-голубом шелковом платье и сапфировом ожерелье на шее, которое он купил ей в Париже, она чувствовала себя как рыба в воде в расслабляющей роскоши зала. Эгоистичная и упрямая, она тем не менее могла испытывать сочувствие к другим, что делало ее более желанной, чем ее уступчивость и красота. А сейчас, когда он вспомнил сцену встречи с теткой, выходящей из отеля, Эмилия показалась ему ближе и желанней, чем когда-либо. Она была права: за этим крылась ужасная грусть, а еще, догадывался Поль, безжалостные, длинные, одинокие дни, а может, годы ожидания чего-то хорошего, нужного, подходящего.
— Но я скажу тебе, что я действительно хочу. — Он наклонился к ней и взял руку Эмилии в свою. — Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.
ГЛАВА 17
Ресторан «Девяносто пять» возвышался над Чикаго, располагаясь на девяносто пятом этаже «Центра Джона Хэнкока», что стоит на вершине холма. С этого величественного возвышения огни города, оранжевые и яркие с земли, становились похожими на янтарные гирлянды, заплетенные в кольца, а кое-где казались длинными диагональными полосами, которые тянулись от линии горизонта до темных, беспокойных вод озера Мичиган. Именно здесь, на самой вершине «Центра Хэнкока» Уэс Карриер устраивал коктейли и ужин на двести персон, чтобы встретить Новый год и, что более важно, отметить покупку отеля «Чикаго Сэлинджер» новой корпорацией «Оул».
Название придумала Лора. Вначале Карриер был против.
— Это звучит как шутка. Это будет действовать, как красная тряпка, на банкиров, когда ты обратишься к ним за финансовой поддержкой.
— Мне оно нравится, — решительно заявила Лора. — Именно потому, что это и есть шутка, моя шутка, и мне это важно.
Карриер задумчиво смотрел на нее.
— Оу — это первые буквы от Оуэна, — сказал он после паузы. — Л — от Лоры. Я понимаю, почему тебе нравится это название, но сейчас не время шутить: ставки очень высоки.
— Пожалуйста, Уэс, — сказала она. — Символы очень важны для меня. Я хочу оставить именно это название. И оно осталось.
Смирившись с названием «Оул корпорейшн», Карриер стал помогать Лоре пройти все юридические процедуры, которые превратили компанию в корпорацию. Затем он решил вопрос с финансированием покупки отеля, вложив собственные девять миллионов долларов.
Деньги были поделены: Карриеру досталась одна половина отеля стоимостью в четыре с половиной миллиона, остальные четыре с половиной миллиона долларов он дал взаймы Лоре, чтобы она выкупила вторую половину. Их вложения давали также каждому из них по пятьдесят процентов «Оул корпорейшн». Таким образом, первым долгом Лоры был долг Карриеру на четыре с половиной миллиона долларов.
Карриер спланировал свои командировки таким образом, что, как только Лора переехала в Чикаго, он был с ней очень часто, помогая ей в новой работе. Они еще два раза проводили вместе выходные в Нью-Йорке после их первой встречи там, а всю неделю Лора металась между Чикаго и «Дарнтоном», где помогала Келли и Джону обучать нового помощника управляющего. Карриер и Лора нашли архитектора, и она работала с ним, когда находилась в Чикаго, над изготовлением эскизов для реставрации отеля, опираясь на детальные планы, над которыми когда-то работала с Оуэном. Потом они с Карриером взяли эскизы и отнесли их банкиру, которого Карриер хорошо знал и который, в свою очередь, дал им поручительство и строительные кредиты на покупку и реставрацию отеля «Чикаго Сэлинджер», осуществляемые «Оул корпорейшн». Таким образом, второй долг Лоры был банкиру в размере двадцати миллионов долларов.
Как только деньги были получены, Карриер поручил своему помощнику начать переговоры о покупке отеля, но так, чтобы имя Лоры в них не упоминалось.
Было хорошо известно, что начиная с лета Феликс уже искал покупателя для своего отеля, то есть еще до того момента, как суд вынес решение о завещании его отца. Но два потенциальных покупателя приобрели другие здания, и к концу осени он был сердит на своего агента по продаже недвижимости, в ссоре со своим банкиром и раздражен тем, что он называл мертвым рынком недвижимости Чикаго. Все это тоже было хорошо известно. И поэтому, когда помощник Карриера начал переговоры с чикагским агентством по недвижимости, он смог купить «Чикаго Сэлинджер» за девять миллионов долларов, а не за десять, как предполагал Карриер, с условием немедленного вступления в права владения. Кстати, здание пустовало уже шесть месяцев, после того как Феликс закрыл отель.
Имя Лоры не фигурировало ни в переговорах, ни в документах по купле-продаже отеля. Ее чикагский адвокат представлял ее на встречах с адвокатом Феликса, все делалось от имени «Оул корпорейшн», и когда Карриер представил ее чикагским финансистам, он сказал им, что она будет управляющим отеля, принадлежащего этой корпорации. Лора была уверена, что со временем Феликс выяснит, кому принадлежит корпорация, но сейчас это была тайна. И она намеревалась хранить ее как можно дольше, чтобы успеть за это время найти способы получить другие отели Оуэна.
— Вы понимаете, что название отеля должно быть изменено, — адвокат Феликса сказал адвокату Лоры, когда они подписывали десятки документов своих уважаемых нанимателей. — Корпорация «Оул» больше не может пользоваться фамилией Сэлинджер.
— Мы и не собираемся этого делать, — ответил тот.
— А какое будет новое название? — поинтересовался адвокат Феликса.
— Оно еще не выбрано.
Оно, конечно, уже было выбрано, но знали его только Лора и Карриер. С самого начала она знала, что он будет называться «Бикон-Хилл». И каждый отель, который она сможет купить, с этого самого момента будет иметь то же самое название. Единственной разницей между ними будет название города.
Итак, по указанию Карриера, шеф-повар ресторана «Девяносто пять» сделал торт на Новый год в форме старого здания «Чикаго Сэлинджер» с надписью золотом «Чикаго Бикон-Хилл» над входом и совой, сидящей на его крыше. Торт стоял на столе в фойе; это было первое, что видели гости, собравшиеся к десяти часам. Мужчины были в черных «бабочках», а изящные женщины — в бриллиантах, которые сияли у них в ушах и на шеях. Они вертелись вокруг квадратного, покрытого сахарной глазурью торта, как дети у витрины магазина игрушек, и с трудом могли оторваться от него, чтобы поздороваться с хозяином приема, который стоял вместе с Лорой и Клэем у входа в обеденный зал. Клэй шептал Лоре:
— Сова — это моя идея, но это между нами. Уэс придумал золотые буквы. Он только о золоте и думает.
— Получилось очень хорошо, — пробормотала Лора, ожидая, когда следующий приглашенный подойдет для представления ей. — Спасибо, Клэй.
— Это мелочь, — скромно ответил он. — Раз я собираюсь стать помощником управляющего самого шикарного отеля «Чикаго Бикон-Хилл», я должен стараться, чтобы мой начальник был всегда доволен.
Он поймал взгляд Мирны, которая находилась в другом конце комнаты, и подмигнул ей. Он был счастлив.
— Лора! Разреши мне представить… — сказал Карриер, знакомя ее с одним из своих чикагских друзей, представляя ее как будущего управляющего «Бикон-Хилл». Лора пожала руку и улыбнулась.
— Чудесно, моя дорогая. Просто великолепно, — сказал гость, беря ее руку в свои и заглядывая ей в лицо. — И ты тоже, Уэс, выглядишь хорошо. Хотел бы и я так выглядеть в «бабочке», а не быть похожим на полуживого попугая без кровинки в лице. Ты здорово умеешь носить ее. И дама твоя мне нравится, очень нравится.
Он наклонил голову набок, оценивающе глядя на Лору, и Карриер на мгновение увидел Лору глазами своего друга.
Она выглядела лучше, чем когда-либо за те шесть месяцев, что он знал ее. Она не была уже такая худая, хотя все еще очень худенькая. Ее лицо было оживлено, хотя часто все еще бывало снова замкнутым, а он хотел видеть на ее лице только удовольствие, радость, улыбку и любовь. Она была в узком платье из белого атласа, с длинными рукавами и глубоким вырезом, с ожерельем из аметистов неправильной формы, а у края выреза была приколота брошь в виде ириса, сделанного из голубого опала с золотой серединкой. За свою жизнь Карриер подарил своим женщинам немало драгоценностей и умел отличать хорошую вещь, если таковую видел Брошь Лоры была очень красивой. Он не стал спрашивать о ней Лору — он строго придерживался правила: никогда не спрашивать, откуда у женщины ее драгоценности, — но Лора сама рассказала ему, что подарил ей эту брошь Оуэн. Как подарок его нельзя было сравнить с тем наследством, которое он ей оставил, но оттого, что брошь была подарком очень личным, Карриер осознал, насколько глубока была любовь к Лоре у Оуэна Сэлинджера.
Он обнял Лору за талию с таким видом собственника, что не заметить этого было нельзя. И когда Лора в ответ немного прижалась к нему, он почувствовал гордость, что обладает ею. Карриер давно не испытывал таких чувств к женщине. Он хотел дать ей и делать для нее все на свете, снять любое бремя с ее плеч и взять на себя любые проблемы, чтобы ей ничего не оставалось делать, как только опереться на него и отрешиться навсегда от напряженного взгляда, который замораживал ее черты и не давал полностью раскрыться ее истинной красоте.
— Итак, Уэс… — Гость, заметив руку Карриера, обнимающую Лору за талию, наконец, выпустил ее руку из своих. — Приятно было увидеть тебя снова. Ты в городе надолго? Как насчет ужина вместе?
Пока они договаривались, Лора взглянула через дверь на окна в зале ресторана, которые занимали целую стену. Когда гость отошел, она спросила:
— Никто не будет возражать, если мы немного посмотрим на вид из окон?
— Это твой день, ты можешь делать что хочешь. Я думаю, что все в сборе.
Все еще обнимая ее, он вошел вместе с ней в зал, где группы людей стояли вокруг столов, сервированных хрусталем и фарфоровой посудой в серебре. В центре каждого стола стоял букет гибискусов, а там, где должны были сидеть женщины, стояли отдельные букетики. Большинство гостей собралось в комнате отдыха, которая находилась в нескольких шагах от главного зала, там играл пианист, а два бармена готовили напитки. Но Лору привлекали окна, которые шли от пола до потолка и из которых открывалась панорама оранжевых уличных огней, люминесцентных огней в окнах служебных зданий и белых огней в окнах жилых домов. Город казался игрушечным и резко выделялся на фоне черного пространства озера.
— Ты уже часть этого мира, — сказал ей Карриер. Он стоял за ее спиной, держа руку чуть ниже ее груди. — И ты сделаешь так, чтобы он стал твоим целиком.
Лора прижалась к нему, как и раньше, оперевшись на его сильное тело. В нем не было ничего от худощавого Поля с его нервной энергией; Уэс был почти вдвое старше Поля, человеком, сделавшим карьеру совершенно самостоятельно, решительным и сильным, целенаправленным и абсолютно уверенным в себе.
И даже если он иногда подавлял независимость Лоры, бывал слишком прямолинейным, слишком предсказуемым для нее и ее пристрастия к людям с более сложным характером, он был ей надежным другом, постоянным и заслуживающим доверия. И она знала, что нет ничего более важного и ценного, чем это, если она действительно хотела иметь человека, на которого можно было положиться.
Он был добр даже к Клэю, подумала Лора, взглянув через зал на своего брата, который в этот момент поднимал бокал шампанского в честь Мирны. Карриер не особенно любил молодежь, которая не соответствовала его представлениям о зрелости и чувстве ответственности, но ради нее он стал учить, Клэя некоторым премудростям международных банковских операций и торговли, а Клэй, завороженный размахом сделок, не говоря уже о другом, впитывал их в себя. И ради Лоры он делал даже больше: он учился.
Впервые Клэй хотел прочесть книгу или даже десяток книг, если этого хотела Лора, он даже не сердился, когда Лора проверяла его знания. Он выполнял практически все, что она велела ему делать, и только потому, что она пообещала ему работу помощника управляющего в новом отеле, но при условии, если он сможет быстро и многому научиться, прибавив к тому, что уже успел усвоить в Бостоне, Филадельфии и работая в «Дарнтоне». Поэтому он читал книги, занимался и почти не возражал, частично из-за самой Лоры и ее любви к нему, но и потому — и он вынужден был это признать, — что Мирна действительно гордилась им и не уставала ему это говорить.
— Ты еще станешь биржевым магнатом, — ликовала она, и Клэй был не против ее восторга по поводу его новой работы, потому что, как только она о ней услышала, она стала еще более страстной, чем когда-либо.
Кроме того, и тоже, может быть, впервые в жизни, Клэй никому не завидовал; он больше не чувствовал, что жизнь проходит мимо него. «Наверное, я счастлив», — думал он.
«Все счастливы», — размышляла Лора, глядя на огни Чикаго и прислушиваясь к фортепьянной музыке, переплетавшейся с шумом голосов в ресторане. Все счастливы. Перед ее глазами возникло улыбающееся лицо Оуэна, она почувствовала прикосновение его руки у себя на волосах. Дорогой Оуэн, это твой день; ты должен был быть здесь, чтобы увидеть, что твои мечты, сбылись.
— Ты витаешь в облаках, — сказал Карриер, прижавшись губами к ее уху. — Скажи мне, о чем ты думаешь.
— О мечтах, — ответила она. Она положила руку поверх его, ее пальцы лежали поверх коротких и сильных пальцев Карриера. — Оуэна и моих.
— И моих тоже, — сказал он — Не отделяй меня от себя, Лора.
— Не буду.
Но тем не менее это были мечты Оуэна, они принадлежали только им двоим, и она почувствовала, что ей не хватает его. Как бы она хотела видеть, как он ходит среди гостей, возвышаясь над ними, его усы шевелились бы, когда он разговаривал, он оценивающе разглядывал бы гостей, запоминая их шутки и слова, чтобы потом они с Лорой могли посмеяться, как они делали не раз в Бикон-Хилл и на Кейп-Коде.
Но это была уже другая его мечта: разделить оставшиеся годы с тем, кого он любил и мог научить, чтобы тот осуществил другие его мечты после его смерти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89