— Может быть, мы нравимся друг другу? И Эллисон относится ко мне больше, чем по-дружески. Она очень щедра. Разве ты не восхищаешься моим платьем, Тэд?
Он отступил на шаг и посмотрел на нее:
— Выполнено Кэролайн Херера, от Мортье, собравшее множество комплиментов, когда мисс Сэлинджер появилась в нем на благотворительном балу в прошлом году.
— Тэд никогда не забывает платья, — сухо заметила Эллисон.
— А Лора Фэрчайлд выглядит просто сказочно в шелке цвета ночи. — Он поцеловал руку Лоре. — Это ваш цвет, вы не должны носить никакой другой. Хотя, — он все еще держал ее руку, — насколько я помню, вы восхитительны так же в красном. И изумрудном. И конечно, в белом, и…
— Он также никогда не упустит случай подержать руку дамы, — добавила Эллисон.
Лора высвободила руку, стараясь на ходу придумать остроумную и уместную шутку. Как бы ей этого ни хотелось, как бы она этому ни училась, ей не удавалось это так, как Эллисон и ее друзьям, у которых на кончике языка всегда готово колкое замечание или острота.
— Все пришли? — спросила она, осматриваясь вокруг. — Я должна сказать Розе, когда подавать ужин.
Почему он не пришел? Он сказал, что придет. Он сказал, что ему очень хочется прийти.
— Все, кроме Поля, — отозвалась Эллисон. — Но он часто опаздывает и славится этим. Роза знает, что ужин будет не раньше девяти. Я собираюсь представить Тэда твоим друзьям по университету, не возражаешь?
— Нет, конечно, нет, — ответила она автоматически, думая, почему он опаздывает так часто, что все знают об этом его качестве.
— Я тоже пойду к гостям, я совсем забыла обязанности хозяйки.
В первый раз в жизни она была ХОЗЯЙКОЙ, принимала гостей. Первый раз в жизни на ней было шелковое платье цвета ночи, первый раз в жизни она сама обставляла и украшала квартиру, первый раз в жизни она ждала мужчину, который смотрел на нее восхищенными глазами.
Очень долго все было совершенно новым, начиная с той минуты, когда три года назад она переступила порог дома Оуэна на Бикон-Хилл, идя рядом с его инвалидной коляской, которую шофер вкатил в фойе.
Оуэн поднял руку, давая знак остановиться, и шофер, который вез его, подчинился и замер на полпути к лифту рядом с лестницей.
— Я думал, что больше не увижу этого, — прошептал он. При взгляде на Лору веселая улыбка осветила его лицо. — Но я здесь и привез с собой тебя.
Он протянул к ней руку, и она сжала ее.
— Как я люблю этот дом! Было время, когда я думал, что ненавижу его, и даже собирался продать. — Он покачал головой, и его взгляд пробежал по мраморной статуе в центре фойе, где стояли французские круглые столы с огромными прихотливыми букетами гладиолусов и роз. — Сколько здесь было радости, смеха, и так давно… А теперь все это вернется. Ты заметила, насколько дороже мы начинаем ценить то, что имеем, если можем поделиться этим с кем-нибудь еще? Когда начинаешь ценить то, что уже потерял, — это эгоизм, и совсем другое ощущение, когда делишь это с кем-нибудь. Я надеюсь, ты будешь счастлива здесь, Лора, и говорю тебе: «Добро пожаловать!»
— Да, буду, — ответила Лора. — Я имею в виду — буду счастлива. — Она сжала губы. Почему она не может говорить так же свободно и элегантно, как он? — Спасибо, — выпалила она. Он, конечно, мог думать, что она не очень правильно говорит, но, во всяком случае, он знал, что она благодарна.
Оуэн улыбнулся и сложил руки на коленях.
— Пусть Роза покажет тебе дом, она поможет разобраться в том хаосе, который сотворили Айрис и я. Чувствуй себя, как дома, я пока отдохну, а потом приходи ко мне в комнату, когда я позвоню тебе, дорогая, — добавил он, пока шофер разворачивал его кресло. — Мне так приятно, что ты здесь. — Затем двери лифта закрылись за ним.
Роза появилась в дверях на другом конце фойе:
— Проходите, моя юная мисс. Мы быстренько пройдем по дому, а потом ты распакуешь вещи. Я позабочусь о Клэе, когда он приедет сюда после того, как закончит работу у Феликса и Ленни.
Роза никогда не спрашивала, как случилось, что Лора Фэрчайлд, помощница на кухне, взятая на летнее время, которая появилась из ниоткуда и просто попросила принять ее на работу в середине июня, в середине сентября переехала в дом на Бикон-Хилл как компаньонка мистера Оуэна, да к тому же привезла с собой брата. Оуэн всегда поступал, как хотел, и его семья давно перестала говорить ему, что он — деспот, о его капризах, глупостях и, того хуже — что он идет на поводу у умных людей, которые могут использовать его в собственных целях. Роза знала, что они все так думают, но так как они были очень милы и хорошо воспитаны, то молчали. Она тоже помалкивала, но ей это давалось легко. Ей не причиталась доля в состоянии Оуэна. Кроме того, ей нравилась Лора.
— Не прикасайся к мебели, — сказала Роза, когда они проходили через центральный салон на втором этаже. — Ты знаешь, пальцы оставляют отпечатки.
— Я никогда не оставляю отпечатков, — горячо возразила Лора. — Все-таки меня к этому приучили.
— Ладно, ладно, — мягко успокоила Роза, но удивилась, почему девочка выглядит такой испуганной. — Я совсем не критикую то, как тебя воспитали и научили работать. Я никогда не критикую людей, но откуда тебе знать, что следы пальцев остаются на полировке, поэтому мы стараемся не прикасаться к мебели.
— Извините, — пробормотала Лора.
— Ты ничего плохого не сделала. Я отлично знаю, как нравится людям трогать вещи, которые они видят впервые в жизни. Продолжим наш осмотр, я больше ни слова не скажу.
Лора выдавила из себя улыбку и боялась сказать хоть что-нибудь. Будь осторожна, будь осторожна. Даже теперь, в Бостоне, будь осторожна. Она поймала себя на том, что идет, сдерживая дыхание и на цыпочках, когда они проходили через комнаты, длинные холлы, где висели портреты строгих мужчин и дам, облаченных в шелковые платья, минуя укромные уголки, буфеты, лестницы и оконные пролеты, которые возникали совершенно неожиданно. А потом чары роскоши постепенно окутали ее, она немного расслабилась и скоро уже тянула руку, чтобы дотронуться до шелковистой полированной мебели, спокойно сияющего бархата, плотной шерстяной ткани французских гобеленов, украшавших стены.
Что-то шевельнулось и пробудилось в ней: тоска и желание роскоши и красоты, которые она прятала глубоко внутри, не веря в возможность иметь все это. Казалось, ее пальцы ожили, и она сливалась со всем, к чему прикасалась, и была так далеко от кухни со столом, покрытым пластиком, где сидел Бен и чертил ногтем по поверхности, пока она готовила обед и рассказывала ему о том, как прошел день в школе.
— Мистер Оуэн купил этот дом в качестве свадебного подарка, когда он и миссис Айрис поженились, — между тем говорила Роза. — Двадцать две комнаты. Они всегда мечтали иметь дом и жить на Бикон-Хилл, чтобы у них была семья, и давать большие вечера в огромном бальном зале. И они осуществили это. Вот здесь этот зал, который закрыт с тех пор, как она умерла.
Зал располагался на верхнем этаже. А этажом ниже, на четвертом, были апартаменты Феликса и Асы, и еще две комнаты с ваннами для гостей. Оуэн и Айрис жили на третьем, а помещения для гостей находились через холл. На втором этаже раскинулся просторный салон, который тянулся по всему дому, со столовой и библиотекой за ним, и наконец, на первом этаже были кухня, буфетная, квартира Розы, комната для посетителей и фойе, где был лифт. В цоколе располагались прачечная, кладовая, где хранились запасы Розы — джемы и прочее, и отделанная панелями комната, где стоял бильярдный стол, камин, мебель, обитая кожей, и бар.
— Мистер Оуэн всегда говорил, что те десять лет, что он прожил с миссис Айрис, были самым счастливым временем. В эти десять лет он строил свою компанию, покупая отели, строя новые, по два, а то и три отеля в год. Компания так разрослась, что потом заняла половину верхнего этажа отеля «Бостон Сэлинджер». Ты его еще не видела, он на Армингтон-авеню, сразу за Паблик Гарденс. И он, и миссис Айрис бывали на всех вечерах, их фотографии мелькали в газетах, у них было множество шикарных туалетов… Потом они начали устраивать ужины у себя, один в неделю, в очень узком кругу, на двенадцать персон. Таких вечеров больше никто не давал, и очень скоро все стали просто охотиться за приглашениями. У них был свой собственный стиль — у мистера Оуэна и миссис Айрис, и если бы я могла собрать его, — разлить по бутылкам и продавать, я бы разбогатела. Но стиль — это то, что нельзя купить: или у тебя он есть, или его нет.
«У меня свой стиль, — тихонько раздумывала Лора. — Чем бы это ни было, как бы это ни выглядело, я придумаю, как достичь его. И люди будут восхищаться мной, любить меня и мечтать быть приглашенными на мои вечера».
— Но потом миссис Айрис умерла, — продолжала Роза, пока они ехали на лифте из бильярдной на четвертый этаж, — а мистер Оуэн закрыл их апартаменты и никогда больше туда не входил. Он подумывал о том, чтобы продать этот дом, но не мог заставить себя сделать это, он говорил, что мысль, что кто-то будет жить в доме миссис Айрис, сводила его с ума. Поэтому он остался. Он перебрался в комнаты для гостей, хотя в доме нет гостей и не было с тех пор, как миссис Айрис умерла. Теперь появилась ты.
— Я не гость, я работаю здесь, — сказала Лора.
— Да, это верно. Просто раньше в этом доме не было компаньонок.
Но теперь есть. Я здесь. Я — часть всего этого. Мне не нужно вылезать из окна, оставляя все позади. Я принадлежу этому месту.
На третьем этаже Роза открыла дверь в трехкомнатные апартаменты, где выросли Феликс и Аса.
— Это твои комнаты.
Лора непонимающе посмотрела на нее:
— Что это?
— Апартаменты. Не очень-то красиво, но мистер Оуэн сказал, что здесь будешь жить ты.
Стены были отделаны темной пробкой, мебель цвета темного грецкого ореха — все было коричневым.
— Комнаты отделывали Феликс и Аса, если это можно назвать отделкой, — объяснила Роза. — Это та часть дома, к которой не прикасалась и ничего не меняла миссис Айрис. Это была их половина, только их, и мы не заходили туда, пока они оба не выехали.
Лора осмотрела комнаты. Выглядели они темными и мрачными.
— Измени их, — сказал Оуэн Лоре на следующий день, после того как Роза сказала ему, что для молоденькой девушки это мрачноватое место. — Все измени. Перекрась стены, смени обстановку, а все счета пришли мне. Эти комнаты больше не интересуют ни Феликса, ни Асу, а я одобряю все новое. Сделай их своими.
— Если вы не возражаете, думаю, мне следует немного подождать, — ответила Лора. Она сидела рядом с кроватью, держа на коленях книгу и раздумывая о слове «темные». Темные комнаты выглядели жесткими, неприятными. Темные комнаты Оуэна были украшены бархатом, восточными коврами, тяжелыми шелковыми портьерами цвета золота и изумруда, с сияющими напольными лампами. — Они не такие красивые, как ваши, — продолжила она, — но иметь свои собственные три комнаты — это просто замечательно, я должна привыкнуть жить без Клэя и Бена, — она вонзила ногти в ладони. — Один из друзей Клэя, друзья вечно заходили, и было тесно и шумно, — просто перемени тему разговора! — И я хочу побольше узнать о Бостоне, он совсем не такой, как Нью-Йорк, такой старый и красивый… — Она глубоко вздохнула. — Я займусь комнатами позже, отделаю их, если все будет хорошо.
— Они — твои, можешь делать с ними все что хочешь, — ласково сказал Оуэн. — Это твой дом. — Он наблюдал, как тревога и смущение на секунду омрачили ее лицо, а он очень хотел, чтобы страх навсегда оставил ее, но он не торопился вторгаться в то, что ее беспокоило. Придет время, она расскажет ему все сама или не расскажет вовсе, но так же, как и прежде, его самого удивляло собственное желание помочь ей, сделать ее счастливой. «Что-то есть в ней такое, что внутренне глубоко трогает», — думал он и интересовался, сколько же еще мужчин будут чувствовать нечто подобное и делать все возможное, чтобы добиться ее улыбки.
Она снова взяла книгу и стала читать, он закрыл глаза. Он очень любил звук ее голоса, низкий и вибрирующий, который иногда срывался и становился грубоватым, напоминая о ее происхождении и среде, в которой она росла, а потом опять становился гладким, с легким акцентом, как если бы она изучала английский как незнакомый ей язык. Когда она читала вслух, то не имело значения, была ли это его любимая книга о Кейп-Коде, или сборник коротких рассказов, или поэзия, — для Оуэна голос звучал почти как пение, и он начинал дремать, пробуждался и снова проваливался в мелодичную грезу, и это заставляло его жалеть, что ушло уже то время, когда он мог влюбляться…
Лора не догадывалась об этом, она просто знала, что ему нравится звук ее голоса, и он вызывал ее звонком чаще, чем кого-либо. У его кровати было несколько кнопок, при помощи их он вызывал круглосуточно дежурившую сестру, которая находилась через холл, в комнате для гостей, или Розу и кого-нибудь из прислуги, или чету, которой было доверено управление хозяйством. Но чаще всего он вызывал Лору, и даже тогда, когда у нее начались занятия в колледже, она много времени проводила с ним, сидя у его кровати, когда не занималась, читая ему, разговаривая, а когда он засыпал, просто делала домашние задания.
Оуэн все устроил так, что она начала заниматься в колледже. Он дал указания своему секретарю позвонить нескольким людям, и так как Сэлинджер никогда не напоминал о себе, но постоянно делал очень щедрые вклады, Лору приняли в число студентов за неделю.
С самого начала ей там очень понравилось. Все принимали занятия, казалось, как должное, но это всегда было мечтой Лоры. Воспоминания о краже на Кейп-Коде уже рассеялись, и она забыла про полицию, которая все еще продолжала расследовать это дело. Она забыла и про Бена. У нее началась новая жизнь. Время от времени она напоминала самой себе, насколько все было хрупко, — все зависело от Оуэна, и она висела на волоске, боясь, что Оуэн и его семья разоблачат ее. Но проходил еще один месяц, полный новых идей и радости, новых друзей, которые принимали ее, не задавая вопросов, и даже маленькая роль в классном спектакле, — и она забыла о существовании опасности. Лора знала, что с каждым месяцем становилась все менее похожей на прежнюю Лору. Она изучала маленькие переулки и прилегающие к Бостону районы, и не потому, что искала дома, которые можно ограбить, или составляла маршруты, по которым можно ускользнуть от полиции, посещала магазины, заполненные людьми, не потому, что там можно почистить карманы, а потому, что ей больше хотелось узнать о городе, который стал ее домом.
Ей нравились узкие, мощенные камнем улицы Бикон-Хилл, каждая из которых напоминала старый английский город, застывший во времени, освещенный газовыми лампами, горевшими днем и ночью, с плотными рядами узких пятиэтажных домов, сложенных из кирпича, старого и выщербленного от времени, с высокими, узкими окнами. Почти у каждого окна был небольшой балкончик, на котором было достаточно места, чтобы поставить горшки с геранью и устроить совсем крошечные садики. И очень часто Лора ловила себя на том, что от огромного углового дома Оуэна она идет по Верной-стрит мелкими шагами вприпрыжку, потому что все было давно расставлено по своим местам, абсолютно надежно, а теперь принадлежало ей.
В Нью-Йорке все, казалось, стремилось в завтра, даже в послезавтра, даже если дома сохранились со старых времен, но в Бостоне всегда было место прошлому, его истории и воспоминаниям и неизменно сохранялось ощущение небольшого города. Лора останавливалась на перекрестках улиц и выворачивала шею, стараясь увидеть небоскреб из стекла и металла, возвышающийся над небольшими кирпичными домами, белыми колокольнями, каменными церквушками, настолько старыми, что их стены приобрели цвет земли. Старинные кладбища и мемориальные доски говорили о том, что на этом месте стояла самая старая церковь, а здесь — книжный магазин, а здесь жила знаменитость, и Лора останавливалась, стараясь представить, каким город был раньше.
Она никогда не понимала, какое значение имеет историй, пока не прошла по ней от начала до конца, гуляя по Бостону. А когда она проделала это, то открыла для себя еще одно значение семьи: у каждого семейства есть своя маленькая история, та, с которой началась семья, откуда она вышла, так же как Бостон был историей рождения и роста нации.
Она вспомнила улыбку Бена и как он серьезно и сосредоточенно смотрел, когда помогал им с Клэем делать домашние задания или планировал новый налет. Бен — это моя история, часть того, чем я являюсь сейчас. И я потеряла его. Но, может быть, когда-нибудь… Она отбросила эту мысль. Когда-нибудь у нее тоже будет история, которую ей не придется скрывать.
Каждую неделю она открывала для себя новую часть Бостона, совсем другую, непохожую на те, что видела раньше. Многие часы она проводила в музеях, бродила по улицам и отдыхала в Паблик Гарденс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89