— Позвоните мне через неделю. Я хочу, чтобы отель был продан.
В конференц-зале в другом конце коридора члены совета директоров ждали его, чтобы начать свое ежемесячное собрание. Пусть подождут; он не мог сейчас там появиться. Ярость лишила его сил, а ему нужно полностью владеть собой. Он неподвижно сидел в кресле, заставляя себя успокоиться. С каждым разом ему становилось все труднее справляться с приступами ярости, особенно если приходилось прятать их от других. Он понимал также, что предстоит защищать свои действия спокойно и обоснованно, когда он будет рассказывать совету о предложениях купить отель в Филадельфии.
— Не п-п-принять его?! — воскликнул Аса в конце собрания, когда Феликс дошел до последнего пункта повестки дня. — Не принять п-п-предложение на д-д-де-сять миллионов долларов за эту р-ру-рух-лядь?
— Они еще ничего не предлагали.
— Но твой агент сказал, что предложат, — вмешался Коул Хэттон, один из трех членов совета, которые не являлись членами семьи Сэлинджеров. Он был самый несговорчивый и упрямый. — Кто еще предлагал ту же цену? Никто?
— Пока нет, — ответил за Феликса Аса. — Я прав? — спросил он того. — Никто даже близко не н-н-называл такую цифру. Было одно предложение, называли семь миллионов. Верно?
— Мы не ведем переговоров с теми, кто предлагает нам семь миллионов…
Феликс, сидевший в кожаном кресле в напряженной позе, обвел глазами всех, кто сидел за столом, начиная с Асы, сидевшего рядом с ним по левую руку, и кончая Коулом Хэттоном, сидевшим с двумя другими членами совета, не являющимися родственниками, потом взглянул на Томаса Дженсена, который сохранил за собой место в совете, хотя больше и не работал в компании, и, наконец, остановился на Бене Гарднере, своем зяте, который все еще был здесь, все еще был женат на Эллисон и не собирался никуда исчезать.
— Мы заставим остальных поднять цену и добьемся десяти миллионов.
— А зачем все это? — потребовал объяснений Коул Хэттон. — Есть же хороший покупатель.
— Зачем продавать отель дешевле, если можно получить за него гораздо больше? — поддержал Коула человек, сидящий с ним рядом.
Они стали обсуждать эту тему между собой, а Феликс уставился в окно на серую пелену дождя. За ней почти не было видно дома в Бикон-Хилле, который обычно был хорошо виден из конференц-зала.
«Эта стерва никогда не получит отель Сэлинджеров».
Он покачал головой. О чем он думал? «У нее уже их два. Два из моих отелей! Очаровывает богатых мужиков, скорее всего стариков, вроде моего отца, втирается в доверие — вот так и получила два моих отеля. Но больше она ничего от меня не получит».
— Я не собираюсь продавать его даром, — сердито сказал он. — Но мне не нравится «Оул корпорейшн» — я не буду с ней иметь ничего общего, это достаточная причина…
— Но не для меня, — заметил Томас Дженсен. Его черные глаза удивленно смотрели на Феликса сквозь круглые очки. — Если мы отвергаем такого достойного покупателя, я хочу знать почему.
— М-м-может быть, они не достаточно достойные? — вопросительно предположил Аса.
— Ради Бога! — взорвался Хэттон. — Почему недостойные? Они уже купили наши отели в Чикаго и Нью-Йорке, у них имеются закладные и заёмы на их реконструкцию. Отель в Чикаго — один из лучших в городе. Какого черта они не достойны? Свяжитесь с вашим агентом снова, — возмущенно сказал он Феликсу. — Скажите ему, что мы согласны на десять миллионов. Я не знаю, какая муха вас укусила и почему вам вдруг разонравилась «Оул корпорейшн»; мы должны продать этот отель, мы два года не можем с ним разобраться, а нам надо начинать строительство нового отеля в Нью-Йорке. Причем это единственный отель, в строительстве которого я абсолютно уверен.
Губы Феликса были плотно сжаты. Он весь напрягся, стараясь справиться с яростью — на Лору Фэрчайлд, на совет директоров за то, что они не соглашались с ним, и в первую очередь на своего отца за то, что тот построил эти проклятые отели.
— Я уже принял решение. Мы найдем другого покупателя.
— Но все-таки, что плохого в «Оул корпорейшн»? — спросил Бен. — Странное, кстати, название, как мне кажется. Звучит как шутка, верно? Так что там случилось?
— Мне не нравится, как они ведут дела, — фыркнул Феликс, даже не повернув головы в сторону Бена. — Я уже сказал, что решение принято, мы и так слишком долго говорим об этом.
— А я хотел бы услышать ответ на этот вопрос, — произнес Хэттон. — Действительно, что случилось? Ведь все было нормально, когда мы им продали отели в Чикаго и Нью-Йорке. Что-нибудь изменилось с тех пор? Кто, кстати, возглавляет эту компанию? С кем мы имеем дело?
— С У-у-уэсом Карриером, — ответил Аса.
— Порядочный человек, — заявил Хэттон. — Занимался моими делами. Чем вас не устраивает Карриер?
— Ничем, — односложно ответил Феликс.
— Тогда кто не устраивает? Кто-то, кого вы не любите? Кто-то, кого вы не любите настолько, что готовы на все, чтобы не допустить сделки? Кто же это?
Открылась дверь, и вошла секретарша, которая, пройдя вдоль стола и подойдя к Бену, наклонилась и что-то шепнула Бену на ухо. Он вскочил на ноги.
— Извините меня, — сказал он, пытаясь скрыть улыбку на своем обычно холодном лице. — Мою жену увезли в госпиталь, и я хочу быть с ней, когда появится ребенок. Если вы позволите…
Все присутствующие хором стали желать ему всего наилучшего, а Томас Дженсен встал и обнял его за плечи:
— Передай от меня горячий привет Эллисон. и сразу же дай нам знать…
— Конечно, спасибо.
Бен повернулся и направился к двери.
— Так кто вам так не нравится? — добивался своего Хэттон. — Если вы думаете, что я позволю вам намного снизить цену только потому, что вам так нравится…
— Держатель акций, вот кто, — взорвался Феликс, его ярость наконец вырвалась наружу. — Я только что обнаружил. Основной держатель акций Лора Фэрчайлд. Эта лживая, хитрая…
Бен споткнулся и ударился о косяк двери.
— Господи! — воскликнул Томас Дженсен и заспешил ему на помощь.
Но Бен уже встал с пола.
— Это стул, — хрипло объяснил он, — не заметил его, извините…
— Трудно быть отцом, — весело сказал Хэттон. — Даже если ты еще им не стал. Вам лучше взять такси, очевидно, не стоит садиться сейчас за руль.
Бен кивнул. Он тупо оглядел конференц-зал: все стояли, исподтишка поглядывая на Феликса, который продолжал сидеть, глядя прямо перед собой.
Томас подошел к Бену:
— Вы уверены, что все в порядке?
— Да, спасибо. — Бен понизил голос: — Когда я позвоню, чтобы сообщить о ребенке, вы расскажете мне, чем кончился этот спор?
— Ну конечно.
— И как можно подробнее. — Томас снова кивнул, но как только Бен закрыл за собой дверь, он понял, что едва ли услышит хоть что-нибудь, учитывая, что Томас и Аса сумели уже встретиться с Феликсом для личной беседы.
— А какая, к черту, нам разница, кто она такая? — продолжал возмущаться Хэттон, в то время как остальные члены совета стали задавать свои вопросы.
— Деньги, деньги. Кто обращает внимание, откуда они? Вы печетесь об интересах компании или это касается вас лично?
Когда дверь за Беном закрылась, он не мог слышать другие вопросы и пошел по коридору, а в голове у него вихрем проносились не связанные между собой мысли.
«Лора Фэрчайлд. „Оул корпорейшн“.
Эллисон, должно быть, уже в больнице.
Как же она смогла стать основным держателем акций?
Я не сяду за руль. Хэттон прав, лучше взять такси.
Она всегда была умнее всех нас, но как она смогла сделать это? Где она достала денег?
Врач по телефону сказал Бену, что все хорошо, но может быть всякое…
Господи, если что-нибудь случится с Эллисон!.. А что стало с Клэем?
Ничего не случится, с ней все хорошо, с ребенком все хорошо.
Мне нужно увидеть Лору. Узнать, что она делает…
— Мистер Гарднер, — окликнул его администратор. — Я попросил для вас поймать такси. Я подумал, что вы не будете против.
— Конечно, нет. Спасибо, — ответил он. — Спасибо, что подумали об этом.
Он вошел в лифт, чувствуя, что совершенно запутался в своих мыслях. «Лора, Эллисон. Наш ребенок. Феликс, едва сдерживающий ярость…
И если он будет впадать в ярость слишком часто…
А я буду сдерживаться…
Вся империя Сэлинджеров окажется у ног Бена Гарднера».
Когда швейцар открыл перед ним дверь, он сел в такси и откинулся назад, глубоко задумавшись и не замечая шума движения на залитых дождем улицах и не слыша приглушенное бормотание водителя, комментирующего все и вся вокруг. В госпитале он спросил, как пройти к Эллисон, совершенно не отдавая себе отчета в том, что делает, и вскоре, прежде чем он смог заставить себя не думать о собрании и о том, что услышал, уже был в ее комнате.
— Ты выглядишь рассерженным, — заметила Эллисон, когда он наклонился поцеловать ее. Она лежала на узкой кровати и улыбалась ему. — Ты был на совете директоров? Возьми меня за руку и перестань думать о делах. Думай о том, что скоро станешь отцом. Я стараюсь думать о том, что мы скоро станем родителями и у меня ничего не получается. Я не могу представить, что у меня будет ребенок. А ты? А наказывать детей обязательно?
— Нет. — Он пододвинул стул и сел рядом с ней, продолжая держать ее за руку. — Я думаю, что детей нужно очень любить и никогда не покидать.
— Даже на время отпуска?
— Всегда можно что-то придумать.
— Мы с тобой ни разу не говорили об этом. Даже странно. Мне кажется, мы потратили все девять месяцев на то, чтобы выбрать имя. — Она взяла его за руку и положила себе на грудь. — Мы были счастливы с тобой все это время, правда?
— Очень счастливы. Но жизнь не кончается, просто она немного изменится.
Она улыбнулась:
— С того момента, как я нашла тебя, я хотела, чтобы ничего не менялось. Все было так хорошо.
Стон вырвался у нее без предупреждения, и ее лицо исказилось от боли. Она вытянула ноги в надежде, что боль кончится. Она дышала неглубоко и часто, сжимая руку Бена с такой силой, о которой он и не подозревал.
— Господи! — выдохнула она. — Почему… это… так неприятно? А как… приятно… делать… ребенка!
Он улыбнулся:
— Дыши. Помнишь все твои упражнения?
Она поморщилась:
— Легче, когда… не болит.
— Я буду считать, — сказал он, стараясь говорить спокойно. Он не предполагал, что будет так переживать за Эллисон.
— Постарайся вспомнить: нужно дышать глубоко, медленно.
— Молодцы, — одобрила их медицинская сестра, подойдя к кровати. — Почти все об этом забывают, миссис Гарднер, а вы все делаете правильно.
Эллисон кивнула, ее глаза были все еще закрыты.
— Благодаря моему мужу.
— Прекрасно, — рассеянно ответила сестра, измеряя в это время давление Эллисон.
— У нее все в порядке? — спросил Бен. Он уговаривал себя успокоиться: он прошел эти курсы вместе с Эллисон, он знал, что будет дальше и для волнений не было причин. Но одно дело участвовать в беседах и упражнениях с группой беременных женщин вместе с их мужьями, и совсем другое дело было сидеть в больничной палате и видеть напряженное от боли лицо Эллисон.
— Все в порядке?
— Успокойся, — сказала Эллисон. — Бен, дорогой, не кричи на сестру, она выполняет свою работу.
— Все идет своим чередом, — ответила сестра. — Придется потерпеть. Дышите глубже. Вы оба молодцы.
— Ей обязательно надо быть такой жизнерадостной? — проворчал Бен.
Эллисон издала нечто среднее между смешком и стоном:
— Ты лучше займись мною и не обращай внимания на остальное. Просто будь рядом и разговаривай со мной, и все будет хорошо… Мы будем самой счастливой троицей в мире…
Бен обеими руками держал руки Эллисон, и никто из них не обратил внимания на вошедшую сестру.
— Ты просто замечательная, — сказал он. — Я люблю тебя.
— Эй, — улыбнулась Эллисон. — Ты, кажется, сам удивился этому? Ты никогда не должен казаться удивленным, когда говоришь своей жене, что любишь ее.
Она закрыла глаза:
— Твоя любовь — это самое прекрасное, что случилось со мной в этой жизни.
Она лежала спокойно, но ее тело было напряжено ожиданием следующих схваток.
— Я так рада, что дома у нас все готово. Даже кровать для няни… — Боль усиливалась. Бен видел это по ее искаженному лицу. — Не забудь позвонить ей потом, хорошо, Бен?.. Скажи ей… что она будет нужна нам… через пару дней.
— Перестань разговаривать и дыши, — приказал ей Бен. — И слушай, как я считаю.
Он держал ее за руки и ритмично считал, стараясь дышать вместе с ней. Все остальное ушло куца-то далеко. Враждебность Феликса, новая должность вице-президента, деньги, Лора, желание отомстить за Джада, — все перестало иметь для него значение. Он гладил упругий, вздрагивающий живот Эллисон, в котором жил их ребенок, и, наклонившись, поцеловал ее в грудь через тонкую больничную ночную рубашку, при этом его светлые волосы смешались с ее длинными пепельными волосами. Чувство глубокой привязанности охватило его. У него была жена, которая любила его, у него был дом, у него была собственная семья.
Лора так и не ответила на его письмо, и после того как он перестал просматривать почту в ожидании ее ответа, он решил дождаться, когда родится ребенок, и попытаться написать еще раз. Но даже если она не хотела иметь с ним ничего общего, у него было все, что он хотел в жизни: любовь, дом, будущее. Даже его стремление заполучить власть в империи Сэлинджеров в свои руки, чтобы расквитаться с Феликсом, показалось ему незначительным, когда он сидел сейчас около Эллисон. Он знал, что это стремление вернется позже, но сейчас с него было достаточно просто любить свою жену и беречь то, что было между ними. Он не ожидал от себя такого сильного чувства — он и мечтать об этом не смел — но сейчас, когда он осознал это, для него существовала только Эллисон: ее бледное лицо, ее глаза, устремленные на него, ее руки, сжимающие его, как их сжимала только Лора в первые месяцы после того, как их родители были убиты. Сегодня это была Эллисон и их ребенок.
— Я люблю тебя, — снова сказал он. Его голос был низким, и странным образом, ему хотелось и плакать и смеяться одновременно. — Больше, чем я думал, что смогу любить кого-то. Это ты научила меня этому. Я люблю тебя, Эллисон, и обещаю всегда заботиться о тебе. Я всегда буду с тобой, я никогда не оставлю тебя, я обещаю тебе, что ты никогда не будешь ничего бояться со мной.
Он поцеловал ее и еще крепче сжал ее руки, когда боль вновь взяла ее в тиски. Он оставался с ней, когда вернулась сестра и снова ушла, потом опять вернулась.
Ее сменила другая сестра, когда дежурство первой закончилось. К одиннадцати часам ночи схватки Эллисон стали такими частыми, что она едва успевала переводить дыхание в перерывах между ними.
Им обоим казалось, что весь мир сузился до этой белой больничной палаты и стараний Эллисон дышать правильно, в то время как ее тело все крутило и раздирало от боли. Бен говорил, не умолкая ни на минуту, пытаясь отвлечь ее. Позже приехал ее доктор, с ослепительной улыбкой сообщил им, что все идет хорошо, сердце ребенка бьется ровно и сильно и что ждать осталось недолго.
А меньше, чем через час, сразу после полуночи, когда Бен по-прежнему сидел около Эллисон, продолжая держать ее за руку и говоря, что он очень любит ее, на свет появился его сын, Джад Гарднер.
ГЛАВА 21
Вторая кража случилась в Париже, когда, вернувшись с концертного турне по Америке, Бритт Фарлей открыл ключом дверь своей квартиры и обнаружил, что на камине отсутствуют три редкие статуэтки. Больше ничего не было взято. Не было никаких следов взлома, а также никаких улик. Ключи, которые сделал Клэй по отпечаткам, снятым им в отеле, сработали гладко, и у него в распоряжении было предостаточно времени, посколько он знал по записной книжке Фарлея, сколько тот пробудет в Америке и когда собирается возвращаться в Париж. Он ушел из квартиры, оставив ее точно в том состоянии, в котором оставил ее хозяин, за исключением трех прекрасных статуэток; отвез их своему брокеру, который выполнял подобные заказы для частных коллекционеров, не имеющих возможности приобрести определенные произведения искусства другим путем; сел на «Конкорд» и успел в Нью-Йорк еще до конца выходных. Фарлей не смог сообщить полиции и своей страховой компании никакой ценной информации. Дело было закрыто прежде, чем началось следствие.
Фарлей жил в Париже уже около года, пытаясь покончить со своими привычками алкоголика и наркомана, в то время как его импресарио искал для него новый телевизионный сериал. Бритт был певцом и актером уже двадцать пять лет. Для почитателей его таланта он был сельским парнем, оказавшимся в городе, невинным молодым человеком с широко раскрытыми глазами, удивленно взирающими на этот восхитительный мир; он казался им наивным и бесхитростным, но очень симпатичным героем с кривоватой усмешкой, которая заставляла родителей вспоминать своих детей, когда те были милыми подростками, а женщин мечтать, чтобы их мужья были именно такими. А потом он вдруг сорвался и очень быстро заработал репутацию алкоголика, наркомана и бабника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
В конференц-зале в другом конце коридора члены совета директоров ждали его, чтобы начать свое ежемесячное собрание. Пусть подождут; он не мог сейчас там появиться. Ярость лишила его сил, а ему нужно полностью владеть собой. Он неподвижно сидел в кресле, заставляя себя успокоиться. С каждым разом ему становилось все труднее справляться с приступами ярости, особенно если приходилось прятать их от других. Он понимал также, что предстоит защищать свои действия спокойно и обоснованно, когда он будет рассказывать совету о предложениях купить отель в Филадельфии.
— Не п-п-принять его?! — воскликнул Аса в конце собрания, когда Феликс дошел до последнего пункта повестки дня. — Не принять п-п-предложение на д-д-де-сять миллионов долларов за эту р-ру-рух-лядь?
— Они еще ничего не предлагали.
— Но твой агент сказал, что предложат, — вмешался Коул Хэттон, один из трех членов совета, которые не являлись членами семьи Сэлинджеров. Он был самый несговорчивый и упрямый. — Кто еще предлагал ту же цену? Никто?
— Пока нет, — ответил за Феликса Аса. — Я прав? — спросил он того. — Никто даже близко не н-н-называл такую цифру. Было одно предложение, называли семь миллионов. Верно?
— Мы не ведем переговоров с теми, кто предлагает нам семь миллионов…
Феликс, сидевший в кожаном кресле в напряженной позе, обвел глазами всех, кто сидел за столом, начиная с Асы, сидевшего рядом с ним по левую руку, и кончая Коулом Хэттоном, сидевшим с двумя другими членами совета, не являющимися родственниками, потом взглянул на Томаса Дженсена, который сохранил за собой место в совете, хотя больше и не работал в компании, и, наконец, остановился на Бене Гарднере, своем зяте, который все еще был здесь, все еще был женат на Эллисон и не собирался никуда исчезать.
— Мы заставим остальных поднять цену и добьемся десяти миллионов.
— А зачем все это? — потребовал объяснений Коул Хэттон. — Есть же хороший покупатель.
— Зачем продавать отель дешевле, если можно получить за него гораздо больше? — поддержал Коула человек, сидящий с ним рядом.
Они стали обсуждать эту тему между собой, а Феликс уставился в окно на серую пелену дождя. За ней почти не было видно дома в Бикон-Хилле, который обычно был хорошо виден из конференц-зала.
«Эта стерва никогда не получит отель Сэлинджеров».
Он покачал головой. О чем он думал? «У нее уже их два. Два из моих отелей! Очаровывает богатых мужиков, скорее всего стариков, вроде моего отца, втирается в доверие — вот так и получила два моих отеля. Но больше она ничего от меня не получит».
— Я не собираюсь продавать его даром, — сердито сказал он. — Но мне не нравится «Оул корпорейшн» — я не буду с ней иметь ничего общего, это достаточная причина…
— Но не для меня, — заметил Томас Дженсен. Его черные глаза удивленно смотрели на Феликса сквозь круглые очки. — Если мы отвергаем такого достойного покупателя, я хочу знать почему.
— М-м-может быть, они не достаточно достойные? — вопросительно предположил Аса.
— Ради Бога! — взорвался Хэттон. — Почему недостойные? Они уже купили наши отели в Чикаго и Нью-Йорке, у них имеются закладные и заёмы на их реконструкцию. Отель в Чикаго — один из лучших в городе. Какого черта они не достойны? Свяжитесь с вашим агентом снова, — возмущенно сказал он Феликсу. — Скажите ему, что мы согласны на десять миллионов. Я не знаю, какая муха вас укусила и почему вам вдруг разонравилась «Оул корпорейшн»; мы должны продать этот отель, мы два года не можем с ним разобраться, а нам надо начинать строительство нового отеля в Нью-Йорке. Причем это единственный отель, в строительстве которого я абсолютно уверен.
Губы Феликса были плотно сжаты. Он весь напрягся, стараясь справиться с яростью — на Лору Фэрчайлд, на совет директоров за то, что они не соглашались с ним, и в первую очередь на своего отца за то, что тот построил эти проклятые отели.
— Я уже принял решение. Мы найдем другого покупателя.
— Но все-таки, что плохого в «Оул корпорейшн»? — спросил Бен. — Странное, кстати, название, как мне кажется. Звучит как шутка, верно? Так что там случилось?
— Мне не нравится, как они ведут дела, — фыркнул Феликс, даже не повернув головы в сторону Бена. — Я уже сказал, что решение принято, мы и так слишком долго говорим об этом.
— А я хотел бы услышать ответ на этот вопрос, — произнес Хэттон. — Действительно, что случилось? Ведь все было нормально, когда мы им продали отели в Чикаго и Нью-Йорке. Что-нибудь изменилось с тех пор? Кто, кстати, возглавляет эту компанию? С кем мы имеем дело?
— С У-у-уэсом Карриером, — ответил Аса.
— Порядочный человек, — заявил Хэттон. — Занимался моими делами. Чем вас не устраивает Карриер?
— Ничем, — односложно ответил Феликс.
— Тогда кто не устраивает? Кто-то, кого вы не любите? Кто-то, кого вы не любите настолько, что готовы на все, чтобы не допустить сделки? Кто же это?
Открылась дверь, и вошла секретарша, которая, пройдя вдоль стола и подойдя к Бену, наклонилась и что-то шепнула Бену на ухо. Он вскочил на ноги.
— Извините меня, — сказал он, пытаясь скрыть улыбку на своем обычно холодном лице. — Мою жену увезли в госпиталь, и я хочу быть с ней, когда появится ребенок. Если вы позволите…
Все присутствующие хором стали желать ему всего наилучшего, а Томас Дженсен встал и обнял его за плечи:
— Передай от меня горячий привет Эллисон. и сразу же дай нам знать…
— Конечно, спасибо.
Бен повернулся и направился к двери.
— Так кто вам так не нравится? — добивался своего Хэттон. — Если вы думаете, что я позволю вам намного снизить цену только потому, что вам так нравится…
— Держатель акций, вот кто, — взорвался Феликс, его ярость наконец вырвалась наружу. — Я только что обнаружил. Основной держатель акций Лора Фэрчайлд. Эта лживая, хитрая…
Бен споткнулся и ударился о косяк двери.
— Господи! — воскликнул Томас Дженсен и заспешил ему на помощь.
Но Бен уже встал с пола.
— Это стул, — хрипло объяснил он, — не заметил его, извините…
— Трудно быть отцом, — весело сказал Хэттон. — Даже если ты еще им не стал. Вам лучше взять такси, очевидно, не стоит садиться сейчас за руль.
Бен кивнул. Он тупо оглядел конференц-зал: все стояли, исподтишка поглядывая на Феликса, который продолжал сидеть, глядя прямо перед собой.
Томас подошел к Бену:
— Вы уверены, что все в порядке?
— Да, спасибо. — Бен понизил голос: — Когда я позвоню, чтобы сообщить о ребенке, вы расскажете мне, чем кончился этот спор?
— Ну конечно.
— И как можно подробнее. — Томас снова кивнул, но как только Бен закрыл за собой дверь, он понял, что едва ли услышит хоть что-нибудь, учитывая, что Томас и Аса сумели уже встретиться с Феликсом для личной беседы.
— А какая, к черту, нам разница, кто она такая? — продолжал возмущаться Хэттон, в то время как остальные члены совета стали задавать свои вопросы.
— Деньги, деньги. Кто обращает внимание, откуда они? Вы печетесь об интересах компании или это касается вас лично?
Когда дверь за Беном закрылась, он не мог слышать другие вопросы и пошел по коридору, а в голове у него вихрем проносились не связанные между собой мысли.
«Лора Фэрчайлд. „Оул корпорейшн“.
Эллисон, должно быть, уже в больнице.
Как же она смогла стать основным держателем акций?
Я не сяду за руль. Хэттон прав, лучше взять такси.
Она всегда была умнее всех нас, но как она смогла сделать это? Где она достала денег?
Врач по телефону сказал Бену, что все хорошо, но может быть всякое…
Господи, если что-нибудь случится с Эллисон!.. А что стало с Клэем?
Ничего не случится, с ней все хорошо, с ребенком все хорошо.
Мне нужно увидеть Лору. Узнать, что она делает…
— Мистер Гарднер, — окликнул его администратор. — Я попросил для вас поймать такси. Я подумал, что вы не будете против.
— Конечно, нет. Спасибо, — ответил он. — Спасибо, что подумали об этом.
Он вошел в лифт, чувствуя, что совершенно запутался в своих мыслях. «Лора, Эллисон. Наш ребенок. Феликс, едва сдерживающий ярость…
И если он будет впадать в ярость слишком часто…
А я буду сдерживаться…
Вся империя Сэлинджеров окажется у ног Бена Гарднера».
Когда швейцар открыл перед ним дверь, он сел в такси и откинулся назад, глубоко задумавшись и не замечая шума движения на залитых дождем улицах и не слыша приглушенное бормотание водителя, комментирующего все и вся вокруг. В госпитале он спросил, как пройти к Эллисон, совершенно не отдавая себе отчета в том, что делает, и вскоре, прежде чем он смог заставить себя не думать о собрании и о том, что услышал, уже был в ее комнате.
— Ты выглядишь рассерженным, — заметила Эллисон, когда он наклонился поцеловать ее. Она лежала на узкой кровати и улыбалась ему. — Ты был на совете директоров? Возьми меня за руку и перестань думать о делах. Думай о том, что скоро станешь отцом. Я стараюсь думать о том, что мы скоро станем родителями и у меня ничего не получается. Я не могу представить, что у меня будет ребенок. А ты? А наказывать детей обязательно?
— Нет. — Он пододвинул стул и сел рядом с ней, продолжая держать ее за руку. — Я думаю, что детей нужно очень любить и никогда не покидать.
— Даже на время отпуска?
— Всегда можно что-то придумать.
— Мы с тобой ни разу не говорили об этом. Даже странно. Мне кажется, мы потратили все девять месяцев на то, чтобы выбрать имя. — Она взяла его за руку и положила себе на грудь. — Мы были счастливы с тобой все это время, правда?
— Очень счастливы. Но жизнь не кончается, просто она немного изменится.
Она улыбнулась:
— С того момента, как я нашла тебя, я хотела, чтобы ничего не менялось. Все было так хорошо.
Стон вырвался у нее без предупреждения, и ее лицо исказилось от боли. Она вытянула ноги в надежде, что боль кончится. Она дышала неглубоко и часто, сжимая руку Бена с такой силой, о которой он и не подозревал.
— Господи! — выдохнула она. — Почему… это… так неприятно? А как… приятно… делать… ребенка!
Он улыбнулся:
— Дыши. Помнишь все твои упражнения?
Она поморщилась:
— Легче, когда… не болит.
— Я буду считать, — сказал он, стараясь говорить спокойно. Он не предполагал, что будет так переживать за Эллисон.
— Постарайся вспомнить: нужно дышать глубоко, медленно.
— Молодцы, — одобрила их медицинская сестра, подойдя к кровати. — Почти все об этом забывают, миссис Гарднер, а вы все делаете правильно.
Эллисон кивнула, ее глаза были все еще закрыты.
— Благодаря моему мужу.
— Прекрасно, — рассеянно ответила сестра, измеряя в это время давление Эллисон.
— У нее все в порядке? — спросил Бен. Он уговаривал себя успокоиться: он прошел эти курсы вместе с Эллисон, он знал, что будет дальше и для волнений не было причин. Но одно дело участвовать в беседах и упражнениях с группой беременных женщин вместе с их мужьями, и совсем другое дело было сидеть в больничной палате и видеть напряженное от боли лицо Эллисон.
— Все в порядке?
— Успокойся, — сказала Эллисон. — Бен, дорогой, не кричи на сестру, она выполняет свою работу.
— Все идет своим чередом, — ответила сестра. — Придется потерпеть. Дышите глубже. Вы оба молодцы.
— Ей обязательно надо быть такой жизнерадостной? — проворчал Бен.
Эллисон издала нечто среднее между смешком и стоном:
— Ты лучше займись мною и не обращай внимания на остальное. Просто будь рядом и разговаривай со мной, и все будет хорошо… Мы будем самой счастливой троицей в мире…
Бен обеими руками держал руки Эллисон, и никто из них не обратил внимания на вошедшую сестру.
— Ты просто замечательная, — сказал он. — Я люблю тебя.
— Эй, — улыбнулась Эллисон. — Ты, кажется, сам удивился этому? Ты никогда не должен казаться удивленным, когда говоришь своей жене, что любишь ее.
Она закрыла глаза:
— Твоя любовь — это самое прекрасное, что случилось со мной в этой жизни.
Она лежала спокойно, но ее тело было напряжено ожиданием следующих схваток.
— Я так рада, что дома у нас все готово. Даже кровать для няни… — Боль усиливалась. Бен видел это по ее искаженному лицу. — Не забудь позвонить ей потом, хорошо, Бен?.. Скажи ей… что она будет нужна нам… через пару дней.
— Перестань разговаривать и дыши, — приказал ей Бен. — И слушай, как я считаю.
Он держал ее за руки и ритмично считал, стараясь дышать вместе с ней. Все остальное ушло куца-то далеко. Враждебность Феликса, новая должность вице-президента, деньги, Лора, желание отомстить за Джада, — все перестало иметь для него значение. Он гладил упругий, вздрагивающий живот Эллисон, в котором жил их ребенок, и, наклонившись, поцеловал ее в грудь через тонкую больничную ночную рубашку, при этом его светлые волосы смешались с ее длинными пепельными волосами. Чувство глубокой привязанности охватило его. У него была жена, которая любила его, у него был дом, у него была собственная семья.
Лора так и не ответила на его письмо, и после того как он перестал просматривать почту в ожидании ее ответа, он решил дождаться, когда родится ребенок, и попытаться написать еще раз. Но даже если она не хотела иметь с ним ничего общего, у него было все, что он хотел в жизни: любовь, дом, будущее. Даже его стремление заполучить власть в империи Сэлинджеров в свои руки, чтобы расквитаться с Феликсом, показалось ему незначительным, когда он сидел сейчас около Эллисон. Он знал, что это стремление вернется позже, но сейчас с него было достаточно просто любить свою жену и беречь то, что было между ними. Он не ожидал от себя такого сильного чувства — он и мечтать об этом не смел — но сейчас, когда он осознал это, для него существовала только Эллисон: ее бледное лицо, ее глаза, устремленные на него, ее руки, сжимающие его, как их сжимала только Лора в первые месяцы после того, как их родители были убиты. Сегодня это была Эллисон и их ребенок.
— Я люблю тебя, — снова сказал он. Его голос был низким, и странным образом, ему хотелось и плакать и смеяться одновременно. — Больше, чем я думал, что смогу любить кого-то. Это ты научила меня этому. Я люблю тебя, Эллисон, и обещаю всегда заботиться о тебе. Я всегда буду с тобой, я никогда не оставлю тебя, я обещаю тебе, что ты никогда не будешь ничего бояться со мной.
Он поцеловал ее и еще крепче сжал ее руки, когда боль вновь взяла ее в тиски. Он оставался с ней, когда вернулась сестра и снова ушла, потом опять вернулась.
Ее сменила другая сестра, когда дежурство первой закончилось. К одиннадцати часам ночи схватки Эллисон стали такими частыми, что она едва успевала переводить дыхание в перерывах между ними.
Им обоим казалось, что весь мир сузился до этой белой больничной палаты и стараний Эллисон дышать правильно, в то время как ее тело все крутило и раздирало от боли. Бен говорил, не умолкая ни на минуту, пытаясь отвлечь ее. Позже приехал ее доктор, с ослепительной улыбкой сообщил им, что все идет хорошо, сердце ребенка бьется ровно и сильно и что ждать осталось недолго.
А меньше, чем через час, сразу после полуночи, когда Бен по-прежнему сидел около Эллисон, продолжая держать ее за руку и говоря, что он очень любит ее, на свет появился его сын, Джад Гарднер.
ГЛАВА 21
Вторая кража случилась в Париже, когда, вернувшись с концертного турне по Америке, Бритт Фарлей открыл ключом дверь своей квартиры и обнаружил, что на камине отсутствуют три редкие статуэтки. Больше ничего не было взято. Не было никаких следов взлома, а также никаких улик. Ключи, которые сделал Клэй по отпечаткам, снятым им в отеле, сработали гладко, и у него в распоряжении было предостаточно времени, посколько он знал по записной книжке Фарлея, сколько тот пробудет в Америке и когда собирается возвращаться в Париж. Он ушел из квартиры, оставив ее точно в том состоянии, в котором оставил ее хозяин, за исключением трех прекрасных статуэток; отвез их своему брокеру, который выполнял подобные заказы для частных коллекционеров, не имеющих возможности приобрести определенные произведения искусства другим путем; сел на «Конкорд» и успел в Нью-Йорк еще до конца выходных. Фарлей не смог сообщить полиции и своей страховой компании никакой ценной информации. Дело было закрыто прежде, чем началось следствие.
Фарлей жил в Париже уже около года, пытаясь покончить со своими привычками алкоголика и наркомана, в то время как его импресарио искал для него новый телевизионный сериал. Бритт был певцом и актером уже двадцать пять лет. Для почитателей его таланта он был сельским парнем, оказавшимся в городе, невинным молодым человеком с широко раскрытыми глазами, удивленно взирающими на этот восхитительный мир; он казался им наивным и бесхитростным, но очень симпатичным героем с кривоватой усмешкой, которая заставляла родителей вспоминать своих детей, когда те были милыми подростками, а женщин мечтать, чтобы их мужья были именно такими. А потом он вдруг сорвался и очень быстро заработал репутацию алкоголика, наркомана и бабника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89