Движения партнеров носили откровенно эротический характер, один старался перещеголять другого.
Наконец оба обессилели и упали друг другу в объятия.
– Кажется, уже поздновато, – хрипло проговорил Карл Хайнц.
– Да, за полночь, – живо откликнулась Зандра.
Карл Хайнц протянул ей руку, и, лавируя между танцующими, они двинулись к гардеробу.
Дождь все хлестал и хлестал, из водостоков с грохотом низвергались настоящие водопады, по канавам плыли какие-то щепки, обрывки бумаги и окурки. Но Карл Хайнц с Зандрой всего этого не замечали. Взявшись за руки и беспричинно хохоча, они кинулись к ожидавшему их «бентли».
По пути домой Зандра вспоминала, как славно ей было весь вечер с Карлом Хайнцем. Он вдруг представился ей в совершенно новом свете. Теперь это был уже не просто отдаленный родич, намного превосходящий ее годами. Нет, нечто совсем, совсем иное...
В спальне было темно.
Стояла благоговейная тишина, и даже само время здесь, высоко над городом, казалось, застыло без движения. Сквозь узкие проемы в шторах миллионами огней никогда не засыпающего города мерцала ночь.
Наклонившись, Ханнес бережно уложил Кензи на покрывало, такое же белое и мягкое, как ее кожа; по кровати змейками перебегали струи неяркого, приглушенного дождем света.
Обняв Ханнеса за шею, Кензи не спускала с него блестящих, широко раскрытых глаз.
Почему он кажется таким большим? Прямо не человек, а башня. Потому что стоит, а она лежит? Или Кензи забыла, что он и вправду необыкновенно высок? А как насчет безупречной чеканки его лица, мраморно-белой кожи, вьющихся светлых волос?
Привыкая к сумеречному свету, Кензи вдруг обратила внимание на то, что и ресницы у него точно такого же цвета, что и волосы. И глаза, ах эти глаза! Так и хочется утонуть в их бездонной глубине.
Услышав, как заскрипел под тяжестью его тела матрас, Кензи повернулась к нему. Он лежал, опершись на локоть, и смотрел на нее так пристально, словно мысленно призывал ее запомнить каждую свою черточку.
Кензи почувствовала, что теряет под этим взглядом последние остатки сил.
– Ах ты, моя красавица! – пробормотал он, слегка поглаживая мягкую тугую кожу на ее скулах.
Его пальцы перемещались с такой фантастической легкостью, ласки были так томны и скупы одновременно, что Кензи не удержалась от сдавленного вздоха, в котором слышались и боль, и наслаждение. Она почувствовала, как ее охватывает желание.
Когда он добрался до ее губ, Кензи уже едва сдерживалась. Она судорожно открыла рот и впилась зубами в его пальцы.
Негромко вскрикнув, он свободной рукой стиснул ее запястья и развел руки так, что Кензи оказалась пригвожденной к кровати, как к кресту.
Ее зрачки расширились. Стараясь высвободиться, Кензи извивалась, выгибала спину, даже попыталась пнуть его коленом – тщетно, руки у него были что стальные клещи.
– Тихо, тихо, милая, – прошептал он, – не надо меня бояться. Я ничего тебе...
Что-то в его голосе заставило ее подчиниться. Она перестала сопротивляться и откинулась на подушку. Он отпустил ее.
– Вот так-то лучше...
На смену испугу пришло какое-то неведомое ей ранее возбуждение.
– О Господи, – простонала Кензи, – раздень меня, Ганс! – Глаза ее заблестели. – Если ты не возьмешь меня, я, наверное, с ума сойду!
– Терпение, Кензи, – мягко проговорил он и, обхватив ее лицо обеими руками, прижался ко лбу. – Ты очень красивая и страстная. Да, да, очень, – повторял он, поглаживая пальцами ее щеки. – Но кое-чему тебе надо еще научиться.
– Чему же? – хрипло спросила она.
Он начал разматывать платок, завязанный у нее на шее.
– Тому, что любовь – это искусство. А подлинное искусство не терпит суеты.
Огонь, полыхающий у него в глазах, перекинулся на нее.
– Так научи меня! – жарко прошептала она. – Я буду прилежной ученицей!
Желание, первобытное желание сделало ненужным дальнейшие слова. Он прижался к ее губам, впитывая их сладкую влагу.
Кензи задохнулась. Его губы обжигали, она страстно вдыхала головокружительный мужской запах, отдаваясь восторгу его ласковых прикосновений. Он пробежал кончиком языка по ее губам, толкнулся в зубы, требуя входа.
Стискивая его руки, она двинулась ему навстречу, и, повинуясь только им двоим слышной музыке, их языки затеяли немыслимый танец.
Лишь бы он не прекращался, мелькнуло в затухающем сознании Кензи.
– Еще, еще, – прошептала Кензи, чувствуя, что он пытается освободиться, – О, Ганс...
– Ш-ш-ш. – Он прижал ей палец ко рту. – Знаешь, чего мне сейчас больше всего хочется? – Его глаза странно светились в темноте.
Кензи медленно покачала головой.
– Чего?
– Тебя, – просто ответил он.
Дрожа всем телом, она откинулась на подушку и прижала к себе его голову, а он целовал ее грудь. Внезапно все смешалось – струи прохладного ночного воздуха, жар тел и даже электрический треск его волос, рассыпавшихся шелковой гривой у нее по лицу.
– О, Ганс, – выдохнула Кензи, еще сильнее притягивая к себе его голову, – Ганс...
Она не отрываясь смотрела на него бешено сверкающими глазами.
– Пусть эта ночь никогда не кончится!
Глава 20
Легкая болтовня. Смех.
Зандра и Карл Хайнц раскладывали по полочкам минувшие вечер и ночь – сначала прием, потом танцы в клубе. И все меньше удавалось им скрыть внезапно вспыхнувший взаимный интерес.
На Четырнадцатой включился зеленый, и «бентли» рванулся через залитый водой перекресток, рассекая воду, словно быстроходная яхта. Затем скорость снова упала, и машина плавно свернула на Первую авеню, попав в зеленый коридор до самой Двадцать третьей.
– Зан...
– Хайн...
Они заговорили одновременно, одновременно же замолчали и, встретившись взглядом, рассмеялись.
– Что ты хотел сказать, Хайнц?
– Нет, ты первая.
– О Господи, ну какая разница? Ладно, надеюсь, ты сегодня не скучал. То есть...
Карлу Хайнцу не терпелось поделиться с Зандрой своими истинными чувствами, признаться, что теперь он совершенно по-новому на нее смотрит, ощущает привязанность, хочет сблизиться еще больше, но в последний момент он одернул себя: не надо торопиться, а то еще испугается. А уж этого ему хотелось меньше всего.
– Ну что ты, Зандра, это был потрясающий вечер. – Он взял ее за руки. – Надо бы повторить как-нибудь.
– О, Хайнц, это было бы... это было бы чудесно! Нам о многом надо поговорить.
Ее лицо в мелькающих уличных огнях выглядело таким невинным – таким беззащитным и прекрасным, – что его неудержимо потянуло ее обнять. Но и на сей раз он удержался.
– А ты, Зандра? Каково было танцевать со стариком кузеном?
– Ну что ты болтаешь, Хайнц! – засмеялась она. – Какой же ты старик? Нет, все было замечательно. Первый класс!
И верно, подумала Зандра, давно ей не было так славно. А Хайнц не просто привлекательный мужчина, он... как бы это сказать... словом, неотразим.
«Бентли» притормозил у дома Голдсмитов. Шофер обогнул машину и открыл заднюю дверь.
Зандра удержала Карла Хайнца.
– Не беспокойся, милый, сама добегу. Надеюсь, скоро увидимся. – Она невинно чмокнула его в щеку.
Карл Хайнц ответил ей тем же.
– На днях позвоню.
– Пока!
– Ваше высочество? – послышался почтительный голос шофера.
– Да?
– Куда теперь прикажете?
– Куда? – засмеялся принц. – Да домой, наверное.
Переступая порог просторной квартиры на верхнем этаже Аукционной башни, он услышал, как внутри заливается телефон.
Поспешно заперев дверь, Карл Хайнц бросился к трубке – слуга на ночь уходил. Йозеф был воспитан в старой европейской традиции и даже гордился тем, что точно знает, когда ему надо быть под рукой у хозяина, а когда лучше не показываться.
Карл Хайнц не удержался от улыбки. Уж сегодня-то Йозеф точно просчитался. Нынче не предвидится ни выпивки, ни женщин, ни музыки.
Над телефонным столиком Карл Хайнц обнаружил приколотую к стене записку. Узнав почерк Йозефа, он быстро пробежал ее глазами.
«Ваше высочество,
из Аугсбурга несколько раз звонила принцесса Софья. Говорит, дело срочное. С почтением, Й.».
Карл Хайнц нахмурился и, отдернув манжету, посмотрел на часы. Если верить его золотому «Ролексу», в Германии сейчас восемь утра, так что, пожалуй, можно и позвонить сестре.
А впрочем, подумал он, прислушиваясь к продолжающимся звонкам, может, это она сама дозванивается.
– Да?
Последовало молчание, затем послышался голос с сильным немецким акцентом:
– Ну, слава Богу, наконец-то!
Карл Хайнц не ошибся. Звонила сестра.
– Я весь день стараюсь тебя поймать, – пожаловалась она. – Весь день! – повторила Софья, словно он недослышал.
– Я только что вернулся и как раз собирался тебе позвонить, – спокойно ответил Карл Хайнц. – Что за пожар?
Но Софья еще не насладилась ролью невинной мученицы.
– Право, Хайнц, – засопела она, – а то мне делать больше нечего, кроме как разыскивать тебя. Впредь вели этому своему кошмарному типу, ну я о слуге говорю...
– Софья... – Голоса Карл Хайнц не повысил, но в нем прозвучало нечто угрожающее.
Она сразу осеклась.
– С отцом худо, – коротко бросила Софья. – Очередной удар.
Карл Хайнц застыл на месте, потеряв на мгновение дар речи.
– Насколько худо?
– Достаточно, чтобы ты немедленно сюда прилетел.
И с этими словами Софья повесила трубку.
* * *
Гигантские уличные часы показывали без одиннадцати три утра.
Кензи вновь заковала себя в промокший панцирь от Живанши и сейчас, сидя на краю кровати и с трудом подавляя зевоту, надевала туфли.
Из соседней комнаты появился Ханнес, похожий на ходячую рекламу сети дорогих магазинов спортивной одежды: лосины, вязаный свитер, водонепроницаемая кожаная куртка и двухцветные мокасины. Через руку у него был переброшен плащ.
– Все еще льет, – пояснил он, – так что накинь-ка эту штуку, а то еще простудишься.
– Спасибо, – улыбнулась Кензи, – плащ и вправду не помешает. Но провожать меня совершенно не обязательно. Право, я и сама...
Ханнес прижал ей палец к губам.
– И слушать не хочу. Меня учили, что дам надо провожать, вот я и провожаю.
– Ну прямо истинный джентльмен, – усмехнулась Кензи, погружаясь в атмосферу старых рыцарских времен. Поймав свое отражение в зеркале, она поправила волосы и, вновь повернувшись к Ханнесу, улыбнулась: – Ну что, тронулись?
Прихватив зонтик, Ханнес галантно подал ей руку.
– Знаешь, что я тебе скажу? – Кензи благодарно пожала ему локоть. – Ты – последний из могикан.
– Да, безнадежный романтик, – кивнул Ханнес.
Они спустились на лифте вниз, пересекли вестибюль и вышли на улицу.
Действительность обрушилась на них в виде бурных потоков воды. Сильно похолодало, поднялся ветер, под напором которого зонт Ханнеса, стоило раскрыть его, немедленно прогнулся.
– Бр-р! – Кензи застегнулась на все пуговицы и, оставив Ханнеса сражаться с зонтом, быстро пересекла тротуар и оглядела улицу, по которой все еще сновали машины.
И вот – настоящее чудо: свободное такси на Манхэттене ночью, да еще в такой дождь!
Выпростав руку из кармана, Кензи сунула в рот два пальца и огласила округу пронзительным свистом. Заскрежетали тормоза, машина остановилась. Кензи живо рванула на себя заднюю дверь и скользнула внутрь. Ханнес, отшвырнув в сторону непослушный зонт, последовал за ней.
– Восемьдесят первая, между Первой и Второй, – выдохнула Кензи.
Сидевший за рулем индиец в тюрбане с силой надавил на акселератор.
Машина рванулась так стремительно, что Кензи с Ханнесом отбросило назад, и так они и просидели все четырнадцать минут пути – испытание не для слабонервных.
– На кого это мы нарвались? – простонала Кензи. – Бывший пилот «Формулы-1», что ли?
Так или иначе, правда, едва не врезавшись пару раз во встречные машины, индиец доставил их до места в рекордные сроки.
– Вот здесь, справа, – заорала Кензи, – у того...
Таксист ударил по тормозам, и машина со скрежетом остановилась.
– Неплохо, а? – Обернувшись, он с горделивой улыбкой посмотрел на пассажиров. – Даже на Кони-Айленд вас так не прокатят.
– Может, и неплохо, но знаю одно: кто-то наверху вам сильно ворожит, – с трудом выговорила Кензи.
– Подождите меня. – Ханнес натянул куртку на голову, открыл дверь, живо обогнул машину и, схватив Кензи за руку, потащил ее к спасительному козырьку над входом. Она принялась рыться в сумочке в поисках ключей, но, так и не дав ей их извлечь, он с силой притянул ее к себе.
Кензи удивленно подняла голову. При этом движении плащ соскользнул у нее с плеч, что только облегчило Ханнесу задачу – он крепко обнимал ее за талию.
– Ханнес! – с притворным возмущением воскликнула Кензи. – Немедленно перестань! Ведь таксист все видит! – Она сделала слабую попытку освободиться.
– Ну и что? – ухмыльнулся он. – Зачем лишать беднягу удовольствия?
– Нет, ты положительно неисправим.
– В самом деле?
И, не давая ей ответить, он закрыл ей рот поцелуем. Она жадно прильнула к нему и обхватила обеими руками за шею. О Господи, мелькнуло в сознании у Кензи, как же хорошо в объятиях этого красавца, которого она теперь знает так близко и в то же время совсем не знает!
Ханнес оторвался от нее и пытливо заглянул в глаза.
– Перед тем как уйти, скажи мне одну вещь. – Ханнес замолчал и мягко потрепал ее по щеке.
Даже это простое прикосновение заставило Кензи задрожать всем телом. Но он теперь был совершенно серьезен, остановив на ней какой-то особенный взгляд, словно старался проникнуть в самые глубины ее души.
– У нас сегодня только начало? – продолжал Ханнес. – Или конец?
Кензи не могла оторвать глаз от этого великолепно вылепленного лица. Освещенное уличными фонарями, оно, казалось, излучало какое-то внутреннее сияние.
– Так как, Кензи? Начало или конец?
Она продолжала молча смотреть на него.
Послышался какой-то шум. Это кровь у нее бежала по жилам, бился пульс, сердце бешено колотилось в груди.
А Ханнес – причина всего этого водоворота переживаний – неподвижно стоял рядом и не сводил с нее взгляда. Гипнотического взгляда. Неотразимого.
Слегка наклонившись, он одарил ее очередным поцелуем.
Забыты были и такси, и работающий счетчик, и ключи в сумочке, и дождь пополам с ветром. Кензи полностью растворилась в Ханнесе, и все остальное утратило значение, да и просто перестало существовать, в том числе и стук двери стоявшей неподалеку машины, и звук приближающихся шагов, и скрип открывающихся ворот.
– Эй, голубки! Может, довольно...
Мужской голос, перекрывающий стук дождя, заставил Кензи отскочить от Ханнеса. Она круто обернулась – прямо ей в глаза ударил сильный свет карманного фонаря.
Кензи прищурилась и, защищая глаза, подняла руку.
– Ч-чарли? – выдавила она в сияющую бесцветную пустоту. – Это ты?
– Жаль, что пришлось нарушить ваше уединение, ребята.
Теперь сомнений не осталось. Да, это он – Чарли Ферраро, ее – сегодня здесь, завтра там – любовник, тот самый, что сам всегда проповедует свободу.
Ну что ж, криво улыбнулась Кензи, свобода так свобода. Какого же черта ему здесь понадобилось... Ладно, сейчас выясним.
Встав перед Ханнесом и уперев руки в бока, она отвернулась и, лишь когда Чарли, поднявшись по ступенькам к двери, опустил фонарь, посмотрела ему прямо в глаза.
– Ну и что ты здесь забыл? – Дрожа от ярости, Кензи оглядела его с ног до головы.
Вместо ответа он извлек свой полицейский значок.
У Кензи на мгновение даже челюсть отвалилась.
– Это как следует понимать? – прошипела она, еще больше исполняясь праведного гнева. – Может, объяснишь?
Чарли словно не услышал ее слов.
– А это кто? – Он направил фонарь на Ханнеса. – А ну-ка, приятель, давайте посмотрим ваши документы. – Чарли протянул руку.
– Какого черта! – мгновенно ощетинилась Кензи. – У тебя нет никакого права ни с того ни с сего останавливать людей! Так что выключай-ка свой паршивый фонарь, спрячь значок и вали отсюда!
– Мэм? – Чарли вновь направил ей свет в глаза. Она не успела отвернуться. – Вы что, хотите, чтобы я задержал вас за непристойное поведение?
– За что, за что?
Кензи вдруг показалось, будто у нее из груди выкачали весь воздух, заменив его каким-то другим газообразным веществом, достаточно мощным, чтобы взорвать все вокруг. Она едва сдерживалась.
«Дыши глубже, – уговаривала она себя. – Дыши глубже... Вот гад, еще полицейским значком прикрывается!»
– А ну-ка убери фонарь, – сдержанно скомандовала Кензи. – Живо!
Прозвучало это так властно, что Кензи даже сама удивилась. И Чарли, надо полагать, тоже – во всяком случае, он сразу повиновался.
– Кензи! – послышался у нее из-за спины голос Ханнеса. – Насколько я понимаю, ты знакома с этим джентльменом?
– Джентльменом! – презрительно фыркнула она. – Слишком много чести. Но раз уж на то пошло, – со вздохом продолжала Кензи, – то да, знакома. – И, бросив на Чарли возмущенный взгляд, добавила: – Точнее сказать, была знакома. До тех пор, пока он не записался в гестапо.
Чарли пропустил этот выпад мимо ушей.
– Чего ждем, приятель?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Наконец оба обессилели и упали друг другу в объятия.
– Кажется, уже поздновато, – хрипло проговорил Карл Хайнц.
– Да, за полночь, – живо откликнулась Зандра.
Карл Хайнц протянул ей руку, и, лавируя между танцующими, они двинулись к гардеробу.
Дождь все хлестал и хлестал, из водостоков с грохотом низвергались настоящие водопады, по канавам плыли какие-то щепки, обрывки бумаги и окурки. Но Карл Хайнц с Зандрой всего этого не замечали. Взявшись за руки и беспричинно хохоча, они кинулись к ожидавшему их «бентли».
По пути домой Зандра вспоминала, как славно ей было весь вечер с Карлом Хайнцем. Он вдруг представился ей в совершенно новом свете. Теперь это был уже не просто отдаленный родич, намного превосходящий ее годами. Нет, нечто совсем, совсем иное...
В спальне было темно.
Стояла благоговейная тишина, и даже само время здесь, высоко над городом, казалось, застыло без движения. Сквозь узкие проемы в шторах миллионами огней никогда не засыпающего города мерцала ночь.
Наклонившись, Ханнес бережно уложил Кензи на покрывало, такое же белое и мягкое, как ее кожа; по кровати змейками перебегали струи неяркого, приглушенного дождем света.
Обняв Ханнеса за шею, Кензи не спускала с него блестящих, широко раскрытых глаз.
Почему он кажется таким большим? Прямо не человек, а башня. Потому что стоит, а она лежит? Или Кензи забыла, что он и вправду необыкновенно высок? А как насчет безупречной чеканки его лица, мраморно-белой кожи, вьющихся светлых волос?
Привыкая к сумеречному свету, Кензи вдруг обратила внимание на то, что и ресницы у него точно такого же цвета, что и волосы. И глаза, ах эти глаза! Так и хочется утонуть в их бездонной глубине.
Услышав, как заскрипел под тяжестью его тела матрас, Кензи повернулась к нему. Он лежал, опершись на локоть, и смотрел на нее так пристально, словно мысленно призывал ее запомнить каждую свою черточку.
Кензи почувствовала, что теряет под этим взглядом последние остатки сил.
– Ах ты, моя красавица! – пробормотал он, слегка поглаживая мягкую тугую кожу на ее скулах.
Его пальцы перемещались с такой фантастической легкостью, ласки были так томны и скупы одновременно, что Кензи не удержалась от сдавленного вздоха, в котором слышались и боль, и наслаждение. Она почувствовала, как ее охватывает желание.
Когда он добрался до ее губ, Кензи уже едва сдерживалась. Она судорожно открыла рот и впилась зубами в его пальцы.
Негромко вскрикнув, он свободной рукой стиснул ее запястья и развел руки так, что Кензи оказалась пригвожденной к кровати, как к кресту.
Ее зрачки расширились. Стараясь высвободиться, Кензи извивалась, выгибала спину, даже попыталась пнуть его коленом – тщетно, руки у него были что стальные клещи.
– Тихо, тихо, милая, – прошептал он, – не надо меня бояться. Я ничего тебе...
Что-то в его голосе заставило ее подчиниться. Она перестала сопротивляться и откинулась на подушку. Он отпустил ее.
– Вот так-то лучше...
На смену испугу пришло какое-то неведомое ей ранее возбуждение.
– О Господи, – простонала Кензи, – раздень меня, Ганс! – Глаза ее заблестели. – Если ты не возьмешь меня, я, наверное, с ума сойду!
– Терпение, Кензи, – мягко проговорил он и, обхватив ее лицо обеими руками, прижался ко лбу. – Ты очень красивая и страстная. Да, да, очень, – повторял он, поглаживая пальцами ее щеки. – Но кое-чему тебе надо еще научиться.
– Чему же? – хрипло спросила она.
Он начал разматывать платок, завязанный у нее на шее.
– Тому, что любовь – это искусство. А подлинное искусство не терпит суеты.
Огонь, полыхающий у него в глазах, перекинулся на нее.
– Так научи меня! – жарко прошептала она. – Я буду прилежной ученицей!
Желание, первобытное желание сделало ненужным дальнейшие слова. Он прижался к ее губам, впитывая их сладкую влагу.
Кензи задохнулась. Его губы обжигали, она страстно вдыхала головокружительный мужской запах, отдаваясь восторгу его ласковых прикосновений. Он пробежал кончиком языка по ее губам, толкнулся в зубы, требуя входа.
Стискивая его руки, она двинулась ему навстречу, и, повинуясь только им двоим слышной музыке, их языки затеяли немыслимый танец.
Лишь бы он не прекращался, мелькнуло в затухающем сознании Кензи.
– Еще, еще, – прошептала Кензи, чувствуя, что он пытается освободиться, – О, Ганс...
– Ш-ш-ш. – Он прижал ей палец ко рту. – Знаешь, чего мне сейчас больше всего хочется? – Его глаза странно светились в темноте.
Кензи медленно покачала головой.
– Чего?
– Тебя, – просто ответил он.
Дрожа всем телом, она откинулась на подушку и прижала к себе его голову, а он целовал ее грудь. Внезапно все смешалось – струи прохладного ночного воздуха, жар тел и даже электрический треск его волос, рассыпавшихся шелковой гривой у нее по лицу.
– О, Ганс, – выдохнула Кензи, еще сильнее притягивая к себе его голову, – Ганс...
Она не отрываясь смотрела на него бешено сверкающими глазами.
– Пусть эта ночь никогда не кончится!
Глава 20
Легкая болтовня. Смех.
Зандра и Карл Хайнц раскладывали по полочкам минувшие вечер и ночь – сначала прием, потом танцы в клубе. И все меньше удавалось им скрыть внезапно вспыхнувший взаимный интерес.
На Четырнадцатой включился зеленый, и «бентли» рванулся через залитый водой перекресток, рассекая воду, словно быстроходная яхта. Затем скорость снова упала, и машина плавно свернула на Первую авеню, попав в зеленый коридор до самой Двадцать третьей.
– Зан...
– Хайн...
Они заговорили одновременно, одновременно же замолчали и, встретившись взглядом, рассмеялись.
– Что ты хотел сказать, Хайнц?
– Нет, ты первая.
– О Господи, ну какая разница? Ладно, надеюсь, ты сегодня не скучал. То есть...
Карлу Хайнцу не терпелось поделиться с Зандрой своими истинными чувствами, признаться, что теперь он совершенно по-новому на нее смотрит, ощущает привязанность, хочет сблизиться еще больше, но в последний момент он одернул себя: не надо торопиться, а то еще испугается. А уж этого ему хотелось меньше всего.
– Ну что ты, Зандра, это был потрясающий вечер. – Он взял ее за руки. – Надо бы повторить как-нибудь.
– О, Хайнц, это было бы... это было бы чудесно! Нам о многом надо поговорить.
Ее лицо в мелькающих уличных огнях выглядело таким невинным – таким беззащитным и прекрасным, – что его неудержимо потянуло ее обнять. Но и на сей раз он удержался.
– А ты, Зандра? Каково было танцевать со стариком кузеном?
– Ну что ты болтаешь, Хайнц! – засмеялась она. – Какой же ты старик? Нет, все было замечательно. Первый класс!
И верно, подумала Зандра, давно ей не было так славно. А Хайнц не просто привлекательный мужчина, он... как бы это сказать... словом, неотразим.
«Бентли» притормозил у дома Голдсмитов. Шофер обогнул машину и открыл заднюю дверь.
Зандра удержала Карла Хайнца.
– Не беспокойся, милый, сама добегу. Надеюсь, скоро увидимся. – Она невинно чмокнула его в щеку.
Карл Хайнц ответил ей тем же.
– На днях позвоню.
– Пока!
– Ваше высочество? – послышался почтительный голос шофера.
– Да?
– Куда теперь прикажете?
– Куда? – засмеялся принц. – Да домой, наверное.
Переступая порог просторной квартиры на верхнем этаже Аукционной башни, он услышал, как внутри заливается телефон.
Поспешно заперев дверь, Карл Хайнц бросился к трубке – слуга на ночь уходил. Йозеф был воспитан в старой европейской традиции и даже гордился тем, что точно знает, когда ему надо быть под рукой у хозяина, а когда лучше не показываться.
Карл Хайнц не удержался от улыбки. Уж сегодня-то Йозеф точно просчитался. Нынче не предвидится ни выпивки, ни женщин, ни музыки.
Над телефонным столиком Карл Хайнц обнаружил приколотую к стене записку. Узнав почерк Йозефа, он быстро пробежал ее глазами.
«Ваше высочество,
из Аугсбурга несколько раз звонила принцесса Софья. Говорит, дело срочное. С почтением, Й.».
Карл Хайнц нахмурился и, отдернув манжету, посмотрел на часы. Если верить его золотому «Ролексу», в Германии сейчас восемь утра, так что, пожалуй, можно и позвонить сестре.
А впрочем, подумал он, прислушиваясь к продолжающимся звонкам, может, это она сама дозванивается.
– Да?
Последовало молчание, затем послышался голос с сильным немецким акцентом:
– Ну, слава Богу, наконец-то!
Карл Хайнц не ошибся. Звонила сестра.
– Я весь день стараюсь тебя поймать, – пожаловалась она. – Весь день! – повторила Софья, словно он недослышал.
– Я только что вернулся и как раз собирался тебе позвонить, – спокойно ответил Карл Хайнц. – Что за пожар?
Но Софья еще не насладилась ролью невинной мученицы.
– Право, Хайнц, – засопела она, – а то мне делать больше нечего, кроме как разыскивать тебя. Впредь вели этому своему кошмарному типу, ну я о слуге говорю...
– Софья... – Голоса Карл Хайнц не повысил, но в нем прозвучало нечто угрожающее.
Она сразу осеклась.
– С отцом худо, – коротко бросила Софья. – Очередной удар.
Карл Хайнц застыл на месте, потеряв на мгновение дар речи.
– Насколько худо?
– Достаточно, чтобы ты немедленно сюда прилетел.
И с этими словами Софья повесила трубку.
* * *
Гигантские уличные часы показывали без одиннадцати три утра.
Кензи вновь заковала себя в промокший панцирь от Живанши и сейчас, сидя на краю кровати и с трудом подавляя зевоту, надевала туфли.
Из соседней комнаты появился Ханнес, похожий на ходячую рекламу сети дорогих магазинов спортивной одежды: лосины, вязаный свитер, водонепроницаемая кожаная куртка и двухцветные мокасины. Через руку у него был переброшен плащ.
– Все еще льет, – пояснил он, – так что накинь-ка эту штуку, а то еще простудишься.
– Спасибо, – улыбнулась Кензи, – плащ и вправду не помешает. Но провожать меня совершенно не обязательно. Право, я и сама...
Ханнес прижал ей палец к губам.
– И слушать не хочу. Меня учили, что дам надо провожать, вот я и провожаю.
– Ну прямо истинный джентльмен, – усмехнулась Кензи, погружаясь в атмосферу старых рыцарских времен. Поймав свое отражение в зеркале, она поправила волосы и, вновь повернувшись к Ханнесу, улыбнулась: – Ну что, тронулись?
Прихватив зонтик, Ханнес галантно подал ей руку.
– Знаешь, что я тебе скажу? – Кензи благодарно пожала ему локоть. – Ты – последний из могикан.
– Да, безнадежный романтик, – кивнул Ханнес.
Они спустились на лифте вниз, пересекли вестибюль и вышли на улицу.
Действительность обрушилась на них в виде бурных потоков воды. Сильно похолодало, поднялся ветер, под напором которого зонт Ханнеса, стоило раскрыть его, немедленно прогнулся.
– Бр-р! – Кензи застегнулась на все пуговицы и, оставив Ханнеса сражаться с зонтом, быстро пересекла тротуар и оглядела улицу, по которой все еще сновали машины.
И вот – настоящее чудо: свободное такси на Манхэттене ночью, да еще в такой дождь!
Выпростав руку из кармана, Кензи сунула в рот два пальца и огласила округу пронзительным свистом. Заскрежетали тормоза, машина остановилась. Кензи живо рванула на себя заднюю дверь и скользнула внутрь. Ханнес, отшвырнув в сторону непослушный зонт, последовал за ней.
– Восемьдесят первая, между Первой и Второй, – выдохнула Кензи.
Сидевший за рулем индиец в тюрбане с силой надавил на акселератор.
Машина рванулась так стремительно, что Кензи с Ханнесом отбросило назад, и так они и просидели все четырнадцать минут пути – испытание не для слабонервных.
– На кого это мы нарвались? – простонала Кензи. – Бывший пилот «Формулы-1», что ли?
Так или иначе, правда, едва не врезавшись пару раз во встречные машины, индиец доставил их до места в рекордные сроки.
– Вот здесь, справа, – заорала Кензи, – у того...
Таксист ударил по тормозам, и машина со скрежетом остановилась.
– Неплохо, а? – Обернувшись, он с горделивой улыбкой посмотрел на пассажиров. – Даже на Кони-Айленд вас так не прокатят.
– Может, и неплохо, но знаю одно: кто-то наверху вам сильно ворожит, – с трудом выговорила Кензи.
– Подождите меня. – Ханнес натянул куртку на голову, открыл дверь, живо обогнул машину и, схватив Кензи за руку, потащил ее к спасительному козырьку над входом. Она принялась рыться в сумочке в поисках ключей, но, так и не дав ей их извлечь, он с силой притянул ее к себе.
Кензи удивленно подняла голову. При этом движении плащ соскользнул у нее с плеч, что только облегчило Ханнесу задачу – он крепко обнимал ее за талию.
– Ханнес! – с притворным возмущением воскликнула Кензи. – Немедленно перестань! Ведь таксист все видит! – Она сделала слабую попытку освободиться.
– Ну и что? – ухмыльнулся он. – Зачем лишать беднягу удовольствия?
– Нет, ты положительно неисправим.
– В самом деле?
И, не давая ей ответить, он закрыл ей рот поцелуем. Она жадно прильнула к нему и обхватила обеими руками за шею. О Господи, мелькнуло в сознании у Кензи, как же хорошо в объятиях этого красавца, которого она теперь знает так близко и в то же время совсем не знает!
Ханнес оторвался от нее и пытливо заглянул в глаза.
– Перед тем как уйти, скажи мне одну вещь. – Ханнес замолчал и мягко потрепал ее по щеке.
Даже это простое прикосновение заставило Кензи задрожать всем телом. Но он теперь был совершенно серьезен, остановив на ней какой-то особенный взгляд, словно старался проникнуть в самые глубины ее души.
– У нас сегодня только начало? – продолжал Ханнес. – Или конец?
Кензи не могла оторвать глаз от этого великолепно вылепленного лица. Освещенное уличными фонарями, оно, казалось, излучало какое-то внутреннее сияние.
– Так как, Кензи? Начало или конец?
Она продолжала молча смотреть на него.
Послышался какой-то шум. Это кровь у нее бежала по жилам, бился пульс, сердце бешено колотилось в груди.
А Ханнес – причина всего этого водоворота переживаний – неподвижно стоял рядом и не сводил с нее взгляда. Гипнотического взгляда. Неотразимого.
Слегка наклонившись, он одарил ее очередным поцелуем.
Забыты были и такси, и работающий счетчик, и ключи в сумочке, и дождь пополам с ветром. Кензи полностью растворилась в Ханнесе, и все остальное утратило значение, да и просто перестало существовать, в том числе и стук двери стоявшей неподалеку машины, и звук приближающихся шагов, и скрип открывающихся ворот.
– Эй, голубки! Может, довольно...
Мужской голос, перекрывающий стук дождя, заставил Кензи отскочить от Ханнеса. Она круто обернулась – прямо ей в глаза ударил сильный свет карманного фонаря.
Кензи прищурилась и, защищая глаза, подняла руку.
– Ч-чарли? – выдавила она в сияющую бесцветную пустоту. – Это ты?
– Жаль, что пришлось нарушить ваше уединение, ребята.
Теперь сомнений не осталось. Да, это он – Чарли Ферраро, ее – сегодня здесь, завтра там – любовник, тот самый, что сам всегда проповедует свободу.
Ну что ж, криво улыбнулась Кензи, свобода так свобода. Какого же черта ему здесь понадобилось... Ладно, сейчас выясним.
Встав перед Ханнесом и уперев руки в бока, она отвернулась и, лишь когда Чарли, поднявшись по ступенькам к двери, опустил фонарь, посмотрела ему прямо в глаза.
– Ну и что ты здесь забыл? – Дрожа от ярости, Кензи оглядела его с ног до головы.
Вместо ответа он извлек свой полицейский значок.
У Кензи на мгновение даже челюсть отвалилась.
– Это как следует понимать? – прошипела она, еще больше исполняясь праведного гнева. – Может, объяснишь?
Чарли словно не услышал ее слов.
– А это кто? – Он направил фонарь на Ханнеса. – А ну-ка, приятель, давайте посмотрим ваши документы. – Чарли протянул руку.
– Какого черта! – мгновенно ощетинилась Кензи. – У тебя нет никакого права ни с того ни с сего останавливать людей! Так что выключай-ка свой паршивый фонарь, спрячь значок и вали отсюда!
– Мэм? – Чарли вновь направил ей свет в глаза. Она не успела отвернуться. – Вы что, хотите, чтобы я задержал вас за непристойное поведение?
– За что, за что?
Кензи вдруг показалось, будто у нее из груди выкачали весь воздух, заменив его каким-то другим газообразным веществом, достаточно мощным, чтобы взорвать все вокруг. Она едва сдерживалась.
«Дыши глубже, – уговаривала она себя. – Дыши глубже... Вот гад, еще полицейским значком прикрывается!»
– А ну-ка убери фонарь, – сдержанно скомандовала Кензи. – Живо!
Прозвучало это так властно, что Кензи даже сама удивилась. И Чарли, надо полагать, тоже – во всяком случае, он сразу повиновался.
– Кензи! – послышался у нее из-за спины голос Ханнеса. – Насколько я понимаю, ты знакома с этим джентльменом?
– Джентльменом! – презрительно фыркнула она. – Слишком много чести. Но раз уж на то пошло, – со вздохом продолжала Кензи, – то да, знакома. – И, бросив на Чарли возмущенный взгляд, добавила: – Точнее сказать, была знакома. До тех пор, пока он не записался в гестапо.
Чарли пропустил этот выпад мимо ушей.
– Чего ждем, приятель?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59