Том причесал волосы, которые теперь были гораздо длиннее, чем когда мать видела его в последний раз. Он ощупал подбородок, решил побриться, потом раздумал, нашел чистую рубашку и снова заметался по комнате. Пока он метался, Катя все привела в порядок, умудрившись проделать это, как показалось Тому, всего за полминуты. Пыль исчезла, бумаги лежали ровными стопками, а книги не менее ровными рядами стояли на полках. Взрыв женской активности мгновенно устранил хаос и грязь.
А спустя еще полминуты Том сидел на диване в окружении предметов, свидетельствующих о напряженной деятельности старательного выпускника. Катя, от которой исходил едва уловимый аромат розового мыла, чинно сидела в кресле с книгой в руках. Через пять минут оксфордские колокола принялись вызванивать половину одиннадцатого.
– Я же говорила, что она опоздает, – сказала Катя спустя некоторое время. – Я говорила, что у нас полно времени. Мы могли бы…
Том ничего не ответил, но угрюмо и страстно посмотрел ей в глаза. Она засмеялась, но Том не дрогнул. Катино веселье сошло на нет, она заерзала в кресле, опустила голову и густо покраснела. Том мысленно поздравлял себя с эффективностью на удивление простой методики – гораздо более простой, чем любой разговор, когда зазвонил телефон. И Том и Катя не сомневались, что это звонит Линдсей. Однако оказалось, что ее разыскивает Роуленд Макгир.
Они поговорили, потом Том положил трубку.
– Отлично, – важно сказал он. – Роуленд тоже заедет к нам по дороге в Лондон. С ним его друг.
– Женщина-друг?
– Нет, мужчина. Они вместе учились в Оксфорде. Он работает в кинопромышленности.
– Интересно. – Катя искоса взглянула на Тома. – Линдсей будет рада. Тебе не кажется…
– Нет, не кажется, – решительно заявил Том. – Катя, я сто раз тебе говорил – они просто друзья.
– А по-моему, не просто. Это заметно всем, кроме тебя.
– Моя мать? Ты с ума сошла. Ей тридцать пять, причем тридцать пять ей уже довольно давно.
– Ну вот, значит, она того же возраста, что и Роуленд. Или примерно того же.
– Это совсем другое дело. Пойми, мама – женщина не его типа.
– Почему? Она хорошенькая, она милая. – Катя замолчала, слегка нахмурилась. – А ты что, знаешь, какие женщины его типа?
– Красавицы, – мрачно ответил Том. – По крайней мере, мне так говорили. Красавицы со сложной судьбой. Которых нужно от чего-нибудь спасать. Роуленд романтик. О нем ходит множество разных сплетен. – Том пожал плечами. – Может быть, все это вранье. Говорят, он разбивает сердца – разумеется, сам того не желая.
– Роуленд самоуверен, – задумчиво проговорила Катя. – Он один из самых самоуверенных мужчин, которых я знаю. Но некоторым женщинам – женщинам определенного возраста – это даже нравится. Например, Линдсей это может нравиться.
– Ничего подобного. Она все время шпыняет его за самоуверенность. Но он умный… И добрый. Поэтому она многое ему прощает. Он ей доверяет, а Роуленд мало кому доверяет.
– Я это заметила.
– Так что они просто друзья, ничего больше. Ей от него ничего не надо.
– Завидная участь.
– Катя, я тебе уже не раз говорил – мою мать не интересуют мужчины в романтическом смысле. Уже давно. Она в них не нуждается. У нее хорошая работа, хорошее жалованье, масса друзей, собственная квартира. Она избавилась от тирании бабушки, что иначе как чудом не назовешь. Я не сижу у нее на шее и не устраиваю беспорядка в доме. В конце концов, я – ее сын, и я знаю свою мать! Она самодостаточна. Зачем ей мужчины?
Катя могла бы привести несколько ответов на этот вопрос, и не все из них прозвучали бы достаточно вежливо. В других обстоятельствах она именно так бы и поступила, но сейчас, милосердно снизойдя к мужской и сыновней слепоте Тома, она промолчала. Она подумала, что, когда наступит более благоприятный момент, придется объяснить Тому, что он, подобно многим дочерям и сыновьям, бессознательно лишает мать признаков пола. Сама она избежала этой ошибки лишь потому, что ее мать вполне откровенно демонстрировала свою сексуальность, что заставляло Катю одновременно завидовать ей и презирать ее. Об этом двойственном отношении Кате тоже хотелось рассказать Тому, но время пока не пришло. Она помедлила в нерешительности, потом встала и подошла к единственному в комнате зеркалу – маленькому, с трещиной.
Как и ее мать, Катя была высокой, но в отличие от нее далеко не худой. Она строго изучала свое отражение, пока ей не пришло в голову, что лучше распустить волосы.
– Может, мне переодеться? – начала она. – Я не совсем уверена насчет этого свитера.
– Переодеться? Зачем?
– Ну, не знаю. Если все эти люди приезжают…
– Не надо. – Том тоже поднялся. Он поцеловал ее сзади в шею, намотал на палец рыжую прядь. – Не надо, ты хороша как есть, ты…
Снаружи послышался скрежет тормозов и проклятия Линдсей, пытавшейся поставить машину.
Том побежал вниз встречать мать, а Катя осталась в комнате и еще некоторое время с неудовольствием смотрела на собственное отражение. Наконец появились тяжело нагруженные Том и Линдсей, отдуваясь и, как всегда, перескакивая в разговоре с пятого на десятое.
Том был в Оксфорде всего несколько недель, первый триместр второго года, и Линдсей еще не видела его новой квартиры. Будучи по природе жизнерадостной и тактичной, она сразу же начала всем восхищаться. Замечательный дом с прекрасным видом на черепичные крыши. Комната очень просторна, пятно на ковре совершенно незаметно, а что касается этого вишневого дивана, то он, наверное, очень удобный, а индийское покрывало на нем просто прелесть, какая Катя умница. Кухня через лестничную клетку, общая с соседями? Как удобно! Нет, конечно, смотреть кухню необязательно, но она привезла керамическую кастрюлю, она может пригодиться, и еще несколько свитеров, которые забыл Том, вот-вот похолодает, и еще она на всякий случай привезла плакат, чтобы стены не выглядели слишком голыми, и где-то здесь, черт бы побрал эти сумки, флакончик духов, которые Кате так понравились в прошлый раз.
Произнося все это, Линдсей, которая никогда и никуда не приезжала с пустыми руками, рылась в сумках и разворачивала свертки. Все привезенное было принято с благодарностью. Стены действительно казались слишком голыми, и Том пришел в восторг от плаката с пауком из «Смертельного жара». Катя открыла большой флакон духов «Аврора», и комната, освещенная осенним солнцем, наполнилась весенними ароматами гиацинта и нарцисса.
Катя поцеловала Линдсей, затем, напомнив себе, что она – будущая романистка и потому должна наблюдать людей, отошла подальше и стала смотреть на нее. Ей нравилась Линдсей, и теперь, узнав ее получше, она поняла, что та сознательно прибегает к некоторым актерским приемам. Линдсей почти никогда не входила в комнату, она врывалась в нее, болтая без умолку, начиная предложение и тут же перебивая сама себя. Тонкая фигурка и коротко подстриженные темные курчавые волосы действительно придавали ей несколько мальчишеский вид, и она могла от природы обладать той неуемной энергией, какой обычно обладают мальчишки, но, как подозревала Катя, в значительной степени эти качества она сознательно культивировала. Катя угадывала, что этот поток энергии играет защитную роль. Болтовня, жестикуляция, беспечность были формой маскировки, они отвлекали внимание – и Линдсей к этому стремилась – от ее настоящих чувств и мыслей. Линдсей из лучших побуждений постоянно скрывала свои истинные чувства – по крайней мере, так думала Катя.
Теперь, наблюдая за ней, Катя чувствовала, что на самом деле Линдсей скучает по Тому и боится, что он об этом догадается. Боясь посягнуть на его свободу, она разыгрывала перед ним маленький спектакль: испытывая, возможно, одиночество, она подчеркивала свою занятость, желая, возможно, побыть с сыном подольше, она все время говорила о том, что сразу после ленча ей необходимо возвращаться в Лондон.
Катя была тронута ее притворством и удивлялась полной слепоте Тома. Том любил мать, и во многих отношениях они были очень близки, и все же он не понимал ее.
Она отметила, что Линдсей пришлось еще больше напрячь свои актерские способности, когда Том объявил, что звонил Роуленд Макгир и что он с другом скоро будут здесь. Внезапную радость скрыть трудно, и Линдсей не удалось этого сделать: у нее загорелись глаза, на щеках появился румянец, а голос зазвенел.
– Роуленд звонил? Сюда? С каким другом? Ах да, с Колином. Господи, я с ним говорила прошлой ночью, когда пыталась добраться до Роуленда. Он был страшно пьян.
Тут Линдсей сразу вспомнила, что привезла с собой шампанское, чтобы отпраздновать новоселье.
Бутылка была открыта, что предоставило Линдсей новые возможности для отвлекающих маневров. Пока Катя с Томом мыли бокалы, Линдсей сдирала фольгу с бутылки и с воодушевлением, хотя и с некоторыми купюрами, пересказывала свой разговор с Колином.
Конечно, она не могла рассказать сыну, как сидела прошлой ночью перед немигающим красным глазком автоответчика. В конце концов, позвонить Роуленду, оставившему свой телефон на случай непредвиденных обстоятельств, было вполне простительной слабостью, хотя за два часа до этого она клялась навек изгнать его образ из сердца и отбросить все связанные с ним надежды. Но против этой торжественной клятвы работала глубокая подспудная тревога, вселенная в нее последними словами Джиппи.
Джиппи сказал «Йорк», что не могло означать ничего, кроме «Йоркшир». Он посоветовал ей проверить автоответчик, но на нем не было никаких сообщений. Возможно, само их отсутствие и было сообщением… при этой мысли сердце Линдсей не выдержало. Что-то случилось, поэтому Джиппи и казался таким встревоженным. Может быть, Роуленд заболел или – живое воображение Линдсей уже неслось вскачь, – еще хуже, произошел несчастный случай. Несчастный случай в горах? Автомобильная катастрофа? Лопнувшая веревка? Сломавшийся карабин? Линдсей уже видела Роуленда, лежащего в расселине, бледного, умирающего с ее именем на устах. Сомнения оставили ее, и она без колебаний набрала номер в Йоркшире.
– Я попала на Колина, – рассказывала она, разливая шампанское. – У него был праздник. Дело в том, что Томас Корт собирается снимать фильм в Англии, и Колин работает у него менеджером по выездным съемкам.
– Томас Корт! – Том уважительно присвистнул.
– Корт его совершенно замучил, но благодаря Роуленду Колин наконец нашел дом, который никак не мог найти. Мы говорили очень долго. Он все рассказывал мне про Корта и его странную бывшую жену. Ее долгое время преследовал какой-то маньяк, у нее произошел нервный срыв, и, по-видимому, именно из-за этого они и развелись. В общем, Колин вел себя неосмотрительно. А потом, – она замялась, – потом он начал со мной флиртовать. Это было довольно забавно, ведь мы даже никогда не встречались.
Том вздохнул и строго взглянул на мать.
– И еще более забавно, потому что он был пьян в стельку. Мы говорили целую вечность. Роуленд отправился на одну из своих ночных прогулок, и Колин все время уверял меня, что он вот-вот вернется, но он не возвращался. А потом, – она с улыбкой взглянула на сына, – и это было самое интересное – он сделал мне предложение.
– Предложение? – Лицо Тома приняло еще более строгое выражение. – При том, что он тебя даже не видел? Наверное, он совсем ничего не соображал.
– Он влюбился в мой голос, – с достоинством объяснила Линдсей. – Мы говорили о наваждении, одержимости, витающей в воздухе, как болезнетворный микроб. Наконец речь зашла о любви, и тут он сделал мне предложение. И я, разумеется, согласилась.
– Не могу поверить. Послушай, мама…
– Мы решили пожениться весной. Потом, после нескольких лет страстной любви, мы проведем остаток жизни вместе, в мире и согласии. – После паузы она добавила: – Так что у тебя впереди встреча с будущим отчимом, Том. Надеюсь, ты ему понравишься!
– Подожди, ма. У меня есть вопрос. Почему ты не повесила трубку?
– А с какой стати? – возразила сыну Линдсей. – Мне самое время выйти замуж, а Колин мне вполне подходит. Он очень приятный человек, даже когда пьян. Представляю, как он мил, когда трезвый. По-моему, я поступила правильно.
– Это какой-то бред! – с жаром воскликнул Том. – Кстати, он будет здесь с минуты на минуту. Вместе с Роулендом. Надеюсь, он был настолько пьян, что ничего не помнит.
– В таком случае я ему напомню. Уверяю тебя, мне совсем не хочется оказаться в роли брошенной невесты.
Том в отчаянии закрыл лицо руками. Линдсей всегда обладала способностью повергать сына в смущение. Он тяжело вздохнул.
– Мама, помнишь, как ты приехала в школу на церемонию вручения наград в этой безумной мини-юбке?
– От Донны Каран? Конечно, помню. Чудная была юбочка!
– А помнишь тот крикетный матч, когда меня удалили и ты принялась спорить с судьей?
– Ну да, он был слеп, как летучая мышь.
– А потом за чаем ты насмерть заболтала директора…
– Конечно, помню. Директор был вдовцом. Это был блестящий шаг с моей стороны.
– А потом он пригласил тебя позавтракать…
– И это оказалось чрезвычайно полезным. Вспомни о последствиях.
Последствия заключались в том, что некоторое время спустя директор угодил в объятия матери Линдсей. Таким образом он теперь был женат на бабушке Тома. К счастью, это вопиющее событие, которое Том никак не мог пережить, произошло уже после того, как он окончил школу. Линдсей считала эту операцию одним из самых своих выдающихся достижений, с чем Том был решительно не согласен.
– Мама, во всех этих случаях мне было стыдно за тебя. А теперь еще не легче. Когда этот Колин сюда приедет, с ним будет Роуленд, а ты знаешь, Роуленд непредсказуем. Ему все это может не понравиться. Он может подумать, что ты делаешь из его лучшего друга посмешище.
– Делать посмешище из собственного будущего мужа. Как можно, дорогой!
– Мама, я тебя прошу. Немедленно прекрати этот фарс.
Том говорил спокойно, но вдруг Линдсей стало ясно, что ее сын воспринимает происходящее всерьез.
– Ты и вправду огорчен, Том?
– Да. Иногда ты перегибаешь палку, тебе не кажется?
– Том, подожди минутку, – вмешалась Катя. – Линдсей же просто хотела тебя подразнить. Она не имела в виду…
– Нет, нет, Катя, он, пожалуй, прав.
Какое-то мгновение Кате казалось, что Линдсей вот-вот расплачется. Она поняла, что вся эта, возможно, заранее задуманная сцена произвела совсем не тот эффект, на который рассчитывала Линдсей. В действительности Линдсей была напряжена и взволнованна и изо всех сил пыталась скрыть это от сына. Однако она быстро взяла себя в руки. На лице у нее появилось выражение шутливого раскаяния.
– Я знаю, знаю. – Она вздохнула. – Я много себе позволяю и много болтаю, наверное, это может действовать на нервы. Я просто хотела пошутить, но, наверное, я переборщила. Колин мне действительно понравился, и я не собираюсь вгонять его в краску. Я не произнесу ни слова. Он наверняка все забыл, и я не стану ему ни о чем напоминать. Буду вести себя как настоящая леди. Обещаю!
Линдсей никогда не нарушала обещаний, а обещания, данные сыну, всегда свято выполняла. Зная это, Том сразу успокоился, и Катя, уловившая в воздухе запах ссоры, тоже расслабилась. Линдсей немного угомонилась, и следующие полчаса прошли в приятной всеобщей гармонии.
Все было так хорошо, потом говорила себе Катя, до тех пор, пока за окном не послышался рев мотора и, выглянув из окна, она не увидела внизу красный спортивный автомобиль чудовищной длины.
6
– Это «Астон-Мартин», – сказал Том с благоговением. – Бог ты мой, да это «ДБ-5». Классическая модель. Пойду их впущу.
Дверь за ним захлопнулась.
– Не знала, что Роуленд ездит на «Астон-Мартин», – заметила Катя.
– А он и не ездит.
– Сейчас он сидит за рулем. Наверное, это машина вашего жениха.
– Не надо, Катя. – Линдсей устало улыбнулась и тоже подошла к окну. Обе женщины смотрели на высокого темноволосого Роуленда, выбиравшегося с низкого сиденья. Одежда Макгира производила впечатление несколько поношенной. Сейчас на нем был старомодный твидовый пиджак, зеленоватый свитер и старые вельветовые бриджи. Роуленду Макгиру всегда было безразлично, как он одет. Катя считала, что это из-за того, что он сознательно не стремился произвести выгодное впечатление. Когда Роуленд появлялся где-то, то неизменно на его лице было надменное пренебрежение к тому, как его примут. Это некоторых восхищало, других злило.
Роуленд, по-видимому, пребывал не в самом радужном расположении духа. Он нетерпеливо оглянулся по сторонам, потом взглянул наверх. Линдсей отпрянула от окна. Потом Роуленд с помощью Тома открыл дверцу машины и стал извлекать наружу пассажира «Астона». На это потребовалось некоторое время. Человек появлялся из машины, как упрямая пробка из бутылки. Он издавал невнятные звуки протеста, лицо его имело зеленоватый оттенок, а неяркое ноябрьское солнце, как видно, резало ему глаза, потому что на нем были черные очки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45