Но он признавал, что в наблюдениях Наташи есть доля истины, во всяком случае, в последние пять лет все самые сильные приступы астмы были связаны с действиями или посланиями Кинга.
Тогда для исцеления нужно было лишь одно – забыть о Кинге, выкинуть из головы все, что этот человек говорил или писал, и процесс могло облегчить молчание – а лучше смерть преследователя. Но Томас Корт не был уверен в том, что он хочет исцеления. Какая-то чрезвычайно отзывчивая и чувствительная часть его личности цеплялась за Кинга, хотя он понимал, что тот разрушает его брак и угрожает здоровью. И вот теперь ему не хватало Кинга. Иногда ночью, лежа в постели и прослушивая записи его телефонных монологов, он испытывал раздражение из-за пятимесячного молчания Кинга, чувствовал, что подспудно ждет новую весточку, новое откровение, новое подтверждение его присутствия. Корт начинал скучать и томиться без этого зловещего допинга.
Он не может обойтись без этой темной стороны, подумал он, когда такси наконец подъехало к тротуару и остановилось. Ему было необходимо прислушиваться к невысказанному. Интересно, отстраненно думал он, наблюдая, как такси прибавляет скорость и как бы с облегчением вливается в поток транспорта, должен ли он объяснять все это жене. Необязательно, решил он в следующее мгновение. Весь их брак покоился на двойственности, и сегодня он еще раз получил этому подтверждение, когда голос жены подчинил его своей власти.
– Вот он, «Конрад», – сказал Линдсей Колин Лассел, остановившись под высоким сводом главного входа. – Теперь вы понимаете, что я имел в виду? Монументальное сооружение, не правда ли?
– Да, я поняла, о чем вы говорили. Боже мой, Колин… – Линдсей подняла глаза на нависавший над ними портик. Архитектор, создавший «Конрад», как рассказывал ей Колин за обедом, был странным человеком, братья-близнецы по фамилии Конрад, которые финансировали этот проект, также отличались некоторыми странностями, а у самого здания было странное прошлое. Дом населяли привидения, и наиболее страшным и мстительным из них считали призрак Анны Конрад, незамужней сестры близнецов, которая много лет назад выпрыгнула из окна квартиры, где жила вместе с братьями, и разбилась насмерть. Глядя на фасад здания, Линдсей пыталась угадать роковое окно.
Призрак Анны Конрад являлся нечасто, но каждый раз с трагическими последствиями, как сказал Колин, не вдаваясь в детали. Линдсей хотела было выведать у него подробности, но теперь, когда она увидела здание, поняла, что лучше этого не делать. Она была слишком впечатлительна и знала, что при соответствующей обстановке воображение способно сыграть с ней злую шутку и устроить встречу с этой женщиной – молодой, красивой и, как сказал Колин, душевнобольной.
Линдсей раньше не раз проходила мимо этого здания, но так и не удосужилась как следует его рассмотреть. Теперь, когда она видела его так близко, да еще ночью, оно казалось особенно величественным и угрюмым. Она оглянулась через плечо на темное пятно в сердце Манхэттена – Центральный парк, потом снова перевела взгляд на огромный провал главного входа.
По обе стороны лестницы в несколько рядов стояли колонны коринфского ордена из желтоватого мрамора, навевая мысли об античных храмах. Колонны поддерживали тяжелый, темный фронтон, и даже неискушенный глаз Линдсей определил, что пропорции нарушены – фронтон был слишком велик, и оттого казалось, что колонны вот-вот рухнут под его весом. Это впечатление усиливалось благодаря декоративным деталям, выбранным архитектором. «Орнамент под червоточину» – таким специальным термином определил Колин этот сомнительный декоративный прием. Линдсей же казалось, что камни и в самом деле изъедены миллионами слепых, голодных червей.
Она невольно вздрогнула. При ближайшем рассмотрении становилось ясно, что сердце Хиллиарда Уайта ни в коем случае не было безраздельно отдано классицизму. Хотя вход и навевал мысли о греческом храме, весь фасад в целом представлял собой чудовищное и эклектичное нагромождение разнородных деталей. Одно было украдено у французов, другое у венецианцев, третье у египтян, четвертое у испанцев – невероятное смешение эпох и архитектурных стилей.
– Бог ты мой, что это такое? – выдохнула она, заметив темное каменное лицо, словно растущее из стены.
– Что-то вроде горгульи, – отвечал Колин, дружески погладив отвратительную голову. – На вашем месте я не стал бы особенно присматриваться к деталям. Некоторые из них могут напугать кого угодно.
– Но что у нее во рту? О-о… – Линдсей осеклась и нахмурилась: под одним углом казалось, что горгулья пожирает змею, но под другим это уже была не змея, а нечто другое.
– Давайте войдем, – смутился Колин, поняв, что увидела Линдсей, и потянул ее за руку.
Он провел ее в вестибюль, поздоровался со швейцаром, затем с портье. Портье Линдсей даже не сразу разглядела, таким крошечным он казался, когда сидел за своей конторкой. Они подошли к тяжелой портьере, занимавшей всю стену, и Линдсей вдруг поняла, что хотя она вроде бы и знает, как попала в этот собор – другое слово подобрать было трудно, – но не представляет себе, как из него выйти. Вход должен был быть где-то сзади, на другом конце нефа, но теперь его почему-то не было видно.
– Здесь полным-полно разных хитрых штучек, – пояснил Колин, с удовлетворением отметивший ее реакцию. – Я вас предупреждал. В «Конраде» очень легко заблудиться, если точно не знать дорогу, а чертежи и планы Уайта словно нарочно сделаны таким образом, чтобы вводить людей в заблуждение. Именно поэтому «Конрад» и считают самым надежным убежищем.
Он оглянулся на портье и улыбнулся Линдсей.
– Не волнуйтесь, на самом деле все не так страшно. Вы впечатлительны?
– Очень.
– Держитесь за меня. – Он кивнул портье. – Мы пойдем по главной лестнице, Джанкарло.
Здесь есть лифт, – продолжал Колин, – но мне кажется, лучше подняться пешком. Эмили живет всего-навсего на втором этаже, а эта лестница заслуживает того, чтобы вам ее показать.
Они прошли несколько шагов по холодному мраморному полу, и она увидела впереди широкую дубовую лестницу, покрытую кроваво-красным ковром. Ее освещали лампы, которые держали в поднятой руке бронзовые арапы. Лестница поднималась по спирали этаж за этажом, так что Линдсей видела лестничные пролеты изнутри. Наверху лестница упиралась в обширное пространство под куполом. До купола было по меньшей мере десять этажей, по широким ступенькам могла бы маршировать армия по десять человек в ряд, и все же она испытывала панику. Было очень тихо и тепло, в воздухе веяло каким-то странным ожиданием, словно ступеньки, перила и арапы затаились, чтобы увидеть, что будут делать новые пришельцы.
– Ну и что вы об этом скажете? Правда чудовищно? – Колин с гордостью оглядывался вокруг. – Просто чудовищно. Каждый раз поражает заново.
Толстые витки радиатора рядом с Линдсей издали утробный всхлип, потом удовлетворенно заурчали. По ее спине побежали мурашки.
– Хичкок дорого дал бы за эту лестницу, – пробормотала она.
– Да, не правда ли? – радостно улыбнулся Колин и со вздохом заметил: – Вот только эти арапы… Несколько лет назад были попытки от них избавиться, но тетя Эмили мигом их пресекла.
– Они ей нравятся?
– Боюсь, что нравятся. – Он замялся. – Дело в том, что с определенной точки зрения она права: они действительно оригинальны. А Эмили прожила здесь всю жизнь. Она здесь родилась.
Линдсей, которая уже не испытывала такого острого желания навестить тетю Эмили, почувствовала, что у Колина тоже возникли какие-то сомнения, и мысленно отметила, что, кажется, уже научилась разбираться в его душевных состояниях.
– Я как раз думаю, – тактично начала она, – что уже очень поздно. Мы просидели в ресторане дольше, чем рассчитывали. В конце концов, вашей тете восемьдесят пять, и…
– О, проблема не в этом. Эмили – типичная сова, и режим у нее очень необычный. Она спит урывками днем, хотя, разумеется, никогда в этом не признается, а иногда вообще невозможно догадаться, спит она или нет. Для Эмили сейчас самое начало вечера. Около полуночи она обычно очень оживляется.
Линдсей теперь еще более отчетливо видела, что он нервничает.
– Но какая-то проблема все-таки есть? – мягко спросила она. – Колин, скажите мне прямо, в чем дело?
– Ну, она немного глуховата…
– И всего-то?
– Временами она может показаться несколько странной, – признался он наконец.
Линдсей пыталась представить себе, что он имеет в виду. С приветом? Эксцентрична? Слегка не в себе? Сумасшедшая на девяносто пять процентов?
– Ну что ж, тогда я очень рада, что вы со мной, – сказала она. – С вами я чувствую себя в полной безопасности.
Едва закончив фразу, она вдруг осознала, что это правда. По неизвестным причинам присутствие Колина действительно придавало ей уверенности. Колин тоже сразу успокоился и повеселел. Что было тому виной – комплимент или прикосновение, – неизвестно.
– Нет, вы не подумайте, она не сумасшедшая, – объяснял он, – а действительно немного странная. Обожает шокировать людей. Я должен предупредить вас заранее.
И Линдсей устремилась навстречу загадочной тетке Колина. Дверь им открыла пожилая горничная, которая, шурша юбкой, проводила их в огромную полутемную гостиную.
Старая, очень старая женщина с морщинистым лицом и властными манерами протянула ей руку. Линдсей с интересом взглянула ей в лицо и как можно любезнее произнесла:
– Счастлива познакомиться с вами, мисс.
– Вы опоздали, – услышал Томас Корт, войдя в уютный номер своей жены. Он прошел мимо Анжелики, не здороваясь и не удостоив ее взглядом. Корт часто бывал невежлив, даже груб, и она к этому привыкла.
– Я говорил с телохранителем, – на ходу бросил он.
– С каким телохранителем?
– В театре, – раздраженно буркнул Корт. – Как его там? Джон, Джек…
– Джек. – Анжелика взглянула на него с презрительной насмешкой. – И поэтому вы опоздали больше чем на час? То есть вы хотите сказать, что целый час разговаривали с телохранителем? Джонатан ждал вас.
– Меня задержали, говорю же вам!
– Его спать не уложишь, пока он не поговорит с вами. – Она замолчала. Корт, который за все это время ни разу на Анжелику не посмотрел, повернулся к ней спиной. – Мария специально осталась с ним посидеть. Они смотрят новые книги про животных. Он так хотел их вам показать.
– Кто такая Мария? – перебил ее Корт.
Анжелика снова вздохнула.
– Вы ее видели на прошлой неделе. Мария приходит делать Наташе массаж перед спектаклем. Она занимается ароматерапией. Темные волосы, очки. Она приятная девушка, и Джонатан к ней очень привязался.
– Хорошо бы от нее как-нибудь избавиться. Здесь и так постоянно крутится слишком много женщин.
Анжелика, не в первый раз слышавшая подобные замечания, не ответила. Она вышла из комнаты, и Корт услышал в отдалении женские голоса. Ароматерапевт, преподавательница пения, две секретарши, специалистка по йоге, обучавшая Наташу приемам релаксации, личный тренер, тоже женщина, – по представлению Корта, Наташа все время проводила в окружении помощниц и приспешниц женского пола, и ему было отвратительно их благоговейное жужжание, добросовестность, с которой они обустраивали улей, обхаживали матку, кормили, защищали и чистили ее. Он считал это нездоровым. У Наташи всегда была склонность окружать себя жрицами, а после развода эта склонность усилилась, и он часто говорил ей об этом.
– Добрый вечер, – услышал он женский голос. Он обернулся. Рядом с Анжеликой он увидел эту самую Марию, надевавшую пальто. Как большинство Наташиных жриц, она была некрасива – толстая, с волосами неопределенного цвета, собранными в пучок, в идиотских очках с толстыми линзами. Он отметил, что Мария явно смущена его присутствием. Она бросила растерянный взгляд на Анжелику, застенчиво ему улыбнулась, причем улыбка удивительным образом изменила ее лицо и сделала его почти привлекательным.
– Ваш сын еще не спит, – сказала она. – Он замечательный мальчик. Он так хочет показать вам книгу о китах, мистер Корт. – Она взглянула на Анжелику. – Я решила сегодня обойтись без сказки. Знаете, если у него кошмары… Поэтому мы просто смотрели книги о животных. Он необыкновенно развит для своего возраста… Боже, уже поздно, мне пора идти.
Томас холодно кивнул и через некоторое время услышал за дверью женский смех.
Когда Анжелика, проводив Марию, вернулась, он нервно шагнул к ней навстречу.
– Кошмары? Какие кошмары? Наташа мне ничего об этом не говорила.
– Он иногда просыпается по ночам, – ответила Анжелика, отводя глаза. – Это происходит уже довольно давно.
– Что значит давно?
– Ну, началось в то время, когда вы разводились, потом все прошло. А вот сейчас опять…
– Когда он приезжает ко мне в Монтану, у него никаких кошмаров не бывает. Прошлым летом все было в порядке. Это все из-за того, что он сидит здесь как в тюрьме, а его матери вечно не бывает дома.
– Она должна работать. Но в любом случае это скоро кончится. Она не сегодня-завтра уйдет из «Эстеллы», а потом…
– Ей вообще не следовало браться за эту роль. – Он раздраженно махнул рукой. – Я должен поговорить с ней о Джонатане. Почему мне никто не сообщил, что у него кошмары?
– Наверное, потому, что вы не спрашивали.
Анжелика никогда не скрывала неприязни к Корту. Это была даже не неприязнь, а упорная, непримиримая враждебность, и он платил ей той же монетой. Более всего их отношения походили на отношения двух врагов-противников, равных по силе и за это уважающих друг друга.
В этой схватке, не прекращавшейся с того самого времени, как он женился на Наташе, Томас Корт обладал одним преимуществом: он был мужчиной, мужем со всеми правами мужа. После развода, как они оба сознавали, он это преимущество в значительной степени утратил.
– Вы плохо себя чувствуете? – спросила Анжелика, оглядывая его с головы до пят. Она всегда радовалась малейшему свидетельству его физической неполноценности. – Вы очень бледны и плохо выглядите. У вас был приступ?
– Я чувствую себя совершенно нормально. – Он отвернулся. – Просто в воздухе слишком много пыли, к тому же я устал. Я работаю с самого утра, с половины шестого. Приготовьте мне кофе и принесите в комнату Джонатана.
– Черный?
– Да. Я хочу дождаться Наташу.
– Напрасно. Она вернется очень поздно. После спектакля она обедает с этим маклером, а завтра ей рано вставать. В семь придет тренер. Потом она завтракает с Жюлем Маккехни, а потом…
– Сегодя она с ним обедает, а завтра завтракает? Это так необходимо?
Анжелика пожала плечами.
– Завтра утром будет заседание правления «Конрада», надо обсудить детали. Для Наташи это очень важно, понятно, что она волнуется. Тем более что завтра пятница и тринадцатое число. Не очень-то благоприятный день, верно?
Томас Корт страстно хотел, чтобы этот день оказался действительно неудачным для Наташи. Ему очень хотелось сказать это вслух, хотелось спросить Анжелику, встречается ли Наташа со своим маклером наедине или с ними будут другие люди. При одном лишь упоминании о Жюле Маккехни в ушах Корта звучал голос Джозефа Кинга. В таких ситуациях Кинг, его личный враг, всегда оказывался тут как тут. Но эти вопросы свидетельствовали бы о слабости Корта, а он не хотел давать Анжелике повод для восторгов. Он взглянул на ее грузную фигуру, плоское лицо с жесткими чертами, пронзительные черные глазки и вдруг почувствовал безмерную усталость. Иногда, особенно после изматывающих астматических приступов, у него пропадало желание сражаться.
– Вы еще о чем-то хотите со мной поговорить? – спокойно спросил он.
– Да. Мне надо кое-что выяснить. О Джозефе Кинге. О том, что произошло в Глэсьер-парке. – Она помедлила секунду. – Я знаю, что вы сказали Наташе.
– Ни минуты не сомневался.
– Я хочу знать правду. – Она замолчала, выражение лица смягчилось, в нем уже не было столь явной враждебности. – Я отвечаю за Джонатана. Я единственный человек, который находится с ним рядом днем и ночью. Мне нужно это знать.
– Не стану спорить. Я сам собирался…
– Я ничего не скажу Наташе, но я должна знать.
Их глаза встретились. Корт повернулся к двери.
– Хорошо, – сказал он. – Я все вам объясню после того, как повидаюсь с Джонатаном. Подайте кофе сюда, а не в его комнату, Анжелика. Я пробуду у него недолго.
– Не задерживайтесь. Ему давно пора спать.
– Папа, я хочу тебе показать книгу по летучих мышей, – говорил Джонатан, – и вот эту – про китов. Представляешь, они разговаривают друг с другом, летучие мыши и киты. У них есть специальный язык. Вот смотри…
Корт смотрел на сына с нежностью и печалью.
– Что? Летучие мыши разговаривают с китами? Никогда не знал.
– Да нет же! – Джонатан рассмеялся. – Какой ты глупый, папа. Они разговаривают друг с другом. Летучие мыши с летучими мышами, а киты с китами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Тогда для исцеления нужно было лишь одно – забыть о Кинге, выкинуть из головы все, что этот человек говорил или писал, и процесс могло облегчить молчание – а лучше смерть преследователя. Но Томас Корт не был уверен в том, что он хочет исцеления. Какая-то чрезвычайно отзывчивая и чувствительная часть его личности цеплялась за Кинга, хотя он понимал, что тот разрушает его брак и угрожает здоровью. И вот теперь ему не хватало Кинга. Иногда ночью, лежа в постели и прослушивая записи его телефонных монологов, он испытывал раздражение из-за пятимесячного молчания Кинга, чувствовал, что подспудно ждет новую весточку, новое откровение, новое подтверждение его присутствия. Корт начинал скучать и томиться без этого зловещего допинга.
Он не может обойтись без этой темной стороны, подумал он, когда такси наконец подъехало к тротуару и остановилось. Ему было необходимо прислушиваться к невысказанному. Интересно, отстраненно думал он, наблюдая, как такси прибавляет скорость и как бы с облегчением вливается в поток транспорта, должен ли он объяснять все это жене. Необязательно, решил он в следующее мгновение. Весь их брак покоился на двойственности, и сегодня он еще раз получил этому подтверждение, когда голос жены подчинил его своей власти.
– Вот он, «Конрад», – сказал Линдсей Колин Лассел, остановившись под высоким сводом главного входа. – Теперь вы понимаете, что я имел в виду? Монументальное сооружение, не правда ли?
– Да, я поняла, о чем вы говорили. Боже мой, Колин… – Линдсей подняла глаза на нависавший над ними портик. Архитектор, создавший «Конрад», как рассказывал ей Колин за обедом, был странным человеком, братья-близнецы по фамилии Конрад, которые финансировали этот проект, также отличались некоторыми странностями, а у самого здания было странное прошлое. Дом населяли привидения, и наиболее страшным и мстительным из них считали призрак Анны Конрад, незамужней сестры близнецов, которая много лет назад выпрыгнула из окна квартиры, где жила вместе с братьями, и разбилась насмерть. Глядя на фасад здания, Линдсей пыталась угадать роковое окно.
Призрак Анны Конрад являлся нечасто, но каждый раз с трагическими последствиями, как сказал Колин, не вдаваясь в детали. Линдсей хотела было выведать у него подробности, но теперь, когда она увидела здание, поняла, что лучше этого не делать. Она была слишком впечатлительна и знала, что при соответствующей обстановке воображение способно сыграть с ней злую шутку и устроить встречу с этой женщиной – молодой, красивой и, как сказал Колин, душевнобольной.
Линдсей раньше не раз проходила мимо этого здания, но так и не удосужилась как следует его рассмотреть. Теперь, когда она видела его так близко, да еще ночью, оно казалось особенно величественным и угрюмым. Она оглянулась через плечо на темное пятно в сердце Манхэттена – Центральный парк, потом снова перевела взгляд на огромный провал главного входа.
По обе стороны лестницы в несколько рядов стояли колонны коринфского ордена из желтоватого мрамора, навевая мысли об античных храмах. Колонны поддерживали тяжелый, темный фронтон, и даже неискушенный глаз Линдсей определил, что пропорции нарушены – фронтон был слишком велик, и оттого казалось, что колонны вот-вот рухнут под его весом. Это впечатление усиливалось благодаря декоративным деталям, выбранным архитектором. «Орнамент под червоточину» – таким специальным термином определил Колин этот сомнительный декоративный прием. Линдсей же казалось, что камни и в самом деле изъедены миллионами слепых, голодных червей.
Она невольно вздрогнула. При ближайшем рассмотрении становилось ясно, что сердце Хиллиарда Уайта ни в коем случае не было безраздельно отдано классицизму. Хотя вход и навевал мысли о греческом храме, весь фасад в целом представлял собой чудовищное и эклектичное нагромождение разнородных деталей. Одно было украдено у французов, другое у венецианцев, третье у египтян, четвертое у испанцев – невероятное смешение эпох и архитектурных стилей.
– Бог ты мой, что это такое? – выдохнула она, заметив темное каменное лицо, словно растущее из стены.
– Что-то вроде горгульи, – отвечал Колин, дружески погладив отвратительную голову. – На вашем месте я не стал бы особенно присматриваться к деталям. Некоторые из них могут напугать кого угодно.
– Но что у нее во рту? О-о… – Линдсей осеклась и нахмурилась: под одним углом казалось, что горгулья пожирает змею, но под другим это уже была не змея, а нечто другое.
– Давайте войдем, – смутился Колин, поняв, что увидела Линдсей, и потянул ее за руку.
Он провел ее в вестибюль, поздоровался со швейцаром, затем с портье. Портье Линдсей даже не сразу разглядела, таким крошечным он казался, когда сидел за своей конторкой. Они подошли к тяжелой портьере, занимавшей всю стену, и Линдсей вдруг поняла, что хотя она вроде бы и знает, как попала в этот собор – другое слово подобрать было трудно, – но не представляет себе, как из него выйти. Вход должен был быть где-то сзади, на другом конце нефа, но теперь его почему-то не было видно.
– Здесь полным-полно разных хитрых штучек, – пояснил Колин, с удовлетворением отметивший ее реакцию. – Я вас предупреждал. В «Конраде» очень легко заблудиться, если точно не знать дорогу, а чертежи и планы Уайта словно нарочно сделаны таким образом, чтобы вводить людей в заблуждение. Именно поэтому «Конрад» и считают самым надежным убежищем.
Он оглянулся на портье и улыбнулся Линдсей.
– Не волнуйтесь, на самом деле все не так страшно. Вы впечатлительны?
– Очень.
– Держитесь за меня. – Он кивнул портье. – Мы пойдем по главной лестнице, Джанкарло.
Здесь есть лифт, – продолжал Колин, – но мне кажется, лучше подняться пешком. Эмили живет всего-навсего на втором этаже, а эта лестница заслуживает того, чтобы вам ее показать.
Они прошли несколько шагов по холодному мраморному полу, и она увидела впереди широкую дубовую лестницу, покрытую кроваво-красным ковром. Ее освещали лампы, которые держали в поднятой руке бронзовые арапы. Лестница поднималась по спирали этаж за этажом, так что Линдсей видела лестничные пролеты изнутри. Наверху лестница упиралась в обширное пространство под куполом. До купола было по меньшей мере десять этажей, по широким ступенькам могла бы маршировать армия по десять человек в ряд, и все же она испытывала панику. Было очень тихо и тепло, в воздухе веяло каким-то странным ожиданием, словно ступеньки, перила и арапы затаились, чтобы увидеть, что будут делать новые пришельцы.
– Ну и что вы об этом скажете? Правда чудовищно? – Колин с гордостью оглядывался вокруг. – Просто чудовищно. Каждый раз поражает заново.
Толстые витки радиатора рядом с Линдсей издали утробный всхлип, потом удовлетворенно заурчали. По ее спине побежали мурашки.
– Хичкок дорого дал бы за эту лестницу, – пробормотала она.
– Да, не правда ли? – радостно улыбнулся Колин и со вздохом заметил: – Вот только эти арапы… Несколько лет назад были попытки от них избавиться, но тетя Эмили мигом их пресекла.
– Они ей нравятся?
– Боюсь, что нравятся. – Он замялся. – Дело в том, что с определенной точки зрения она права: они действительно оригинальны. А Эмили прожила здесь всю жизнь. Она здесь родилась.
Линдсей, которая уже не испытывала такого острого желания навестить тетю Эмили, почувствовала, что у Колина тоже возникли какие-то сомнения, и мысленно отметила, что, кажется, уже научилась разбираться в его душевных состояниях.
– Я как раз думаю, – тактично начала она, – что уже очень поздно. Мы просидели в ресторане дольше, чем рассчитывали. В конце концов, вашей тете восемьдесят пять, и…
– О, проблема не в этом. Эмили – типичная сова, и режим у нее очень необычный. Она спит урывками днем, хотя, разумеется, никогда в этом не признается, а иногда вообще невозможно догадаться, спит она или нет. Для Эмили сейчас самое начало вечера. Около полуночи она обычно очень оживляется.
Линдсей теперь еще более отчетливо видела, что он нервничает.
– Но какая-то проблема все-таки есть? – мягко спросила она. – Колин, скажите мне прямо, в чем дело?
– Ну, она немного глуховата…
– И всего-то?
– Временами она может показаться несколько странной, – признался он наконец.
Линдсей пыталась представить себе, что он имеет в виду. С приветом? Эксцентрична? Слегка не в себе? Сумасшедшая на девяносто пять процентов?
– Ну что ж, тогда я очень рада, что вы со мной, – сказала она. – С вами я чувствую себя в полной безопасности.
Едва закончив фразу, она вдруг осознала, что это правда. По неизвестным причинам присутствие Колина действительно придавало ей уверенности. Колин тоже сразу успокоился и повеселел. Что было тому виной – комплимент или прикосновение, – неизвестно.
– Нет, вы не подумайте, она не сумасшедшая, – объяснял он, – а действительно немного странная. Обожает шокировать людей. Я должен предупредить вас заранее.
И Линдсей устремилась навстречу загадочной тетке Колина. Дверь им открыла пожилая горничная, которая, шурша юбкой, проводила их в огромную полутемную гостиную.
Старая, очень старая женщина с морщинистым лицом и властными манерами протянула ей руку. Линдсей с интересом взглянула ей в лицо и как можно любезнее произнесла:
– Счастлива познакомиться с вами, мисс.
– Вы опоздали, – услышал Томас Корт, войдя в уютный номер своей жены. Он прошел мимо Анжелики, не здороваясь и не удостоив ее взглядом. Корт часто бывал невежлив, даже груб, и она к этому привыкла.
– Я говорил с телохранителем, – на ходу бросил он.
– С каким телохранителем?
– В театре, – раздраженно буркнул Корт. – Как его там? Джон, Джек…
– Джек. – Анжелика взглянула на него с презрительной насмешкой. – И поэтому вы опоздали больше чем на час? То есть вы хотите сказать, что целый час разговаривали с телохранителем? Джонатан ждал вас.
– Меня задержали, говорю же вам!
– Его спать не уложишь, пока он не поговорит с вами. – Она замолчала. Корт, который за все это время ни разу на Анжелику не посмотрел, повернулся к ней спиной. – Мария специально осталась с ним посидеть. Они смотрят новые книги про животных. Он так хотел их вам показать.
– Кто такая Мария? – перебил ее Корт.
Анжелика снова вздохнула.
– Вы ее видели на прошлой неделе. Мария приходит делать Наташе массаж перед спектаклем. Она занимается ароматерапией. Темные волосы, очки. Она приятная девушка, и Джонатан к ней очень привязался.
– Хорошо бы от нее как-нибудь избавиться. Здесь и так постоянно крутится слишком много женщин.
Анжелика, не в первый раз слышавшая подобные замечания, не ответила. Она вышла из комнаты, и Корт услышал в отдалении женские голоса. Ароматерапевт, преподавательница пения, две секретарши, специалистка по йоге, обучавшая Наташу приемам релаксации, личный тренер, тоже женщина, – по представлению Корта, Наташа все время проводила в окружении помощниц и приспешниц женского пола, и ему было отвратительно их благоговейное жужжание, добросовестность, с которой они обустраивали улей, обхаживали матку, кормили, защищали и чистили ее. Он считал это нездоровым. У Наташи всегда была склонность окружать себя жрицами, а после развода эта склонность усилилась, и он часто говорил ей об этом.
– Добрый вечер, – услышал он женский голос. Он обернулся. Рядом с Анжеликой он увидел эту самую Марию, надевавшую пальто. Как большинство Наташиных жриц, она была некрасива – толстая, с волосами неопределенного цвета, собранными в пучок, в идиотских очках с толстыми линзами. Он отметил, что Мария явно смущена его присутствием. Она бросила растерянный взгляд на Анжелику, застенчиво ему улыбнулась, причем улыбка удивительным образом изменила ее лицо и сделала его почти привлекательным.
– Ваш сын еще не спит, – сказала она. – Он замечательный мальчик. Он так хочет показать вам книгу о китах, мистер Корт. – Она взглянула на Анжелику. – Я решила сегодня обойтись без сказки. Знаете, если у него кошмары… Поэтому мы просто смотрели книги о животных. Он необыкновенно развит для своего возраста… Боже, уже поздно, мне пора идти.
Томас холодно кивнул и через некоторое время услышал за дверью женский смех.
Когда Анжелика, проводив Марию, вернулась, он нервно шагнул к ней навстречу.
– Кошмары? Какие кошмары? Наташа мне ничего об этом не говорила.
– Он иногда просыпается по ночам, – ответила Анжелика, отводя глаза. – Это происходит уже довольно давно.
– Что значит давно?
– Ну, началось в то время, когда вы разводились, потом все прошло. А вот сейчас опять…
– Когда он приезжает ко мне в Монтану, у него никаких кошмаров не бывает. Прошлым летом все было в порядке. Это все из-за того, что он сидит здесь как в тюрьме, а его матери вечно не бывает дома.
– Она должна работать. Но в любом случае это скоро кончится. Она не сегодня-завтра уйдет из «Эстеллы», а потом…
– Ей вообще не следовало браться за эту роль. – Он раздраженно махнул рукой. – Я должен поговорить с ней о Джонатане. Почему мне никто не сообщил, что у него кошмары?
– Наверное, потому, что вы не спрашивали.
Анжелика никогда не скрывала неприязни к Корту. Это была даже не неприязнь, а упорная, непримиримая враждебность, и он платил ей той же монетой. Более всего их отношения походили на отношения двух врагов-противников, равных по силе и за это уважающих друг друга.
В этой схватке, не прекращавшейся с того самого времени, как он женился на Наташе, Томас Корт обладал одним преимуществом: он был мужчиной, мужем со всеми правами мужа. После развода, как они оба сознавали, он это преимущество в значительной степени утратил.
– Вы плохо себя чувствуете? – спросила Анжелика, оглядывая его с головы до пят. Она всегда радовалась малейшему свидетельству его физической неполноценности. – Вы очень бледны и плохо выглядите. У вас был приступ?
– Я чувствую себя совершенно нормально. – Он отвернулся. – Просто в воздухе слишком много пыли, к тому же я устал. Я работаю с самого утра, с половины шестого. Приготовьте мне кофе и принесите в комнату Джонатана.
– Черный?
– Да. Я хочу дождаться Наташу.
– Напрасно. Она вернется очень поздно. После спектакля она обедает с этим маклером, а завтра ей рано вставать. В семь придет тренер. Потом она завтракает с Жюлем Маккехни, а потом…
– Сегодя она с ним обедает, а завтра завтракает? Это так необходимо?
Анжелика пожала плечами.
– Завтра утром будет заседание правления «Конрада», надо обсудить детали. Для Наташи это очень важно, понятно, что она волнуется. Тем более что завтра пятница и тринадцатое число. Не очень-то благоприятный день, верно?
Томас Корт страстно хотел, чтобы этот день оказался действительно неудачным для Наташи. Ему очень хотелось сказать это вслух, хотелось спросить Анжелику, встречается ли Наташа со своим маклером наедине или с ними будут другие люди. При одном лишь упоминании о Жюле Маккехни в ушах Корта звучал голос Джозефа Кинга. В таких ситуациях Кинг, его личный враг, всегда оказывался тут как тут. Но эти вопросы свидетельствовали бы о слабости Корта, а он не хотел давать Анжелике повод для восторгов. Он взглянул на ее грузную фигуру, плоское лицо с жесткими чертами, пронзительные черные глазки и вдруг почувствовал безмерную усталость. Иногда, особенно после изматывающих астматических приступов, у него пропадало желание сражаться.
– Вы еще о чем-то хотите со мной поговорить? – спокойно спросил он.
– Да. Мне надо кое-что выяснить. О Джозефе Кинге. О том, что произошло в Глэсьер-парке. – Она помедлила секунду. – Я знаю, что вы сказали Наташе.
– Ни минуты не сомневался.
– Я хочу знать правду. – Она замолчала, выражение лица смягчилось, в нем уже не было столь явной враждебности. – Я отвечаю за Джонатана. Я единственный человек, который находится с ним рядом днем и ночью. Мне нужно это знать.
– Не стану спорить. Я сам собирался…
– Я ничего не скажу Наташе, но я должна знать.
Их глаза встретились. Корт повернулся к двери.
– Хорошо, – сказал он. – Я все вам объясню после того, как повидаюсь с Джонатаном. Подайте кофе сюда, а не в его комнату, Анжелика. Я пробуду у него недолго.
– Не задерживайтесь. Ему давно пора спать.
– Папа, я хочу тебе показать книгу по летучих мышей, – говорил Джонатан, – и вот эту – про китов. Представляешь, они разговаривают друг с другом, летучие мыши и киты. У них есть специальный язык. Вот смотри…
Корт смотрел на сына с нежностью и печалью.
– Что? Летучие мыши разговаривают с китами? Никогда не знал.
– Да нет же! – Джонатан рассмеялся. – Какой ты глупый, папа. Они разговаривают друг с другом. Летучие мыши с летучими мышами, а киты с китами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45