Что бы ни произошло.
Эти слова ее насторожили.
– Ты говоришь так, будто ждешь чего-то.
– Правда? – сказал он чересчур бодрым голосом. – Ей-богу, ничего конкретного не имел в виду.
Нет, что-то все-таки было. Холли почувствовала страх.
– Нил, если есть что-то, о чем я должна знать, просто скажи, и все.
Он поцелуем заставил ее замолчать.
– Если хочешь поговорить, – прошептал он наконец, – мы поговорим, но не в таком положении. Лежа с тобой в кровати, я могу думать только о любви.
Его слова возбуждали не меньше, чем ласки.
– Ладно, – ответила она. – Что бы это ни было, это подождет.
Час спустя, когда Коул принимал душ, Холли зашла в ванную.
– Я пойду в магазин за яйцами, – сказала она.
Он приоткрыл дверь кабинки и взглянул на нее.
– Если минутку подождешь, я пойду с тобой.
– Да пока ты вылезешь, я успею и туда, и обратно.
– Ты что, проголодалась?
– Смертельно.
– Тогда иди. Жду.
Она подошла, чтобы его поцеловать, и едва не забыла про завтрак. Тело ее отказывалось ей повиноваться. Взгляд, прикосновение, поцелуй – и она теряла голову.
– Если хочешь позавтракать, – предупредила она его, утирая с носа капельку воды, – будь добр, к моему приходу оденься.
Он сладострастно хмыкнул.
– Как ты думаешь, что скажут Лерой с Арнольдом, если мы попросим на пару деньков отпуск?
Она отвела ему с глаз прядь волос.
– Мне нет никакого дела до Лероя и Арнольда. – Господи, как же надоело быть практичной и рассудительной! – Меня волнует, что скажет электроузел, если мы в следующем месяце не оплатим счета.
Коул посерьезнел:
– Мы с тобой кое о чем поговорим, когда ты вернешься.
Она знала, к чему он клонит, и уже решила, что не будет с ним спорить. Пусть отныне и вовеки он помогает ей платить по счетам.
– Я люблю тебя.
– Об этом и думай всю дорогу, – напутствовал он ее.
Она хотела услышать кое-что другое, поэтому повторила:
– Я люблю тебя, Нил Чэпмен.
– И я тебя люблю, Холли Мердок. Она улыбнулась.
– Вот так-то лучше.
– Я буду говорить тебе это по сто раз на дню, если ты мне кое-что пообещаешь.
– Неужели чувства могут быть предметом сделки? – поддразнила она его. – Как тебе не стыдно!
– Если ты действительно веришь, что я тебя люблю, Холли, мы все преодолеем.
– С чего бы это мне тебе не верить?
– Не знаю, – ответил он, немного помолчав.
Она обхватила его лицо ладонями, по руке у нее потекла струйка воды.
– Не грусти. У нас все будет отлично. Нет ничего такого, с чем бы мы с тобой вдвоем не справились.
– Я тебя люблю.
Она поцеловала его, медленно и нежно.
– Осталось еще девяносто восемь, Чэпмен.
– Возвращайся поскорее, – пробормотал он.
– Выжму из «Корсики» все возможное.
К тому времени, как Холли добралась до стоянки у магазина, ее планы относительно завтрака радикальным образом переменились. Яичница с ветчиной и оладьи, о которых она думала, удивительно долго готовить и еще дольше есть. Овсянка – пища не только полезная, но и быстрая. Так и поступим.
Она поймала свое отражение в витрине и так удивилась, что подошла поближе. По лицу у нее расползалась самоуверенная улыбочка, и не было никаких сомнений относительно того, как она провела ночь. Она попробовала придать лицу серьезное выражение, потом переменила его на милое и добродушное, но предательская улыбка не исчезала.
Оставалось только как можно быстрее все купить и постараться не налететь на знакомых. Опустив глаза в землю, она вошла в магазин.
Никто ее не остановил, никто даже не взглянул в ее сторону. Она положила в тележку продукты и направилась к кассе. Женщина, стоявшая впереди, вдруг вспомнила, что у нее в сумке есть купоны на скидку. Пока кассирша их сортировала, Холл и взглянула на стенд с глянцевыми журналами и таблоидами. И тут вдруг обмерла. Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди, руки вцепились в ручку тележки. Несколько долгих мгновений она смотрела на мужчину, фотография которого была помешена на первой странице «Уорлд репортер», пытаясь как-то уложить в голове то, что понять было невозможно.
– Проходите, пожалуйста, – сказала ей кассирша.
Холли подняла глаза и поняла, что слова были обращены к ней.
– Мадам, пододвиньте, пожалуйста, тележку. Она тупо сделала то, о чем ее просили. Кассирша уже собралась назвать сумму, и тут Хол-ли сказала:
– Подождите! – Она потянулась за газетой.
– Вот так история, правда? – улыбнулась кассирша. – Они так и не смогли найти Элвиса, а сейчас обещают вознаграждение тому, кто сообщит, где Коул Вебстер.
– Коул Вебстер? – переспросила она, нахмурившись.
Кассирша развернула газету к ней лицом.
– Его подружка считает, что сейчас он должен выглядеть примерно так.
Нил – Коул Вебстер? У него есть подружка? Холли зажала рот рукой и поняла, что сейчас ее вырвет.
...Коул вышел из душа и начал одеваться. Вдруг он понял, что не может ждать Рождества, а подарит Холли колыбельку прямо сейчас. Он хотел сделать ей подарок, чтобы отметить перемену в их отношениях, он хотел, чтобы она поняла – он воспринимает их троих как одну семью. Он очень гордился тем, как получилась колыбель, и умирал от желания показать Холли, что можно сделать, просто покрасив вещь. Лучшего момента не найти.
Он принес из гаража все части и стал собирать их на кухне, напевая себе под нос. Время от времени он замолкал, чтобы послушать, не едет ли ее машина. Он очень хотел встретить ее у дверей, но работа так его поглотила, что он не заметил, как она вошла и встала в дверях, наблюдая за ним.
Он хотел сказать что-нибудь ласковое, но, увидев выражение ее лица, осекся.
– Что случилось? – спросил он, кладя отвертку на стол.
Когда он шагнул к ней, она выставила вперед руку.
– Не прикасайся ко мне.
– Холли, в чем дело? – По спине пополз липкий страх.
– Как ты мог такое сделать? Зачем? – Она качала головой из стороны в сторону, словно отказываясь понять и принять что-то, что причиняло ей боль.
– Объясни, о чем ты говоришь. – Только одно могло ее так потрясти, но он не хотел признавать очевидное. Они столько времени провели вместе. Как она могла так внезапно понять, кто он такой? Причем именно в это утро.
В ее руке он заметил «Уорлд репортер». Не сводя с него глаз, она развернула газету на первой полосе. Коул мог и не смотреть туда, но его взгляд словно притягивало к рисунку. То, что он увидел, поразило его, как удар молнии.
Это не был фоторобот, составленный кем-то, кто прослышал про больницу и попытался представить себе, как бы выглядел Коул Вебстер после травмы. Сходство было просто поразительным. Этот кто-то точно знал, как он выглядит.
Удар ножом причиняет меньше боли, чем мысль о том, что тебя предали. Меньше десяти человек знало, что с ним случилось после аварии. Только двоим из врачей было известно, кого на самом деле они лечили; остальные знали его под вымышленным именем.
Ему было больно думать о том, что кто-то, кому он доверял, мог так с ним поступить, но портрет был таким подробным – и форма бороды, и расположение шрамов. Под рисунком было еще кое-что, чего он сразу не заметил: объявление о награде в десять тысяч долларов первому человеку, который позвонит и сообщит о местонахождении Коула Вебстера. Ему не нужно было читать, что еще там написано. Рассказ о его карьере, список женщин, с которыми он общался, имя той, которая ждет его возвращения.
У него было слишком мало времени.
– Ты мне лгал. Все это время ты мне лгал, – глухо сказала Холли.
Коул протянул к ней руку. Она отпрянула.
– Прости. – Он не знал, что еще сказать. Как найти слова, которые помогут ей понять?
– Будь ты проклят! – Она швырнула газету ему в лицо. – Ты не имел права заниматься со мной вчера любовью.
На сей раз он оказался проворнее и сжал ее в своих объятиях. Холли отчаянно вырывалась.
– Ты бесишься оттого, что мы занимались любовью, Холли? Или оттого, что полюбила?
– Я тебе доверяла! – Голос ее звенел от боли. – Я не хотела этого. – Она перестала сопротивляться и стояла как столб. – Господи, какая же я дура!
– Я никогда не лгал тебе, Холли. Только про имя.
– Может, впрямую и не лгал, но слишком о многом умалчивал. В том числе и о женщине, которая ждет, что ты к ней вернешься. А дурочка Холли – отличная остановка для отдыха на слишком длинном пути.
Зазвонил телефон, и Коул на мгновение ослабил объятия. Холли вырвалась и пошла к аппарату.
– Не бери трубку, – велел Коул.
– Я буду делать то, что пожелаю, – отрезала она. – Пока что это мой дом и мой телефон. – Она рывком подняла трубку. – Алло! – Это прозвучало скорее как обвинение, а не как приветствие.
Мгновение спустя она бросила презрительный взгляд на Коула.
– Одну минутку, – сказала она тому, кто был на другом конце провода. А Коулу бросила: – Это тебя.
Он колебался. К нему возвращались проблемы из прежней жизни, когда поводом для статьи могло послужить то, что ты подошел к телефону, или то, что не подошел.
– Он себя назвал?
– Это человек по имени Фрэнк. Коул взял трубку.
– Если ты звонишь рассказать про статью в «Уорлд репортер», ты опоздал. – Холли собралась уйти. Коул схватил ее за руку. На сей раз она не сопротивлялась.
– Мне очень жаль, Коул. Все это случилось совершенно неожиданно. Джэнет говорит, что ее информаторы из этой газеты даже не подозревали, что готовится материал про тебя. Все делалось тайно, за закрытыми дверями.
Коулу было необходимо на ком-то сорвать злость. Он вдруг подумал, что полгода назад избрал бы объектом Фрэнка, вне зависимости от того, заслуживал тот этого или нет. Еще больше его поразила мысль про то, что Фрэнк бы это стерпел.
– Очевидно, они отлично понимали: если мы узнаем, что они готовят, мы не дадим разрешения. Ну, что собираешься делать?
Коул совсем было собрался сказать отцу, что сам в состоянии о себе позаботиться, но понял, как оскорбительно это прозвучит. Неужели он ничему не научился за эти полгода? Настала пора признавать силу отца, а не выискивать его слабости. Фрэнк был непревзойденным кризис-менеджером.
Не успел Коул ответить, как раздался громкий и настойчивый стук в парадную дверь. Хол-ли прямо подскочила, услышав его, и попыталась обойти Коула. Он перехватил ее и держал крепко.
– Подожди минутку, – попросил он Фрэнка, а потом сказал Холли: – За мной не ходи.
Она сердито уставилась на него:
– Мне надоело тебя слушать, Нил. Или Коул. Или как там тебя зовут?
– Черт возьми, Холли! Это не игрушки. Ты либо будешь делать то, что я скажу, либо я найду способ тебя заставить. – Он шагнул к ней, явно показывая, что не шутит. – Ты меня поняла?
– Да, – сказала она мрачно.
Коул вошел в спальню и, осторожно отодвинув занавеску, выглянул во двор. На крыльце стояла дама в сером костюме, а за кустом прятался человек с фотоаппаратом. В этот момент к воротам подъехала еще одна машина. Из нее вышла точно такая же парочка.
Как им удалось так быстро его обнаружить? Мозг подсказывал десятки вариантов. Живя в Мэривилле, он не пытался маскироваться, не прятался. В газету мог позвонить кто угодно: соседка, которая занимала у него стакан сахара, официантка из ресторана. Десять тысяч долларов – куш немаленький.
Коул вернулся в кухню и взял трубку.
– Сделай, что хочешь, Фрэнк, только забери нас отсюда. И побыстрее.
Глава 23
К тому времени, как Фрэнк перезвонил и сказал, что все устроено, вокруг дома собралось столько журналистов и фотографов, что они уже не умещались во дворе. Кое-кто расположился прямо у соседей. Они выкрикивали вопросы и просьбы сфотографироваться. Холли не могла спокойно закончить разговор с дедушкой. Она повесила трубку, пообещав рассказать ему подробности, когда он встретит ее в аэропорту в Финиксе. Пока не приехала полиция и не потребовала освободить частные владения, толпа смяла кусты, с веревок сорвали белье, кто-то залезал в их машины, по неосторожности или намеренно разбили окно в гостиной.
Они сидели за столом на кухне. У Холли в руках была чашка горячего какао, которое сделал ей Коул. Он сам пил кофе. И тут она заявила:
– Я хочу, чтобы ты понял только одно. Я еду с тобой из-за ребенка. Если бы не он...
– Она, – мягко, но вместе с тем уверенно поправил ее Коул.
Она смерила его презрительным взглядом.
– Если бы не он, я бы с тобой никуда не поехала.
Коул решил, что сейчас не время рассказывать Холли, как он узнал, что это девочка. Он расскажет это потом, когда она будет вспоминать первую ночь их любви и все то невероятное и волшебное, что было между ними. Он отказывался даже думать о том, что эта ночь может оказаться единственной. Холли, безусловно, была в этом сейчас убеждена, но он обязательно найдет способ доказать ей обратное. Чего бы ему это ни стоило.
Через полчаса прибыл лимузин, охранники заняли свои позиции, и Холли с Коулом перебежали с крыльца в машину под треск затворов фотоаппаратов и молнии вспышек. Из Мэривилла в аэропорт Алкоа их сопровождал кортеж из полицейских машин, машины журналистов тянулись сзади. А там их ждал частный самолет, присланный Фрэнком.
Лимузин выехал прямо на взлетную полосу. Шофер остановил машину у самого трапа, чтобы Холли с Коулом было удобнее. Коул пытался заслонить Холли от репортеров, выстройвшихся у самолета, чьи объективы были нацелены прямо на трап, но он по опыту знал, что, если речь идет о такой сенсации, как эта, качество фотографий мало кого волнует. Главное, чтобы был материал на первую полосу.
– Я никогда раньше не летала на самолетах, – сказала Холли деревянным голосом, садясь в кресло, указанное ей Коулом.
Он сел напротив.
– Ты боишься?
– Даже если и так, все равно то, что снаружи, страшнее.
– Скоро ты привыкнешь летать, а репортеров научишься просто не замечать.
– Этого никогда не будет, Нил.
Он не стал ей возражать. У нее шок. Это пройдет.
– Если тебе не нравятся самолеты, будем пользоваться автобусами, – сказал он как ни в чем не бывало, надеясь, что она поддержит разговор в том же русле. – Это удобнее всего на гастролях. Ты даже представить себе не можешь, какой там комфорт.
– Не надо об этом, – сказала она. – Все кончено.
– Как ты можешь так легко сдаваться, Холли?
– Я не могу так жить. Даже если бы я попыталась, я не хочу такой жизни для своего ребенка. Это неестественно. Ты же не хуже меня знаешь, что я сегодня поехала с тобой против своего желания, Нил... Коул. – Она отвернулась и уставилась в иллюминатор. – Человека, которого я полюбила, звали Нил Чэпмен. А Коула Вебстера я даже не знаю. Почему я вдруг захочу провести с ним всю жизнь?
Он не знал, как ей ответить, какие найти слова. Наконец самолет пошел на взлет. Коул пристегнул ремни.
– В Мэривилле для меня теперь жизни нет, – задумчиво произнесла она. – Ты навсегда изменил все. Я просто не смогу больше быть самой собой. Я всегда буду «женщиной Коула Вебстера». Черт возьми, мне нравилось быть тем, кто я есть. Мне противно, что я этого лишилась. Но ничего уже не исправить.
– Мне очень жаль. – Если бы он сказал что-то еще, пытаясь вывернуть наизнанку ее слова, это бы было неуважением к ее боли. Они оба знали, что это правда.
– Посмотри-ка, – сказала она, показывая на иллюминатор. – Они нас даже не видят, но все равно продолжают фотографировать. – В голосе ее звучали истерические нотки. – Они что, ошиваются здесь в надежде на то, что самолет рухнет? Боятся упустить самое интересное? – Она взглянула на него. В ее глазах стояли слезы. – Я не могу так жить. – Эти слова звучали как мантра, мантра, придуманная сегодня утром.
– Я знаю, как это отвратительно выглядит, как это может напугать. – На самом деле, взглянув на происходящее ее глазами, он вспомнил о том, что чувствовал, когда впервые попал в поле зрения прессы, и подумал, как давно к этому привык. – Не буду тебе лгать. Это не из ряда вон выходящий случай. Это часть моей жизни. Мне она не нравится. Я хочу всегда иметь в запасе лазейку, чтобы можно было этого избежать. Я хочу, чтобы можно было запретить бульварным газетенкам печатать полуправду и неприкрытую ложь, но чаще всего это не удается. Завтра утром все они будут полны грязными измышлениями. Сегодня ты увидела то, от чего я бежал. Поэтому я и оказался в Мэривилле, поэтому и повстречал тебя.
– Ты хочешь сказать, что стал Нилом Чэпменом только для того, чтобы скрыться от журналистов?
– Все гораздо сложнее, – признался он. – После аварии, о которой я тебе рассказывал, я стал сомневаться и в себе, и в своих близких. Только когда ты заставила меня снова петь, я вспомнил, почему я люблю это. Понял, что, на горе или на радость мне это дано, но музыка – дело моей жизни.
А тебе я не признавался в том, кто я, только потому, что знал, как ты относишься к таким, как я. Именно это меня останавливало. Я думал, что, если дам тебе еще немного времени, ты поймешь, что я другой. Тут-то все и произошло.
– Ты не другой, ты просто решил, что ты другой. Как ты мог говорить, что любишь меня, когда тебя ждала в Калифорнии другая?
Она смотрела на него почти равнодушно, но дрожь в голосе выдавала ее истинные чувства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29