– И что я должна делать? – воскликнула я, надеясь, что она выполнит свой долг как моя мать и возьмет на себя ответственность за то, что произошло со мной. Но вместо этого она беспомощно опустила глаза.
– Надень эту табличку и снимай ее, когда ты не на работе, – ответила она.
– Но почему бабушка должна говорить мне, что делать? Ведь это ты моя мать, не так ли?
Она подняла глаза, ставшие еще темнее и печальнее.
– Да, – отозвалась она мягко. – Я твоя мать, но я не так крепка, как раньше.
– Почему нет? – Я была расстроена до глубины души ее слабостью. – Когда ты заболела? После того, как меня похитили?
Мать снова откинулась на подушки.
– Да, – ответила она, глядя в потолок. – После этого моя жизнь изменилась. – Она глубоко вздохнула.
– Мне очень жаль, – сказала я. – Но я не понимаю. Именно поэтому я написала человеку, вырастившему меня, которого я считала своим папой. Откуда я была похищена? Из больницы? Или ты уже привезла меня домой?
– Ты была здесь. Это случилось поздно ночью, когда мы все спали. Один из люксов, которые мы держим закрытыми, был твоей детской. Мы так красиво оформили ее. – Она улыбнулась при этом воспоминании. – Красивые обои, ковры и новая мебель. Каждый день во время моей беременности Рэндольф покупал какую-то детскую игрушку или что-то, чтобы повесить на стенку. Конечно, он нанял и няню. Ее звали миссис Дальтон. У нее было двое своих детей, но они уже выросли и у них началась своя собственная жизнь, поэтому она могла здесь жить. Она провела здесь всего три дня. После того как тебя похитили, Рэндольф хотел, чтобы она осталась. Он всегда надеялся, что ты будешь найдена и возвращена, но бабушка Катлер рассчитала ее, обвинив ее в небрежном отношении к своим обязанностям. Рэндольф был очень огорчен всем этим и считал, что неправильно обвинять ее, но он не мог ничего сделать.
Она глубоко вздохнула, закрыла глаза, затем открыла их и покачала головой.
– Он стоял здесь, в дверях, и плакал как ребенок. Он так любил тебя. – Она повернулась ко мне. – Никогда не видела, чтобы взрослый человек вел себя так по-детски, когда ты родилась. Если бы он мог проводить с тобой все двадцать четыре часа в сутки, то он бы это сделал. Ты знаешь, что родилась с золотыми волосиками? Ты была такая маленькая, слишком маленькая, чтобы сразу забирать тебя домой. Потом Рэндольф все повторял, что лучше бы ты была поменьше. Тогда, может быть, мы не потеряли бы тебя. Он не отказался от поисков и надежды отыскать тебя. Любая ложная тревога заставляла его отправляться в путь по всей стране. В конце концов бабушка Катлер решила положить конец этим надеждам.
– Она поставила памятник, – сказала я.
– Я не знала, что тебе известно об этом, – произнесла мать, глаза ее расширились от удивления.
– Я его видела. Почему ты и отец позволили бабушке Катлер это сделать? Я же не умерла.
– Бабушка Катлер всегда была женщиной с сильной волей. Отец Рэндольфа говорил, что она цепкая, как корни дерева, и твердая, как кора. Она настаивала, чтобы мы посмотрели фактам в лицо и продолжали нашу жизнь.
– Но разве это не было ужасно для тебя? Почему ты согласилась сделать подобное? – повторила я. Я не могла представить себе, как мать могла согласиться символически похоронить своего ребенка, не зная наверняка, жив он или умер.
– Это была простая короткая церемония. Присутствовали только члены семьи, и это помогло, – ответила она. – После этого Рэндольф перестал надеяться и у нас повилась Клэр Сю.
– Вы позволили ей заставить вас сдаться и забыть меня.
– Ты еще слишком молода, чтобы понять подобные вещи, дорогая, – защищалась она. Я посмотрела на свою мать. – «Есть вещи, которые можно понять и оценить независимо от возраста. Одной из них является любовь матери к своему ребенку, – промелькнуло у меня в голове. Моя мама никогда бы не позволила кому-то заставить себя похоронить пропавшего ребенка».
Все это было очень странно.
– Если я была такая маленькая, то разве не было опасно похищать меня? – спросила я.
– О, конечно. Именно поэтому бабушка Катлер настаивала, что по всей вероятности ты умерла.
– Если у вас была няня, которая жила здесь, то как им удалось похитить меня? – Я все еще не могла поверить, что мои мама и папа сделали что-то ужасное.
– Я уже не помню деталей, – ответила мать и потерла лоб рукой. – Моя головная боль снова вернулась. Наверное, ты заставила меня вспомнить слишком много неприятных мгновений.
– Мне очень жаль, – сказала я. – Но я должна знать.
Она кивнула головой и вздохнула.
– Но давай больше не будем говорить об этом, – предложила она и улыбнулась. – Теперь ты здесь; ты вернулась. Весь ужас остался позади.
– Но памятник все еще стоит на месте, – напомнила я.
– О, дорогая, какая ты подозрительная.
– Почему они меня украли, мама?
– И никто тебе об этом не рассказал? – Она искоса посмотрела на меня, приподняв голову. – Бабушка Катлер не сказала тебе?
– Нет, – отозвалась я. Мое сердце замерло. Я боялась спросить ее о чем-то подобном.
Мать понимающе кивнула головой.
– У Салли Лонгчэмп родился мертвый ребенок. Они просто заменили тобой своего потерянного ребенка. Я полагаю, что есть еще причина, по которой бабушка Катлер хочет изменить твое имя.
– И что же это? – спросила я таким слабым голосом, что он едва был слышен.
– Немногие теперь об этом помнят. Рэндольф так никогда и не знал. Мне стало об этом известно потому что… ну просто я об этом узнала. И, конечно, твоя бабушка знала. Она знает почти все о том, что происходит в отеле или рядом с ним.
– И что же это? – повторила я.
– Мертвый ребенок Лонгчэмпов тоже был девочкой. И они собирались дать ей имя Дон.
Я поняла, что больше не имеет смысла умолять мою мать вступиться за меня перед бабушкой. По мнению матери, надо было сделать то, что хотела бабушка Катлер, потому что это был самый легкий путь. Она объяснила мне, что каким-то образом бабушке Катлер всегда удается достичь своего. Бороться было бесполезно.
Конечно, я не была согласна. Меня поразил ее рассказ о маме и папе и моем похищении. Несмотря на то, что для мамы было страшным ударом рождение мертвого ребенка, все же было ужасно украсть меня у моих настоящих родителей. То, что они сделали, было эгоистично и жестоко. Когда моя мать рассказала, как плакал мой отец, мое сердце растаяло.
Я вернулась в свою маленькую комнату и бросилась на постель, уставившись в потолок. Начинался дождь, приближалась еще одна летняя буря со стороны океана. Стук дождя по стенам и окнам звучал как военные барабаны, призывавшие меня в мир кошмаров, туда, куда я не хотела идти. Я представляла себе, как ночью, тайком, мама и папа поднимаются по лестнице, когда все вокруг спят. Я представляла, как няня Дальтон крепко спит в детской, возможно, повернувшись спиной к двери. Я представляла, как папа на цыпочках входит в детскую и подхватывает меня на руки. Может быть, я начала плакать, когда он передал меня маме, которая сильно прижала меня к своей груди и поцеловала в щечки, возвращая мне чувство спокойствия и безопасности.
Затем, крепко завернув меня в одеяло, они прокрались вниз по ступенькам и по коридору к задней двери. Выбравшись наружу, они легко добрались до ждавшего их автомобиля, в котором на заднем сиденье спал младенец Джимми, не подозревая, что скоро у него будет новая сестренка.
Вскоре они все были в машине и отправились в ночь.
Я крепко зажмурила веки, представляя, как няня Дальтон обнаружила опустевшую колыбель. Я видела, как примчались из своей комнаты мои родители, как моя бабушка спустилась в детскую. Филип был разбужен громкими криками и сел в постели, напуганный до смерти. Конечно, его тоже нужно было успокоить.
Весь отель был охвачен паникой. Моя бабушка громко отдавала приказы. Зажгли свет, была вызвана полиция, всем служащим приказали искать меня, обшарить все окрестности. Спустя мгновения маленький пляжный городок Катлер Коув проснулся, все его обитатели узнали о том, что случилось. Звучали сирены. Повсюду была полиция. Но было слишком поздно. К тому времени мама и папа были уже далеко.
Мое сердце разрывалось. Боль поднималась по спине. Я подумала, что, может быть, я должна уступить. Мое имя было ложным; оно принадлежало другой маленькой девочке, той, которой не было суждено открыть глаза и увидеть рассвет, той, которая ушла в темноту. Мое тело затряслось от рыданий.
– Тебе вовсе не нужно лежать здесь и плакать, – произнесла Клэр Сю. – Просто выполни то, что велит бабушка.
Я повернулась. Она проскользнула в мою комнату, не постучав, как шпионка, неслышно открыв дверь. Она стояла с противной самодовольной ухмылкой на лице, прислонившись к дверной ручке. По всей видимости собираясь дразнить меня и издеваться надо мной, она покусывала покрытое шоколадом печенье.
– Я хотела бы, чтобы ты стучала, когда собираешься входить в мою комнату, – крикнула я, быстро вытерла слезы и села на кровати.
– Я стучала, – солгала она, – но ты плакала так громко, что не могла услышать этот стук. Тебе не нужно голодать, – продолжила она и откусила еще один кусочек печенья, закрыв глаза, показывая насколько оно вкусно.
– От этого ты еще больше потолстеешь, – сказала я с отвращением. Ее глаза полезли на лоб.
– Я не толстая, – возразила она. Я только пожала плечами.
– Думай, что хочешь, если это делает тебя счастливой, – безразлично произнесла я. Мой тон разозлил ее еще больше.
– Я не притворяюсь, у меня хорошая фигура, фигура зрелой женщины. Все так говорят.
– Они просто вежливы. Многие люди могут сказать тебе, что у тебя лишний вес, если ты дочь владельца отеля?
Она моргнула, не в силах опровергнуть эту логику.
– Посмотри на всю эту одежду, из которой ты выросла и которую ты никогда не надевала, – сказала я, кивая на шкаф. Она уставилась на меня, от гнева и ненависти ее глаза стали совсем маленькими, щеки – еще круглее. Затем она улыбнулась.
– Ты просто хочешь, чтобы я отдала тебе остатки печенья, чтобы не остаться голодной.
– Конечно, нет. Я никогда не буду есть сладкое вместо настоящей еды.
– Посмотрим. Через день ты будешь настолько голодна, что твой желудок будет болеть от голода, – пообещала она.
– Я знаю, что такое голод, я бывала голоднее, чем ты можешь себе представить, Клэр Сю. Я привыкла оставаться без еды целыми днями, – сказала я, наслаждаясь эффектом, который мои преувеличения оказали на нее. – Бывали дни, когда у папы не было работы, а у нас оставались лишь крошки еды для всех. Когда желудок начинал болеть, нужно было выпить много воды и боль уходила.
– Но… это совсем другое, – настаивала она. – Ты чувствуешь запах пищи, которую готовят, и все, что ты должна сделать, чтобы получить ее, это надеть пластинку.
– Я этого не сделаю, и мне все равно, – искренне проговорила я. Это заставило ее поднять брови. – Мне все равно, если я даже умру в этой постели.
– Это глупо, – она попятилась от меня, как будто у меня была какая-то заразная болезнь.
– Разве? – Я перевела глаза на нее. – Почему ты рассказала бабушке Катлер все сплетни обо мне и Филипе? Ты же это сделала, не так ли?
– Нет. Я просто рассказала ей о том, что знали все в школе, что Филип какое-то время был твоим поклонником и вы с ним встречались.
– Я уверена, что ты рассказала ей еще больше.
– Нет, я этого не делала, – настаивала она.
– Это уже неважно, – сказала я и вздохнула. – Пожалуйста, оставь меня одну. – Я опустилась пониже и закрыла глаза.
– Бабушка послала меня узнать, не изменила ли ты свое решение, прежде чем она объявит всем сотрудникам об этом.
– Передай ей… передай ей, что я не изменю своего имени и она может похоронить меня прямо там, где она поставила памятник, – добавила я. Глаза Клэр Сю чуть не вылезли из орбит. Она попятилась к двери.
– Ты просто маленькая упрямая негодяйка. Никто не собирается тебе помогать. Ты еще пожалеешь.
– Я уже пожалела, – сказала я. – Пожалуйста, не забудь закрыть за собой дверь.
Она недоверчиво посмотрела на меня, затем закрыла дверь и ушла.
Конечно, она была права. Будет гораздо труднее оставаться голодной здесь, где было так много всего и где ароматы великолепных блюд разносились по всему отелю, притягивая гостей, как мух, в столовую наслаждаться изысканными закусками и роскошными десертами. При одной мысли об этом мой желудок сжался. Я подумала, что лучше всего будет попытаться заснуть.
Все равно я была эмоционально и духовно измучена. Дождь продолжался, и меня знобило от затхлого сырого запаха. Я сняла форму, обернулась одеялом и повернулась спиной к залитому дождем окну. Я услышала раскаты грома. Казалось, весь мир дрожал. Через несколько мгновений я заснула и очнулась от криков в холле, громких шагов. Через минуту моя Дверь распахнулась и в комнату ворвалась моя бабушка, сопровождаемая Сисси и Бертом Хорнбеком, шефом безопасности отеля.
Я подтянула одеяло и села в постели.
– Что случилось? – задыхаясь, произнесла я.
– Хорошо, – выпалила бабушка и подтолкнула Сисси ко мне за руку так, чтобы она стояла рядом с ней и смотрела на меня. Берт Хорнбек встал с другой стороны и тоже уставился на меня. – Я хочу, чтобы ты все сказала в ее присутствии и Берт был свидетелем. – Сисси подняла на меня глаза, они были огромными и блестящими от страха. Но в них также светилась жалость и печаль.
– Сказала что? – спросила я. – Что случилось?
– Вы убираете комнаты поочередно, правильно? – произнесла бабушка тоном прокурора. Сисси кивнула. – Говори, – потребовала бабушка.
– Да, мадам, – быстро ответила Сисси.
– Ты убираешь комнаты с нечетными номерами, а она – с четными?
– Да.
– Тогда именно она убирала комнату под номером сто пятьдесят? – настаивала она. Я перевела взгляд на Берта Хорнбека. Это был плотный сорокалетний мужчина с темно-каштановыми волосами и небольшими карими глазами. Когда бы я не сталкивалась с ним прежде, он всегда тепло мне улыбался. Теперь он выглядел суровым и сердитым, подражая бабушке.
– Да, мадам, – ответила Сисси.
– Да, мы поделили комнаты и я убирала комнаты под четными номерами. И что в этом такого? – спросила я.
– Вылезай из кровати, – приказала она. Я взглянула на Берта. На мне были лишь трусики и лифчик. Он понял и перевел взгляд на окно, пока я вставала, обернувшись одеялом.
– Ты совсем раздета? – спросила бабушка, как-будто это было грехом в ее отеле.
– Нет, на мне нижнее белье. Что вы хотите?
– Я хочу, чтобы ты мне вернула золотое ожерелье миссис Клэрмонт, и я хочу, чтобы ты сделала это немедленно, – сказала она, не спуская с меня горящих яростным огнем глаз. Она протянула ладонь, выпрямив длинные тонкие пальцы.
– Какое ожерелье? – Я посмотрела на Берта Хорнбека, но выражение его лица не изменилось.
– Нет смысла это отрицать. Мне удалось уговорить миссис Клэрмонт, нашу давнишнюю гостью, скрыть все происшедшее, но я обещала ей вернуть ожерелье. Она получит его назад, – настаивала бабушка, выпрямив плечи, ее шея была так напряжена, что казалась вырубленной из мрамора.
– Я не брала ее ожерелье! – закричала я. – Я не ворую!
– Конечно, ты не воруешь, – сказала она странно, по птичьи наклоняя голову. – Ты прожила с ворами всю свою жизнь, и ты не воруешь!
– Мы никогда не крали, – закричала я.
– Никогда? – Ее губы скривились в холодной насмешливой улыбке. Мои глаза не выдержали ее взгляда. Коленки начали нервно дрожать, хотя мне нечего было бояться. Я была невиновна. Проглотив комок в горле, я еще раз заявила о своей невиновности и посмотрела на Сисси. Бедная запуганная девушка быстро отвела глаза.
– Обыщи эту комнату, Берт, – приказала бабушка. – Переверни все, но найди ожерелье.
Неохотно он пошел к маленькому шкафчику.
– Там ничего нет. Я же сказала вам… я клянусь…
– Ты понимаешь, – медленно проговорила бабушка, глаза ее горели как угли в плите, – насколько это ужасно для Катлер Коув? Никогда, никогда за всю долгую историю этого отеля, ничего не было украдено из комнаты, где жили наши гости. Мои сотрудники всегда были трудолюбивыми людьми, которые уважают чужую собственность. Они знают, что значит работать здесь; они считают это честью.
– Я не брала ожерелье, – простонала я, слезы текли по моим щекам теперь уже ручьями. Мистер Хорнбек вытащил все из моих ящиков и перевернул их. Он осмотрел все за ними.
– Сисси, – приказала бабушка, – переверни ее постель. Сними простыни, наволочки и переверни матрас.
– Да, мадам, – отозвалась та и немедленно приступила к выполнению приказа. Она посмотрела на меня, глаза ее просили о прощении, когда она начала сдирать простыни с моей постели.
– Я не уйду, пока не получу ожерелье, – настаивала бабушка, скрестив руки на груди.
– Тогда вы останетесь здесь спать, – отрезала я. Мистер Хорнбек повернулся ко мне, удивленный моей настойчивостью, его брови вопросительно поднялись. Я заметила, как на его лице промелькнуло сомнение – может быть, я и не виновата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36