– Но, Лаура Сю, ведь он же был здесь не более чем час назад.
– Пожалуйста. Я думаю, что нуждаюсь в нем, чтобы он поменял мне лекарство. Это не помогает.
– Хорошо, – сказал он, вздохнув. Мы вышли вместе. Один раз я обернулась и увидела, как она снова легла, закрыв глаза, прижав руки к груди.
– С ней все будет в порядке, – заверил мой отец, когда мы вышли. – Всего лишь один из ее приступов. Они приходят и уходят. Это часть ее нервного состояния. Пройдет день или два, она встанет, наденет одно из своих красивых платьев и, стоя у входа в столовую рядом с матерью, будет приветствовать гостей. Вот увидишь, – сказал он, похлопав меня по плечу.
Отец решил, что мой печальный и встревоженный взгляд объясняется беспокойством о моей матери, но она по-прежнему оставалась для меня чужой. Действительно мы выглядели в чем-то похожими, но я не чувствовала никакого тепла между нами и не могла представить, как буду называть ее мамой. Она даже не попыталась поцеловать меня. Вместо этого она сделала все, чтобы я почувствовала себя грязной и необразованной, каким-то диким существом, доставленным с улицы, кем-то, кто должен быть подчинен и выдрессирован, словно бездомная собака.
Я смотрела в будущее. Ни деньги, ни власть, ни положение, ни честь принадлежать к Катлерам не могли заменить те мгновения любви, которые я пережила, когда была Лонгчэмп. Но никто не хотел видеть это или понять, и меньше всего мои настоящие родители.
«Ах, мама! Ах, папа! – Кричала я во тьме моих мучительных мыслей. – Почему вы сделали это? Мне было бы лучше не знать эту правду. Было бы лучше для всех нас, если бы то надгробье украденному младенцу оставалось нетронутым в сумраке тихого кладбища».
Но для меня этот мир был полон лжи, и одной больше, одной меньше, уже не имело значения.
Глава 10
Новый брат, утерянная любовь
В последующие несколько дней я видела моего отца только мельком. Каждый раз, когда я видела его, он казался взбудораженным, носился с одного места на другое, словно рабочая пчела, в то время как моя бабушка невозмутимо прохаживалась по отелю как королева. Когда отец видел меня, он обещал проводить со мной больше времени. Я чувствовала себя камешком, попавшим в его ботинок. Он останавливался, чтобы поздороваться со мной или похлопать по плечу, а затем исчезал, забывая обо мне до следующей встречи, забывая, что он уже видел меня и говорил уже те же самые слова.
Моя мать не спускалась вниз из своей комнаты целыми днями. Но однажды она появилась в столовой у дверей, приветствуя гостей по мере того, как они подходили. Она была одета в прекрасное бирюзовое платье, ее волосы были причесаны и подвиты, они спускались на ее плечи. На ней было бриллиантовое колье, которое ярко сверкало под светом люстр, я подумала, что она одна из самых красивых женщин, каких я когда-либо видела. Она выглядела так, словно не болела ни одного дня в своей жизни. Цвет ее лица не мог быть более розовым, глаза ярче, а волосы более пышными и роскошными.
Я стояла в углу лобби и наблюдала, как она и моя бабушка приветствовали гостей, обе они тепло улыбались, пожимали руки, принимали поцелуи в щеку и сами целовали других мужчин и женщин. Создавалось впечатление, что все, кто останавливался в этом отеле, были старыми друзьями. Обе они, и моя мать, и моя бабушка, выглядели сияющими и оживленными, черпающими энергию от толпы гостей, проходящих мимо них.
Но когда все это закончилось, когда все гости вошли, моя бабушка кинула на мою мать странный жесткий взгляд, а затем прошла в столовую. Вначале мать не видела, что я наблюдаю за ней. Казалось, она вот-вот разразится слезами. Отец вышел, чтобы позвать ее. Прежде, чем она обернулась, чтобы сопровождать его в столовую, она взглянула в мою Сторону.
Я подумала, что у нее необычное выражение, оно меня немного пугало. Она смотрела так, словно не узнавала меня. В ее глазах стояло любопытство, она слегка наклонила голову и что-то шепнула моему отцу. Он повернулся, увидел меня и махнул мне. Моя мать направилась в столовую, но отец подошел ко мне.
– Привет, – сказал он. – Как твои дела? Ты получаешь достаточно еды?
Я кивнула. Он задавал мне этот самый вопрос трижды на протяжении двух дней.
– Ладно, завтра у тебя будет больше дел и больше веселья. Филип и Клэр Сю приезжают домой. Школа закончилась.
– Завтра? – Я и забыла про это. Время утратило для меня всякое значение.
– Угу… Мне лучше вернуться туда. Ланч вот-вот начнется. Как только я улучу свободный момент, мы поговорим, – добавил он и поспешно оставил меня.
«Завтра приезжает Филип», – подумала я. Я боялась встречи с ним. Что он будет чувствовать из-за всего этого? Будет ли он в замешательстве? Может быть, он будет не в состоянии смотреть мне в лицо. Сколько раз он вспоминал, как целовал меня, как трогал меня? Вызывает ли это у него теперь отвращение? В этом нет ни его вины, ни моей. Мы не обманывали друг друга, мы сами были обмануты.
А тут еще надо было подумать о Клэр Сю. «Я никогда не смогу смириться с тем, что она моя сестра, – думала я, – с тем, что она ненавидела меня. Завтра…» От одной этой мысли я покрывалась потом и начинала дрожать.
В тот день я решила осмотреть отель после того, как я и Сисси закончили работу. Время после обеда обычно принадлежало мне. Единственной проблемой было то, что мне нечего было делать. Я все время была в одиночестве, мне не с кем было даже поговорить. У Сисси всегда были другие дела, которые она должна была сделать, а среди гостей не было никого моего возраста, поскольку летний сезон еще не начался. Я старалась подготовить себя к прибытию Филипа и Клэр Сю. Я была почти уверена, что поначалу все будет ужасно, но потом мы все приноровимся. Мы должны это сделать. В конце концов мы все же семья.
Семья. Впервые за все время это слово вошло в мое сознание в связи с новыми людьми в моей жизни. Мы были семьей. Филип, Клэр Сю, бабушка Катлер, мои настоящие мать и отец и я были семьей. И это уже никогда не изменится. Мы принадлежали друг другу, и никто никогда не будет в состоянии отнять их у меня.
Хотя мысль о Катлерах как о моей настоящей семье давала мне ощущение комфортности и безопасности, которое я никогда не считала возможным иметь, оно также заставляло меня чувствовать себя виноватой. Я постоянно думала о маме, папе, Джимми и Ферн. Они были моей семьей тоже, и не имело значения, кто бы что не говорил. Я буду всегда любить их, но разве это означало, что я не смогу научиться любить и мою настоящую семью тоже?
Не желая больше задерживаться на этих мыслях, по крайне мере, в этот момент, я сосредоточила свое внимание на исследовании отеля. Я шла от комнаты к комнате, от этажа к этажу, рассматривая все вокруг.
Экстравагантность и роскошь Катлер'з Коув были поражающими. Здесь всюду были плюшевые паласы, восточные ковры, богатые гобелены, обтянутые мягкой кожей диваны и кресла, светильники сияли в колпаках из стекла от Тиффани, полированные книжные полки с книгами.
Здесь были картины и скульптуры, изящные статуэтки и вазы, наполненные роскошными, благоухающими цветами. От всей этой красоты я теряла дар речи, но самой поразительной вещью во всем этом было то, что я принадлежала к этому. Это был мой новый мир. Я была рождена, чтобы войти в богатство семьи Катлер, а теперь я должна была вернуться к нему. К этому мне еще предстояло привыкнуть.
Каждая комната, в которую я заглядывала, затмевала предыдущую, и скоро я утратила представление, где нахожусь. Пытаясь восстановить ориентацию, чтобы вернуться обратно в лобби отеля, я завернула за угол. Но вместо лестницы тут оказалась только дверь в стене. Здесь не было других комнат. Заинтригованная моим открытием, я открыла эту дверь. Она скрипнула на петлях, и на меня пахнуло затхлостью. Передо мной простиралась темнота. Я протянула руку, пытаясь нащупать выключатель. Найдя, я повернула его. Поток света придал мне мужества, чтобы пойти дальше по тому, что казалось неиспользуемым коридором.
Я достигла конца и увидела другую дверь. Закусив губу, я открыла ее и ступила внутрь. Вокруг меня стояли коробочки, сундуки, предметы мебели. Это было чем-то вроде кладовки. Неожиданно я ощутила возбуждение. Самый лучший способ узнать что-то о какой-то семье, это разобраться в том, что осталось от ее предков.
Я увлеченно встала на колени перед сундуком, не обращая внимания на пыль на полу, захваченная только мыслями о том, что я там обнаружу. Я не могла дождаться!
Я открывала сундук за сундуком. Здесь были фотографии бабушки Катлер в молодости, но выглядела она так же сурово. Здесь были фото моего отца с того времени, когда он был мальчиком, и до самой женитьбы на моей матери. Здесь были снимки моей матери тоже, но почему-то она не выглядела счастливой. В ее глазах была печаль, отрешенность. Я перевернула ее фотографии, чтобы посмотреть даты. Снимки были сделаны после того, как я была похищена. Неудивительно, что она так выглядела.
Здесь были также фотографии Клэр Сю и Филипа, и снимки отеля на разных стадиях роста, когда Катлер'з Коув становился все более и более процветающим.
На моих часах было уже шесть. Через полчаса должен был начаться обед, а я была в таком беспорядке! Зеркало в комнате подтвердило мне это, я была вся в пыли. Нужно было спешить, чтобы привести себя в порядок. Собрав альбомы с фотографиями, я приготовилась положить их обратно в раскрытый сундук. Когда я уже почти опустила их туда, я увидела конверт на дне, который не заметила сначала. Хотя я и понимала, что времени у меня в обрез, я не могла удержаться, чтобы не заглянуть в него. Отодвинув в сторону все остальные папки, я вынула его. После того, как я заглянула в его содержимое, я окаменела…
В нем были газетные вырезки… газетные вырезки о моем похищении!
Забыв о том, что мне надо подготовиться к обеду, я с головой погрузилась в эти вырезки. Все отчеты были одинаковыми, они сообщали ни больше и ни меньше того, что уже было известно. Фотографии папы и мамы вместе с фотографиями моих настоящих родителей, сопровождаемые статьями. Я вглядывалась в их молодые лица, искала ответы, пыталась понять, что все они чувствовали.
Читать о себе самой, о моем похищении… Это было странно. Часть меня еще по-прежнему не хотела верить, что папа и мама совершили такую ужасную вещь. Но вот в моих руках доказательства. Больше нельзя было отрицать то, что произошло.
– Значит, вот ты где! И что ты здесь делаешь? – послышался стальной шепот.
В этом голосе было невозможно ошибиться. Пораженная, я так и села на пол, газетные вырезки рассыпались. Я обернулась, и кровь застыла у меня в жилах, когда я увидела разъяренную бабушку Катлер.
– Я задала тебе вопрос, – шипела она, – что ты тут делаешь?
– Я просто смотрела, – ответила я.
– Смотрела? Просто смотрела? Ты не хочешь сказать, что выглядываешь! Как ты смеешь рыться в вещах, которые тебе не принадлежат, – она с возмущением фыркнула. – Я не должна была удивляться этому. Тебя вырастили воровка и похититель.
– Не говорите таких вещей о маме и папе, – сказала я, немедленно встав на их защиту.
Бабушка Катлер не обратила на это никакого внимания.
– Посмотри на этот беспорядок! Беспорядок? Какой беспорядок? Сундуки были всего лишь открыты. Их содержимое было так же аккуратно уложено, каким я его нашла. Все, что требовалось, это всего лишь закрыть крышки.
Я хотела возразить ей, но одного взгляда на ее лицо было достаточно, чтобы я изменила свое намерение. Ее лицо побагровело, она едва контролировала себя.
– Я очень сожалею, – сказала я, нервно играя жемчужинами, которые решилась надеть этим утром. Когда я проснулась, я вдруг поняла, что очень скучаю по маме, больше, чем обычно. Надев этот жемчуг, я почувствовала себя лучше. Я понимала, что этим нарушаю обещание, данное самой себе, но ничего не могла с этим поделать. Кроме того, я могла носить жемчуг, скрыв его под своей блузкой. Маме было бы приятно видеть, что я ношу их.
Глаза бабушки Катлер неожиданно расширились.
– Где ты это взяла?
Пораженная, я смотрела на нее, задрожав, когда она придвинулась.
– Взяла что? – Я не понимала, о чем она говорит.
– Этот жемчуг! – прошипела она.
В изумлении я посмотрела на жемчужины.
– Этот? Они всегда были у меня. Они принадлежали моей семье.
– Лжешь! Ты украла их, разве не так? Ты нашла этот жемчуг в одном из этих сундуков.
– Вовсе нет! – с жаром ответила я. Как смела она обвинять меня в воровстве. – Этот жемчуг принадлежал моей маме. Мой папа дал мне надеть на вечер, на концерт. – Я гневно посмотрела на бабушку, хотя внутри меня все содрогалось. Она не запугает меня. – Этот жемчуг мой.
– Я не верю тебе. Ты никогда не носила его раньше. Если он такой особенный, – фыркнула она, – то почему я впервые вижу его на твоей шее?
Я было собралась ответить, когда бабушка Катлер бросилась ко мне. Со скоростью молнии она ухватилась за жемчуг, чтобы сорвать его с моей шеи. Прекрасный мамин жемчуг, каждая жемчужина закрепленная отдельно, не рассыпался и не разорвался. Но он пропал… Она триумфально держала его в руке, зажав кулак.
– Теперь он мой!
– Нет! – закричала я, вскочив на ноги и схватив ее за руку. – Отдайте его! – Я не могла потерять мамин жемчуг. Не могла! Это было все, что у меня оставалось от нее после того, как бабушка Катлер с ненавистью разорвала ее фотографию. – Я говорю вам правду. Я клянусь в этом.
Бабушка Катлер злобно толкнула меня так, что я свалилась на пол. Я упала на пыльный пол плашмя, и у меня заболело все тело.
– Никогда больше не смей подымать на меня руку! Ты поняла?
Дерзко глядя на нее, я отказалась отвечать. Мое молчание только взбесило ее еще больше.
– Ты поняла? – повторила она, схватив меня за волосы и больно дернув. – Когда я задаю тебе вопрос, я жду ответа.
Слезы хлынули из моих глаз, я отчаянно пыталась высвободиться, но у меня ничего не получалось. Но я не должна доставить бабушке Катлер удовлетворения. Я не доставлю!
– Да, – сказала я, стуча зубами. – Я поняла.
К моему изумлению, этот ответ вернул ее в какой-то степени к нормальному состоянию. Она отпустила мои волосы…
– Хорошо, – процедила она. – Хорошо. – Она взглянула на открытые сундуки. – Приведи здесь все в тот порядок, в каком все нашла.
Она подняла упавшие газетные вырезки.
– Это будет сожжено, – сказала она, кинув на меня так знакомый мне взгляд.
– Вы знаете, что я говорю правду. Вы знаете, что этот жемчуг принадлежал Салли Джин Лонгчэмп.
– Я не знаю ничего, кроме того, что я не видела этот жемчуг с того дня, когда ты пропала.
– Что вы говорите? – задохнулась я. Она самодовольно взглянула на меня.
– А что ты думаешь, я говорю?
– Этот жемчуг принадлежал моей маме, – закричала я. – Принадлежал ей! Я не верю тому, что вы говорите, не верю!
– Я всегда верила в правду, Евгения. Салли Джин и Орман Лонгчэмп украли этот жемчуг. Нельзя опровергнуть этот факт, точно так же нельзя отвергнуть тот факт, что они украли тебя.
То, что она говорила, не могло быть правдой. Не могло! Как могла я вынести этот последний выпад против памяти мамы и папы? Это уже было слишком, чтобы вынести!
С этими словами бабушка Катлер удалилась, унеся с собой мою последнюю связь с моим прошлым. Я ждала, когда перестанут литься мои слезы, но они не переставали. Вот почему я осознала кое-что. Это не касалось того, что пришло со мной из моей прошлой жизни. У меня были свои воспоминания, свои воспоминания о жизни с папой и мамой, Джимми и Ферн. Этого бабушка Катлер никогда не сможет отнять.
На следующее утро я погрузилась в мою работу, отчаянно стараясь не думать о том, что должно скоро произойти, и о том, что случилось вчера. Я не задерживалась с другими горничными за ланчем. Большинство из них еще сторонились меня из-за того, что я заняла место Агаты. Если я пыталась заговорить или вести себя по-дружески, кто-нибудь из них поминал Агату и спрашивал, слышал ли кто-нибудь что-нибудь о ней. Несколько раз я чувствовала, что сейчас встану и крикну им: «Я не увольняла ее! Я не напрашивалась, чтобы меня сделали горничной! Я даже не просилась, чтобы меня вернули сюда! Вы все такие жестокие и бессердечные. Как вы этого не видите?!»
Слова вертелись у меня на языке, но я боялась выкрикнуть их, потому что понимала, в тот момент, когда я сделаю это, я окажусь даже более изолированной от всех, чем была сейчас. Даже Сисси не будет разговаривать со мной, а моя бабушка получит еще один довод, чтобы наказать меня, и заставить чувствовать себя ничтожнее насекомого. Я бы не чувствовала себя хуже, если бы меня запрятали в какую-нибудь дыру в самой отдаленной части отеля, если бы я была каким-то позором и раздражением, которое моя бабушка хотела бы скрыть и забыть.
Я чувствовала себя никому ненужной – ни принятой семьей Катлер, ни принятой персоналом. Моим единственным настоящим компаньоном была моя собственная тень. Одиночество укрыло меня, словно саван.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36