– Евгения? Да, верно. Я уже успел забыть твое настоящее имя, – улыбнулся он.
– Я ненавижу его, – закричала я, – я не хочу менять свое имя.
– Конечно, ты не хочешь, – сказал он. Я облегченно вздохнула, пока он не добавил: – Сейчас. Но я уверен, что через некоторое время мама убедит тебя. Тем или иным путем она обычно заставляет людей понять, что к лучшему.
– Я не стану менять свое имя, – настаивала я.
– Посмотрим, – ответил он, очевидно, неубежденный. Он оглядел комнату. – Ты нуждаешься в чем-нибудь?
Нуждаюсь в чем-нибудь? Да. Я нуждаюсь в том, чтобы вернуться в свою прежнюю семью. Я нуждаюсь в людях, которые действительно любят меня и действительно заботятся обо мне и которые не смотрят на меня как на немытую и грязную личность, способную заразить их самих и их драгоценный мир. Я нуждаюсь в том, чтобы спать там, где спит моя семья, и если женщина наверху является моей настоящей матерью, я нуждаюсь в том, чтобы она обращалась со мной, как со своей настоящей дочерью, а не принимала докторов и лекарства перед тем, как увидеть меня.
Я хотела вернуться туда, где вещи были такими плохими, какими они и выглядели. Я нуждалась в том, чтобы слышать голос Джимми и иметь возможность окликнуть его в темноте и разделить с ним мои страхи и надежды. Я нуждалась в том, чтобы моя маленькая сестренка звала меня, и я нуждалась в том, милом папе, который приходит и приветствует меня, обнимая и целуя – а не в том отце, который стоит в дверях и говорит мне, что я должна сменить свое имя.
Но не было смысла говорить обо всем этом моему подлинному отцу. Я не думаю, чтобы он понял.
– Нет, – ответила я.
– О'кей, тогда ты должна пойти с миссис Бостон и поесть что-нибудь. Проведите ее прямо туда, миссис Бостон, – сказал он, выходя. Потом он обернулся ко мне: – Скоро я снова поговорю с тобой.
– Я не голодна, – повторила я, как только он ушел.
– Вы должны что-нибудь поесть, детка, – убеждала она. – И вы должны это сделать сейчас. У нас тут расписание на все. Миссис Катлер… она тут управляет хлыстом.
Я понимала, что она не оставит меня в покое, поэтому я встала и последовала на кухню. Когда мы достигли лестницы, я посмотрела наверх. Моя настоящая мать была где-то там, в своей комнате, и еще не в состоянии повидаться со мной. Сама эта мысль звучала так, словно я была монстром с когтями и клешнями. Какой она окажется, когда мы наконец встретимся? Будет ли она более любящей и вдумчивой, чем моя бабушка? Будет ли она настаивать на том, чтобы я немедленно была переведена наверх, чтобы я могла быть ближе к ней?
– Идемте же, – торопила миссис Бостон, видя, что я остановилась.
– Миссис Бостон, – сказала я, все еще глядя на лестницу, – если вы называете мою бабушку «миссис Катлер», то как вы называете мою мать? Никто не путается?
– Никто не путается.
– Почему?
Она взглянула наверх, чтобы быть уверенной, что никого нет поблизости, чтобы подслушать нас. Потом наклонилась ко мне и прошептала:
– Ее называют «маленькой миссис Катлер». А теперь, пойдемте. Нам предстоит еще многое сделать.
Кухня мне показалась сущим бедламом. Официанты и официантки, обслуживающие гостей в столовой, стояли в очередь перед длинным столом, чтобы наполнить свои подносы тарелками с едой.
Еда была деликатесной, но миссис Бостон стояла за мной, нетерпеливо ожидая, пока я закончу. Как только я встала из-за стола, мы вышли, чтобы встретиться с мистером Стенли.
Это был стройный мужчина лет пятидесяти с редкими каштановыми волосами, узким лицом, маленькими глазками и длинным ртом. Было что-то птичье в его облике и в его порывистых, коротких движениях. Он стоял, держа руки перед собой, и разглядывал меня.
– Хм, – он вскинул голову, – ей может подойти старая форма Агаты.
Я хотела получить старую форму Агаты даже меньше, чем хотела получить ее работу, но мистер Стенли был очень энергичен и не собирался вести какие-то разговоры. Он отыскал эту форму, нашел мне пару белых туфель моего размера и белые носки и передал мне все это, словно я вступала в армию. Я даже должна была расписаться за все.
– Если кто-либо, кем бы он ни был, портит что-то, он платит за это, – предупредил он, – если что-то пропадает, тоже платят. Из этого отеля вещи не должны уходить так легко, как это бывает в других. Это для порядка, – с гордостью сказал он. – Когда вы придете сюда утром, вы отправитесь в восточное крыло вместе с Сисси.
– Вы знаете, как отсюда вернуться в вашу комнату? – спросила миссис Бостон, когда мы вышли. Я кивнула. – О'кей, тогда мы увидимся утром.
Я посмотрела ей вслед и отправилась назад. Дойдя до старого крыла, я остановилась у гостиной и вошла в нее, чтобы рассмотреть семейные фотографии на камине. Здесь была Клэр Сю, когда она была маленькой девочкой, и здесь был Филип, стоящий вместе с ней перед одной из смотровых площадок. Я нашла фотографию Филипа и нашей матери, которую я уже видела мельком, но как раз? когда я потянулась к ней, чтобы придвинуть поближе, в дверях появилась моя бабушка. Я отскочила, когда она заговорила.
– На твоем месте, Евгения, я бы хорошо отдохнула этой ночью, – сказала она, переводя взгляд с меня на фотографии. – Ты должна подготовиться к ежедневному распорядку.
Я быстро поставила фотографию обратно.
– Я говорила вам, что мое имя Дон.
Я не стала ждать, когда она ответит. Я поспешила прочь в мою маленькую комнату и захлопнула за собой дверь. Я стояла там и прислушивалась, не последовала ли она за мной, но не услышала никаких шагов. Тогда я перевела дух и повернулась к своему маленькому чемодану.
Я вынула из него фотографию мамы, когда она была молодой девушкой, и поставила ее на маленький столик. Когда я смотрела на нее, я вспомнила ее последние слова, обращенные ко мне: «Ты никогда не должна плохо думать о нас. Мы любим тебя. Всегда помни об этом».
– О, мама! – вскричала я, – смотри, что произошло с нами. Почему ты и папа сделали это?
Я полезла в ящичек, где спрятала жемчуг, и вынула его. Держа его, я чувствовала близость к маме, но я не могла носить его. Просто не могла. Не здесь. Не в этом ужасном месте, которое стало моим новым домом. Эти жемчужины предназначались для того, чтобы их носили по счастливому поводу, а мое нынешнее положение вовсе не соответствовало этому определению. Я взглянула на жемчуг еще раз, а затем убрала его. Никто в Катлер'з Коув не должен знать о его существовании. Эти жемчужины были для меня последней ниточкой к моей семье. Они были единственной вещью, которая придавала мне какое-то чувство уверенности, и они должны были стать моим секретом. Если я когда-нибудь почувствую себя одинокой и захочу вспомнить счастливые времена, я буду просто доставать их из ящика и держать в руках. Может быть, когда-нибудь я снова надену их.
Наконец, измученная всем тем, что произошло в этот худший день моей жизни, я разложила свои вещи и приготовилась ко сну. Я свернулась под покрывалом, которое пахло чистотой, но было грубым на ощупь, подушка была слишком мягкой. Я ненавидела эту комнату больше, чем самые ужасные квартиры, в каких нам приходилось жить.
Я смотрела на белый потрескавшийся потолок. Трещины, словно нити, проходили по нему зигзагом. Потом я повернулась на бок и выключила лампу. Никакой свет снаружи не проникал ко мне сквозь окно, за ним было только ночное небо. В комнате стояла полная темнота. Даже после того, как мои глаза привыкли к ней, я едва могла различать комод и окно.
Всегда было трудно привыкать к новому месту, когда мы бесконечно путешествовали и переезжали из одного города в другой. Первые ночи были тоскливыми, и мы с Джимми как-то устраивались поуютнее только потому, что были вместе. Сейчас, в одиночестве, я прислушивалась к каждому шороху в старинной части отеля и скрипу. Я должна привыкнуть ко всем этим звукам, пока ничто не будет уже удивлять меня.
Неожиданно мне показалось, что я услышала чей-то крик. Он был приглушенным, но все же это был явный женский крик. Я чутко прислушалась и расслышала голос моей бабушки, хотя не могла разобрать никаких слов. Крик оборвался так же неожиданно, как начался.
Затем тишина и темнота стали тяжелыми и зловещими. Я напряглась, чтобы услышать звуки отеля, просто для того, чтобы стало уютнее от голосов других людей. Они были вдалеке и звучали словно голоса по радио, и я не чувствовала себя от них более безопасной или комфортной. Но через некоторое время усталость взяла верх над моими страхами, и я заснула.
Я находилась в моем настоящем доме, но я не чувствовала ни в малейшей степени свою принадлежность к нему. Как долго буду я чужой в моем собственном доме и в моей собственной семье?
Мои глаза внезапно открылись, когда я услышала кого-то у двери. На мгновение я забыла, где нахожусь и что произошло. Я ожидала услышать плач Ферн и увидеть, как она нетерпеливо пытается подняться в своей кроватке. Но вместо этого, когда я села, оказалась напротив своей бабушки. Ее волосы были точно так же безукоризненно зачесаны назад, как и тогда, когда я впервые встретилась с нею, и она была одета в темно-серую хлопковую юбку и такой же жакет. С ее мочек свисали жемчужные серьги, и она носила такие же кольца и часы. Она неодобрительно усмехнулась.
– Что такое? – спросила я. От выражения ее лица и того, как она ворвалась в мою комнату, мое сердце едва не выскочило из груди.
– У меня было подозрение, что ты все еще в постели. Разве я не ясно объяснила, в котором часу ты должна встать и одеться?
– Я очень устала, к тому же я долго не могла уснуть, потому что слышала, что кто-то кричал, – ответила я. Она вздернула плечи, глаза ее стали крохотными.
– Чепуха. Никто не кричал. Ты, видимо, уже спала, и тебе все приснилось.
– Это не было сном. Я хорошо слышала, что кто-то кричал, – настаивала я.
– Ты всегда будешь пререкаться со мной? – Выпалила она. – Юная девушка, такая, как ты, должна научиться, когда следует говорить, а когда помалкивать.
Я закусила нижнюю губу. Я хотела ответить ей какой-то резкостью. Я хотела потребовать, чтобы она прекратила третировать меня, но судьба пропустила меня через узкое отверстие в доске от выпавшего сучка, и я вышла с другой стороны тонкой и плоской. Я вся дрожала. Я будто утратила свой голос, и все теперь навсегда останется только внутри меня, даже слезы. Она взглянула на свои часы.
– Уже семь, – сказала она. – Ты должна одеться и немедленно идти на кухню, если хочешь получить завтрак. Если кто-либо из персонала хочет позавтракать, он или она должны поесть раньше гостей. Запомни это, с нынешнего утра ты должна вставать сама. В твоем возрасте нельзя рассчитывать на других для выполнения своих обязанностей.
– Я всегда встаю рано и всегда выполняю свои обязанности, – возразила я. Мой гаев, наконец, лопнул, словно шарик, в который надули слишком много воздуха. Она смотрела на меня еще мгновение. Я оставалась в постели, натянув одеяло, чтобы скрыть, как бьется в груди мое разбитое сердце. Она разглядывала меня, потом ее взгляд переместился на мой маленький ночной столик. Вдруг ее лицо побагровело.
– Чья это фотография?
– Это мама.
– Ты принесла фотографию Салли Джин Лонгчэмп в мой отель и поставила ее так, что каждый может ее увидеть?
Я даже представить не могла, что пожилые люди могут так быстро и резко двигаться. Она схватила мою бесценную фотографию.
– Как ты посмела принести ее сюда?
– Нет! – вскричала я, но она мгновенно разорвала ее на две части.
– Это моя фотография, моя единственная фотография! – кричала я сквозь слезы. Она выпрямилась во весь свой рост.
– Эти люди – похитители детей, воры, я говорила тебе, – сказала она сквозь стиснутые зубы, ее губы поджались так, что стали тонкими как карандашная линия. – Я не хочу с ними никакого контакта. Выкинь их из твоей памяти.
Она выкинула мамину фотографию в маленькую корзинку для мусора.
– Будь на кухне через десять минут. Семья должна быть хорошим примером для персонала, – добавила она и вышла, захлопнув за собой дверь.
Слезы побежали по моим щекам.
Почему моя бабушка так ужасно обращается со мной? Почему она не может увидеть боль, которую я испытала от того, что меня отторгли от семьи, которую я считала своей? Почему мне не дали немного времени, чтобы приноровиться к новому дому и новой жизни? Почему она обращается со мной, словно я была чем-то диким и бесполезным. Это взбесило меня. Я возненавидела это место, мне было ненавистно пребывание здесь.
Я встала, натянула джинсы и блузку. Не думая ни о чем другом, кроме как покинуть это ужасное место, я выбежала из комнаты и через служебный вход на улицу. Я не заботилась о завтраке, я не заботилась о том, что опоздаю на мою новую работу. Передо мной стояли полные ненависти глаза моей бабушки.
Я брела, опустив голову, не думая, куда иду. Я могла бы свалиться с обрыва, не заметив этого. Через некоторое время я подняла взгляд и обнаружила, что стою перед высокой каменной аркой. Слова, начертанные на ней, гласили: «Кладбище Катлер'з Коув». «Как подходит», – подумала я. Я чувствовала себя так, будто уже была мертвой.
Я, как загипнотизированная, смотрела сквозь темный портал на камни, блестевшие под утренним солнцем, словно множество костей. Я обнаружила справа тропу и медленно пошла по ней. Это было очень ухоженное кладбище, с аккуратно подстриженной травой, кустами и цветами. Я быстро нашла сектор Катлеров и увидела надгробья моих предков – могилы людей, которые должны были быть моими прадедом и прабабушкой, тетями и дядями, кузенами. На могиле моего деда возвышался большой памятник, а сразу за ним был еще один, очень маленький камень.
Охваченная любопытством, я подошла к этому маленькому надгробию и остановилась как вкопанная, когда прочитала то, что было на нем написано. Не веря своим глазам, я заморгала. Я правильно прочитала, или это утренний свет так подшутил надо мной? Как такое могло быть? Почему это могло быть? Это не имело смысла. Это просто не могло иметь никакого смысла!
Медленно я опустилась на колени у крохотного памятника и провела пальцами по выбитым буквам, перечитывая несколько слов:
ЕВГЕНИЯ ГРЕЙС КАТЛЕР
МЛАДЕНЕЦ
УШЛА, НО НЕ ЗАБЫТА
Все внутри меня сжалось еще сильнее, когда я глядела на даты, которые соответствовали датам моего собственного рождения и исчезновения. Этот факт было невозможно отрицать. Эта могила была моей.
Земля под моими ногами словно загорелась. Мурашки побежали у меня по спине. Я быстро встала, пошатываясь, отведя глаза от очевидного доказательства моего несуществования. У меня не было ни малейшего сомнения в том, кто создал эту могилу: бабушка Катлер. Она определенно была бы счастлива, если бы мое маленькое тельце действительно покоилось в ней. Но почему? Почему она так стремилась, чтобы я была похоронена и забыта?
Каким-то образом я должна противостоять этой ненавидящей старой женщине и показать ей, что я не низкое существо, на которое можно плевать и издеваться. Я не мертва. Я была жива, и никто не сможет отвергнуть факт моего существования.
Вернувшись в отель, в свою комнату, я вынула из корзинки разорванную мамину фотографию. Она была разорвана прямо по ее чудесной улыбке. Я чувствовала себя так, словно моя бабушка разорвала мое сердце. Я спрятала разорванную фотографию под свое белье в ящик. Я попытаюсь склеить ее, но она уже никогда не станет прежней.
Я переоделась в мою форму и направилась прямо на кухню. К тому времени, когда я туда пришла, в ней уже было полно официантов, горничных, рабочих, посыльных и портье. Все разговоры сразу смолкли, и все лица обернулись в мою сторону. Я почувствовала себя так же, как чувствовала раньше, когда приходила в новый класс. Я поняла, что большинство из них уже знали, кто я.
Миссис Бостон окликнула меня, и я присоединилась к ней и другим горничным. Я видела, что они возмущены тем, что я заняла место того, кто действительно нуждался в этой работе. Тем не менее, она познакомила меня с каждой и указала на Сисси. Я села рядом с ней.
Это была чернокожая девушка на пять лет старше меня, хотя она не выглядела старше и на один день. Я была выше ее на дюйм, а то и больше. У нее были коротко обрезанные волосы, словно кто-то надел ей на голову горшок, и потом подстриг все, что вылезало вокруг.
– Тут все болтают о тебе, – сказала она. – Люди всегда знали о пропавшей малышке Катлер, только все думали, что ты умерла. Миссис Катлер даже поставила памятник на семейном кладбище.
– Я знаю, – сказала я. – Я видела его.
– Да?
– Но почему они сделали это?
– Я слышала, что миссис Катлер сделала это через несколько лет после того, как пришла к заключению, что ты не будешь найдена живой. Я была тогда еще маленькой, но моя бабушка рассказывала мне и всей семье, что миссис Катлер считает день, когда ты была похищена, все равно что день твоей смерти.
– Никто не говорил мне об этом, – сказала я. – Я наткнулась на него случайно, когда просто бродила по кладбищу и попала на наш семейный участок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36