Лайам хоть и был околдован, но довольно быстро обрел и дар речи, и обычную свою самоуверенную манеру.
– И часто ты сюда захаживаешь? Вопрос прозвучал донельзя фальшиво.
Мэл посмотрела на него. Она не улыбалась – ее лицо было как маска. Мужчины, как правило, создания слабонервные, поэтому она частенько использовала этот прием.
– Стало быть, часто? – промямлил Лайам.
Ладно, все не так плохо. Может быть, Лайам, очарованный Мэл, увяжется за ней хвостом на всю ночь и оставит меня в покое. Но это будет нечестно по отношению к Мэл.
– Пойду смотреть шоу. – Она с таким достоинством проигнорировала Лайама, что он совсем распалился. – Идешь?
– Да, – ответила я. Она взглянула на раба.
– Достойна ли эта жалкая тварь увидеть шоу? Или привязать ее здесь?
Тварь испуганно заскулила. На это Мэл и рассчитывала.
– Мерзкое ничтожество! – Мэл безжалостно хлестнула раба по голому заду.
Я отвернулась. Жалости я не испытывала – он сам желал этого. Но его бледная, волосатая задница, прикрытая только тонкой кожаной полоской, вызывала у меня отвращение. Мэл не врала, говоря, что он мерзок.
Телевизионщиков и фотографов к этому времени оттеснили к дальнему концу подиума. Ребята из охраны следили, чтобы в кадр не попало ничего, кроме самого шоу и зрителей из первого ряда. Все, кто не хотел засветиться на голландском и немецком кабельном ТВ, могли укрыться в задних рядах или плотнее надвинуть свои маски.
Грохнул хэви-метал. На подиум выпрыгнули длинные и тонкие как спагетти манекенщицы, на их сверкающих блестками телах были только тяжелые железные украшения. Изображая диких животных, они кидались и рычали на публику. Черный манекенщик в тугом корсете и бежевых резиновых трусиках, со шваброй мелких косичек на голове, вытанцовывал среди девушек, помахивая кнутом. Толпа позади оживилась, кто-то толкнул меня, и я чуть не пролила джин. Чертыхнувшись, я обернулась и увидела Лайама, который прокладывал себе путь локтями. Добравшись до подиума, он без раздумий запрыгнул на него.
Толпа взревела. Кто-то закричал «убирайся!», а кто-то, напротив, радостно взвыл. Опьянев от всеобщего внимания, Лайам раскинул руки и принялся вертеть бедрами, как извращенная пародия на Элвиса Пресли. Затем, повернувшись к камерам спиной, стал хлопать себя по заду. Какая-то дура рядом со мной завизжала от восторга. Чернокожий парень с кнутом начал выеживаться еще больше, пытаясь перещеголять Лайама. К моему протеже подскочила манекенщица – из-за всклокоченной шевелюры и десятисантиметровых каблуков она была почти на две головы выше. Девица ухватилась за ремень и на потеху публике изобразила, будто стаскивает с Лайама штаны. Толпа исступленно ревела. Лайам явно вошел в раж. Зная, что произойдет дальше, я едва могла на это смотреть. Естественно, штаны поползли вниз, явив миру семейные трусы. Публика заулюлюкала.
Другая модель с силой шлепнула Лайама по заду и потянула вниз его трусы. Как только обнажились ягодицы, на сцену выскочили двое крепких парней, схватили Лайама под руки и утащили за кулисы. Толпа бесновалась от восторга и негодования.
Мэл хлопнула меня по плечу.
– Помаши ему ручкой. На сегодня он закончил, – проорала она мне в ухо.
– Ты ему помогла? – догадалась я.
У Мэл был очень самодовольный вид.
– Я поспорила с ним, что он не сможет как тот парень на сцене. Уговаривать не пришлось. Твой клиент был на подиуме раньше, чем я закрыла рот.
Бешеные гормоны Лайама и его желание произвести на Мэл впечатление и спровоцировали эту бурную реакцию.
– Что бы я делала без тебя?
– Ерунда!
Свободна! Я до того обрадовалась, что запросто могла сама выскочить на сцену.
Но вместо этого я поспешила на танцпол – сквозь адское месиво тел. Зал заливал багряный свет, новичку это и впрямь напомнило бы ад. Странно, но танцующие словно соблюдали какие-то негласные правила – что можно себе позволять, а что нет. Однако, несмотря на легкий налет официозности, все упоенно ловили кайф. Положительная аура разливалась в воздухе, как свет багровых прожекторов. В общем, вливайся, влюбляйся и веселись!
Я раздобыла банку пива и стала наблюдать за извивающимся клубком змей в лучах красного прожектора. На меня вдруг снизошло озарение: все мы здесь совершали некое таинство. Внутри этих стен творились самые пронзительные, самые безумные вакханалии, разве что без кровавых жертвоприношений, но стоило нам, надев плащ, ускользнуть в ночь, и мы вновь становились обычными, никому не известными и одинокими людьми. Глухой тяжелый ритм, как отзвуки взрывов, несся с танцпола, ноги сами отбивали такт. Музыка и мерцающие блики дурманили. В самом центре какой-то шизик вертел бедрами как заведенный. По его безумному лицу струйками стекал пот. Литое резиновое трико, смахивавшее на купальный костюм начала века, так плотно облегало тело, что парню то и дело приходилось поднимать ногу, чтобы пот, скопившийся под костюмом, вытек. На тальке, которым парень обмазался, чтобы натянуть эту резиновую жуть, змеились блестящие дорожки. Через несколько минут, как я и надеялась, передо мной снова вырос человек-небоскреб, не оставляя ни малейших сомнений относительно своих намерений. Он улыбался так, как будто мы заранее договорились встретиться, и вот я здесь – сдержала обещание.
Я танцевала, то и дело стреляя в него взглядами из-под ресниц. Парень действительно выглядел классно. Прекрасно понимая, что я его разглядываю, он двигался почти вплотную ко мне, так, что его бедра касались моих. И вот произошла химическая реакция, какая бывает, когда двое резко и взаимно западают друг на друга. Я улыбнулась, и через мгновение его рука лежала у меня на талии, и мы танцевали, прижавшись друг к другу. Музыка гремела в ушах. Его огромный торс оттеснял все вокруг. Я только и видела его смуглую гладкую грудь и резиновую майку.
Это было замечательно, я почти плавилась рядом с ним, а он прижимал меня к себе все сильнее и сильнее. Я остановилась, чтобы перевести дыхание. Он вопросительно взглянул на меня.
– Ты слишком высокий! – проорала я.
Он рассмеялся и что-то ответил, но я не расслышала. Мы еще немного подергались, затем он потянул меня к стене, у которой стояла бетонная скамья. Моя рука тонула в его ручище, большой и теплой, я послушно поплелась сквозь толпу. Боже, широкая спина, накачанные смуглые плечи, плотно облегающая резиновая майка… Bay! Он сел на скамью. Я молча смотрела на его красивое лицо, взлохмаченные темные волосы, блестящие от возбуждения глаза, накачанные плечи (кажется, их я уже упоминала). Наклонившись, я прижалась губами к его губам – в старом кино это сходило за поцелуй. Потом резко выпрямилась, чтобы проверить реакцию.
Судя по всему, он испытывал то же, что и я: глуповатое самодовольство людей, которые, убедившись во взаимной симпатии, пялятся друг на друга, не в силах отвести глаза и расцепить рук. Он притянул меня к себе и поцеловал, одной рукой обхватив за спину, а вторую положив мне на плечо. Точно кошка, я потерлась о его руку. Забыв обо всем на свете, я лохматила ему волосы, а мой язык вовсю орудовал у него во рту. Да и о чем я должна была помнить? Каких последствий бояться? Мы встретились минут десять назад, я и имени-то его не знаю. Вот она, истинная свобода!
Время обезумело. Оно то останавливалось совсем, то неслось со скоростью света, как будто механизм часов сошел с резьбы и стрелки бегали по кругу в бешеном темпе. Не знаю, сколько времени прошло, когда мы, совершенно одуревшие, желая освежиться, пошли за пивом. Затем снова стали обжиматься, гонять изо рта в рот пиво и слизывать его друг у друга с подбородка. Я не сразу заметила, что кто-то тычет меня в спину.
Мэл пихала меня кнутом, пытаясь привлечь внимание.
– Мешаю, да? – хохотнула она. – Пора оставить тебя в покое. Я уезжаю.
Быстрым раздевающим взглядом она смерила моего нового знакомца, подалась вперед и проорала мне в ухо:
– На этой неделе трахаешь исключительно переростков? А на прошлой неделе были только коротышки, так?
– Пока, Мэл, – твердо сказала я. – Уматывай. Раб сидел рядом с ней на корточках. Выглядел он изможденным, но счастливым.
– Пора вести мою тварь домой, – вздохнула Мэл. – Ты остаешься?
Громилу звали Петером, и он был из Голландии – вот все, что удалось узнать в тот короткий промежуток времени, когда наши рты были ничем не заняты.
– Останешься? – спросил Петер с нетерпением. Мой рот растянулся в улыбке. Волнение куда-то испарилось. Испарилась и Мэл, я даже не заметила, как она ушла.
– Да, – сказала я, припав к губам Петера, отдававшим свежим пивом. – Остаюсь.
Глава пятая
– О боже всемогущий! – Льюис был сама любезность. – В гроб краше кладут.
– Отвали. – Я вовсе не собиралась строить из себя восставшую из ада. – Не мог бы ты приготовить…
– …капуччино с двойным эспрессо? Один момент. Может, и чего-нибудь шоколадного, а?
– Можешь сделать мне ребенка, если хочешь. Ты же знаешь, я от тебя без ума, и заявляю это со всей ответственностью.
Я полезла в сумочку за деньгами, но Льюис отмахнулся:
– Потом. Когда руки перестанут трястись.
– О господи!
Моя тесная конура, расположенная прямо за комнатой, в которой сидит мой помощник, изумляет странной планировкой. Зато из окна открывается вид на Брюэр-стрит. Я тайком взглянула в зеркало, и… Жуть! Что можно вылепить из этого безобразия? Уж конечно, не человеческое лицо! Пытаясь скрыть последствия бессонной ночи, я применила весь известный науке арсенал для наведения красоты, но даже самые убойные средства оказались бессильны. Взглянув утром в зеркало, я ужаснулась при виде рожи, которую кто-то всю ночь опускал в отбеливатель, в перерывах терпеливо втирая сажу вокруг глаз.
Косметика лишь превратила мое лицо в бездарную мазню дилетанта. В первую очередь надо сказать спасибо тональному крему, который, отражая свет, был призван маскировать темные круги под глазами. Он недурно справился с этой задачей, зато все лицо, не обработанное этим чудодейственным средством, напоминало заветренную телячью отбивную.
Я снова вздохнула, сняла плащ, повесила его на крючок и, включив компьютер, открыла бесконечный список дел, которые нужно было провернуть для презентации Лайама. Не в состоянии прочесть ни строчки, я тупо смотрела в экран, когда вошел Льюис с кофе и пирожными.
– Так быстро погрузилась в работу? – ухмыльнулся он.
– Что? – опомнилась я. – Ах да, кофе.
Я сняла со стаканчика пластиковую крышку.
– Ты был в итальянском кафе?
– Certamente.
– Хороший мальчик. Себе тоже принес?
– Угу.
Он сел напротив меня и отхлебнул кофе.
– О боже, как хорошо, – пробубнила я, набив рот шоколадным пирожным. – Настоящий итальянский кофе. Черт бы побрал американцев с их непомерными порциями гранд-латте!
– Кстати, тебе идет закрытый ворот. Шея такая длинная становится, – похвалил Льюис.
Он большой любитель разглядывать шмотье коллег, из-за чего я сначала подумала, что парень – гей. Еще бы: всегда такой прилизанный, одет с иголочки. А его вежливость, внимательность, обаяние! Вывод напрашивался сам собой.
– Если бы у меня была такая грациозная шейка, как у тебя, я бы каждый день носил свитерочки с горлом.
Я чуть не поперхнулась кофе. Мне пришлось упрятать шею, потому что ее украшали яркие следы поцелуев вампира, то бишь Петера. Обычный джемпер скрыл бы рассаду синяков на груди, но сегодня этого было недостаточно: мой вампир явно не отличался деликатностью.
– Я что-то не то сказал? – Прямые густые брови Льюиса взлетели вверх, как два крыла Тауэрского моста.
– Нет-нет. Просто я сегодня не в своей тарелке. Затрезвонил телефон. Из-за похмелья мне показалось, что прогудела сирена.
– Я возьму?
Получив согласие, Льюис снял трубку.
– Офис Джульет Купер. Здравствуйте, – вежливо произнес он. – Да, она на месте. Только позвольте мне узнать, закончилось ли у нее совещание.
Он перевел телефон в режим ожидания.
– Мелани из акционерной компании «Винил». Будешь говорить?
– Да, спасибо. Не мог бы ты прикрыть дверь и проследить, чтобы нам никто не мешал?
– Конечно!
– Ах, Льюис! Ты чудо!
– Чудо расчудесное, – пропел он, закрывая дверь. Я подняла трубку:
– Мэл!
– Ну? Как там твой Зигфрид?
– О! – Я отхлебнула кофе; пенка прилипла к верхней губе. – Он такой милый.
– Что-то у тебя слишком приторный голосок.
– Еще бы. Он был восхитителен! Мы поехали к нему в гостиницу. Знаешь, он голландец, приезжал в Лондон по делам и смотался этим утром.
– Ты его трахнула?
Черт, черт, черт! Я так надеялась, что Мэл этого не спросит.
– Мы валяли дурака несколько часов подряд. – Я попыталась придать тону беззаботности. – Это было замечательно. Как повеселилась? По-моему, шоу было супер, ты согласна?
Мэл проигнорировала мою жалкую попытку перевести разговор в другое русло.
– Слушай, Джулс. Только попробуй мне сказать, что ты и этого не поимела!
– Я так и знала, что ты мне за это вставишь… – начала я примирительным тоном. Мэл не дала мне закончить:
– Лучше бы тебе вставил этот несчастный ублюдок.
Я смущенно хихикнула. В голове один за другим пронеслись трехмерные кадры той ночи, будто сделанные с помощью фотоаппарата будущего. Вот мы стоим на коленях в кабинке туалета, я высыпаю кокаин на крышку унитаза, а Петер, путаясь в моем парике, пытается добраться до моей шеи; его широкие плечи едва умещаются в тесной кабинке с металлическими стенками. Или вот: я сижу верхом на его обтянутых кожаными штанами коленях и покатываюсь от смеха: «Не стяни мой парик!» Мы смотрим шоу: его рука на моей виниловой груди. Гостиничный номер: я целую его, а он болтает что-то вроде: «Наша одежда, она так скрипит – это сексуально!» Наконец, я сдираю майку с его накачанной груди, чувствую кожей его кожу…
– Мы с Петером чудесно провели время, – мечтательно протянула я, сексуально слизнув молочную пенку с губы. – Он инспектор по финансам из Амстердама.
Мэл тяжело вздохнула.
– Ты еще увидишь его?
– Почему бы и нет? В любом случае, я оставила ему свой номер телефона – на случай, если он снова будет в Лондоне. – И я опять захихикала. – Жаль, что ты не видела меня с утра пораньше. У меня был такой самодовольный видок, что в метро все взгляды выражали недоумение, с чего эта дуреха так скалится ни свет ни заря, когда все уныло тащатся на работу. И тут я заметила, что один парень с отвращением смотрит на карман моего плаща. Только тогда до меня дошло, что из кармана торчит парик. Не представляю, что они все подумали!
– Что у этой крошки так накренилась крыша, что торчит из кармана.
Мы захохотали. Я надеялась, что мне удалось отвлечь внимание Мэл от моей персоны, но не тут-то было. Могла бы догадаться, что Мэл не отстанет никогда.
– Не могу поверить, Джулс. Ты снова лажанулась, – строго сказала она. Серьезный тон Мэл решительно начинал меня пугать. – У тебя явно развивается комплекс.
– Ну, Мэл, еще ведь не вечер.
– Как не лечат?
– Да я не то…
– Ах да!
– Слушай, я бы смотрела на это как на небольшую… – я поискала слово, – передышку.
– Хм. Знаешь, кажется, ты и рада, что он из этой недоделанной Голландии. Тебе не надо забивать себе башку, потому что ты больше его не увидишь. С глаз долой – из сердца вон.
– Мэл!
Мы помолчали.
– Знаешь, на прошлой неделе я сделала себе временную татуировку на лодыжке. Ричард подумал, что она настоящая. Я сказала, что для меня выбор – настоящая проблема, даже если речь идет о тату. Все засмеялись, но я поняла, что попала прямо в десятку.
Мы снова помолчали, потом я сказала:
– Между прочим, я хочу, чтобы Джил готовила на презентации Лайама. Ресторан, с которым мы сотрудничаем, видите ли, готовит только по своим рецептам. Ну и пошли к черту, у меня есть Джил. Она отлично справится, да и живет по соседству. Я подготовлю для нее помещение, а она сможет пригласить в помощники кого захочет. Ну, как тебе моя идея?
– Неплохо, но…
– Кстати, спасибо, что помогла мне отделаться от Лайама, – перебила я подругу, опасаясь, что она свернет на мою временную импотенцию.
– Брось. Все равно пришлось устроить разборки. Одна глупая корова так наклюкалась, что ее недоносок-раб слетел с катушек. До чего же омерзительны доминатрисы, которые не могут привести в чувство своего раба!
– О боже! – Мне стало жаль эту бедную доминатрису. От Мэл ей наверняка досталось по первое число.
– Ладно, можешь трудиться дальше. Но мы скоро увидимся, – предостерегла она. – Нужно поболтать.
Господи, кажется, я действительно влипла.
Разговор с Джил я отложила до следующего дня. Я знала, что если прямо сейчас начну названивать ей, моя загадочная проблема опять выплывет наружу. Нет, хватит с меня дискуссий, пусть даже с лучшими подругами. Остаток дня ушел на приготовления, связанные с появлением Лайама в прессе. Вечер я провела в постели, поглощая разогретое в микроволновке ризотто с чеддером (да-да, это именно то, что едят рекламщики продуктов питания, если им случается скоротать редкий вечерок дома).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37