Мне все же удалось заснуть – правда, ненадолго: мозг продолжал судорожно припоминать, что я не успела сделать для презентации Лайама. Тревога мешалась со страхом, одолевавшим меня в ожидании маминой реакции. Когда дверь снова открылась, я подпрыгнула как ужаленная, мигом покрывшись потом. Да, ей придется всерьез заняться моими простынями.
– Крису кажется, будто у тебя температура, – начала мама прямо с порога.
– Мне… нехорошо, – промямлила я, надеясь, что это прозвучит не слишком провокационно.
– Похоже, это ты от меня подцепила. Мне которую неделю нездоровится.
Я не нашлась что ответить.
– Но я, конечно, не могла себе позволить свалиться. Ты ведь знаешь, у меня столько дел. Крис сказал, ты просила сок.
Мама подошла к кровати и поставила стакан на тумбочку. Немедленно отскочив к двери, она посоветовала:
– Я бы на твоем месте выпила горячий пунш с лимоном, медом и каплей виски. Он чудесно помогает от простуды.
Хотя голова раскалывалась, я все равно отметила, что мама низвела мои страдания в разряд легкого недомогания.
– Я не смогу его приготовить, мам, – процедила я сквозь зубы. – Я даже по лестнице не смогу сойти.
Пауза. Хлопнула дверь. Десять минут я ждала, что она принесет мне пунш, – разумеется, напрасно. Зато я выпила восхитительно прохладный и освежающий сок. Позже снова зашел Крис. Я слышала, как он зовет меня, но ответить не было сил. Желудок крутило от голода, но от одной мысли о еде выворачивало наизнанку.
Богиня возмездия решила занести надо мной меч именно здесь, в доме матери. Но нет худа без добра. Я наверняка теряла килограммы.
Глава девятнадцатая
Я проспала целую вечность. Проснувшись, обнаружила на тумбочке пакет сока и пачку парацетамола – Крис позаботился. По крайней мере, я решила, что это был именно он. Совершая частые рейды в туалет, я ни разу не столкнулась с мамой. В общем-то, меня это даже устраивало – я осталась с гриппом один на один. Время тянулось как вязкая жвачка, и я понятия не имела, что сейчас на дворе – день или ночь. На повестке дня у меня была одна задача – не дать голове разлететься на осколки. Спина болела так, будто мама прошлась по ней железным прутом, пока я спала.
Разбудил меня снова Крис – уцененная версия принца из «Спящей красавицы». Сморщив нос, он приблизился к моей кровати с дымящейся кружкой в руке.
– Фу, духотища. Воняет как на свиноферме. Ничего, если я открою окно? Впущу свежего воздуха?
– Что в кружке? – Я села в кровати, чувствуя себя чуть лучше, чем полудохлая крыса.
– «Колдрекс». Стащил у Сисси.
– Ты – самый лучший брат в мире.
Подув на «Колдрекс», я поднесла кружку ко рту.
– Ты как? – Он сел на кровать. – Выглядишь дерьмово.
– Спасибо на добром слове.
– А, вижу, снова хамишь! Это хороший знак.
– Правда? – с надеждой спросила я. – М-м, «Колдрекс» творит чудеса! – Я выпила все до капли. – Который час?
– Время обедать. Меня обуяла паника:
– Сегодня ведь воскресенье? Умоляю, Крис, скажи, что сегодня воскресенье!
Он страшно удивился:
– Естественно, а ты как думала?
– Испугалась, что проспала до понедельника.
– Не-а. Да ты радуйся, что долго дрыхла. Тебе сейчас полезно.
– Отключилась на двадцать четыре часа.
– Отлично. – Он помолчал. – Мама заходила?
– Ни разу. Крис скривился:
– Наверное, не выдержала твоего мерзкого вида. Смотри, у тебя волосы слиплись и складки от подушки по всей роже.
– Не придумывай для нее оправданий, – огрызнулась я: «Колдрекс» явно влил в меня силы. Похоже, и впрямь ничто не окружает тебя такой заботой, как горячая чашка приторной дряни. – Она на меня совсем наплевала. Это ведь ты принес сок?
Он кивнул.
– Вот видишь. Она лишь зашла ко мне и проорала с порога, что мне не повредил бы горячий пунш.
Крис заерзал:
– Ну, неплохое предложение… верно?
– Брось, Крис. Да я бы даже в кухню не спустилась, не то что приготовить что-нибудь. Просто она – ужасная мать.
Я не могла поверить своим ушам и даже открыла рот, словно желая проглотить слова обратно, но ничего не вышло. Мое откровение угрожающе зависло в воздухе, но я вдруг почувствовала прилив сил, будто кто-то всадил в меня мощную дозу стимуляторов. А еще в меня вселился страх. Я только что нарушила страшное табу, и назад пути не было.
Крис молчал.
– Приму ванну, – сказала я, – и поеду домой. Проводишь меня до такси?
Он молча кивнул.
– И еще я хочу есть. – Меня почти лихорадило от возбуждения. – Ты не мог бы сделать мне крохотный тостик?
Прилива сил хватило лишь на то, чтобы доковылять до такси. Гордость заставила меня выдернуть себя из ванны и влезть в мятую одежку, не прося помощи (хотя это оказалось сложнее, чем сражаться в рукопашную с мамонтами). Гриппозная физическая слабость забывается сразу, как только ты поправляешься. Будучи здоровой, ты никогда не поверишь, что могла целых пять минут натягивать брюки, присаживаясь два раза от переутомления, с пылающим лицом и таким головокружением, что, казалось, вот-вот потеряешь сознание.
Когда я спускалась по лестнице, мама выглянула из кухни; одной рукой она тяжело опиралась о косяк, а другую закинула на плечо Криса. На меня она смотрела с крайней надменностью, будто мое недомогание являлось вершиной лицедейства. С ее точки зрения, я бессовестно потакала собственным прихотям – как если бы я обессиленно повисла на руках Криса, разодетая в воздушную белоснежную ночнушку, трогательно покашливая в кружевной платочек.
– Вижу, тебе лучше, – сказала она. Это было скорее утверждение, нежели вопрос.
– Не слишком, – огрызнулась я. – Но я предпочитаю валяться больной в собственной постели.
На ней были ярко-желтые резиновые перчатки и кухонный передник. В холле стоял запах хлорки. За ее плечом виднелась кухня в последней стадии генеральной уборки: стулья закинуты на стол, а пол угрожающе сверкает, напоминая каток. Не понимаю, почему для хозяек нет большей лести, чем признание, что с их пола можно спокойно есть. Мамины полы за долгие годы настолько пропитались всеми элементами таблицы Менделеева, что как только пища попадала на пол, она сразу же становилась ядовитей цианида.
Оказавшись перед лицом нелегкого выбора – свалиться в постель, демонстрируя тяжкие страдания, или выдраить весь дом, желая показать, что она не потворствует мелким болячкам, – мама выбрала второе. И не прогадала. Я была настолько больна, что едва ли заметила бы ее представление, а какой смысл играть, когда в зале нет ни души?
Никогда еще мне не удавалось с такой ясностью прочесть ее мысли. Внезапно до меня дошел истинный смысл фразы «увидеть вещи со стороны». Мгновение назад мама стояла чуть ли не вплотную ко мне, и вдруг она начала уплывать по коридору, словно подхваченная струей освежителя воздуха, пока не превратилась в маленькую комичную фигурку в резиновых перчатках и огромном фартуке. От нее по-прежнему потоками исходила враждебность, но теперь мне было наплевать. С расстояния, которое выросло между нами, ее враждебность казалась смехотворной и нелепой.
– Я провожу Джу до тачки, мам, – подхалимским голосом проговорил Крис, уловивший своими локаторами напряжение.
Мама ничего не ответила, только клацнула зубами, покрепче сжала челюсти и с угрозой уставилась на нас. Я и не ожидала добрых напутствий, но это гнетущее молчание перехлестнуло через край.
– Кстати, спасибо за пунш, – не выдержала я.
И должно быть, наступила на мозоль, потому что мама чуть не подпрыгнула.
– Я все вам отдала! – завопила она. – Вырастила одна, кормила и поила, обеспечила жильем – я стольким пожертвовала ради вас! А теперь я должна бегать вокруг тебя, потому что ты, видите ли, разомлела!
У меня наготове была куча ответов, но не захотелось озвучивать ни один из них. Сил и так почти не осталось. Поэтому я просто пожала плечами и молча направилась к двери. Мама, разъяренная видом моей спины, бросилась в атаку. Это была ее типичная реакция – она считала необходимым получить хоть какой-нибудь ответ. В детстве она гоняла меня из комнаты в комнату, визжа, пока я не поднимала рев. Тогда она мигом успокаивалась. Одержать над ней верх было невозможно. Можно было лишь игнорировать ее.
Через открытую входную дверь неслись ее яростные вопли:
– Эгоистка! Избалованная девчонка! Симулянтка! И тут она взялась за дело всерьез. Слова вылетали, как дробинки из ружья, дырявя бок машины.
Таксист нервно оглядывался, про Криса я вовсе молчу. Не позавидуешь бедолаге: сунуть голову в пасть разъяренного льва и попытаться его усовестить. Крис может молча выслушать, как она в течение ближайшего получаса будет молотить мне кости, и в этом случае у него есть шанс уцелеть. Но если решится защищать меня, то это сродни хладнокровному самоубийству.
– Удачи тебе, – я обняла его, – и спасибо за все.
– Не за что, – смущенно ответил он. – Вот, держи. – И протянул мне пару пакетиков «Колдрекса». – Пей каждые четыре часа.
– Спасибо, Крис, милый.
– Ну ладно. Звякну попозже.
Хлопнув дверцей, я упала на сиденье и забилась в самый угол, борясь с подступающей дурнотой. Уезжая, я видела, как Крис бредет обратно, – сгорбившись, словно побитая собачонка, которая вот-вот плюхнется на живот и поползет по земле, поджав хвост и всем видом демонстрируя повиновение. Мама удалилась в дом, оставив дверь открытой – зияющий мраком провал, точно в каком-нибудь ужастике. Неудивительно, что в сказках несчастья случаются вблизи семейного очага. И куда только делась публика, которая во всю глотку заорала бы брату, как Красной Шапочке: «Не входи в дом! Там волк!»?
Но он все равно войдет, куда ж он, бедный, денется?
На автоответчике меня ждали два сообщения. Я каждой клеточкой своего истерзанного тела желала, чтобы они были от Алекса, но оба оставила Мэл.
Бывают моменты, когда даже любимой подруге не рада. В ее голосе слышались странные нотки. Я ей почему-то срочно понадобилась. Без сомнения, что-то стряслось, но я была не в состоянии позвонить ей, а то бы точно разревелась. Диагноз подтвердился в очередной раз: я плохая подруга. Мэл во что-то вляпалась, а я даже не могу взять трубку и поинтересоваться, в чем дело. Я рухнула в кресло прямо в пальто и сапогах, измученная подъемом по лестнице. Голова снова кружилась. Не было сил подняться, чтобы вскипятить воду для «Колдрекса». Отдохну еще пару минут и поставлю чайник.
Никогда еще я не была так одинока. Мне хотелось свернуться клубком и плакать. Вот расплата за то, что я увидела маму в новом свете: несмотря на всю жалкость моего положения в родительском доме, несмотря на ее тычки и грубость, мама все же составляла мне компанию – в ее доме я была не одна. Сейчас же одиночество обступило меня со всех сторон. Я подумала о Крисе, но более слабое утешение трудно вообразить. Я, конечно, люблю брата всем сердцем, но у нас мало общего. Мы повязаны крепкими семейными узами, выкованными долгой и изнурительной борьбой за выживание рядом с мамочкой, но внутри мы такие разные. У нас совершенно разные интересы, разные друзья, разные цели в жизни. Мы вовсе не так близки, как некоторые мои знакомые, братья и сестры, – те вместе ходят в кино и шатаются по ресторанам, чувствуя себя одним целым.
На глаза навернулись слезы. Я не могла сдержать жалость к себе, пусть и пыталась списать все на грипп. Именно в такие моменты мне чертовски недоставало Барта. С тех пор как он ушел, я поменяла кучу любовников, но так и не нашла ни одного настоящего парня – никого, кому могла бы позвонить, у кого могла бы найти поддержку в случае депрессии. Вспомнив про фиаско с Йоханом и Алексом, я еще больше пала духом. Первый оказался женатиком и вообще жалким слизняком, а второй теперь, если увидит меня случайно на улице, сразу перебежит на другую сторону, не устрашившись даже несущегося навстречу грузовика. Если это цена за свободу от маминого гнета, то она слишком высока.
Должно быть, я просидела так около получаса, все глубже и глубже погрязая в трясине тоски. Мне казалось, что даже презентация Лайама – мой профессиональный триумф и утверждение в новой должности – теперь тоже пойдет вкривь и вкось. Все виделось в самом мрачном свете. С депрессией всегда так: как только ты откроешь ей сердце, она пустит там корни, искажая все вокруг и уверяя тебя, что выхода нет и быть не может. Именно это со мной сейчас и происходило. Безнадега окружила меня, густая и непроницаемая, как облако.
Я бы сидела так до скончания века, если бы не звонок в дверь, резанувший по взвинченным нервам. В голове мелькнула мысль, что, возможно, это Алекс, – мол, прогуливался в воскресный полдень и вот решил заглянуть. А почему бы и нет? Может, наш ужин и не был такой уж катастрофой… С трудом ковыляя к домофону, я вообразила, как падаю в его объятия, точно Грета Гарбо в «Камилле», и позволю отнести себя в спальню, где и останусь покорно лежать, пока он не приготовит мне чудесный, исходящий паром напиток. Боже, я в самом деле нездорова, раз настолько размечталась.
– Кто там? – с надеждой спросила я, вытирая слезы и втягивая в себя сопли. Черт, если он услышал шмыганье, то наверняка решил, что я устроила очередной кокаиновый кутеж.
– Джулс? – прожужжал голос Мэл. – Это я. Вернулась наконец? Можно подняться? Тут Джил.
Даже сквозь домофон в голосе Мэл слышалось что-то таинственное. Я нажала кнопку, впуская их, и изловчилась снять пальто, пока они поднимались по лестнице. Я была глубоко разочарована, что это не Алекс, но сообразила, что девочки заметят, сколь гнусно я выгляжу, и сварганят для меня горячего пунша.
Однако когда Джил перешагнула порог, я уставилась на нее с суеверным ужасом. Она выглядела так, будто ее одолел особенно мерзкий приступ аллергии. Красное, опухшее лицо, глаза заплыли.
– Д-джил, – я даже начала заикаться, – что с т-то-бой?
Джил повалилась на меня, уткнула воспаленное лицо мне в плечо и зашлась в судорожных рыданиях.
– Гадина Филип бросил ее. Ну не ублюдок ли? – прошипела Мэл, закрывая дверь и сбрасывая свои остроносые туфли с такой яростью, точно хотела раскромсать каблуками физиономию Филипа. – Проблема Джереми его, видите ли, достала, а он, мол, не планировал ничего серьезного. Козел!
Мэл остановила на мне цепкий взгляд.
– Джулс, а с тобой-то что? Ну и парочка! Ты как из склепа вырвалась, Джулс. Это все твоя трахнутая мамочка?.. Крис сказал, она оставила тебя валяться с температурой и даже не соизволила проверить, не скопытилась ли ты случаем. Вот гадина.
– Откуда ты знаешь?.. – пролепетала я.
Немалый вес Джил давил мне на плечи, я едва стояла на ногах. Мэл быстро ухватила суть проблемы:
– Хватит, Джил. Она уже простила. Ну давай, садись, а я поставлю чайник.
Я медленно попятилась к дивану, волоча Джил. Чудом обогнув кофейный столик, мы упали на мягкие подушки.
– Я тебе названиваю с пятницы, когда эта дурочка завалилась ко мне, – говорила Мэл, доставая из шкафчика чашки. – Она просто ополоумела – все рвалась попросить у тебя прощения. Взбесила меня. – Мэл закатила глаза, воспользовавшись тем, что Джил не видит, поскольку сидит, уткнувшись носом мне в подмышку. – В общем, Джил все нудела, что ей надо с тобой поговорить, и я вспомнила, что ты собиралась к мамаше, но почему-то еще не вернулась. Тогда я позвонила Крису. Его тоже не было, зато в наличии имелась Сисси – черт, эта дрянь была пьянее, чем ящик с виски, – и она сказала, что Крис сидит с тобой, потому что твоей мамочке на тебя плевать. Тогда я позвонила твоей маман и устроила ей грандиозный разнос – между прочим, мечтала это сделать долгие годы, так что оторвалась по полной. А она сказала, что ты уже умотала, и мы рванули сюда. Теперь ясно?
– Ну… – промычала я, тщетно пытаясь разобраться.
– Ах, Джулс, – подала голос Джил, – во всем этом не было и капли твоей вины. Это я во всем виновата. Так глупо с моей стороны.
Она наконец подняла голову. Я попыталась изобразить сочувствие, но такое неприкрытое страдание заставило меня лишь содрогнуться. Лицо Джил было как после химического пилинга, когда с помощью кислоты сдирают верхний слой кожи.
– Мне казалось, что я справлюсь… что мне повезет… – всхлипывала она. – Я боялась бросить Джереми, потому что мне не хотелось остаться совсем одной, а потом я встретила Филипа, он казался мне душкой, я думала, что он не бросит меня одну, но я ошибалась… А сейчас я просто не знаю, что делать… Ах, какая же я дура…
– И теперь уверена, что жизнь кончена?
Тут до меня дошло, что Филип, какое бы отвращение он у меня ни вызывал, служил прикрытием для нас с Мэл. Когда нужно было отвлечь Джил от тяжелых моральных переживаний, он был тут как тут – развлекал ее и трахал. Теперь же весь груз ответственности упал на наши с Мэл плечи. И конечно, на саму Джил. Ей сейчас очень плохо, но на данный момент у меня и своих проблем с избытком.
Джил ревела все сильнее:
– Я не знаю, но я надеюсь… я надеюсь…
– Зря, – перебила Мэл, это воплощение здравого смысла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37