Лайам уже сообщил мне, что профессионализм Джил сразил его наповал. Теперь же я хотела услышать мнение Джил о Лайаме.
– Ну, он любит пускать пыль в глаза. А в целом очень милый. Он и в жизни такой красавчик, как на обложке книги?
– Не совсем, – ответила я. – Просто он очень фотогеничен. Но все и так на него западают.
– Все? – многозначительно спросила Джил, глядя на меня.
– Брось, Джил. Лайам – мой клиент. Ему двадцать шесть, он испорченный мальчишка с прогрессирующим словесным поносом, ускоренным метаболизмом и гиперсексуальностью.
– Что ж, ты всегда можешь найти утешение у своего красавчика-ассистента.
Джил частенько поминала Льюиса – никаких сомнений, он и ее охмурил.
Филип молчал, даже не соизволил поинтересоваться, о чем речь. Либо Джил успела ему все обо мне сообщить, либо он презирает бабью трескотню. Я тут же склонилась в пользу последнего. Вполне возможно, что не вполне объективно. У Филипа вычитается четыре очка.
Однако после того как официант принял у нас заказ, Филип принялся вежливо расспрашивать о моей работе. Это был классический светский треп, который происходит чисто рефлекторно, когда людской волной тебя выкидывает на остров рядом с каким-то типом, ты заводишь с ним пустую болтовню минут на десять (как того требуют приличия) и тут же снова кидаешься в людской водоворот. Стоило Филипу открыть рот, и я знала наперед все, о чем он спросит. Вполне могла бы заткнуть уши, закрыть глаза и с тем же успехом участвовать в беседе. За всю цивилизацию человечество не придумало ничего оригинальнее банальных вопросов, каждый из которых логически вытекает из предыдущего. И разумеется, мистер Любопытный вовсе не интересуется ответами, подкидывая вам вопросы только для того, чтобы вращать лопасти светской беседы. Конечно, я сколько угодно могла критиковать Филипа, но и сама ведь скоро заведу неизбежное «Неужели? Так чем вы занимаетесь?», а его физиономия по привычке изобразит наигранную любезность, демонстрируя богатый опыт по части светских процедур.
Джил словно и не замечала ни нашей натянутости, ни того, что нас с Филипом воротит друг от друга. Она мечтательно глазела на нас – точнее, в основном на Филипа, – и стоило тому улыбнуться, Джил едва не трескалась от счастья. Впрочем, улыбался Филип не часто – он вовсе не находил меня остроумной особой. Когда я отпускала шуточки, которые у нормальных людей вызывают по меньшей мере улыбку, его физиономия оставалась невыразительно-равнодушной, и паузы, которые я оставляла специально для смеха, заполняла неловкая тишина.
Джил до жути напоминала влюбленную простушку с обложки женского романа. Для полного сходства не хватало лишь вентилятора, который бы романтично развевал ее волосы, и декольте, загадочным образом съехавшего на середину груди. На обложках вышеупомянутых романчиков героиня с поразительной настойчивостью в немом обожании пялится на героя, а он в свою очередь норовит пригвоздить искушенным взглядом читательницу, как бы желая еще раз доказать, что предпочитает карьеристок двадцать первого века их грудастым, падким до обмороков предшественницам.
Нет, меня просто воротило от этого Филипа. Его счет на данный момент составлял минус двадцать с чем-то, и список моих претензий к нему рос как на дрожжах. С точки зрения банальной логики Филип, разумеется, не виноват в том, что мой китайский супец горячее, чем костры ада, а в носу свербит от острого красного перца. Но если бы Филип не торчал тут, я бы хоть могла облегчить душу крепким словцом, высморкаться и громко пожаловаться на суп, который ударяет по мозгам сорокаградусным перцовым раствором, о чем посетителей неплохо бы предупреждать наклейками на каждой тарелке с изображением черепа и скрещенных костей. А вместо этого я должна была сидеть паинькой и улыбаться человеку, который находил мои шутки плоскими, и все, что мне дозволялось, – это украдкой сморкаться в платок.
– Ну, как он тебе? – с воодушевлением вопросила Джил, как только тарелки с треклятым супом убрали, а Филип удалился. Возможно, его суп тоже оказался взрывоопасным, и бедняга сейчас обчихался в сортире. Эта мысль подбодрила меня.
– Адски горячий, – ответила я, притворяясь слабоумной. – У меня просто отбило нюх. Я полностью лишилась обоняния.
Прежняя Джил наверняка посоветовала бы мне поправить здоровье хорошей понюшкой белого вещества, но Джил нынешняя возмущенно воскликнула:
– Да нет же, я о Филипе! Что ты о нем думаешь. Милый, правда?
– Очень милый, – лицемерно выдавила я. – Только, знаешь, мне нужно время, чтобы сказать наверняка. Двадцати минут, что я потратила на пустую болтовню и пожирание термоядерного супа, который прожег дырку у меня в животе, маловато для объективной оценки.
Ответом Джил была явно разочарована.
– Честное слово, мне жутко хочется узнать его получше, – соврала я.
Мне вдруг вспомнилась наша первая встреча с Джереми. Мы с ним до потери пульса подтрунивали над Джил – как и полагается бойфренду и лучшей подруге, если они желают подружиться, – мы болтали о кино, даже немного поругались на этой почве, в общем, вели себя как нормальные люди, а не запрограммированные роботы. Джил не уловила в моих словах ни грамма фальши. Она улыбнулась, и это была первая нормальная улыбка за весь вечер, не похожая на слащавый оскал героини мыльной оперы.
– Я невероятно счастлива, – заявила она. В чем не было ни малейшей необходимости.
– Здорово. – Я отхлебнула пива.
– Ты больше не видела того парня, с которым познакомилась на конференции?
– Ты о ком?
– Как о ком?! – Джил с изумлением посмотрела на меня. – О Томе!
– Ах, о Томе!
Я прикончила пиво и махнула официанту, чтобы принес еще. Похоже, Джил пребывала в состоянии эйфории настолько, что желала и всех вокруг видеть столь же опьяненными любовью. Обычно, пока такой приступ у человека продолжается, все успевают сойти с ума. Да и как иначе, если пораженная коварной стрелой Амура подруга пытается свести тебя с мужиком, от которого тебя тошнит в самом буквальном смысле.
– Это была фигня, Джил, – сказала я. – Пора об этом забыть.
– А тот, второй?
– Голландец-фетишист? Он еще не звонил. И очень жаль. Он будет погорячее этого супчика. Спасибо.
Последнее относилось к официанту. Я залпом ополовинила новый бокал. Сегодняшний стресс надо чем-то снять, а под рукой ничего, кроме пива, нет.
– Ну что ж, с глаз долой – из сердца вон, – вздохнула Джил, вложив в эти слова больше упрека, чем обычно.
Я пожала плечами.
– Нужно же отличать серьезные отношения от дурачества. Ненавижу притворяться. В большинстве случаев клин клином вышибают. Да и вообще, мужика можно приклеить и отклеить, как пластырь. Если один отрывается, нужно срочно приляпать другой По крайней мере, будет весело.
Мне пришлось признать про себя, что Джереми как раз не мог воспользоваться этой незамысловатой философией, коль скоро Джил бросила его. Бедняга. Я хлебнула еще пива, предвкушая очередную нотацию Джил. Меня всегда глубоко впечатляло, как меняются люди с каждым новым партнером.
Они готовы поклясться чем угодно, что твердо стоят на земле, и свято верят в то, что говорят. Тем не менее очередной партнер заставляет резко сменить траекторию. Например, когда Джил была с Джереми, она устраивала овации по поводу моих любовных похождений. А сейчас ей вдруг приспичило, чтобы я утихомирилась.
Вскоре из сортира вернулся Филип, и я с удовольствием отметила, что нос его гораздо краснее, чем прежде. Думайте, что хотите, но я до безобразия мелочна и мстительна.
Сверля Филипа взглядом, я пыталась догадаться, с какой стати он уцепился за Джил. Филип не из аристократов, как Джил и Джереми, а заурядный представитель среднего класса – как я. Может, поэтому его и заинтересовала Джил? Ведь не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сразу понять: перед вами законченный карьерист. Правда, трудно сказать, каких успехов он уже достиг, – я не умею оценивать успехи человека по его наружности. В высшем свете есть такие особы, которые могут определить доход и социальный статус своего визави по галстуку и часам. Эти достойные дамы – просто пираньи современного общества. Они обгладывают мужиков до костей и сваливают в поисках новой жертвы, как только кончается мясо. Не похоже, чтобы у Филипа была своя компания. Его крем после бритья, часы и гель для волос какие-то пресные. Впрочем, Джил сделает их еще преснее.
Когда принесли главное блюдо, мы вернулись к Лайаму. Это было неизбежно – нет на свете лучшей темы для разговора, чем Лайам.
– Как называется его шоу? – спросил Филип, когда официант поставил передо мной карри с уткой.
– «Лайам без границ», – ответила я. Тонкий аромат кокосового молока приятно щекотал ноздри. – Мы планируем тур по стране. Каждую неделю – новый город. Лайам отлично сходится с людьми и легко завоевывает аудиторию. А все его жизнерадостное обаяние. В одной из серий есть классный эпизод, когда он чуть ли не прыгает в койку к хозяйке мотеля. А в конце эпизода они перебрасываются двусмысленными пошлостями, как в старом комедийном сериале. Обхохочешься.
– Надо будет посмотреть, – дипломатично откликнулся Филип.
Я выудила кусок утки из ароматного соуса и разочарованно уставилась на него. Филе, как и полагается, было обжарено и порезано на кусочки, но, увы, жир соскрести они не догадались. Каждый кусок был окружен толстым слоем жира, и вместо хрустящей поджаристой корочки утка была вся в мерзкой размазне. Дело вовсе не в диете. Карри и так достаточно тяжелая еда, но после этого утиного сала мой желудок точно взбунтуется.
Лайам на моем месте устроил бы целое шоу. Просто вижу этот спектакль. Он подозвал бы официанта и ткнул ему в нос тарелку, а может, даже отправился бы на кухню, чтобы лично растолковать повару, как нужно готовить. Как-то раз мы зашли в итальянскую пиццерию и заказали пиццу с чили. Нам принесли пиццу, сплошь усеянную перчиками, как крошечными гранатами. Лайам накинулся на парня за стойкой и вступил с ним в продолжительную словесную перепалку, указывая, что нет большей глупости, чем совать в пиццу целые перцы. «Или уж посыпать пиццу готовой перечной смесью, если тебе лень резать!» – орал Лайам. Вся бригада поваров сгрудилась у стойки, пытаясь умаслить его, и, естественно, расстались они большими друзьями. Эти дурни даже не обиделись на то, что Лайам сдабривал поток брани итальянскими словечками. В этом весь Лайам. Яростно жестикулируя, он орал: «Мамма миа! Вы, итальяшки, ни хрена не умеете! Моя мамма миа скорее сдохла бы от стыда, чем подала такое дерьмо на стол в своем ристоранте!»
Так, Филип выжидающе пялится на меня. Видимо, пришел мой черед поддержать болтовню.
– Шоу называется «Лайам без границ» потому, что Лайам абсолютно безбашенный, – сказала я. – Остановить его нельзя.
И остервенело вонзила тупой нож в утку, пытаясь соскрести жир, хотя мне и не хотелось, чтобы Филип подумал, будто я сдвинута на калориях. Овощной гарнир, к моему разочарованию, оказался огромными ломтями баклажанов. Баклажаны в виде пюре я еще могу употребить, но так… К тому же баклажаны несовместимы с уткой. Их жарят в огромном количестве масла, а карри и без того сочится жиром. Словом, главное блюдо, которым я собиралась утешиться, оказалось полным отстоем. Вечер был безнадежно испорчен.
– Джульет! Джил! И джентльмен, которого я не знаю! – фамильярно прогремел знакомый голос. – Что привело вас сюда, как говорят в мыльных операх?
Через весь зал к нашей хижине направлялся Генри Риджли. Сейчас его появление было для меня в сто раз приятнее, чем пару недель назад в гостиничном коридоре.
– Надеюсь, сегодня передо мной Джульет, а не фрейлейн Хельга Доппельгангер! – выкрикнул он бодро. – Чертовски рад вас видеть.
Кажется, Хельгу Доппельгангер раньше звали Гретой Как-то-там, но не в моих интересах поправлять его.
– Привет, Генри! – отозвалась я с неподдельным энтузиазмом.
По новой убеждать Генри, что я не знакома с вышеупомянутой фрейлейн, было пустой тратой времени. Он заарканил меня на следующее же утро и выложил всю историю – в надежде, что я тоже видела, как моя точная копия бродит по гостинице и болтает на ломаном немецком. Я заявила о своей полной непричастности к проделкам немецкой дамочки и оставила Генри в баре наедине с рюмкой. Мне было наплевать. Да он вроде бы и поверил.
Я отметила, с каким отвращением Филип рассматривал Генри. Воротничок у того протерся до состояния тряпки, а галстук был заляпан какой-то коричневой дрянью. Происхождение пятна могло быть каким угодно: говяжий бульон, фруктовый сироп или кровь из заклеенной пластырем раны, которую Генри нанес себе, бреясь утром. Все-таки странно, что у него не так уж и много порезов: наверное, не очень-то просто выбривать все эти бульдожьи складки.
Полинялая рубашка Генри с грязным воротничком некогда была розового цвета. В остальном его гардероб состоял из желтой жилетки, видавшего виды зеленоватого твидового пиджака и коричневых вельветовых штанов, обвисших на коленях и измятых, как горный рельеф Шотландии. Он выглядел неудачником, привыкшим жить на подачки своего богатенького семейства, которое вдруг лишило его содержания.
У Генри за спиной выстроилась половина штата ресторана во главе с менеджером. Бедный Филип наверняка решил, что они хотят выставить Генри с позором, но не тут-то было. Генри, во всем его неумытом экстремизме, был признан с порога. Я, правда, немного испугалась за уровень холестерина у одного из самых известных ресторанных критиков Лондона, если они скормят ему карри из кокосового молока и жареных баклажанов.
– Мистера Генри любить «Тайский дом»? Да, мистера Генри? – засюсюкал менеджер. – Мистера Генри друг? Мистера Генри сидеть с вами?
Во взгляде Джил читалась паника. Улизнуть инкогнито нам не удалось. Но что поделаешь? Генри уже широко улыбался менеджеру и говорил: «Да, да, мы большие друзья!»
– Рада тебя видеть, Генри! – И я подвинулась, освобождая место для его монументального зада. Скамейка жалобно затрещала, когда Генри с трудом втиснулся в кабинку.
– Подушки мистера Генри, быстрея! – рявкнул менеджер одному из официантов.
Тот исчез и через мгновение вернулся с бархатными подушечками. Кряхтя и отдуваясь, Генри принялся запихивать их под задницу. Процедура эта заняла несколько минут: когда речь идет о его комфорте, Генри не торопится.
Если честно, я была очень рада появлению Генри: он разбавит наши кислые посиделки до нужного градуса. Генри умел быть душой компании – если, конечно, не напивался до скотского состояния. Что и говорить, Генри старый козел, но… чрезвычайно важный старый козел. Только посмотрите, как эти узкоглазые с ног сбились. Филип подскакивал каждый раз, когда я называла какое-то громкое имя из числа наших клиентов. Вряд ли ему придет в голову возмущаться по поводу того, что пришлось скоротать вечерок в компании пусть и мелкой, но все же знаменитости. Благодаря своим колонкам в «Санди тайме» и «Мод» Генри был желанным гостем везде и всюду. Без этой писанины он был бы просто мерзким, заляпанным жратвой алкоголиком, но газетные колонки превращали его в очаровательного британского оригинала.
Неужели никто до сих пор не предложил Генри сняться в комедийном сериале? Если вырезать нецензурные выражения, шоу ждет оглушительный успех. Интересно, есть ли у Генри агент? Надо будет спросить.
Глава девятая
– Генри, – спросила я через пару часов, – у тебя есть агент?
– Чего? – Он влил в себя очередную рюмку бренди. – Что за дерьмо! Где пойло, которое я принес, Нил?
– Ты его вылакал несколько месяцев назад, Генри, – хладнокровно отозвался бармен.
– Неужто! Врешь, подонок. Врешь, проклятый ирландский подонок. Ты сам его вылакал. Перевел добро к чертовой матери. Тебе ведь без разницы – что «Арманьяк», что писи Джульет. Кто-нибудь пил твои писи, Джулс?
Мы обменялись взглядами с бесстрастным, как скала, барменом. Я поняла, что он тоже не вчера познакомился с Генри. Далеко не худший способ присмирить нашего общего друга – не тушеваться от его «остроумия». В этом отношении он до безобразия похож на Мэл. Впрочем, я и сама не прочь перекинуться парой-тройкой грязных плоских острот со старым приятелем-забулдыгой. Очень, знаете ли, раскрепощает. А раскрепоститься мне требовалось позарез, ибо последние несколько часов я строила из себя мисс Паиньку в присутствии мистера Филипа.
– Сегодня – не советую, – честно призналась я. – В моей моче, должно быть, повышенное содержание баклажанов и жира. Я объелась мерзкого карри.
Как я и рассчитывала, ответ оказался резче, чем Генри готовился услышать. К тому же ему нравилось быть монополистом, когда необходимо дать пощечину общественному вкусу. Если вам удавалось переплюнуть его по части сальностей или грубостей, Генри тут же поджимал хвост и удалялся со сцены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– Ну, он любит пускать пыль в глаза. А в целом очень милый. Он и в жизни такой красавчик, как на обложке книги?
– Не совсем, – ответила я. – Просто он очень фотогеничен. Но все и так на него западают.
– Все? – многозначительно спросила Джил, глядя на меня.
– Брось, Джил. Лайам – мой клиент. Ему двадцать шесть, он испорченный мальчишка с прогрессирующим словесным поносом, ускоренным метаболизмом и гиперсексуальностью.
– Что ж, ты всегда можешь найти утешение у своего красавчика-ассистента.
Джил частенько поминала Льюиса – никаких сомнений, он и ее охмурил.
Филип молчал, даже не соизволил поинтересоваться, о чем речь. Либо Джил успела ему все обо мне сообщить, либо он презирает бабью трескотню. Я тут же склонилась в пользу последнего. Вполне возможно, что не вполне объективно. У Филипа вычитается четыре очка.
Однако после того как официант принял у нас заказ, Филип принялся вежливо расспрашивать о моей работе. Это был классический светский треп, который происходит чисто рефлекторно, когда людской волной тебя выкидывает на остров рядом с каким-то типом, ты заводишь с ним пустую болтовню минут на десять (как того требуют приличия) и тут же снова кидаешься в людской водоворот. Стоило Филипу открыть рот, и я знала наперед все, о чем он спросит. Вполне могла бы заткнуть уши, закрыть глаза и с тем же успехом участвовать в беседе. За всю цивилизацию человечество не придумало ничего оригинальнее банальных вопросов, каждый из которых логически вытекает из предыдущего. И разумеется, мистер Любопытный вовсе не интересуется ответами, подкидывая вам вопросы только для того, чтобы вращать лопасти светской беседы. Конечно, я сколько угодно могла критиковать Филипа, но и сама ведь скоро заведу неизбежное «Неужели? Так чем вы занимаетесь?», а его физиономия по привычке изобразит наигранную любезность, демонстрируя богатый опыт по части светских процедур.
Джил словно и не замечала ни нашей натянутости, ни того, что нас с Филипом воротит друг от друга. Она мечтательно глазела на нас – точнее, в основном на Филипа, – и стоило тому улыбнуться, Джил едва не трескалась от счастья. Впрочем, улыбался Филип не часто – он вовсе не находил меня остроумной особой. Когда я отпускала шуточки, которые у нормальных людей вызывают по меньшей мере улыбку, его физиономия оставалась невыразительно-равнодушной, и паузы, которые я оставляла специально для смеха, заполняла неловкая тишина.
Джил до жути напоминала влюбленную простушку с обложки женского романа. Для полного сходства не хватало лишь вентилятора, который бы романтично развевал ее волосы, и декольте, загадочным образом съехавшего на середину груди. На обложках вышеупомянутых романчиков героиня с поразительной настойчивостью в немом обожании пялится на героя, а он в свою очередь норовит пригвоздить искушенным взглядом читательницу, как бы желая еще раз доказать, что предпочитает карьеристок двадцать первого века их грудастым, падким до обмороков предшественницам.
Нет, меня просто воротило от этого Филипа. Его счет на данный момент составлял минус двадцать с чем-то, и список моих претензий к нему рос как на дрожжах. С точки зрения банальной логики Филип, разумеется, не виноват в том, что мой китайский супец горячее, чем костры ада, а в носу свербит от острого красного перца. Но если бы Филип не торчал тут, я бы хоть могла облегчить душу крепким словцом, высморкаться и громко пожаловаться на суп, который ударяет по мозгам сорокаградусным перцовым раствором, о чем посетителей неплохо бы предупреждать наклейками на каждой тарелке с изображением черепа и скрещенных костей. А вместо этого я должна была сидеть паинькой и улыбаться человеку, который находил мои шутки плоскими, и все, что мне дозволялось, – это украдкой сморкаться в платок.
– Ну, как он тебе? – с воодушевлением вопросила Джил, как только тарелки с треклятым супом убрали, а Филип удалился. Возможно, его суп тоже оказался взрывоопасным, и бедняга сейчас обчихался в сортире. Эта мысль подбодрила меня.
– Адски горячий, – ответила я, притворяясь слабоумной. – У меня просто отбило нюх. Я полностью лишилась обоняния.
Прежняя Джил наверняка посоветовала бы мне поправить здоровье хорошей понюшкой белого вещества, но Джил нынешняя возмущенно воскликнула:
– Да нет же, я о Филипе! Что ты о нем думаешь. Милый, правда?
– Очень милый, – лицемерно выдавила я. – Только, знаешь, мне нужно время, чтобы сказать наверняка. Двадцати минут, что я потратила на пустую болтовню и пожирание термоядерного супа, который прожег дырку у меня в животе, маловато для объективной оценки.
Ответом Джил была явно разочарована.
– Честное слово, мне жутко хочется узнать его получше, – соврала я.
Мне вдруг вспомнилась наша первая встреча с Джереми. Мы с ним до потери пульса подтрунивали над Джил – как и полагается бойфренду и лучшей подруге, если они желают подружиться, – мы болтали о кино, даже немного поругались на этой почве, в общем, вели себя как нормальные люди, а не запрограммированные роботы. Джил не уловила в моих словах ни грамма фальши. Она улыбнулась, и это была первая нормальная улыбка за весь вечер, не похожая на слащавый оскал героини мыльной оперы.
– Я невероятно счастлива, – заявила она. В чем не было ни малейшей необходимости.
– Здорово. – Я отхлебнула пива.
– Ты больше не видела того парня, с которым познакомилась на конференции?
– Ты о ком?
– Как о ком?! – Джил с изумлением посмотрела на меня. – О Томе!
– Ах, о Томе!
Я прикончила пиво и махнула официанту, чтобы принес еще. Похоже, Джил пребывала в состоянии эйфории настолько, что желала и всех вокруг видеть столь же опьяненными любовью. Обычно, пока такой приступ у человека продолжается, все успевают сойти с ума. Да и как иначе, если пораженная коварной стрелой Амура подруга пытается свести тебя с мужиком, от которого тебя тошнит в самом буквальном смысле.
– Это была фигня, Джил, – сказала я. – Пора об этом забыть.
– А тот, второй?
– Голландец-фетишист? Он еще не звонил. И очень жаль. Он будет погорячее этого супчика. Спасибо.
Последнее относилось к официанту. Я залпом ополовинила новый бокал. Сегодняшний стресс надо чем-то снять, а под рукой ничего, кроме пива, нет.
– Ну что ж, с глаз долой – из сердца вон, – вздохнула Джил, вложив в эти слова больше упрека, чем обычно.
Я пожала плечами.
– Нужно же отличать серьезные отношения от дурачества. Ненавижу притворяться. В большинстве случаев клин клином вышибают. Да и вообще, мужика можно приклеить и отклеить, как пластырь. Если один отрывается, нужно срочно приляпать другой По крайней мере, будет весело.
Мне пришлось признать про себя, что Джереми как раз не мог воспользоваться этой незамысловатой философией, коль скоро Джил бросила его. Бедняга. Я хлебнула еще пива, предвкушая очередную нотацию Джил. Меня всегда глубоко впечатляло, как меняются люди с каждым новым партнером.
Они готовы поклясться чем угодно, что твердо стоят на земле, и свято верят в то, что говорят. Тем не менее очередной партнер заставляет резко сменить траекторию. Например, когда Джил была с Джереми, она устраивала овации по поводу моих любовных похождений. А сейчас ей вдруг приспичило, чтобы я утихомирилась.
Вскоре из сортира вернулся Филип, и я с удовольствием отметила, что нос его гораздо краснее, чем прежде. Думайте, что хотите, но я до безобразия мелочна и мстительна.
Сверля Филипа взглядом, я пыталась догадаться, с какой стати он уцепился за Джил. Филип не из аристократов, как Джил и Джереми, а заурядный представитель среднего класса – как я. Может, поэтому его и заинтересовала Джил? Ведь не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сразу понять: перед вами законченный карьерист. Правда, трудно сказать, каких успехов он уже достиг, – я не умею оценивать успехи человека по его наружности. В высшем свете есть такие особы, которые могут определить доход и социальный статус своего визави по галстуку и часам. Эти достойные дамы – просто пираньи современного общества. Они обгладывают мужиков до костей и сваливают в поисках новой жертвы, как только кончается мясо. Не похоже, чтобы у Филипа была своя компания. Его крем после бритья, часы и гель для волос какие-то пресные. Впрочем, Джил сделает их еще преснее.
Когда принесли главное блюдо, мы вернулись к Лайаму. Это было неизбежно – нет на свете лучшей темы для разговора, чем Лайам.
– Как называется его шоу? – спросил Филип, когда официант поставил передо мной карри с уткой.
– «Лайам без границ», – ответила я. Тонкий аромат кокосового молока приятно щекотал ноздри. – Мы планируем тур по стране. Каждую неделю – новый город. Лайам отлично сходится с людьми и легко завоевывает аудиторию. А все его жизнерадостное обаяние. В одной из серий есть классный эпизод, когда он чуть ли не прыгает в койку к хозяйке мотеля. А в конце эпизода они перебрасываются двусмысленными пошлостями, как в старом комедийном сериале. Обхохочешься.
– Надо будет посмотреть, – дипломатично откликнулся Филип.
Я выудила кусок утки из ароматного соуса и разочарованно уставилась на него. Филе, как и полагается, было обжарено и порезано на кусочки, но, увы, жир соскрести они не догадались. Каждый кусок был окружен толстым слоем жира, и вместо хрустящей поджаристой корочки утка была вся в мерзкой размазне. Дело вовсе не в диете. Карри и так достаточно тяжелая еда, но после этого утиного сала мой желудок точно взбунтуется.
Лайам на моем месте устроил бы целое шоу. Просто вижу этот спектакль. Он подозвал бы официанта и ткнул ему в нос тарелку, а может, даже отправился бы на кухню, чтобы лично растолковать повару, как нужно готовить. Как-то раз мы зашли в итальянскую пиццерию и заказали пиццу с чили. Нам принесли пиццу, сплошь усеянную перчиками, как крошечными гранатами. Лайам накинулся на парня за стойкой и вступил с ним в продолжительную словесную перепалку, указывая, что нет большей глупости, чем совать в пиццу целые перцы. «Или уж посыпать пиццу готовой перечной смесью, если тебе лень резать!» – орал Лайам. Вся бригада поваров сгрудилась у стойки, пытаясь умаслить его, и, естественно, расстались они большими друзьями. Эти дурни даже не обиделись на то, что Лайам сдабривал поток брани итальянскими словечками. В этом весь Лайам. Яростно жестикулируя, он орал: «Мамма миа! Вы, итальяшки, ни хрена не умеете! Моя мамма миа скорее сдохла бы от стыда, чем подала такое дерьмо на стол в своем ристоранте!»
Так, Филип выжидающе пялится на меня. Видимо, пришел мой черед поддержать болтовню.
– Шоу называется «Лайам без границ» потому, что Лайам абсолютно безбашенный, – сказала я. – Остановить его нельзя.
И остервенело вонзила тупой нож в утку, пытаясь соскрести жир, хотя мне и не хотелось, чтобы Филип подумал, будто я сдвинута на калориях. Овощной гарнир, к моему разочарованию, оказался огромными ломтями баклажанов. Баклажаны в виде пюре я еще могу употребить, но так… К тому же баклажаны несовместимы с уткой. Их жарят в огромном количестве масла, а карри и без того сочится жиром. Словом, главное блюдо, которым я собиралась утешиться, оказалось полным отстоем. Вечер был безнадежно испорчен.
– Джульет! Джил! И джентльмен, которого я не знаю! – фамильярно прогремел знакомый голос. – Что привело вас сюда, как говорят в мыльных операх?
Через весь зал к нашей хижине направлялся Генри Риджли. Сейчас его появление было для меня в сто раз приятнее, чем пару недель назад в гостиничном коридоре.
– Надеюсь, сегодня передо мной Джульет, а не фрейлейн Хельга Доппельгангер! – выкрикнул он бодро. – Чертовски рад вас видеть.
Кажется, Хельгу Доппельгангер раньше звали Гретой Как-то-там, но не в моих интересах поправлять его.
– Привет, Генри! – отозвалась я с неподдельным энтузиазмом.
По новой убеждать Генри, что я не знакома с вышеупомянутой фрейлейн, было пустой тратой времени. Он заарканил меня на следующее же утро и выложил всю историю – в надежде, что я тоже видела, как моя точная копия бродит по гостинице и болтает на ломаном немецком. Я заявила о своей полной непричастности к проделкам немецкой дамочки и оставила Генри в баре наедине с рюмкой. Мне было наплевать. Да он вроде бы и поверил.
Я отметила, с каким отвращением Филип рассматривал Генри. Воротничок у того протерся до состояния тряпки, а галстук был заляпан какой-то коричневой дрянью. Происхождение пятна могло быть каким угодно: говяжий бульон, фруктовый сироп или кровь из заклеенной пластырем раны, которую Генри нанес себе, бреясь утром. Все-таки странно, что у него не так уж и много порезов: наверное, не очень-то просто выбривать все эти бульдожьи складки.
Полинялая рубашка Генри с грязным воротничком некогда была розового цвета. В остальном его гардероб состоял из желтой жилетки, видавшего виды зеленоватого твидового пиджака и коричневых вельветовых штанов, обвисших на коленях и измятых, как горный рельеф Шотландии. Он выглядел неудачником, привыкшим жить на подачки своего богатенького семейства, которое вдруг лишило его содержания.
У Генри за спиной выстроилась половина штата ресторана во главе с менеджером. Бедный Филип наверняка решил, что они хотят выставить Генри с позором, но не тут-то было. Генри, во всем его неумытом экстремизме, был признан с порога. Я, правда, немного испугалась за уровень холестерина у одного из самых известных ресторанных критиков Лондона, если они скормят ему карри из кокосового молока и жареных баклажанов.
– Мистера Генри любить «Тайский дом»? Да, мистера Генри? – засюсюкал менеджер. – Мистера Генри друг? Мистера Генри сидеть с вами?
Во взгляде Джил читалась паника. Улизнуть инкогнито нам не удалось. Но что поделаешь? Генри уже широко улыбался менеджеру и говорил: «Да, да, мы большие друзья!»
– Рада тебя видеть, Генри! – И я подвинулась, освобождая место для его монументального зада. Скамейка жалобно затрещала, когда Генри с трудом втиснулся в кабинку.
– Подушки мистера Генри, быстрея! – рявкнул менеджер одному из официантов.
Тот исчез и через мгновение вернулся с бархатными подушечками. Кряхтя и отдуваясь, Генри принялся запихивать их под задницу. Процедура эта заняла несколько минут: когда речь идет о его комфорте, Генри не торопится.
Если честно, я была очень рада появлению Генри: он разбавит наши кислые посиделки до нужного градуса. Генри умел быть душой компании – если, конечно, не напивался до скотского состояния. Что и говорить, Генри старый козел, но… чрезвычайно важный старый козел. Только посмотрите, как эти узкоглазые с ног сбились. Филип подскакивал каждый раз, когда я называла какое-то громкое имя из числа наших клиентов. Вряд ли ему придет в голову возмущаться по поводу того, что пришлось скоротать вечерок в компании пусть и мелкой, но все же знаменитости. Благодаря своим колонкам в «Санди тайме» и «Мод» Генри был желанным гостем везде и всюду. Без этой писанины он был бы просто мерзким, заляпанным жратвой алкоголиком, но газетные колонки превращали его в очаровательного британского оригинала.
Неужели никто до сих пор не предложил Генри сняться в комедийном сериале? Если вырезать нецензурные выражения, шоу ждет оглушительный успех. Интересно, есть ли у Генри агент? Надо будет спросить.
Глава девятая
– Генри, – спросила я через пару часов, – у тебя есть агент?
– Чего? – Он влил в себя очередную рюмку бренди. – Что за дерьмо! Где пойло, которое я принес, Нил?
– Ты его вылакал несколько месяцев назад, Генри, – хладнокровно отозвался бармен.
– Неужто! Врешь, подонок. Врешь, проклятый ирландский подонок. Ты сам его вылакал. Перевел добро к чертовой матери. Тебе ведь без разницы – что «Арманьяк», что писи Джульет. Кто-нибудь пил твои писи, Джулс?
Мы обменялись взглядами с бесстрастным, как скала, барменом. Я поняла, что он тоже не вчера познакомился с Генри. Далеко не худший способ присмирить нашего общего друга – не тушеваться от его «остроумия». В этом отношении он до безобразия похож на Мэл. Впрочем, я и сама не прочь перекинуться парой-тройкой грязных плоских острот со старым приятелем-забулдыгой. Очень, знаете ли, раскрепощает. А раскрепоститься мне требовалось позарез, ибо последние несколько часов я строила из себя мисс Паиньку в присутствии мистера Филипа.
– Сегодня – не советую, – честно призналась я. – В моей моче, должно быть, повышенное содержание баклажанов и жира. Я объелась мерзкого карри.
Как я и рассчитывала, ответ оказался резче, чем Генри готовился услышать. К тому же ему нравилось быть монополистом, когда необходимо дать пощечину общественному вкусу. Если вам удавалось переплюнуть его по части сальностей или грубостей, Генри тут же поджимал хвост и удалялся со сцены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37