Я бы никогда не смогла так.
– Зажми одну ноздрю, а второй втяни порошок. Вот. Ничего, что мы из одного блюдца?
Он пропустил мой вопрос мимо ушей. Просто никогда не слышал о дуриках, у которых из носа прямо на кокс начинала течь кровь, и они могли заразить всех гепатитом или другой какой-нибудь дрянью. Ну, на мой счет он мог быть спокоен. Я спросила чисто машинально. А может, чтобы показаться дико искушенной оторвой. Мне стало противно от собственных приемчиков.
Склонившись над столом, Алекс втянул голову в плечи и вдохнул порошок. Я ощутила триумф.
– Ну и? – Я втянула еще немного коки в другую ноздрю. – Как ощущения?
– Нормально, – улыбнулся он. – Ты заманила меня сюда на чашечку кофе, забыла?
– Так ты хочешь кофе?
– Ничего не имею против.
Я пожала плечами. Дело его, пусть не спит, если не хочет. Я налила нам кофе, плеснув в свою чашку куантро и предложив Алексу. Он отказался! Он вообще отказался от алкоголя. Нет, это не человек, а ходячая добродетель.
И хотя я напичкала его наркотиком, все равно ничего не желало идти по привычной схеме. Ненавидя Алекса за собственный душевный разброд, я принялась обрабатывать его своим вырвавшимся наконец-то на волю остроумием. Я подкалывала его по всем вообразимым поводам, из вредности отметая все, что он говорил. Мне казалось, что я остроумничаю (не знаю, может, так оно и было), но ощущение, что меня разрывает на части, росло с каждой минутой. Было такое чувство, будто внутри ширится пропасть, которая все растет и растет, превращаясь в бездну.
Я высыпала еще кокаина прямо на кофейный столик и втянула его, словно героиня рекламного ролика о вреде и мерзости наркотиков. Алекс был безмятежен и расслаблен. Он подоткнул под спину пару подушек, пристроил массивные вельветовые ноги под столиком и, казалось, вознамерился просидеть так до утра. Я же ерзала, будто меня одолела стая блох, и изображала пародию на саму себя в жанре совращения. До бесконечности закидывала ногу на ногу, ворошила волосы, накручивала локоны на палец – словом, походила скорее на маньячку, чем на искусную соблазнительницу.
– У тебя хороший вкус, – заметил он. – Мне нравится твоя квартира.
– А твоя какая?
– О, полагаю, ты бы назвала это стандартным холостяцким декором.
– Музыкальная аппаратура, телик, видео. И все жутко дорогое, – предположила я. – Здоровущий диван. Коробки из-под фаст-фуда по всей кухне и грязные носки по всему дому.
– Угадала, но лишь отчасти.
– Про носки?
– И про коробки. Я готовлю сам, забыла? К тому же я помешан на чистоте.
– Согласно моим наблюдениям, все мужики либо выглядят так, словно их заела парша, либо маниакальные чистюли. Третьего не дано.
– Значит, ты сперва отправила меня в стойло к паршивым козлам. Теперь потрудись объяснить, как ты разглядела во мне зашитого чистюлю?
– Ты не выглядишь как зашитый чистюля, – огрызнулась я. – И вообще ты какой-то потрепанный.
– Потрепанный, но чистый.
Кажется, он не обиделся, но почем мне знать? Алекс приподнял ногу:
– Смотри, штаны совершенно чистые, хоть и вельветовые. Они прямиком из химчистки.
Я избегала его взгляда.
– И часто твоя домработница таскается в химчистку? – гнусным голосом поинтересовалась я.
– Сам хожу. А что? Я пожала плечами:
– Понятия не имею.
И я зевнула, прикрыв рот рукой. Хотя это было скорее проявлением нервного напряжения, чем усталости, Алекс воспринял мой зевок как сигнал к отступлению. Но мне не хотелось, чтобы он уходил. Абсурд. По его милости я чувствую себя как ошпаренная кошка, но все равно хочу, чтобы он остался.
– Уже три утра, – мягко отказался он, когда я предложила еще кофе.
– Не может быть! – поразилась я.
– Мы проболтали несколько часов.
Алекс встал и потянулся за своим кожаным пиджаком. На мне он бы смотрелся как просторное пальто. Потертости на воротнике и манжетах свидетельствовали, что это старый любимый приятель, с которым не расстанутся до тех пор, пока он не начнет рассыпаться в самом прямом смысле. В моем гардеробе таких древностей не сыщешь.
– Спасибо за приятный вечер, – чопорно сказал Алекс. – Я отдохнул.
– Кошмар, сколько уже времени! – ответила я, как мне казалось, игриво: мол, как мы успели снюхаться! Однако это прозвучало резко.
– Прости, – пробормотал он. – Я тебе надоел. Нужно было уже давно посмотреть на часы.
– Нет-нет, – всполошилась я, – ты меня не так понял… Я хотела сказать… Я и спать-то пока не собираюсь, просто… да что там. – Тяжелая, как боксерская груша, усталость внезапно воткнулась мне под дых. – Господи, что бы я ни сказала, получается бред. Забудь.
Алекс улыбнулся мне с такой теплотой, что я едва не разрыдалась. Он застегнул пиджак и натянул шерстяные перчатки.
– Пешком пойдешь? – идиотски спросила я.
– Конечно, тут четверть часа пешком.
– Ах да.
Долгая пауза. В прихожей, где мы топтались, было так тесно, что мы то и дело касались друг друга. Протиснувшись мимо Алекса, я открыла дверь, и ночной холодок одурманил меня. Или это был запах его куртки – не новой свежевыкрашенной кожи, а успокаивающий дух вещи, которую с любовью носят долгие годы?
– Ну, увидимся как-нибудь, – пробормотала я, выходя на лестничную площадку, чтобы освободить для Алекса проход.
– Хм, да. Надо будет встретиться еще.
Алекс снова улыбнулся. На миг мне показалось, что он хотел что-то добавить, но он лишь изобразил в воздухе свой фирменный прощальный жест и зашагал по ступенькам, демонстрируя мне широкую спину и плотный зад. До меня вдруг дошло, что, не услышав стука закрывающейся двери, он поймет, что я по-прежнему торчу на лестнице. Тогда я шмыгнула внутрь и, как следует грохнув дверью и щелкнув замком, тут же тихонько ее открыла, выскользнула обратно и перегнулась через перила. Его шаги гулко отдавались от бетонных стен. Я выскочила на балкон лестничной площадки и, пригнувшись, выставила голову над высоким парапетом, чтобы поглядеть, как он выходит. Зрелище не самое захватывающее: здоровый мужик топает по бетонной парковке. Плевать, я все равно торчала на балконе и провожала его глазами, пока он не исчез за углом.
Дура! Дура, дура, дура. Базарная, агрессивная, обдолбавшаяся истеричка! Он больше никогда в жизни не подойдет ко мне. И его трудно за это винить, я же вела себя как самая настоящая отмороженная дрянь. После такого любой мужик в здравом уме обходил бы меня на пушечный выстрел. Я хотела зареветь, но не смогла. Ладно, раз уж он настолько выводит меня из равновесия, то и хорошо, что я отшила его в первое же свидание. Он даже не обещал снова позвонить. Значит, не позвонит. Все тело ломило. И хотя дальнейшее общение с бутылкой куантро чуть-чуть помогло, но все равно чувствовала я себя препогано.
Глава семнадцатая
– Ну, скорее выкладывай свою сплетню!
Джемайма подалась вперед и пригвоздила меня глазками-буравчиками. Едва поздоровавшись, сев за столик и сделав заказ, мы сразу перешли к делу. Джемайма прямо-таки жаждала, чтобы я как можно скорее выплеснула всю грязь о Лайаме и Фелисити.
Задавшись целью сократить негативные последствия пикантного происшествия в ресторане, я сочинила версию поудобоваримей и пригласила Джемайму на обед. И хотя я понимала, что она явилась только за сальной историей, ее напор меня смутил.
Воскресные газеты, которые успели растиражировать новость, стали последней каплей. Надо было срочно распространить собственную версию, пока шоу не превратилось в мишень для улюлюкающих критиков. Не взглянув на него и глазом, писаки заклеймят программу как кампанию, спонсируемую Би-би-си только для того, чтобы Фелисити затащила Лайама в постель. Следовало обработать газетных акул.
Самой акулистой акулой была Джемайма Теркеттл. Она пользовалась всеобщим уважением и клепала статьи для «Дейли стэндард» уже тогда, когда многих из нас еще не было на свете. Как истинный гурман, она знала все о ресторанах и еде, но сама не претендовала на большее, нежели слава кашевара-любителя. Как ни странно, неряшливость – бесформенный узел на затылке, глаза, упрятанные за толстые линзы в старенькой оправе, дородность, заботливо культивируемая годами гурманства, – вовсе ее не портила. Этакий гастрогном, она высилась в центре ландшафта, по которому сновали существа вроде меня, появляясь и исчезая. Джемайма всегда оставалась на своем постаменте, как пророк Ветхого Завета.
Если бы мне удалось перетащить ее на сторону Лайама, полдела было бы сделано. Однако это будет непросто, принимая в расчет ощерившуюся против Лайама прессу. Поэтому я и собиралась пустить в ход свое секретное оружие. Оно сидело рядом со мной и невинно хлопало ресницами, будто и не догадываясь, зачем я его притащила.
– Ты не будешь возражать, если к нам присоединится мой помощник? – спросила я у Джемаймы, когда мы назначали встречу. – Невероятно смышленый малый и скоро станет звездой первой величины. Ему страшно хочется познакомиться с тобой. Знаешь, парень просто помешан на твоей писанине, собрал все твои книги.
На удачу я скрестила пальцы: только бы Джемайма заглотила наживку. Но она протянула с явным разочарованием:
– А я-то надеялась, что мы чисто по-женски посидим, перемоем всем косточки. С глазу на глаз, только ты, я и куча непристойностей.
В переводе это означало, что старая перечница жаждала выведать всю грязь о Лайаме и Фелисити, а присутствие мужчины помешает нам отдаться сплетням без оглядки. Даже проори она об этом в самый мощный динамик, все равно не получилось бы яснее. В голосе Джемаймы сквозило раздражение: она явно решила, что я собираюсь прикрыться Льюисом и утаить самые смачные подробности. Я поспешила развеять это недоразумение:
– О, Льюис сам обожает мыть кости всем подряд! Он с радостью пройдется по всем нашим знакомым. Это так странно… для натурала.
Джемайма затаилась. Я обдумывала, не прибегнуть ли к последнему средству. Слишком явно атаковать ее мне не хотелось. Помянув традиционную ориентацию Льюиса, я понадеялась, что пробила оборону противника, но не тут-то было. Джемайма лишь хмыкнула с сомнением, поэтому я отважилась:
– Помнишь, я познакомила тебя с ним в мае на заседании «Современных гурманов»? Я тогда привела его только для того, чтобы отрекомендовать тебе. Но ты разговаривала с… – я помянула имя всемирно известного повара. – Понимаешь, Льюис действительно слегка помешался на тебе.
– Ах, да! – подала голос Джемайма. – Так это тот аполлончик? И где ты только его откопала, умница моя? Между прочим, его наружность ввела меня в заблуждение, и я заключила, что он, так сказать, по другую строну баррикад.
– Я всегда прошу сотрудников оговаривать свою сексуальную ориентацию и принимаю резюме только с фотографией в полный рост и в плавках, – ответила я. – Ладно, забудь. Возможно, ты права и нам следует встретиться в чисто женской компании.
Я расслабилась, предоставив Джемайме самой распинаться, что присутствие Льюиса будет ой как необходимо. Все же и у меня случаются приступы гениальности!
По части манер и умения вести себя Льюису нет равных. К тому же он прекрасно понимает, что к чему. Тактично и ненавязчиво он очаровывает жертву, обволакивает ее своей лучезарностью, флиртует и делает все, чтобы усыпить ее бдительность. Естественно, как и все мы, Джемайма падка до молодых красавцев, но она не настолько глупа, чтобы, глядя в темные чувственные глаза Льюиса, напрочь позабыть об информации, за которой отправилась на обед…
– А, ты о Лайаме? – Я развернула салфетку. Моя стратегия заключалась в том, чтобы свести скандальное поведение Лайама и Фелисити к незначительному инциденту, к ничтожному происшествию, не заслуживающему и капли внимания.
– Ну конечно, я о Лайаме! М-м-м, вкусный хлеб! Я поспешно подтолкнула к ней всю тарелку:
– Убери это от меня, умоляю. Всю неделю у меня обеды, обеды, и если не буду держать себя в руках, то скоро не влезу ни в одну шмотку.
– Прорезиненные пояса – вот воистину спасение, – изрекла Джемайма. – Я заказываю все свои юбки по каталогу с последней страницы «Телеграф».
Так вот где Фелисити берет свои антимодные тряпки! Еще одна маленькая тайна раскрыта.
Джемайма посмотрела на Льюиса и залилась краской. Льюис времени даром не терял: одарил ее лукавой улыбкой, как будто она только что повинилась в том, что надела сегодня трусики-стринг. Отдаю ему должное – этому парню нет равных. Красный свитер в обтяжку, V-образный вырез выставлял на всеобщее обозрение мускулистую грудь, и я сама едва сдерживала слюнки, хотя уж должна была бы давно привыкнуть к его прелестям.
– Давай, девочка, – велела Джемайма, неохотно отрывая глаза от выпуклостей на груди Льюиса. Ее высокий голос напоминал флейту, захлебывающуюся гаммами. – Выкладывай, что ты для меня припасла!
Упрямиться не входило в мои планы. Поставив бокал с водой – всю неделю держала себя в узде, – я буднично произнесла:
– Ничего сенсационного, ты уж прости. Лайам беспощадно трахает Фелисити. Или она его…
Я машинально обвела взглядом ресторан, проверяя, не успел ли откуда-нибудь выскочить Лайам в сопровождении Фелисити. Или неопознанной блондинки. Или сразу пяти неопознанных блондинок из модной поп-группы – меня бы сейчас мало что удивило.
– Просто для Лайама не существует других занятий, ну разве что готовка. Вся его жизнь крутится вокруг двух интересов.
– Разрывается между двумя мисками! – гаркнула Джемайма, оповещая соседние столики.
– На самом деле для него это одна миска, – доброжелательно поправила я. – Надо было заставить его объединить свои усилия в передаче. Ну, трахаться и готовить одновременно.
– А что, он с удовольствием снимется в таком шоу для кабельного ТВ, – встрял Льюис.
Глаза-буравчики впились в меня намертво, игнорируя даже Льюиса Великолепного.
– Значит, ты в курсе, что он и Фелисити занимались сексом?
Я мягко обошла прямолинейность вопроса:
– Если говорить о Лайаме, то придется признать, что он имеет секс абсолютно со всеми.
– Согласна, когда речь идет о слащавых малолетках, то да. Но зачем ему понадобилась Фелисити?
– О, тут Лайам больший католик, чем Папа Римский, – спокойно заметила я.
Осторожно, скользкое место! Мне вовсе не хотелось, чтобы Джемайма стала цитировать налево и направо мои слова о том, что Лайам не гнушается даже лежалым товаром. Это выставит Фелисити в дурном свете, что, естественно, никак не входило в мои планы. Я просто намеревалась изобразить их интрижку очередной детской шалостью, которыми жизнь Лайама наполнена до краев.
– Только не стоит об этом трубить, Джемайма, – добавила я.
И я принялась за суп, подразумевая теоретически, что он заполнит желудок и я уже не захочу десерт. Джемайма, которая славилась пристрастием к мясу, заказала паштет. Ей принесли огромный розовато-коричневый ломоть с кусками желтоватого жира под толстым слоем заливного. Она энергично отхватила изрядный кусман и шлепнула на внушительный кусок калорийного хлеба. У меня тут же началось обильное слюноотделение, которое я попыталась усмирить напоминанием о юбках с прорезиненным поясом.
Что до Льюиса, то даже пожирая каждый день по жареной свинье, он все равно не прибавит и килограмма. Иногда я просто ненавижу его за это.
– Не волнуйся, я о таком все равно не пишу, – прочавкала сквозь паштет Джемайма. – Я имею в виду сплетни. Ты же знаешь.
Настало время для очередной лести – еще более масляной, чем ее паштет.
– Конечно, знаю, – безмятежно ответила я. – Но ты же такая влиятельная, Джемайма. Все ловят каждое твое слово. Ты королева британской стряпни!
– Ваши статьи так свежи и оригинальны, что я даже храню их все, – добавил Льюис.
– Ах, негодяи, вы пытаетесь ко мне подлизаться, – пожаловалась Джемайма, тщетно пытаясь скрыть, насколько она польщена.
Я пожала плечами:
– Это правда, Джемайма. Но давай вернемся к Лайаму.
Мне показалось, что лучше продолжить атаку, вместо того чтобы увязать в дифирамбах. Лесть хороша, когда она как бы промежду прочим. Тогда она куда весомее.
– Вернемся к Лайаму, – согласилась Джемайма, плеснув в свой бокал красного вина и игриво осклабясь Льюису: мол, хоть она и отреклась от его комплимента, но он не проплыл мимо ее ушей.
– Дело в том, что Лайам… – я поискала подходящую формулировку, – ну знаешь, когда убивают какую-нибудь девицу, то на следующее утро газеты называют ее либо ангелом без вредных привычек, либо революционеркой с сотней поклонников.
– И то и другое – таблоидный штамп, означающий в первом случае «фригидную зануду», а во втором – «взбесившуюся сучку», – добавил Льюис.
– Вы хотите сказать, что Лайам – «взбесившийся кобель»? – Джемайма снова улыбнулась Льюису.
– В общем, да, – подтвердила я.
– Трахает все, что движется?
Ну нет, тут Джемайма явно недооценивает нашего Лайама.
– Лайаму нравятся женщины, к которым он прыгает в койку, – ответила я, снова старательно обходя прямой ответ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– Зажми одну ноздрю, а второй втяни порошок. Вот. Ничего, что мы из одного блюдца?
Он пропустил мой вопрос мимо ушей. Просто никогда не слышал о дуриках, у которых из носа прямо на кокс начинала течь кровь, и они могли заразить всех гепатитом или другой какой-нибудь дрянью. Ну, на мой счет он мог быть спокоен. Я спросила чисто машинально. А может, чтобы показаться дико искушенной оторвой. Мне стало противно от собственных приемчиков.
Склонившись над столом, Алекс втянул голову в плечи и вдохнул порошок. Я ощутила триумф.
– Ну и? – Я втянула еще немного коки в другую ноздрю. – Как ощущения?
– Нормально, – улыбнулся он. – Ты заманила меня сюда на чашечку кофе, забыла?
– Так ты хочешь кофе?
– Ничего не имею против.
Я пожала плечами. Дело его, пусть не спит, если не хочет. Я налила нам кофе, плеснув в свою чашку куантро и предложив Алексу. Он отказался! Он вообще отказался от алкоголя. Нет, это не человек, а ходячая добродетель.
И хотя я напичкала его наркотиком, все равно ничего не желало идти по привычной схеме. Ненавидя Алекса за собственный душевный разброд, я принялась обрабатывать его своим вырвавшимся наконец-то на волю остроумием. Я подкалывала его по всем вообразимым поводам, из вредности отметая все, что он говорил. Мне казалось, что я остроумничаю (не знаю, может, так оно и было), но ощущение, что меня разрывает на части, росло с каждой минутой. Было такое чувство, будто внутри ширится пропасть, которая все растет и растет, превращаясь в бездну.
Я высыпала еще кокаина прямо на кофейный столик и втянула его, словно героиня рекламного ролика о вреде и мерзости наркотиков. Алекс был безмятежен и расслаблен. Он подоткнул под спину пару подушек, пристроил массивные вельветовые ноги под столиком и, казалось, вознамерился просидеть так до утра. Я же ерзала, будто меня одолела стая блох, и изображала пародию на саму себя в жанре совращения. До бесконечности закидывала ногу на ногу, ворошила волосы, накручивала локоны на палец – словом, походила скорее на маньячку, чем на искусную соблазнительницу.
– У тебя хороший вкус, – заметил он. – Мне нравится твоя квартира.
– А твоя какая?
– О, полагаю, ты бы назвала это стандартным холостяцким декором.
– Музыкальная аппаратура, телик, видео. И все жутко дорогое, – предположила я. – Здоровущий диван. Коробки из-под фаст-фуда по всей кухне и грязные носки по всему дому.
– Угадала, но лишь отчасти.
– Про носки?
– И про коробки. Я готовлю сам, забыла? К тому же я помешан на чистоте.
– Согласно моим наблюдениям, все мужики либо выглядят так, словно их заела парша, либо маниакальные чистюли. Третьего не дано.
– Значит, ты сперва отправила меня в стойло к паршивым козлам. Теперь потрудись объяснить, как ты разглядела во мне зашитого чистюлю?
– Ты не выглядишь как зашитый чистюля, – огрызнулась я. – И вообще ты какой-то потрепанный.
– Потрепанный, но чистый.
Кажется, он не обиделся, но почем мне знать? Алекс приподнял ногу:
– Смотри, штаны совершенно чистые, хоть и вельветовые. Они прямиком из химчистки.
Я избегала его взгляда.
– И часто твоя домработница таскается в химчистку? – гнусным голосом поинтересовалась я.
– Сам хожу. А что? Я пожала плечами:
– Понятия не имею.
И я зевнула, прикрыв рот рукой. Хотя это было скорее проявлением нервного напряжения, чем усталости, Алекс воспринял мой зевок как сигнал к отступлению. Но мне не хотелось, чтобы он уходил. Абсурд. По его милости я чувствую себя как ошпаренная кошка, но все равно хочу, чтобы он остался.
– Уже три утра, – мягко отказался он, когда я предложила еще кофе.
– Не может быть! – поразилась я.
– Мы проболтали несколько часов.
Алекс встал и потянулся за своим кожаным пиджаком. На мне он бы смотрелся как просторное пальто. Потертости на воротнике и манжетах свидетельствовали, что это старый любимый приятель, с которым не расстанутся до тех пор, пока он не начнет рассыпаться в самом прямом смысле. В моем гардеробе таких древностей не сыщешь.
– Спасибо за приятный вечер, – чопорно сказал Алекс. – Я отдохнул.
– Кошмар, сколько уже времени! – ответила я, как мне казалось, игриво: мол, как мы успели снюхаться! Однако это прозвучало резко.
– Прости, – пробормотал он. – Я тебе надоел. Нужно было уже давно посмотреть на часы.
– Нет-нет, – всполошилась я, – ты меня не так понял… Я хотела сказать… Я и спать-то пока не собираюсь, просто… да что там. – Тяжелая, как боксерская груша, усталость внезапно воткнулась мне под дых. – Господи, что бы я ни сказала, получается бред. Забудь.
Алекс улыбнулся мне с такой теплотой, что я едва не разрыдалась. Он застегнул пиджак и натянул шерстяные перчатки.
– Пешком пойдешь? – идиотски спросила я.
– Конечно, тут четверть часа пешком.
– Ах да.
Долгая пауза. В прихожей, где мы топтались, было так тесно, что мы то и дело касались друг друга. Протиснувшись мимо Алекса, я открыла дверь, и ночной холодок одурманил меня. Или это был запах его куртки – не новой свежевыкрашенной кожи, а успокаивающий дух вещи, которую с любовью носят долгие годы?
– Ну, увидимся как-нибудь, – пробормотала я, выходя на лестничную площадку, чтобы освободить для Алекса проход.
– Хм, да. Надо будет встретиться еще.
Алекс снова улыбнулся. На миг мне показалось, что он хотел что-то добавить, но он лишь изобразил в воздухе свой фирменный прощальный жест и зашагал по ступенькам, демонстрируя мне широкую спину и плотный зад. До меня вдруг дошло, что, не услышав стука закрывающейся двери, он поймет, что я по-прежнему торчу на лестнице. Тогда я шмыгнула внутрь и, как следует грохнув дверью и щелкнув замком, тут же тихонько ее открыла, выскользнула обратно и перегнулась через перила. Его шаги гулко отдавались от бетонных стен. Я выскочила на балкон лестничной площадки и, пригнувшись, выставила голову над высоким парапетом, чтобы поглядеть, как он выходит. Зрелище не самое захватывающее: здоровый мужик топает по бетонной парковке. Плевать, я все равно торчала на балконе и провожала его глазами, пока он не исчез за углом.
Дура! Дура, дура, дура. Базарная, агрессивная, обдолбавшаяся истеричка! Он больше никогда в жизни не подойдет ко мне. И его трудно за это винить, я же вела себя как самая настоящая отмороженная дрянь. После такого любой мужик в здравом уме обходил бы меня на пушечный выстрел. Я хотела зареветь, но не смогла. Ладно, раз уж он настолько выводит меня из равновесия, то и хорошо, что я отшила его в первое же свидание. Он даже не обещал снова позвонить. Значит, не позвонит. Все тело ломило. И хотя дальнейшее общение с бутылкой куантро чуть-чуть помогло, но все равно чувствовала я себя препогано.
Глава семнадцатая
– Ну, скорее выкладывай свою сплетню!
Джемайма подалась вперед и пригвоздила меня глазками-буравчиками. Едва поздоровавшись, сев за столик и сделав заказ, мы сразу перешли к делу. Джемайма прямо-таки жаждала, чтобы я как можно скорее выплеснула всю грязь о Лайаме и Фелисити.
Задавшись целью сократить негативные последствия пикантного происшествия в ресторане, я сочинила версию поудобоваримей и пригласила Джемайму на обед. И хотя я понимала, что она явилась только за сальной историей, ее напор меня смутил.
Воскресные газеты, которые успели растиражировать новость, стали последней каплей. Надо было срочно распространить собственную версию, пока шоу не превратилось в мишень для улюлюкающих критиков. Не взглянув на него и глазом, писаки заклеймят программу как кампанию, спонсируемую Би-би-си только для того, чтобы Фелисити затащила Лайама в постель. Следовало обработать газетных акул.
Самой акулистой акулой была Джемайма Теркеттл. Она пользовалась всеобщим уважением и клепала статьи для «Дейли стэндард» уже тогда, когда многих из нас еще не было на свете. Как истинный гурман, она знала все о ресторанах и еде, но сама не претендовала на большее, нежели слава кашевара-любителя. Как ни странно, неряшливость – бесформенный узел на затылке, глаза, упрятанные за толстые линзы в старенькой оправе, дородность, заботливо культивируемая годами гурманства, – вовсе ее не портила. Этакий гастрогном, она высилась в центре ландшафта, по которому сновали существа вроде меня, появляясь и исчезая. Джемайма всегда оставалась на своем постаменте, как пророк Ветхого Завета.
Если бы мне удалось перетащить ее на сторону Лайама, полдела было бы сделано. Однако это будет непросто, принимая в расчет ощерившуюся против Лайама прессу. Поэтому я и собиралась пустить в ход свое секретное оружие. Оно сидело рядом со мной и невинно хлопало ресницами, будто и не догадываясь, зачем я его притащила.
– Ты не будешь возражать, если к нам присоединится мой помощник? – спросила я у Джемаймы, когда мы назначали встречу. – Невероятно смышленый малый и скоро станет звездой первой величины. Ему страшно хочется познакомиться с тобой. Знаешь, парень просто помешан на твоей писанине, собрал все твои книги.
На удачу я скрестила пальцы: только бы Джемайма заглотила наживку. Но она протянула с явным разочарованием:
– А я-то надеялась, что мы чисто по-женски посидим, перемоем всем косточки. С глазу на глаз, только ты, я и куча непристойностей.
В переводе это означало, что старая перечница жаждала выведать всю грязь о Лайаме и Фелисити, а присутствие мужчины помешает нам отдаться сплетням без оглядки. Даже проори она об этом в самый мощный динамик, все равно не получилось бы яснее. В голосе Джемаймы сквозило раздражение: она явно решила, что я собираюсь прикрыться Льюисом и утаить самые смачные подробности. Я поспешила развеять это недоразумение:
– О, Льюис сам обожает мыть кости всем подряд! Он с радостью пройдется по всем нашим знакомым. Это так странно… для натурала.
Джемайма затаилась. Я обдумывала, не прибегнуть ли к последнему средству. Слишком явно атаковать ее мне не хотелось. Помянув традиционную ориентацию Льюиса, я понадеялась, что пробила оборону противника, но не тут-то было. Джемайма лишь хмыкнула с сомнением, поэтому я отважилась:
– Помнишь, я познакомила тебя с ним в мае на заседании «Современных гурманов»? Я тогда привела его только для того, чтобы отрекомендовать тебе. Но ты разговаривала с… – я помянула имя всемирно известного повара. – Понимаешь, Льюис действительно слегка помешался на тебе.
– Ах, да! – подала голос Джемайма. – Так это тот аполлончик? И где ты только его откопала, умница моя? Между прочим, его наружность ввела меня в заблуждение, и я заключила, что он, так сказать, по другую строну баррикад.
– Я всегда прошу сотрудников оговаривать свою сексуальную ориентацию и принимаю резюме только с фотографией в полный рост и в плавках, – ответила я. – Ладно, забудь. Возможно, ты права и нам следует встретиться в чисто женской компании.
Я расслабилась, предоставив Джемайме самой распинаться, что присутствие Льюиса будет ой как необходимо. Все же и у меня случаются приступы гениальности!
По части манер и умения вести себя Льюису нет равных. К тому же он прекрасно понимает, что к чему. Тактично и ненавязчиво он очаровывает жертву, обволакивает ее своей лучезарностью, флиртует и делает все, чтобы усыпить ее бдительность. Естественно, как и все мы, Джемайма падка до молодых красавцев, но она не настолько глупа, чтобы, глядя в темные чувственные глаза Льюиса, напрочь позабыть об информации, за которой отправилась на обед…
– А, ты о Лайаме? – Я развернула салфетку. Моя стратегия заключалась в том, чтобы свести скандальное поведение Лайама и Фелисити к незначительному инциденту, к ничтожному происшествию, не заслуживающему и капли внимания.
– Ну конечно, я о Лайаме! М-м-м, вкусный хлеб! Я поспешно подтолкнула к ней всю тарелку:
– Убери это от меня, умоляю. Всю неделю у меня обеды, обеды, и если не буду держать себя в руках, то скоро не влезу ни в одну шмотку.
– Прорезиненные пояса – вот воистину спасение, – изрекла Джемайма. – Я заказываю все свои юбки по каталогу с последней страницы «Телеграф».
Так вот где Фелисити берет свои антимодные тряпки! Еще одна маленькая тайна раскрыта.
Джемайма посмотрела на Льюиса и залилась краской. Льюис времени даром не терял: одарил ее лукавой улыбкой, как будто она только что повинилась в том, что надела сегодня трусики-стринг. Отдаю ему должное – этому парню нет равных. Красный свитер в обтяжку, V-образный вырез выставлял на всеобщее обозрение мускулистую грудь, и я сама едва сдерживала слюнки, хотя уж должна была бы давно привыкнуть к его прелестям.
– Давай, девочка, – велела Джемайма, неохотно отрывая глаза от выпуклостей на груди Льюиса. Ее высокий голос напоминал флейту, захлебывающуюся гаммами. – Выкладывай, что ты для меня припасла!
Упрямиться не входило в мои планы. Поставив бокал с водой – всю неделю держала себя в узде, – я буднично произнесла:
– Ничего сенсационного, ты уж прости. Лайам беспощадно трахает Фелисити. Или она его…
Я машинально обвела взглядом ресторан, проверяя, не успел ли откуда-нибудь выскочить Лайам в сопровождении Фелисити. Или неопознанной блондинки. Или сразу пяти неопознанных блондинок из модной поп-группы – меня бы сейчас мало что удивило.
– Просто для Лайама не существует других занятий, ну разве что готовка. Вся его жизнь крутится вокруг двух интересов.
– Разрывается между двумя мисками! – гаркнула Джемайма, оповещая соседние столики.
– На самом деле для него это одна миска, – доброжелательно поправила я. – Надо было заставить его объединить свои усилия в передаче. Ну, трахаться и готовить одновременно.
– А что, он с удовольствием снимется в таком шоу для кабельного ТВ, – встрял Льюис.
Глаза-буравчики впились в меня намертво, игнорируя даже Льюиса Великолепного.
– Значит, ты в курсе, что он и Фелисити занимались сексом?
Я мягко обошла прямолинейность вопроса:
– Если говорить о Лайаме, то придется признать, что он имеет секс абсолютно со всеми.
– Согласна, когда речь идет о слащавых малолетках, то да. Но зачем ему понадобилась Фелисити?
– О, тут Лайам больший католик, чем Папа Римский, – спокойно заметила я.
Осторожно, скользкое место! Мне вовсе не хотелось, чтобы Джемайма стала цитировать налево и направо мои слова о том, что Лайам не гнушается даже лежалым товаром. Это выставит Фелисити в дурном свете, что, естественно, никак не входило в мои планы. Я просто намеревалась изобразить их интрижку очередной детской шалостью, которыми жизнь Лайама наполнена до краев.
– Только не стоит об этом трубить, Джемайма, – добавила я.
И я принялась за суп, подразумевая теоретически, что он заполнит желудок и я уже не захочу десерт. Джемайма, которая славилась пристрастием к мясу, заказала паштет. Ей принесли огромный розовато-коричневый ломоть с кусками желтоватого жира под толстым слоем заливного. Она энергично отхватила изрядный кусман и шлепнула на внушительный кусок калорийного хлеба. У меня тут же началось обильное слюноотделение, которое я попыталась усмирить напоминанием о юбках с прорезиненным поясом.
Что до Льюиса, то даже пожирая каждый день по жареной свинье, он все равно не прибавит и килограмма. Иногда я просто ненавижу его за это.
– Не волнуйся, я о таком все равно не пишу, – прочавкала сквозь паштет Джемайма. – Я имею в виду сплетни. Ты же знаешь.
Настало время для очередной лести – еще более масляной, чем ее паштет.
– Конечно, знаю, – безмятежно ответила я. – Но ты же такая влиятельная, Джемайма. Все ловят каждое твое слово. Ты королева британской стряпни!
– Ваши статьи так свежи и оригинальны, что я даже храню их все, – добавил Льюис.
– Ах, негодяи, вы пытаетесь ко мне подлизаться, – пожаловалась Джемайма, тщетно пытаясь скрыть, насколько она польщена.
Я пожала плечами:
– Это правда, Джемайма. Но давай вернемся к Лайаму.
Мне показалось, что лучше продолжить атаку, вместо того чтобы увязать в дифирамбах. Лесть хороша, когда она как бы промежду прочим. Тогда она куда весомее.
– Вернемся к Лайаму, – согласилась Джемайма, плеснув в свой бокал красного вина и игриво осклабясь Льюису: мол, хоть она и отреклась от его комплимента, но он не проплыл мимо ее ушей.
– Дело в том, что Лайам… – я поискала подходящую формулировку, – ну знаешь, когда убивают какую-нибудь девицу, то на следующее утро газеты называют ее либо ангелом без вредных привычек, либо революционеркой с сотней поклонников.
– И то и другое – таблоидный штамп, означающий в первом случае «фригидную зануду», а во втором – «взбесившуюся сучку», – добавил Льюис.
– Вы хотите сказать, что Лайам – «взбесившийся кобель»? – Джемайма снова улыбнулась Льюису.
– В общем, да, – подтвердила я.
– Трахает все, что движется?
Ну нет, тут Джемайма явно недооценивает нашего Лайама.
– Лайаму нравятся женщины, к которым он прыгает в койку, – ответила я, снова старательно обходя прямой ответ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37