Он понял, что, если пренебрегать женой, могут случиться всякие неприятности. Мария была уже на шестом месяце беременности; она носила свой выпятившийся живот с законной гордостью, а на прежнюю свою связь с Уго смотрела теперь как на «шалость», оставившую приятные, хоть и греховные воспоминания. Фокстерьер тянул ее к угольной лавке, где Отелло опускал в это время железную штору на двери. — Не пойдете на ярмарку? — спросила у него Мария Карнези.
— Конечно, пойду! — ответил Отелло. — Я жду, пока Аурора оденется.
Хоть день был теплый, на Отелло была отцовская меховая куртка и фуражка с большим козырьком. С недавних пор он качал отращивать себе усы. На лице его написана самоуверенность, движения стали неторопливы, разговаривает он как опытный коммерсант.
— Прямо из кожи вон лезет, чтобы походить на старого Нези, — сказала Мария мужу, когда они свернули на виа дель Парлашо. Выйдя на Борго деи Гречи, супруги Каррези еще издали увидели ярмарку: ряды ларьков, лотков и праздничную толпу, заполнившую площадь Сан-та-Кроче. Аурора вышла из дома вместе с Кларой. Клара Сегодня одна, без Бруно. Ведь поезда ходят и в день праздника Сан-Джузеппе, и Бруно со своим поездом должен находиться сейчас по расписанию на станции Пор-реттана. Вместе с Кларой и Ауророй отправились на ярмарку выздоровевший Палле Лукателли, Музетта, Аделе и Пиккарда, которых ненадолго отдали двоим подругам на попечение. Матери присоединятся к ним лишь после того, как закончат свои домашние дела.
Неукротимых исследователей Джиджи и Джордано в дни ярмарки удержать было невозможно. Оба мальчишки давно уже пробрались в первые ряды зрителей, С любопытством взирающих на выступление жонглеров.
Оба они были полны нетерпения так же, как сапожник Стадерини, который уже сидел за столиком на виа деи Мальконтенти, вынесенным из остерии на тротуар; рядом с ним уселись Антонио Лукателли, мусорщик Чекки и поддакивающий ему парикмахер Оресте. Они потягивали вино, перемывали косточки знакомым. Немного погодя, поставив на стол еще литр вина и кулек бриджидино, они обратятся к картам и начнут серьезную партию в скопоне.
К пяти часам, когда солнце уже садится, матери и старухи присоединяются к остальным корнокейцам. Фидальма, Луиза, Леонтина, Джемма, Семира, оживленные, словно молодые девушки, на ходу закалывая волосы шпильками, отправляются посмотреть, «хороша ли в этом году ярмарка».
На виа дель Корно тишина, точно глубокой ночью. Только Арманда, мать Карлино, давно уже страдающая астмой, да прислуга вдовы Нези, которая никогда не выходит на улицу, да, понятно, Синьора остались дома. Возле Синьоры дежурит Лилиана. Но вдову Нези, которая презирает чернь, мы, как всегда, найдем за столиком в кафе «Доней».
В пять часов ярмарка в самом разгаре. Лица кондитеров, готовящих бриджидино, пылают от надсадных криков и долгого стояния у горящей печи.
Клоун Сеттесольди выполняет самый трудный номер — он держит сначала на лбу, а потом на носу длинный шест, на котором стоят одна на другой три бутылки. Уже потом многие заметили, что бутылки были склеены одна с другой дегтем. Силач Урсус с одного удара пробивает насквозь длинным гвоздем толстую доску; сделав мостик, он держит на себе трех человек и тяжелый камень.
В тесном балаганчике мадам Ассунта, восседая под чучелом совы, за несколько сольди предсказывает будущее. Попутно она уговаривает клиентов не верить цыганке, предлагающей простакам испытать свою судьбу (бумажку с предсказанием вытягивает попугай, сидящий на плече у цыганки). А кругом еще десять, двадцать, пятьдесят всевозможных чудес. И повсюду оглушительные крики, восклицания, шутливые споры и примирения. Сквозь толпу медленно пробираются продавцы игрушек, подняв высоко над головой связки воздушных шаров, жестяных труб, детских гармошек, фейерверочные колеса. Но над всеми возвышается человек в цилиндре и фраке, балансирующий на огромных ходулях. На спине у великана висит реклама нанявшей его фирмы. Он здесь старый знакомый, народ зовет его сор Палацци. Синьора Палацци подбивают постучать в окно второго этажа; пусть ему дадут огоньку закурить сигарету.
Спереди и сзади него, взявшись за руки и расчищая ему путь, движутся ребятишки, целое полчище ребятишек.
И все вокруг толкаются, теснятся, грызут миндаль, жуют бриджидино и нугу. Это ярмарка простых людей, и настроение у них отличное. Ведь должны же они повеселиться, поразвлечься, порадоваться жизни. Для этого они спешат поскорее отвернуться от расклеенных на стене объявлений, извещающих о большой демонстрации, назначенной на 23 марта в честь годовщины образования "нового государства». Не смотреть на эти афиши, поскорее забыть о действительности со всеми ее ужасами! Так ярко светит солнце, воздух напоен ароматом весны, на фоне неба четко вырисовывается черно-белый фа-сад церкви, а веселые крики и громкая музыка нисколько не оскверняют эту чудесную картину.
Уго и Джезуина привезли на ярмарку тележку, полную апельсинов и ранней мушмулы. Так как им не разрешено задерживаться на одном месте, они все время переходят со своей тележкой туда, где есть покупатели. До вечера они успеют встретиться со всеми обитателями виа дель Корно. Никто из корнокейцев не обошел, конечно, и ларька Ривуара, где за прилавком, приветливо улыбаясь, стоит Бьянка, бледная, как ее фартук. Во время болезни она не раз призывала к себе смерть, но вот выздоровела и пришла на ярмарку. Что привело ее сюда, мы скоро узнаем. Бьянка так вежливо разговаривала с покупателями, так любезно им улыбалась, что Ривуар долго не мог прийти в себя от удивления.
Однако Клоринда (она следит, как бы в толчее не утащили с прилавка пирожное) твердо убеждена, что у Бьянки есть свои скрытые причины так себя вести. И она ре-шила бдительно смотреть не только за миндальными пирожными и тминными хлебцами, но и за падчерицей. Уже несколько часов она наблюдает за каждым движением Бьянки и заметила, что падчерица вдруг о чем-то задумывается, вздыхает и, как бы желая отогнать назойливую мысль, проводит рукой по лбу, окидывает взглядом толпу, словно выискивая кого-то. И, наконец, Клоринда yвидела, что Бьянка покраснела до корней волос. Как раз в эту минуту к их ларьку подошел Марио под руку с Джезуиной. Клоринда гордится своей проницательностью ибо) женщина, по утверждению Стадерини, может дать десять очков вперед самому черту), мачеха сразу же поняла, что Марио с Бьянкой не только симпатизируют друг другу! Бьянка ужасно смущена, щеки у нее горят, но в душе она почти спокойна, словно очнулась от тяжелого сна. «Теперь мне все ясно, тут нет никаких сомнений, — думает она, — та, другая женщина, это, конечно, Джезуина!» Бьянке кажется, что достаточно увидеть, как Марио держит Джезуину под руку и как он смущен, а Джезуина счастлива, чтобы все понять и ни о чем не спрашивать. Сама Бьянка растерянна, но нет у нее сейчас ни ревности, ни обиды — просто она не знает, как ей лучше всего держаться.
Джезуина по-праздничному весела, она сердечно здоровается с Бьянкой, спрашивает, что нового, рассказывает про свои дела. К счастью, вмешивается Клоринда и сразу дает на все вопросы обстоятельные ответы. Главное же спасение в том, что ярмарка в самом разгаре, у прилавка толпятся покупатели, и Бьянка может притвориться, будто ей нельзя отвлечься от дела ни на секунду. Джезуина предлагает ей навестить Уго, который расположился неподалеку со своей тележкой и будет рад ее видеть. Бьянка вежливо, но решительно отказывается, делая вид, что она очень занята: ведь надо отпускать товар и давать покупателям сдачу. В конце концов Джезуине пришлось отступиться и распрощаться с Бьянкой.
Все это время Марио хмуро молчал. Кинув на него взгляд исподтишка, Бьянка заметила, что он наблюдает за ней. Но так для нее и осталось неясным, всегда ли у него серые глаза.
Теперь Клоринда и Ривуар больше не сомневаются: в самое ближайшее время, может быть на днях, молодой наборщик обязательно сделает Бьянке предложение. Что ж, Марио — «юноша честный и трудолюбивый», и родители Бьянки ничего не имеют против такого зятя.
В этом заблуждении семейство Квальотти оставалось до конца ярмарки.
Отойдя от ларька, Марио сказал Джезуине:
— Ну что! Убедилась теперь, что Бьянка отнеслась ко всему случившемуся очень благоразумно?
Ко их разговор был прерван появлением матерей. Догнав ушедших с их детьми Аурору, Клару и Отелло, вытащив из трактирчика мужей, они шумной гурьбой пробивались через толпу прямо навстречу Джезуине и Марио, Аурора первая заметила Джезуину и громко позвала ее.
__ О— о! -воскликнула Джезуина, увидев подходивших одного за другим корнокейцев. — Да тут вся виа дель Корно собралась. Пойдемте навестим Уго! А где Милена?
— Она задержится допоздна в санатории. Альфред о стало хуже, — ответила Джемма, — даже на ярмарке она ни на минуту не могла забыть о горе своей дочери. Ведь это и ее горе.
Уго встретил друзей с распростертыми объятиями и после шутливого намека Стадерини пригласил всех распить бутылочку вина. Вскоре Отелло ушел, так как: спешил на деловое свидание — договориться «насчет покупки партии угля по сходной цене». Распрощался с приятелями и Марио. Уже стемнело, и женщины отправились домой. Мужчины остались, решив в последний раз пройтись по ярмарке и разыскать своих мальчишек, затерявшихся на площади в толпе. А может быть, эти сорванцы играют возле строящейся библиотеки в «расшибалку» или «фантики»?
Проблуждав одни в людском море, счастливые, как два голубка, возвращаются домой супруги Каррези. Но праздничное веселье еще не кончилось. Оно лишь немного стихает на время ужина. В ларьках зажигают ацетиленовые лампы, а торговцы побогаче развешивают над прилавками целые гирлянды электрических лампочек. Клоун Сеттесольди без устали выполняет тройное сальто-мортале; пожиратель огня, чтобы промочить горло и набраться сил, залпом выпивает литр вина — ведь впереди еще вечернее представление. После девяти часов площадь снова заполняется народом.
При искусственном освещении веселье даже возрастает. По случаю праздника настоятель монастыря Сан-Джузеппе держит монастырскую церковь открытой до поздней ночи, и главный алтарь ярко освещен. Преклонив перед ним колени, Аделе исповедалась Мадонне, что она обручилась с Джордано Чекки. Недаром, же Аделе несколько дней назад убедила маму больше не завязывать ей бант в распущенных волосах, а заплести ей косы.
Уго и Джезуина поставили тележку на место. После ужина они решили вернуться на ярмарку, но уже как зрители. Марио проиграл Уго партию на бильярде и теперь хотел отыграться, а Джезуина намеревалась воспользоваться случаем и побеседовать с Бьянкой с глазу на глаз.
Тем временем Отелло договаривался насчет «покупки угля». «Партия угля» носит имя Лилиана. А «деловое свидание» назначено возле станции на углу виа дель Мела— ранчо. Оттуда недалеко до виа дель Аморино, а на ней есть гостиница. Та самая гостиница, в которую старый Нези водил Аурору, а Элиза привела Бруно. Мир, в сущности, невелик, и не нужно слишком много изобретательности, чтобы подыскать себе убежище. Отправляясь на ярмарку, Отелло снял отцовскую меховую куртку, снял шапку и идет походкой двадцатилетнего юноши. Но на лице у него по-прежнему хитрое и проницательное выражение, которое он с недавних пор намеренно придает себе. Его мать говорит, что Отелло слишком рано созрел.
— Иной раз ты удивительно напоминаешь отца, — восклицает она.
Отелло не видит в этом ничего плохого. Когда Стадерини, объявляя номера в лото, тоже сравнил его с отцом, Отелло с другого конца стола ответил ему:
— У моего отца были не только недостатки, но и большие достоинства. Очень рад, если я на него похож.
Никто тогда не спросил, какие же достоинства имелись у старого Нези. Может быть, к ним относится жадность ростовщика и уменье позаботиться о своих интересах? Или то, что он бросил жену и завел себе любовницу? А может быть, то, что он с готовностью оказывал услуги фашистам в трудные для них времена? Достаточно было бы задать Отелло эти вопросы, чтобы он почувствовал, что они относятся и к нему. Ведь все эти повадки Отелло называет «мои принципы». Он проповедует и проводит их весьма твердо и уверенно. Взгляды отца стали теперь взглядами сына. Отелло мучают угрызения совести, что он был причиной смерти отца, и спасается от них Отелло лишь тем, что старательно подражает старому Нези. А если Отелло тоже завел любовницу, то к этому его принудили обстоятельства. Все случилось помимо его воли; вернее всего, он бессознательно хотел во всем решительно быть похожим на отца. Его влекло к Лилиане одно лишь чувственное желание. Он обхаживал эту женщину долгие месяцы, тайком следил за ней, когда она раз в неделю отправлялась навестить дочку. Когда же он добился своего, то почувствовал, что его по-прежнему влечет к нем Лилиана отдалась ему с простотой скромной деревенской женщины. Такой простоты и естественности он напрасно ожидал от Ауроры, — ему сразу же пришлось разочароваться. Только с Лилианой он открыл, что у поцелуя есть свой особый вкус, у ласки — своя сладость, а у любви — очарование непосредственности. С Ауророй же любовь была болезненным вожделением, каким-то безумием, поединком, в котором он каждый раз оказывался побежденным и покорно подчинялся ее воле. Рядом с Ауророй Отелло ощущал свою неполноценность, и только близость с Лилианой освободила его от этого чувства. Отелло не любил Лилиану, а лишь желал ее. С Лилианой он чувствовал себя хозяином положения, она всегда откликалась на его желание и готова была удовлетворить его страсть. И сейчас Отелло спешил навстречу любовнице, уверенный, что, несмотря на непонятную власть Синьоры над нею, она обязательно придет на свидание. В чем причина таинственного господства Синьоры, Отелло никак не мог разгадать. Лилиана говорила, что многим обязана Синьоре и полна благодарности к ней, но почему же тогда у нее такой растерянный и даже испуганный вид при одном лишь упоминании о ее благодетельнице. А на какие только хитрости и уловки не пускается Лилиана, чтобы вырваться на свободу и побыть с ним несколько часов. Недешево стоят ей эти часы. Лилиана встречается с Отелло раз в неделю, и для этого ей иногда приходится отказываться от поездки в деревню к девочке. Но вчера Лилиана дала ему слово, что она уговорит Синьору отпустить ее на ярмарку и придет к нему на свиданье. Они должны были встретиться ровно в шесть на углу виа дель Меларанчо. Прошло полчаса, а Лилианы все не было. Отелло ждал ее, прохаживаясь по тротуару от одного угла улицы до другого, — так он мог увидеть Лилиану еще издалека. Он выкурил две сигареты подряд, выпил чашку кофе в баре на площади Унита, ни на секунду не переставая следить за прохожими. На площадке трамвая Отелло увидел Милену, возвращавшуюся из санатория, и, подняв чашку, приветствовал ее.
Посреди площади вагоновожатые фотографировались на фоне церкви Санта-Мария Новелла. Отелло серьезно забеспокоился. Бдительность Синьоры все больше усложняла тайные свидания с Лилианой. Надо было найти какой-то выход. Глупо иметь любовницу и наслаждаться ее ласками тайком, точно она девочка, бдительно охраняемая матерью. Отелло решил убедить Лилиану бросить Синьору. Он снимет ей квартиру, где им будет спокойно, удобно, и они смогут встречаться каждый день. На площади голуби клевали овес прямо под ногами лошадей, прыгали вдоль длинного ряда извозчичьих пролеток. Но вот промчался автомобиль, и сразу же голуби дружно взлетели ввысь, словно крылатое облачко, сквозь которое Отелло увидел Лилиану в светлом коротком платье, едва прикрывавшем колени. Она кинулась ему навстречу и крепко обняла его. Дрожа всем телом, она лепетала прерывающимся испуганным голосом:
— Если бы ты знал! Если бы ты знал!…
Когда они вошли в номер гостиницы, Лилиана бессильно опустилась на кровать, потом легла на спину и, глядя вверх остановившимся, застывшим взглядом, тихо сказала:
— Помоги мне, Отелло! — и протянула к нему руки.
Он поцеловал ее в шею и в губы. Но Лилиана высвободилась, села на кровати и сказала:
— Разве ты не видишь, как я взволнована? Знаешь, она не хотела меня отпускать, заперла дверь на ключ и спрятала его к себе под подушку. Я силой отняла его. — Лилиана подняла руку. — Посмотри, как она меня укусила, все еще идет кровь. Чтобы вырвать ключ, мне пришлось ее ударить. Она на секунду задохнулась, и тогда я убежала!
Лилиана хотела встать, но Отелло взял ее за локоть и привлек к себе. Она села ему на колени, Отелло стянул у нее с плеча платье и, увидев пониже плеча ранку, еще хранившую следы зубов Синьоры, поцеловал ее, потом осторожно высосал сочившиеся капельки крови. Лилиана склонила голову ему на плечо и прошептала:
— Ты у меня один остался на свете!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
— Конечно, пойду! — ответил Отелло. — Я жду, пока Аурора оденется.
Хоть день был теплый, на Отелло была отцовская меховая куртка и фуражка с большим козырьком. С недавних пор он качал отращивать себе усы. На лице его написана самоуверенность, движения стали неторопливы, разговаривает он как опытный коммерсант.
— Прямо из кожи вон лезет, чтобы походить на старого Нези, — сказала Мария мужу, когда они свернули на виа дель Парлашо. Выйдя на Борго деи Гречи, супруги Каррези еще издали увидели ярмарку: ряды ларьков, лотков и праздничную толпу, заполнившую площадь Сан-та-Кроче. Аурора вышла из дома вместе с Кларой. Клара Сегодня одна, без Бруно. Ведь поезда ходят и в день праздника Сан-Джузеппе, и Бруно со своим поездом должен находиться сейчас по расписанию на станции Пор-реттана. Вместе с Кларой и Ауророй отправились на ярмарку выздоровевший Палле Лукателли, Музетта, Аделе и Пиккарда, которых ненадолго отдали двоим подругам на попечение. Матери присоединятся к ним лишь после того, как закончат свои домашние дела.
Неукротимых исследователей Джиджи и Джордано в дни ярмарки удержать было невозможно. Оба мальчишки давно уже пробрались в первые ряды зрителей, С любопытством взирающих на выступление жонглеров.
Оба они были полны нетерпения так же, как сапожник Стадерини, который уже сидел за столиком на виа деи Мальконтенти, вынесенным из остерии на тротуар; рядом с ним уселись Антонио Лукателли, мусорщик Чекки и поддакивающий ему парикмахер Оресте. Они потягивали вино, перемывали косточки знакомым. Немного погодя, поставив на стол еще литр вина и кулек бриджидино, они обратятся к картам и начнут серьезную партию в скопоне.
К пяти часам, когда солнце уже садится, матери и старухи присоединяются к остальным корнокейцам. Фидальма, Луиза, Леонтина, Джемма, Семира, оживленные, словно молодые девушки, на ходу закалывая волосы шпильками, отправляются посмотреть, «хороша ли в этом году ярмарка».
На виа дель Корно тишина, точно глубокой ночью. Только Арманда, мать Карлино, давно уже страдающая астмой, да прислуга вдовы Нези, которая никогда не выходит на улицу, да, понятно, Синьора остались дома. Возле Синьоры дежурит Лилиана. Но вдову Нези, которая презирает чернь, мы, как всегда, найдем за столиком в кафе «Доней».
В пять часов ярмарка в самом разгаре. Лица кондитеров, готовящих бриджидино, пылают от надсадных криков и долгого стояния у горящей печи.
Клоун Сеттесольди выполняет самый трудный номер — он держит сначала на лбу, а потом на носу длинный шест, на котором стоят одна на другой три бутылки. Уже потом многие заметили, что бутылки были склеены одна с другой дегтем. Силач Урсус с одного удара пробивает насквозь длинным гвоздем толстую доску; сделав мостик, он держит на себе трех человек и тяжелый камень.
В тесном балаганчике мадам Ассунта, восседая под чучелом совы, за несколько сольди предсказывает будущее. Попутно она уговаривает клиентов не верить цыганке, предлагающей простакам испытать свою судьбу (бумажку с предсказанием вытягивает попугай, сидящий на плече у цыганки). А кругом еще десять, двадцать, пятьдесят всевозможных чудес. И повсюду оглушительные крики, восклицания, шутливые споры и примирения. Сквозь толпу медленно пробираются продавцы игрушек, подняв высоко над головой связки воздушных шаров, жестяных труб, детских гармошек, фейерверочные колеса. Но над всеми возвышается человек в цилиндре и фраке, балансирующий на огромных ходулях. На спине у великана висит реклама нанявшей его фирмы. Он здесь старый знакомый, народ зовет его сор Палацци. Синьора Палацци подбивают постучать в окно второго этажа; пусть ему дадут огоньку закурить сигарету.
Спереди и сзади него, взявшись за руки и расчищая ему путь, движутся ребятишки, целое полчище ребятишек.
И все вокруг толкаются, теснятся, грызут миндаль, жуют бриджидино и нугу. Это ярмарка простых людей, и настроение у них отличное. Ведь должны же они повеселиться, поразвлечься, порадоваться жизни. Для этого они спешат поскорее отвернуться от расклеенных на стене объявлений, извещающих о большой демонстрации, назначенной на 23 марта в честь годовщины образования "нового государства». Не смотреть на эти афиши, поскорее забыть о действительности со всеми ее ужасами! Так ярко светит солнце, воздух напоен ароматом весны, на фоне неба четко вырисовывается черно-белый фа-сад церкви, а веселые крики и громкая музыка нисколько не оскверняют эту чудесную картину.
Уго и Джезуина привезли на ярмарку тележку, полную апельсинов и ранней мушмулы. Так как им не разрешено задерживаться на одном месте, они все время переходят со своей тележкой туда, где есть покупатели. До вечера они успеют встретиться со всеми обитателями виа дель Корно. Никто из корнокейцев не обошел, конечно, и ларька Ривуара, где за прилавком, приветливо улыбаясь, стоит Бьянка, бледная, как ее фартук. Во время болезни она не раз призывала к себе смерть, но вот выздоровела и пришла на ярмарку. Что привело ее сюда, мы скоро узнаем. Бьянка так вежливо разговаривала с покупателями, так любезно им улыбалась, что Ривуар долго не мог прийти в себя от удивления.
Однако Клоринда (она следит, как бы в толчее не утащили с прилавка пирожное) твердо убеждена, что у Бьянки есть свои скрытые причины так себя вести. И она ре-шила бдительно смотреть не только за миндальными пирожными и тминными хлебцами, но и за падчерицей. Уже несколько часов она наблюдает за каждым движением Бьянки и заметила, что падчерица вдруг о чем-то задумывается, вздыхает и, как бы желая отогнать назойливую мысль, проводит рукой по лбу, окидывает взглядом толпу, словно выискивая кого-то. И, наконец, Клоринда yвидела, что Бьянка покраснела до корней волос. Как раз в эту минуту к их ларьку подошел Марио под руку с Джезуиной. Клоринда гордится своей проницательностью ибо) женщина, по утверждению Стадерини, может дать десять очков вперед самому черту), мачеха сразу же поняла, что Марио с Бьянкой не только симпатизируют друг другу! Бьянка ужасно смущена, щеки у нее горят, но в душе она почти спокойна, словно очнулась от тяжелого сна. «Теперь мне все ясно, тут нет никаких сомнений, — думает она, — та, другая женщина, это, конечно, Джезуина!» Бьянке кажется, что достаточно увидеть, как Марио держит Джезуину под руку и как он смущен, а Джезуина счастлива, чтобы все понять и ни о чем не спрашивать. Сама Бьянка растерянна, но нет у нее сейчас ни ревности, ни обиды — просто она не знает, как ей лучше всего держаться.
Джезуина по-праздничному весела, она сердечно здоровается с Бьянкой, спрашивает, что нового, рассказывает про свои дела. К счастью, вмешивается Клоринда и сразу дает на все вопросы обстоятельные ответы. Главное же спасение в том, что ярмарка в самом разгаре, у прилавка толпятся покупатели, и Бьянка может притвориться, будто ей нельзя отвлечься от дела ни на секунду. Джезуина предлагает ей навестить Уго, который расположился неподалеку со своей тележкой и будет рад ее видеть. Бьянка вежливо, но решительно отказывается, делая вид, что она очень занята: ведь надо отпускать товар и давать покупателям сдачу. В конце концов Джезуине пришлось отступиться и распрощаться с Бьянкой.
Все это время Марио хмуро молчал. Кинув на него взгляд исподтишка, Бьянка заметила, что он наблюдает за ней. Но так для нее и осталось неясным, всегда ли у него серые глаза.
Теперь Клоринда и Ривуар больше не сомневаются: в самое ближайшее время, может быть на днях, молодой наборщик обязательно сделает Бьянке предложение. Что ж, Марио — «юноша честный и трудолюбивый», и родители Бьянки ничего не имеют против такого зятя.
В этом заблуждении семейство Квальотти оставалось до конца ярмарки.
Отойдя от ларька, Марио сказал Джезуине:
— Ну что! Убедилась теперь, что Бьянка отнеслась ко всему случившемуся очень благоразумно?
Ко их разговор был прерван появлением матерей. Догнав ушедших с их детьми Аурору, Клару и Отелло, вытащив из трактирчика мужей, они шумной гурьбой пробивались через толпу прямо навстречу Джезуине и Марио, Аурора первая заметила Джезуину и громко позвала ее.
__ О— о! -воскликнула Джезуина, увидев подходивших одного за другим корнокейцев. — Да тут вся виа дель Корно собралась. Пойдемте навестим Уго! А где Милена?
— Она задержится допоздна в санатории. Альфред о стало хуже, — ответила Джемма, — даже на ярмарке она ни на минуту не могла забыть о горе своей дочери. Ведь это и ее горе.
Уго встретил друзей с распростертыми объятиями и после шутливого намека Стадерини пригласил всех распить бутылочку вина. Вскоре Отелло ушел, так как: спешил на деловое свидание — договориться «насчет покупки партии угля по сходной цене». Распрощался с приятелями и Марио. Уже стемнело, и женщины отправились домой. Мужчины остались, решив в последний раз пройтись по ярмарке и разыскать своих мальчишек, затерявшихся на площади в толпе. А может быть, эти сорванцы играют возле строящейся библиотеки в «расшибалку» или «фантики»?
Проблуждав одни в людском море, счастливые, как два голубка, возвращаются домой супруги Каррези. Но праздничное веселье еще не кончилось. Оно лишь немного стихает на время ужина. В ларьках зажигают ацетиленовые лампы, а торговцы побогаче развешивают над прилавками целые гирлянды электрических лампочек. Клоун Сеттесольди без устали выполняет тройное сальто-мортале; пожиратель огня, чтобы промочить горло и набраться сил, залпом выпивает литр вина — ведь впереди еще вечернее представление. После девяти часов площадь снова заполняется народом.
При искусственном освещении веселье даже возрастает. По случаю праздника настоятель монастыря Сан-Джузеппе держит монастырскую церковь открытой до поздней ночи, и главный алтарь ярко освещен. Преклонив перед ним колени, Аделе исповедалась Мадонне, что она обручилась с Джордано Чекки. Недаром, же Аделе несколько дней назад убедила маму больше не завязывать ей бант в распущенных волосах, а заплести ей косы.
Уго и Джезуина поставили тележку на место. После ужина они решили вернуться на ярмарку, но уже как зрители. Марио проиграл Уго партию на бильярде и теперь хотел отыграться, а Джезуина намеревалась воспользоваться случаем и побеседовать с Бьянкой с глазу на глаз.
Тем временем Отелло договаривался насчет «покупки угля». «Партия угля» носит имя Лилиана. А «деловое свидание» назначено возле станции на углу виа дель Мела— ранчо. Оттуда недалеко до виа дель Аморино, а на ней есть гостиница. Та самая гостиница, в которую старый Нези водил Аурору, а Элиза привела Бруно. Мир, в сущности, невелик, и не нужно слишком много изобретательности, чтобы подыскать себе убежище. Отправляясь на ярмарку, Отелло снял отцовскую меховую куртку, снял шапку и идет походкой двадцатилетнего юноши. Но на лице у него по-прежнему хитрое и проницательное выражение, которое он с недавних пор намеренно придает себе. Его мать говорит, что Отелло слишком рано созрел.
— Иной раз ты удивительно напоминаешь отца, — восклицает она.
Отелло не видит в этом ничего плохого. Когда Стадерини, объявляя номера в лото, тоже сравнил его с отцом, Отелло с другого конца стола ответил ему:
— У моего отца были не только недостатки, но и большие достоинства. Очень рад, если я на него похож.
Никто тогда не спросил, какие же достоинства имелись у старого Нези. Может быть, к ним относится жадность ростовщика и уменье позаботиться о своих интересах? Или то, что он бросил жену и завел себе любовницу? А может быть, то, что он с готовностью оказывал услуги фашистам в трудные для них времена? Достаточно было бы задать Отелло эти вопросы, чтобы он почувствовал, что они относятся и к нему. Ведь все эти повадки Отелло называет «мои принципы». Он проповедует и проводит их весьма твердо и уверенно. Взгляды отца стали теперь взглядами сына. Отелло мучают угрызения совести, что он был причиной смерти отца, и спасается от них Отелло лишь тем, что старательно подражает старому Нези. А если Отелло тоже завел любовницу, то к этому его принудили обстоятельства. Все случилось помимо его воли; вернее всего, он бессознательно хотел во всем решительно быть похожим на отца. Его влекло к Лилиане одно лишь чувственное желание. Он обхаживал эту женщину долгие месяцы, тайком следил за ней, когда она раз в неделю отправлялась навестить дочку. Когда же он добился своего, то почувствовал, что его по-прежнему влечет к нем Лилиана отдалась ему с простотой скромной деревенской женщины. Такой простоты и естественности он напрасно ожидал от Ауроры, — ему сразу же пришлось разочароваться. Только с Лилианой он открыл, что у поцелуя есть свой особый вкус, у ласки — своя сладость, а у любви — очарование непосредственности. С Ауророй же любовь была болезненным вожделением, каким-то безумием, поединком, в котором он каждый раз оказывался побежденным и покорно подчинялся ее воле. Рядом с Ауророй Отелло ощущал свою неполноценность, и только близость с Лилианой освободила его от этого чувства. Отелло не любил Лилиану, а лишь желал ее. С Лилианой он чувствовал себя хозяином положения, она всегда откликалась на его желание и готова была удовлетворить его страсть. И сейчас Отелло спешил навстречу любовнице, уверенный, что, несмотря на непонятную власть Синьоры над нею, она обязательно придет на свидание. В чем причина таинственного господства Синьоры, Отелло никак не мог разгадать. Лилиана говорила, что многим обязана Синьоре и полна благодарности к ней, но почему же тогда у нее такой растерянный и даже испуганный вид при одном лишь упоминании о ее благодетельнице. А на какие только хитрости и уловки не пускается Лилиана, чтобы вырваться на свободу и побыть с ним несколько часов. Недешево стоят ей эти часы. Лилиана встречается с Отелло раз в неделю, и для этого ей иногда приходится отказываться от поездки в деревню к девочке. Но вчера Лилиана дала ему слово, что она уговорит Синьору отпустить ее на ярмарку и придет к нему на свиданье. Они должны были встретиться ровно в шесть на углу виа дель Меларанчо. Прошло полчаса, а Лилианы все не было. Отелло ждал ее, прохаживаясь по тротуару от одного угла улицы до другого, — так он мог увидеть Лилиану еще издалека. Он выкурил две сигареты подряд, выпил чашку кофе в баре на площади Унита, ни на секунду не переставая следить за прохожими. На площадке трамвая Отелло увидел Милену, возвращавшуюся из санатория, и, подняв чашку, приветствовал ее.
Посреди площади вагоновожатые фотографировались на фоне церкви Санта-Мария Новелла. Отелло серьезно забеспокоился. Бдительность Синьоры все больше усложняла тайные свидания с Лилианой. Надо было найти какой-то выход. Глупо иметь любовницу и наслаждаться ее ласками тайком, точно она девочка, бдительно охраняемая матерью. Отелло решил убедить Лилиану бросить Синьору. Он снимет ей квартиру, где им будет спокойно, удобно, и они смогут встречаться каждый день. На площади голуби клевали овес прямо под ногами лошадей, прыгали вдоль длинного ряда извозчичьих пролеток. Но вот промчался автомобиль, и сразу же голуби дружно взлетели ввысь, словно крылатое облачко, сквозь которое Отелло увидел Лилиану в светлом коротком платье, едва прикрывавшем колени. Она кинулась ему навстречу и крепко обняла его. Дрожа всем телом, она лепетала прерывающимся испуганным голосом:
— Если бы ты знал! Если бы ты знал!…
Когда они вошли в номер гостиницы, Лилиана бессильно опустилась на кровать, потом легла на спину и, глядя вверх остановившимся, застывшим взглядом, тихо сказала:
— Помоги мне, Отелло! — и протянула к нему руки.
Он поцеловал ее в шею и в губы. Но Лилиана высвободилась, села на кровати и сказала:
— Разве ты не видишь, как я взволнована? Знаешь, она не хотела меня отпускать, заперла дверь на ключ и спрятала его к себе под подушку. Я силой отняла его. — Лилиана подняла руку. — Посмотри, как она меня укусила, все еще идет кровь. Чтобы вырвать ключ, мне пришлось ее ударить. Она на секунду задохнулась, и тогда я убежала!
Лилиана хотела встать, но Отелло взял ее за локоть и привлек к себе. Она села ему на колени, Отелло стянул у нее с плеча платье и, увидев пониже плеча ранку, еще хранившую следы зубов Синьоры, поцеловал ее, потом осторожно высосал сочившиеся капельки крови. Лилиана склонила голову ему на плечо и прошептала:
— Ты у меня один остался на свете!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46