– Это большая честь для меня, герр рейхсфюрер.
– Скажите, вы полностью оправились после аварии?
– Я довольно быстро встала на ноги, благодарю вас. С вашей стороны было очень любезно прислать мне фруктовый сок.
– Не стоит благодарности. Я рад слышать, что вам лучше. Полагаю, вы снова летаете?
Интересно, кто ему доложил?
– Я делаю все возможное, чтобы вернуться к своим обязанностям.
– Страна гордится вами, капитан.
Я попыталась найти какие-нибудь слова, кроме «спасибо».
– Спасибо, – сказала я в конце концов.
– Мужество – одно из качеств, отличающих нас от низших рас, – сказал он. – Я уже давно являюсь вашим поклонником и всегда хотел познакомиться с вами лично. К сожалению, у меня практически нет свободного времени. Тем не менее вечер семнадцатого октября у меня не занят. Вы окажете мне любезность отобедать со мной?
Я отвела трубку от уха и тупо уставилась на нее.
– Вы меня слышите, капитан?
Никто не отвечает ему отказом. Никто не может ответить ему отказом.
– Это великая честь для меня, герр рейхсфюрер.
– Отлично. Моя машина заедет за вами в семь.
Его адъютант перезвонил через пять минут и спросил, не соблюдаю ли я какую-нибудь особую диету.
Человек, державший в страхе всю Германию, встретил меня на пороге скромного загородного дома. Местность казалась незнакомой. Поездка заняла много времени, и подозреваю, мы ехали кружным путем. Короткая, усыпанная щебнем дорожка, ведущая к входной двери, тянулась между густыми деревьями, но освещалась яркими фонарями. Хозяин дома страховался от неожиданных визитов непрошеных гостей.
Сухой лист, подхваченный легким ветерком, опустился на плечо его мундира. Я знала, что он будет в форме: я не видела ни одной фотографии, где он был бы в штатском. Я задавалась вопросом, как смогу я просидеть целый вечер напротив человека в перетянутом ремнями черном мундире, с «мертвой головой» на фуражке и с кинжалом. Но он был в серой полевой форме главнокомандующего войсками СС. Почему-то я не заметила разницы. Форма казалась черной.
Я же по такому случаю приоделась, нарушив свои обычно незыблемые правила. Недовольство собой усугублялось неудобством моего наряда: голубой тафтяной штуковины, которая стесняла движения рук и натирала шею. В ней я чувствовала себя нелепой и уязвимой. Непонятно почему я надеялась, что привыкну к ней с течением времени.
Чуть наклонившись, Гиммлер поднес мою руку к губам. У него были маленькие и довольно изящные руки. Виски у него были чисто выбриты, а волосы на макушке подстрижены в кружок. От этого его лицо казалось уже, чем было на самом деле. Форма его черепа не соответствовала арийскому стандарту; по слухам, это его беспокоило. В волосах у него белели чешуйки перхоти.
Он взял мое пальто и передал адъютанту, а потом провел меня в аляповато обставленную гостиную. На стенах, оклеенных узорчатыми кремово-голубыми обоями, висело множество плохо сочетающихся между собой картин и фотографий: германские пейзажи, снимки студенческой группы, спортивной команды и семьи, забранный в рамку текст, гласящий: «Готовься к войне с миром в душе», и фотография каменного столба, стоящего посреди лесной поляны. Над каминной полкой находилось главное украшение комнаты: надписанный портрет Гитлера. «Моему верному Хайни, в знак дружбы» – было наискось написано в углу.
В камине горел огонь. В комнате было тепло, даже душно. На окнах висели малиновые парчовые занавеси, не гармонирующие с оранжево-красным ковром, а диван и кресла были обтянуты дорогой тканью неприятного серовато-зеленого цвета. Куда ни глянь, повсюду теснились разные безделушки; похоже, коллекция собиралась без всякой системы. У стены стоял большой книжный шкаф, набитый книгами в кожаных переплетах, выстроенными идеально ровными рядами.
Гиммлер пододвинул мне кресло поближе к камину и спросил, чего бы я желала выпить. Я попросила чего-нибудь безалкогольного. Он пришел в восхищение.
– Как вы благоразумны! Я сам весьма воздержан по части спиртного. У меня есть нечто особенное. Минеральная вода из чехословацкого протектората: один из моих геодезистов нашел там источник.
Он вызвал звонком адъютанта, который через минуту вернулся с графином сверкающей воды и двумя бокалами на подносе.
Гиммлер наполнил бокалы. Отблески огня коротко полыхнули на толстых стеклах его очков, когда он протянул мне бокал.
– Хайль Гитлер! – сказал он.
Я вскочила на ноги.
Потом начался серьезный разговор. Он не умел болтать о пустяках, но с педантическим удовольствием демонстрировал свою эрудицию. В ответ на мой вопрос о столбе он сказал, что на фотографии запечатлен камень с руническими письменами, находящийся в норвежском лесу. А затем завел разговор о руническом алфавите и германской культуре, его создавшей.
– Ошибочно было бы полагать, что наши предки были людьми невежественными и примитивными, – сказал он. – Они знали вещи, о которых мы не имеем ни малейшего понятия.
В качестве примера он привел растения, обладающие целебными свойствами. Знание лекарственных трав по большей части утрачено, сказал он. А оно имело величайшее значение. Рейхсфюрер лично распорядился разбить сад для выращивания и изучения лекарственных растений.
Я спросила, достаточно ли времени у него остается на подобные увлечения.
– К сожалению, нет, – сказал он. – Я отдаю приказы проводить разные исследования, но сам редко нахожу время этим заниматься. Хотя позже, если вы не станете возражать, я попрошу вас посодействовать мне в одном моем небольшом хобби. На самом деле именно благодаря ему у меня и появился этот дом, моя маленькая слабость.
– Ваше хобби связано с вашей работой, герр Гиммлер?
– Должен признаться, да. Все, что я делаю, так или иначе связано с моей работой. Но такой уж я человек. Я ко всему отношусь очень серьезно. Но у меня есть несколько любимых проектов.
– А где находится ваш сад лекарственных растений, герр Гиммлер?
– В местечке под названием Аушвиц. Вряд ли вы о таком слышали.
Я не слышала. Мы перешли в столовую.
За супом Гиммлер расспрашивал меня о работе.
– Вы верите, что смелость есть свойство, обусловленное генетически? – спросил он.
– Я об этом не думала.
– Это мужское качество.
– Оно присуще и женщинам.
– Да, но у женщин смелость связана с такими вещами, как защита потомства. Она ограничена. – Он бросил на меня взгляд. – Вы считаете себя аномальной?
– Нет, не считаю. – Я постаралась не выдать своего потрясения.
– Вероятно, я употребил неверное слово. Я привык мыслить научными терминами, а такой язык не всегда уместен.
Гиммлер перевел разговор на другую тему, обратив мое внимание на непритязательность пищи. Она была действительно непритязательной – в том смысле, что приготовлена и подана без всяких изысков; но пищи такого качества и в таком количестве уже много лет не видели в простых немецких домах. Основным блюдом был запеченный окорок, обложенный печеными яблоками. К нему подали разнообразные салаты из свежих овощей, достать которые в Берлине было непросто.
– Ходят слухи о разных излишествах, – сказал Гиммлер. – Но в своем доме я не допускаю никаких излишеств.
Он заговорил о религии. К великому своему прискорбию, он узнал, что большинство людей считает его атеистом. Он сказал, что твердо верит в высшую силу. Но высшая сила не выделяет человека среди прочих представителей животного мира.
– Здесь христиане глубоко заблуждаются, – сказал он. – По сути человек ничем не отличается от прочих животных. А самое сильное животное побеждает в борьбе за существование. Это и есть божественный закон.
При этих словах его глаза за толстыми стеклами очков блеснули, и он выпрямился в кресле. Как он, наверное, недоволен своим телом, подумала я: своим коротеньким пухлым телом, похожим на мышиное. Близорукие глаза, рыхлое брюшко, безвольный подбородок.
Я сказала (единственно из желания посмотреть, как он выкрутится), что, поскольку христианство существует уже так долго, оно само может считаться самым сильным животным из всех существующих.
Гиммлер задумался. Казалось, он нашел мое замечание интересным.
– Церковь существует уже восемнадцать веков, – сказал он. – Это правда. Но что такое эта Церковь? Церковь, основанная святым Павлом. Павел был врагом всякой жизни, как и все евреи. Он взял примитивное христианство, являвшееся разновидностью большевизма, и исказил его опять-таки чисто по-еврейски, чтобы превратить в мировую религию. Он увидел в нем иудейское начало, неприемлемое для цивилизованных народов, и убрал его, заменив идеями, заимствованными у греков и индусов, то есть у арийцев; а потом преподнес получившееся варево под видом новой религии.
Я сказала, что впервые слышу об индусских элементах в христианстве.
– О, они есть, конечно же. Отголоски учения кшатриев, индусской касты воинов. «Не мир я принес вам, но меч» – вам знакомо это высказывание?
Оно из Нового Завета. Равным образом многочисленные высказывания о необходимости отбросить все негодное, о зерне, которое должно умереть, чтобы родиться снова, – все это арийские и германские идеи. Святой Павел, как и все евреи, ограбил арийскую культуру, чтобы вдохнуть жизнь в свое творение, поскольку не мог сделать этого своими силами. Позвольте положить вам еще одно яблоко.
– Благодарю вас.
– То есть продолжительностью своего существования христианство обязано главным образом арийским принципам, положенным в основу христианской доктрины. Так сказать, железная рука в бархатной перчатке. Между прочим, я заметил, что вы обратили внимание на изречение на стене в гостиной. Оно взято из одного из древнеиндийских священных писаний. Я с удовольствием читаю их в свободное время. Одним словом, такой живучестью церковь на пятьдесят процентов обязана своему арийскому элементу. А на остальные пятьдесят – страху.
– Прошу прощения, вы сказали «страху»?
– Думаю, это подходящее слово. Власть духовенства держится на страхе. Нельзя забывать, что священнослужители обладают абсолютной властью над людьми, поскольку народ верит, что над их душами властна некая высшая сила. Разумеется, такого быть не может, поскольку душа не есть нечто, способное получить вознаграждение или возмездие; душа – всего лишь некая сущность, которая воплощается вновь и вновь в пределах племени или клана. Я, к примеру, являюсь реинкарнацией Генриха Первого Саксонского. Но то была умная ложь. Представьте себе общество, в котором, в случае нарушения закона, вы должны либо покаяться, укрепляя таким образом власть священнослужителей над вами, либо оказаться перед перспективой вечного наказания. В подобном обществе, полагаю, не нашлось бы работы для Генриха Гиммлера.
Он довольно улыбнулся.
– Они использовали и другие способы психологического воздействия, – сказал он. – Но в разговоре о них не обойтись без грубых выражений. Вы мне позволите?
– Пожалуйста.
– Что ж, хорошо. Христианское духовенство, очерняющее женщин, проповедующее безбрачие, слагающееся из чисто мужских общин… что мы здесь имеем, если не гомосексуальное братство? Оно оказывает давление на всех своих членов, вынуждая подчиняться извращенным нормам жизни. В монастырях, вы и без меня знаете, данное явление принимает крайние формы. Будучи гомосексуальным братством, духовенство отличается крепкой сплоченностью – и в этом его великая сила. Как вам, вероятно, известно, древние греки считали, что войско, состоящее из таких мужчин, практически непобедимо. Естественные узы товарищества укрепляются другими, противоестественными узами. И действительно, в армии всегда существует опасность гомосексуализма, и здесь надо постоянно держать ухо востро… Еще минеральной воды?… Они пошли от евреев, конечно же, такие наклонности. Думаю, в некоторых случаях евреи не брезговали похищать людей. Наши предки боролись с гомосексуалистами самым простым способом: топили их в болоте.
К этому времени мы дошли до десерта. На десерт подавали тушеные груши.
– Обожаю груши, – сказал Гиммлер. – Надеюсь, вы тоже их любите?
– Да. У нас дома мы обычно собирали груши по воскресеньям. Мама варила их с корицей.
– Вы сейчас часто видитесь со своими близкими?
– Я недавно навещала их, но мне редко представляется такая возможность.
– Очень жаль, – сказал Гиммлер. – Семейная жизнь так много значит. Как ваш брат, слыхать от него что-нибудь?
Я не говорила ему, что у меня есть брат.
Я сказала, что последнее письмо от Петера получила четыре месяца назад, что он где-то в море со своим эсминцем.
– Он поступил на флот еще в юности?
– Совсем мальчишкой.
– Военно-морской флот – отличное место службы, особенно сейчас, под командованием адмирала Дёница; но в наши дни для честолюбивого молодого человека естественным выбором представляется служба в СС.
– Петер хотел плавать.
– Правда? Экий романтик. Что ж, в романтике нет никакого вреда, покуда она не выходит за известные рамки, – снисходительно сказал хозяин дома и положил мне еще тушеных груш.
– Вероятно, – заметила я, – у вас в СС нет места для романтики.
– Ровным счетом никакого. Мои люди должны быть тверды как железо и холодны как лед. Но в них есть своего рода мечтательность, которую я приветствую.
– И часто вы ее наблюдаете?
– Мечтательность-то? Да, очень часто. Меня премного воодушевляет сознание, что мы очень часто правильно понимаем вещи, которые чрезвычайно легко истолковать неверно. Я все знаю. Люди видят черную форму и пугаются. Вполне понятная человеческая реакция. Но у нас есть дело, которое нужно сделать: мы призваны держать духовную оборону Германии. Иногда мне приходится быть безжалостней, чем хотелось бы.
Мы ели тушеные груши. Его маленькие треугольные усики ходили вверх-вниз, когда он жевал.
Я услышала свой голос:
– Герр Гиммлер, многие люди беспокоятся по поводу «уколов милосердия».
– А, «уколы милосердия». Они полностью оправдывают свое название. Эти дети ненормальные.
– Но разве для них нет места в обществе, герр Гиммлер?
– А какие обязанности они могут выполнять?
– Например, ухаживать за животными или что-нибудь в таком роде.
Он снисходительно улыбнулся:
– Какой в этом смысл? Все, что они делают, любой нормальный человек может сделать гораздо лучше. И если мы позволим им жить, они станут размножаться. Конечно, можно принять известные меры. Но опять-таки, какой смысл? Будучи ненормальными, они не могут быть счастливыми. Зачем продлевать их несчастное существование?
Я вертела в пальцах бокал. Гиммлер ввергал меня в ступор, парализовал сознание. Оставался лишь яростный, немой протест. Нормальный, ненормальный. Естественный, противоестественный. Детсадовская теология. Ум рейхсфюрера походил на замкнутый кольцевой туннель. Я чувствовала на себе взгляд птичьих глазок и думала, что, наверное, он страшно недоволен и этим туннелем тоже. Но благодаря некой силе, источник которой оставался для меня загадкой, благодаря некой страсти, коренящейся в его педантической натуре, он увлек за собой в темный кольцевой туннель десятки тысяч людей. Все они носили черную форму и были тверды как железо и холодны как лед.
– Ставить так называемое сострадание к дефективным выше сострадания к здоровым представителям своей расы аморально. Раса не может себе позволить такого. Мы фермеры, мы животноводы. Мы берем здоровые особи и получаем от них потомство, а нездоровым мы не даем размножаться и не позволяем занимать жизненное пространство и есть пищу, предназначенную для здоровых.
Он фермер. Я попыталась представить, как он нагружает сено в телегу, выгребает навоз из хлева или прижимает к земле животное во время ветеринарного осмотра вот этими своими ухоженными руками машинистки.
– Оставим этот разговор, – сказал Гиммлер, когда на стол подали сыр. – Позвольте угостить вас великолепным сыром. Это горный сыр, изготовленный в одном местечке в Баварии, которое мне посчастливилось довольно хорошо знать.
Сыр был безвкусным и кислым. Я рассыпалась в похвалах.
Мы вернулись в гостиную, чтобы выпить кофе, который он собственноручно налил в чашки из старинного серебряного кувшина, украшенного затейливым выгравированным орнаментом. Когда я выразила свое восхищение кувшином, Гиммлер сказал, что он итальянской работы и был подарен ему во время официального визита в Рим.
Вряд ли у него было много времени на осмотр достопримечательностей, предположила я.
– Мы проезжали мимо Колизея, – сказал он. – Руины действительно впечатляют. Но вообще-то я предпочитаю читать об исторических памятниках, а не посещать их: так получаешь более верное представление. Вы и сами довольно много ездили по миру, не правда ли?
– Да, мне повезло.
– Да. Бразилия и Аргентина в тридцать третьем, Финляндия в тридцать четвертом, потом Португалия, потом вторая поездка в Финляндию и международное авиашоу в Швейцарии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47