Капитан Федерс вел машину, обер-лейтенант сидел рядом. Настоящего водителя машины Федерс оставил в казарме, как полноправный командир роты он имел на это право. Мотор натужно ревел, увлекая машину вперед по дороге.
— Бригадный генерал медицинской службы, которого мы сейчас увидим, — объяснял Федерс, — самая настоящая свинья, не имеющая ни малейшего представления об этике. Он намерен всех бедняг, которые сейчас находятся на той вилле, попросту говоря угробить.
— Дайте газ, Федерс!
— Большего из этой колымаги уже не выжмешь. Однако мы и так не опоздаем, и все благодаря вашей интервенции против генерала. Дело в том, что я зарезервировал местечко для бригадного генерала в одной гостинице, где он сможет поесть печенки, кровяной колбасы и отдохнуть. А я ему сейчас такой десерт преподнесу, что он у него в горле застрянет.
— А что, если он на самом деле окажется человеком с принципами и никого не собирается сживать со света, тогда что?
— Тогда, Крафт, я брошусь ему на грудь и выплачусь на ней.
Вскоре они свернули с главной улицы на боковую, приближаясь к вилле Розенхюгель. Запретная зона оказалась неоцепленной, ворота раскрыты настежь, шлагбаум поднят, ну а уж таблички с надписью «Скорость 10 км» для них и вовсе как бы не существовало. Они подъехали к главному входу, у которого уже стояла машина марки «мерседес», принадлежащая бригадному генералу медицинской службы, на переднем сиденье которой преспокойно спал водитель. Судя по его виду, нетрудно было догадаться, что и он, видимо, плотно поужинал, и притом с возлияниями.
Быстро выйдя из машины, Федерс и Крафт направились к парадному, где под фонарем уже стоял майор медицинской службы Крюгер. От скупого света фонаря, падавшего на его лицо, он казался старше и выше обычного.
— Добро пожаловать, господин обер-лейтенант Крафт, — поздоровался он, протягивая ему руку.
— Ну? — спросил Федерс.
— Девятнадцать, — ответил Крюгер.
— Ах эта свинья! — бросил Федерс, направляясь внутрь здания. Пройдя несколько шагов, он остановился и, обращаясь к майору Крюгеру, сказал: — Ты, Гейнц, выходишь из игры, иди к своим больным, которым ты нужен, а уж остальное предоставь нам. Крафт, пошли со мной.
Оставив Крюгера, который еще ниже опустил голову, на месте, они, миновав безлюдную ординаторскую, вошли в кабинет майора медицинской службы, в котором как раз и находился тот человек, которого они разыскивали, — бригадный генерал медицинской службы. Это был небольшой господин с розовым, круглым, кажущимся добродушным лицом и голубыми глазами. Руки он скрестил на груди, как это обычно любят делать задиры мальчишки. Сначала он с довольным видом осмотрел бумаги, лежавшие перед ним, а уж только после этого взглянул на вошедших.
— А-а, это опять вы, мой дорогой! — воскликнул генерал-медик, обращаясь к Федерсу. — А я уж думал, что вы уехали, даже не попрощавшись со мной, особенно после того, как мы с вами так великолепно поговорили. А ужин, который вы для меня заказали, за что я вам очень благодарен, был просто великолепен. Ну а уж вино, мой дорогой, тысяча девятьсот тридцать третьего года не вино, а настоящая поэма. Что с вами? Вы себя неважно чувствуете?
— Вы уже закончили свою работу здесь? — спросил Федерс, подходя к генералу ближе. Он забыл представить Крафта, и тот стоял, притворив за собой дверь и прислонившись к косяку, будто намереваясь никого не выпускать отсюда.
— Разумеется, — начал генерал-медик несколько расстроенным, но отнюдь не обеспокоенным тоном, — самую тяжелую и ответственную работу, которую не могу никому передоверить, я действительно закончил. И закончил с результатом, который можно было предвидеть заранее. Правда, далось мне это нелегко, но здесь речь шла о моем профессиональном долге. Вы, конечно, знаете — это требование часа, так сказать, требование нашего этического самосознания.
— Выходит, вы намерены лишить девятнадцать человек жизни, и только потому, что это якобы является вашей обязанностью?
— Позвольте! — произнес генерал голосом, в котором уже слышались нотки некоторого беспокойства. — Так просто этого не объяснишь. Здесь, господин капитан, действуют несколько факторов, которые мне вам, как дилетанту, будет очень трудно объяснить, так как вы все равно не поймете.
— Однако, несмотря на это, вы все же попытайтесь объяснить.
— Я не понимаю, какой в этом смысл, — проговорил генерал-медик, и его розовощекое лицо покрылось красными пятнами. — Как врач, я, разумеется, обязан заботиться о жизни и здоровье людей, это так. Но помимо этого я еще обязан избавлять людей от страданий. А бывают такие страдания, избавлением от которых может быть только смерть. Кроме всего прочего я еще и солдат…
— И, по-видимому, член нацистской партии.
— Я знаю, что такое смерть-избавление, — нервно продолжал генерал-медик. — В ней не отказывают даже лошади. А вы подумайте о требованиях нашего времени! И разве не добро избавить страдающих от мучений? Вы лучше подумайте о том, что госпитали наши переполнены, врачей у нас катастрофически не хватает, это в равной мере относится и к квалифицированному среднему медперсоналу. На одной койке сплошь и рядом лежат по трое тяжелобольных…
— Заткните глотку! — рявкнул Федерс.
— Что вы сказали? — недоуменно спросил генерал, уверенный в том, что ослышался.
— Вы должны заткнуть свою глотку, — спокойно повторил Федерс и тут же схватил бумагу, что лежала перед генералом, и пробежал ее глазами.
— Что вам, собственно, от меня нужно? — с трудом ворочая языком, спросил генерал.
— Совсем немногое, — ответил Федерс, разрывая бумагу, которую он только что прочел. — Вам придется еще раз написать свое заключение. И оно должно быть таким, чтобы ни один человек, я повторяю, ни один из этих несчастных не переселялся бы в потусторонний мир. Понятно?
— Но это же… это…
— Насилие! — подсказал генералу стоявший у двери обер-лейтенант Крафт. — И все же это гораздо лучше, чем смерть!
И тут Крафт медленно подошел к остолбеневшему генералу, расстегивая кобуру. Подойдя вплотную к столу, он вынул пистолет и со стуком опустил его на стол.
— Ну, быстро, — с угрозой сказал Крафт, — пишите новое заключение, и такое, какое от вас требуют.
— Хорошо, — буркнул генерал-медик, бледный как полотно, — я подчиняюсь насилию.
— Даем вам пятнадцать минут, — сказал Федерс, ставя на стол пишущую машинку. Вставив в машинку чистый лист бумаги, капитан подвинул ее генералу.
Генерал дрожащими пальцами начал печатать.
Федерс тем временем отвел Крафта к двери и там тихо шепнул ему:
— А сейчас вы, Крафт, окажите мне еще одну услугу, лично для меня и наших друзей, которые висят здесь в своих корзинках. Уберите прочь с моих глаз машину генерала вместе с его шофером. Езжайте вместе с ним в казарму первыми, а я несколько позднее привезу самого генерала. Можете вы оказать мне такую услугу?
— Согласен, Федерс. Только вы тут сработайте все чисто, так как в противном случае мы с вами оба окажемся в лапах гестапо, а я хочу еще немного пожить. У меня еще имеются кое-какие дела, которые я должен завершить.

Официально учебные занятия заканчивались по плану в девятнадцать часов, после чего обычно уже не давалось никаких служебных заданий, хотя они вполне могли быть. Отсутствие в плане определенных мероприятий отнюдь не означало, что в школе замирала любая деятельность.
Просто это означало, что сейчас появлялась возможность иметь кое-какие свободы. Так, например, ужин, который разносился по комнатам, можно было начать немного позднее и несколько затянуть его. Можно было сбегать в лавочку, в которой ничего из спиртного, кроме легкого пива, не было. Те же из фенрихов, кто испытывал жажду культурных запросов, могли, разумеется, посетить комнату-читальню, где на столах были разложены такие великолепные немецкие журналы, как «Рейх», «Сигнал» и «Унзере вермахт». А по радио в это время, как правило, передавали жизнерадостную музыку.
Всем этим можно было воспользоваться, если, разумеется, не жалеть времени, так как фенрих должен был еще успеть сделать целый ряд вещей, как то: привести в полный порядок свое обмундирование, вычистить оружие и приборы, которые за ним числились, завершить свои заметки, выполнить все письменные задания. Все это включало в себя подготовку к завтрашним занятиям.
Об увольнении в город среди недели обычно нельзя было и мечтать, так как для этого не оставалось свободного времени, да и само разрешение можно было получить только от офицера-воспитателя. Редкие увольнения из расположения школы после окончания занятий получал лишь тот из фенрихов, кому удавалось: а) убедить командира в том, что он привел все свои дела и вещи в безупречное состояние; б) доказать, что он полностью подготовлен к несению службы на следующий день; в) убедительно обосновать свою просьбу об увольнении.
Найти такие обоснования было можно в различных вариантах, но они обязательно должны были звучать серьезно. Самыми популярными причинами для увольнения были так называемые полуслужебные причины, например, желание купить писчебумажные принадлежности, фотографирование для документов, сдача предметов военного обмундирования в художественную штопку. Причины, носившие, так сказать, культурный характер, рассматривались как довольно подозрительные. К ним относились: желание посмотреть новый фильм, взять книги в библиотеке, посетить какое-нибудь предприятие. Все эти просьбы воспринимались с большим недоверием. Дело в том, что если фенрихи хотели получить увольнение в город для того, чтобы сходить к девочкам, поесть и выпить где-нибудь в кабачке, что было доподлинно известно офицеру-воспитателю, то и тогда они все равно должны были придумывать уважительную причину.
В тот же день офицеры-воспитатели были заняты, так как даже после восьми часов вечера все они сидели в зале казино, где генерал лично проводил с ними занятие. В отсутствие офицеров-воспитателей разрешение на увольнение в город имел полное право выдать командир учебного отделения. Так, по крайней мере, должно было быть по теории, однако на практике нередко случалось так, как это обычно делал фенрих Меслер.
Меслер подошел к Крамеру и просто сказал:
— Я еду в город, хочу посидеть в кафе.
— Это следует понимать так, что ты просишь разрешения отпустить тебя в увольнение, — поправил его Крамер, стараясь хоть таким образом поддержать свой авторитет.
— Только не петушись, — как ни в чем не бывало заметил Меслер. — Я ухожу, а уж твое дело внести меня в список увольняемых. Считаю, что по-дружески так и следует поступать.
— А какой причиной можно обосновать твою просьбу на увольнение?
— Это уж ты сам придумай со своей светлой головой.
— Так гладко это не пройдет! — выкрикнул Крамер, задетый за живое. — Нет уж, ты изволь изложить мне какую-нибудь причину.
— Ну ладно, — по-дружески согласился Меслер. — Иду к девкам!
— Однако, дружище, я не могу записать это!
— Тогда напиши иначе: для поддержания связей между вермахтом и гражданским населением.
С этими словами Меслер отошел от возмущенного Крамера, однако не сразу вышел из казармы, сначала он зашел к Веберу, с которым поговорил о чем-то, и они пришли к общему соглашению.
После этого Вебер подошел к Редницу и рассказал ему о своем разговоре с Меслером. Выслушав его, Редниц сказал:
— Делайте что хотите!
Эти слова Вебер воспринял как одобрение и пошел дальше.
На пути Веберу попался Хохбауэр, которого он тут же отвел в угол и начал:
— Я надеюсь, ты помнишь о пари, которое заключил.
— Разумеется, — неохотно буркнул Хохбауэр. — И я его выиграю.
— Однако у тебя остается мало времени, Хохбауэр.
— Ты за меня не беспокойся, Вебер.
— Надеюсь, ты не собираешься отталкивать от себя дружескую руку, которая хочет тебе помочь? — с горечью произнес Вебер, и, как всегда, при слове «дружеская» он уставился на собеседника. — К тому же сегодня для этого самые благоприятные условия.
— Этого ты мог бы мне и не говорить, Вебер, я об этом и сам подумал.
— Ну и великолепно. Просто отлично. Тогда мы все пойдем с тобой, как деликатные свидетели. Скажу тебе, Хохбауэр, по секрету, так сказать, с глазу на глаз: твой авторитет среди фенрихов отделения в настоящее время далеко не высок. Ты немедленно что-то должен сделать, чтобы поднять его, и для этого тебе предоставляется хорошая возможность. Докажи ты им наконец, что ты настоящий мужчина, Хохбауэр! Это необходимо сделать немедленно!
И сразу же к Крамеру повалила целая толпа фенрихов, которые пришли к нему просить увольнения в город. Вслед за Меслером появился Вебер, который в тот вечер взял на себя обязанности судьи. Вместе с ним пришел Бемке, который пока еще не догадывался, о чем именно идет речь, и которому, однако, была отведена роль эксперта. Вместе с Хохбауэром появился Амфортас, который, так сказать, намеревался ассистировать своему другу по духу. Вслед за ними к Крамеру повалили остальные фенрихи, а таковых набралось восемь человек.
Крамер сначала заколебался, но, поскольку он уже дал увольнение Меслеру, ему было неудобно отказывать другим. Сам же он, как и Редниц, намеревался выйти из игры.
Вначале все происходило довольно просто, как и обычно в таких случаях. Хохбауэр надеялся на собственный авторитет. Он наслаждался уважением коллег, которые окружали его.
Договорились, что, разбившись на небольшие группы, они будут дожидаться остальных перед зданием городского дома культуры, в котором проходил какой-то вечер. По мнению опытных «наблюдателей», вечер этот должен был закончиться где-то около половины девятого, а после вечера девушки толпой вываливались на улицу, и между ними должна была быть и жертва пари фенрихов — Мария Кельтер. Как только она появилась, согласно договоренности начал действовать Вебер, который сразу же пристал к малышке, что ему всегда обычно удавалось. Затем к ним подошел Хохбауэр, заговорил с Марией и взял ее под свою защиту.
— Благодарю вас, — сказала ему Мария Кельтер. — Вы были очень любезны.
— Это моя святая обязанность, — поспешил заверить ее Хохбауэр с самым серьезным видом. — Я должен извиниться за этого человека, который к тому же является моим другом. — Эта формулировка тоже подействовала убедительно. — Могу я вас проводить немного?
— Конечно, — произнесла Мария голосом, который свидетельствовал о том, что она покраснела, но улицы были не освещены, и этого нельзя было заметить.
Следующая остановка предусматривалась в кафе «Попп», которое попросту называли кафе «Пуфф». Войдя в кафе, Хохбауэр уселся вместе с Марией за столик в углу, который для них заранее зарезервировал Вебер. Они заговорили о различных приятных вещах, и в девушке росло чувство восхищения этим красивым, элегантным фенрихом, для которого в данный момент, кроме нее одной, никого и ничего не существовало на всем белом свете. В кафе сидело еще несколько фенрихов, которые вели себя степенно и тихо. А когда Хохбауэр заказал две чашки чая, ему в чайной чашке вместо чая принесли для подкрепления сил и смелости чистого рома (это была помощь Вебера, который числился в кафе «Пуфф» завсегдатаем и потому мог использовать свои связи).
— Я почти совсем не хожу в питейные заведения, — доверчиво произнесла Мария.
— Это украшает вас, — заверил ее Хохбауэр и с радостью отметил для себя, что фенрихи, сидевшие за спиной Марии Кельтер, взглядами подбадривали его.
— Я больше люблю природу, — разоткровенничалась девушка.
— Я тоже, — подтвердил Хохбауэр, решив использовать предоставившуюся ему возможность. — Что может быть лучше прогулки на свежем воздухе? Даже сейчас, зимою, вы не находите?
Мария Кельтер была согласна с ним. Девушка не заставила себя долго упрашивать и сразу же последовала за Хохбауэром, чтобы вместе с ним насладиться ночными прелестями природы. Она бросила радостный взгляд на своего высокого стройного провожатого, который к тому же вел себя на удивление по-рыцарски. Она с гордостью шла рядом с ним.
Еще одна остановка была сделана Хохбауэром в городском парке, где среди кустов уже спряталось несколько фенрихов. Вебер первым из них бесшумно пробрался поближе к памятнику жертвам минувшей войны, где уже находился Хохбауэр с Марией. Место это было хорошо известно фенрихам и по субботам использовалось ими для своих нужд, поскольку ступеньки и колонны могли служить удобными точками опоры.
— Пожалуйста, не надо! — неожиданно запротестовала Мария, а затем со смущением и удивлением добавила: — Вы не должны этого делать!
— Именно это-то он и должен сделать! — тихо шепнул Вебер Бемке, который находился рядом с ним, уставившись в ночную полутьму. Он услышал несколько обрывочных слов, хотя саму пару не видел.
А в этот самый момент Хохбауэр не без труда усадил девушку на каменную ступеньку, и они совсем скрылись из виду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76