Растягивая слоги, он спросил:
— Хохбауэр?
— Кто же еще, — ответил Меслер. — По лицу ударила меня эта свинья — два раза.
— А что за причина?
— Обычная. Я ему сказал правду.
— И ты не дал ему сдачи?
— Они меня держали. Что мне было делать? Бежать к тебе в туалет?
Редниц кивнул в раздумье. Затем сказал:
— Больше он этого никогда не сделает. Об этом я позабочусь.
— При первом же случае, — сказал Меслер, теперь снова полный надежды, — я куплю этого парня, когда он мне случайно попадется без охраны. И тогда я сделаю из него гуляш.
— От этого тебе придется отказаться, — сказал Редниц. — Хотя бы по той простой причине, что Хохбауэр сильнее тебя физически и не ты, а он сделал бы из тебя гуляш.
— В таком случае ты должен мне помочь, — потребовал Меслер, — ты или Эгон Вебер. Для чего же тогда вы называетесь моими товарищами?
— Мы твои друзья, Меслер, а это значит больше. Но одно я тебе гарантирую: Хохбауэр заплатит за свои пощечины — и такую цену, которая заставит его оголить зад. Дай мне только время, и я это сотворю.
Крамер продолжал непоколебимо зачитывать специальный приказ номер сорок четыре:
— «В случае какой-либо аварии необходимо: а) доложить об этом соответствующему начальнику; б) предпринять попытку устранить повреждение самостоятельно; в) сообщить о случившемся в пункт выдачи, независимо от того, удалось ли исправить повреждение или нет. При этом следует различать следующие виды аварий: повреждение шины, передней и задней, повреждение колеса, также переднего и заднего, повреждение педального устройства, повреждение цепи, повреждение рамы, повреждение руля, повреждение седла».
После этого следовало подробное описание каждого вида повреждений с не менее подробными указаниями по проведению вспомогательного ремонта. Наряду с этим давалась скрупулезная детализация инструментов, материалов для проведения ремонта и прочих принадлежностей. Однако до выслушивания курсантами дальнейших подробностей подобного типа дело не дошло. Бемке влетел в аудиторию и сообщил, как всегда, слегка возбужденно:
— Идет обер-лейтенант Крафт с упомянутой дамой!
Крамер быстро пометил место в специальном приказе номер сорок четыре, на котором он был вынужден прервать чтение. Его голос сделался еще на одну ступень выше. Он подал команду, как если бы перед ним находились подразделения, построенные для парада и находившиеся на значительных расстояниях друг от друга.
— Смирно! — рявкнул он. — Господин обер-лейтенант, подразделение «Хайнрих» — в полном составе!
— Милостивая государыня, — сказал обер-лейтенант Крафт, показывая на фенрихов, — это и есть учебное подразделение «Хайнрих». — И после короткой паузы добавил: — Господа, фрау Барков.
Фенрихи стояли как застывшие, не шевелясь. Крафт даже не предпринял никаких попыток чем-либо облегчить их положение. Он подвел фрау Барков к трибуне, откуда она могла всех хорошо видеть.
Фенрихи осторожно разглядывали мать лейтенанта Баркова, которая стояла перед ними маленькая, беспомощная и смущенная; ее лицо с приветливыми и одновременно печальными глазами было бледным.
Фрау Барков несколько обеспокоенно смотрела на вытянувшихся здоровых юнцов. Она видела в большинстве своем спокойные, смотревшие с любопытством лица. Но ей показалось, что она заметила и глаза, в которых слабо светилось какое-то подобие участия. Она с трудом открыла рот и, казалось, хотела сказать несколько слов, но Крафт опередил ее, начав свой рассказ:
— В этом учебном здании имеется два помещения. Это предназначено исключительно для подразделения «Хайнрих», здесь проводятся занятия по тактике, общей и политической подготовке. От десяти до четырнадцати часов занятия проводит офицер-воспитатель каждую неделю; здесь — пульт, за которым стоял и ваш сын. При проведении курсантами письменных работ мы, как правило, находимся в заднем помещении — прошу следовать за мной, милостивая государыня, — где окна выходят на автогаражи, что благотворно влияет на концентрацию внимания…
Пока Крафт говорил все это, сопровождая фрау Барков по помещению, он внимательно следил за подразделением, в особенности за передними рядами, но не заметил ничего такого, что могло бы вызвать у него какие-либо подозрения.
Лица фенрихов оставались застывшими и неподвижными. Слишком застывшими, слишком неподвижными, думал про себя обер-лейтенант, когда смотрел на Хохбауэра, Амфортаса и Андреаса, а также других фенрихов на передних рядах. Однако вызвать у них теперь сознательно определенную реакцию он был не в силах. Он не мог причинить горя фрау Барков: она оказалась человеком, завоевавшим его симпатию — совершенно против его воли и без всяких стараний с ее стороны.
Так же как она теперь стояла перед фенрихами, он видел ее стоявшей на кладбище: тихая, печальная покорность, никакой гнетущей отчаянной скорби, никаких отрывистых, рассчитанных на сочувствие слов, никакой потребности в дешевом болтливом утешении. Только это простое восприятие неизбежного. Вокруг нее стеклянные стены — как и вокруг Модерзона.
— Милостивая государыня, — сказал обер-лейтенант Крафт в заключение, — я надеюсь, что показал вам все, что вас в какой-то степени могло заинтересовать.
— Благодарю вас, господин обер-лейтенант, — ответила фрау Барков.
— Один из наших фенрихов проводит вас, милостивая государыня, до казарменных ворот, а именно — фенрих Редниц.
С этими словами обер-лейтенант открыл дверь. Фрау Барков кивнула еще раз подразделению, которое стояло все так же неподвижно, протянула Крафту руку и вышла из помещения.
А за ней, спотыкаясь, поплелся растерянный фенрих Редниц.
Обер-лейтенант Крафт сразу же повернулся лицом к своему подразделению. Он знал вопрос, который занимал теперь фенрихов: почему именно Редниц? Но он не дал им ни малейшей возможности поразмышлять об этом, заявив:
— Прошу садиться. Подготовьтесь к письменной работе. В вашем распоряжении двадцать минут. Тема: «Некролог о лейтенанте Баркове». Начали.
18. Искушение начальника учебного потока
Капитану Ратсхельму была оказана честь стать свидетелем одного знаменательного события: господин майор Фрей, начальник второго учебного курса, был озабочен.
— Должен признаться, — сказал майор доверительно, — что в последнее время в области моей деятельности происходит немало такого, что заставляет меня задуматься.
Капитан кивнул головой. Если ему приходилось видеть, что кто-то из его начальников бывал озабочен, это его всегда волновало.
Они сидели напротив друг друга в служебном кабинете майора. То, что капитан Ратсхельм мог находиться здесь и был тем более облечен доверием, наполняло его скромной гордостью. Он чувствовал себя в какой-то степени избранным, поскольку из троих вполне заслуженных начальников потоков майор предпочел его. Какая честь! И наверняка плюс в вопросе перспективы его выдвижения.
— Господин майор может на меня во всем положиться, — заверил капитан.
— Мой дорогой Ратсхельм, — сказал майор любезно и подчеркнуто доверительно, — вы видите меня озабоченным — и это не в последнюю очередь из-за вас.
Теперь капитан уже не кивал головой — он был крайне изумлен, что весьма отчетливо показало выражение его лица: ведь он был абсолютно уверен, что всегда правильно выполнял свой долг.
— Ваша работа, мой дорогой Ратсхельм, — пояснил сказанное майор, — является примерной, это я могу вам подтвердить весьма охотно в любое время. Но даже самая примерная работа может находиться под угрозой. И как раз это-то, как мне кажется, и имеет здесь место.
— Конечно, господин майор, — сказал капитан Ратсхельм несколько натянуто. — Но я тоже не могу сделать больше, чем вскрыть недостаток и просить об его устранении. Ибо назначение и замена офицеров-воспитателей, а тем более преподавателей тактики, не относится, к сожалению, к области моей деятельности.
— И к моей тоже, — заметил майор мягко. И при этом он улыбнулся как бы с сожалением и бросил короткий взгляд вперед, будто бы давая понять, что единственно компетентная в этих вопросах инстанция — сам генерал — витает в известной степени в облаках. — Поразмыслим-ка совместно, мой дорогой Ратсхельм, — предложил майор тоном вербовщика. — Дело обстоит таким образом: мне лично подчинены прямо, непосредственно три начальника учебных потоков, и я доволен всеми тремя, в особенности вами, мой дорогой. Но ваше несчастье заключается в том, что среди офицеров, непосредственно вам подчиняющихся, имеется один, если не два, которые ставят под угрозу вашу работу. И вот я спрашиваю вас: что же делать?
Этого Ратсхельм в данный момент не знал. Он считал, что соответствующий начальник, а в данном случае им являлся майор, должен взять на себя инициативу. Но поскольку здесь требовалось его сотрудничество, необходимо было высказать и свое соображение. И поэтому он сказал неопределенно:
— Может быть, нам следует еще раз попытаться просить господина генерала?..
Майор коротко рассмеялся, и смех его был горьким. Это был не вызывающий сомнений ответ на предложение капитана. В нем заключалась критика, если не упрек.
— Мой дорогой, уважаемый Ратсхельм, — сказал майор, — у нас с вами единое мнение, что ничто, абсолютно ничто не должно нам помешать выполнить свой долг. — Капитан в знак согласия энергично кивнул головой. — И поэтому мы не должны просто молча мириться с сомнительным самоуправством. Уже только одно полуофициальное посещение женщиной наших казарм вызывает у меня беспокойство.
— У меня также! — согласился капитан.
— Даже своей собственной жене, — сказал майор веско, — я никогда не позволял присутствовать на занятиях наших фенрихов. Ибо подобные явления нарушают не только четко спланированный ход любого учебного процесса, но также и установленный военный порядок. Это вместе с тем является нарушением наших основных положений. И против этого протестует мое чувство солдата.
И опять Ратсхельм не мог с ним не согласиться. Майор был теперь уверен в себе. Капитан Ратсхельм был заведен им наподобие граммофона, а нужная пластинка лежала в готовности к проигрыванию.
— Итак, мой дорогой Ратсхельм, то, что нам теперь необходимо, так это факты и еще раз факты! По возможности веские, неоспоримые факты! Поскольку только с теориями и предположениями мы не сделаем и шагу вперед. А вы как раз тот человек, который сидит у источников. Смотрите таким образом вокруг себя, прислушивайтесь ко всему внимательно и прикладывайте свою сильную руку, не размышляя, в тех случаях, как только представится подходящий момент. Вы понимаете меня?
— Во всех отношениях, господин майор, — заверил его капитан Ратсхельм.
— Я знал, что могу полностью на вас положиться, мой дорогой. И я также уверен, что не смог бы найти никого лучшего для решения подобной задачи.
— Моей жены нет дома? — спросил майор и посмотрел вокруг с надеждой.
— Она ушла к жене бургомистра, — ответила Барбара и взглянула заинтересованно на Фрея. То, что у него было особенно хорошее настроение, она определила сразу же. — Пройдет не менее двух часов, пока твоя жена вернется.
— Прекрасно, прекрасно, — сказал майор довольно. — Я от души приветствую это ее развлечение.
— Да, — ответила Барбара, — время от времени каждому необходимо немного развлечься.
Снимая шинель, майор посмотрел на племянницу своей жены как бы со стороны. При этом он подумал: «Смешная девушка — глаза как у коровы, и выглядит всегда немного неуклюжей и как будто усталой, но в то же время чувственной. Созрела для постели, так сказать. Да, вот была бы штука!»
— Тебе чего-нибудь надо? — спросила Барбара и посмотрела на него, слегка склонив голову.
— Что ты сказала? — переспросил Фрей смущенно.
— Не хочешь ли, например, кофе или рюмку коньяку?
— Нет, нет — ответил майор облегченно. — Может быть, попозже. Сначала я намерен немного поработать.
— Я должна тебя после этого разбудить?
— Да, — сказал майор, слегка рассерженный такой прямотой. — Разбудить меня незадолго до прихода жены.
Майор прошел в свой рабочий кабинет, чтобы оттуда проследовать сразу же в спальню. Он лег на кровать, зевнул и довольно прищурился, глядя в потолок.
Его радужное настроение казалось ему достаточно обоснованным. Во время разговора с Ратсхельмом ему удалось показать шедевр дипломатии. С одной стороны, он высказал приговор, не указывая конкретно на личность осужденного и в то же время не оставляя никакого сомнения, кого он имел в виду. С другой стороны, он поставил целый ряд требований, не облекая их в форму прямого приказа. Задание, которое Ратсхельм тем самым должен был выполнить, было важным и обязывающим; его же, майора, ответственность за это практически была равна нулю!
— А ты ботинки-то снял? — спросила Барбара, стоя у двери.
— Не мешай мне, — сказал майор несдержанно, — я размышляю.
— Но это можно делать и без ботинок, — заметила Барбара. — Помочь тебе их снять?
— А может быть, сразу и штаны, а? — крикнул майор возмущенно.
— Почему бы и нет? — невозмутимо заявила Барбара. — Меня тебе нечего стесняться. Я же ведь знаю, как ты выглядишь в подштанниках.
— Убирайся! — заорал майор. — Свои ботинки я сниму сам.
— Только обязательно сделай это, — напомнила Барбара. — Ты же знаешь, как рассердится твоя жена, если ты измажешь постельное белье.
Майор смотрел ей вслед, когда она уходила. «Смотри-ка, — подумал он при этом, — у малышки хорошо развитые плечи и неожиданно узкая талия. А зад — как у лошади». В его устах это звучало как комплимент, так как майор питал слабость к лошадям.
Но здесь он принудил себя не следовать далее за таким ходом мыслей. Какой-нибудь истории с племянницей своей жены он, естественно, не мог себе позволить.
Он попытался сосредоточиться на других вещах, в частности, продумать новый специальный приказ. У него будет номер «сто четырнадцать». И касаться он будет вопроса сбережения и хранения зимнего обмундирования, в особенности при высоких летних температурах с учетом отсутствия консервирующих средств.
— Тебе не холодно? — спросила Барбара. Она опять стояла у двери и смотрела на него своими коровьими глазами.
— Нет, — ответил он отсутствующе, — наоборот, жарко.
— Может быть, у тебя температура? — спросила она и подошла ближе.
— Нет, я чувствую себя нормально!
— В самом деле? — переспросила она почти с надеждой.
— Абсолютно! А теперь не мешай мне, пожалуйста, больше. Я хочу немного отдохнуть, черт побери! Или я не имею на это права?
— Нет, ты имеешь право абсолютно на все! — заверила Барбара и улыбнулась. — Я хотела принести тебе одеяло.
Майор, лежа на спине, посмотрел на Барбару. Все у нее было больших размеров и выглядело довольно-таки округлым. Майор тоже начал улыбаться.
Не то чтобы Фрей был неравнодушен к племяннице своей жены, но ему льстило, что к нему относятся с такой теплотой. Его притягательное воздействие на женщин было огромным. Впрочем, так оно было и всегда!
— Только между нами, Барбара, — сказал он и немного приподнялся, — как у тебя дела с мужчинами? Я имею в виду: ты уже кого-нибудь разглядела поближе?
— А что ты понимаешь под словом «поближе»?
— Ну, как тебе, например, нравится капитан Ратсхельм? Это была бы хорошая партия — не правда ли? И ты знаешь, твоя тетка приветствовала бы это.
— Но только не Ратсхельм! — воскликнула Барбара с ужасом.
— А почему, собственно, нет, Барбара? Что тебе в нем не нравится?
— Ну, — сказала Барбара открыто, — я не могу себе представить его в постели — я имею в виду в постели с женщиной.
Майор немного испугался. Он ожидал откровенности — но не такой же! Удивительная девушка! И он прожил с нею несколько месяцев под одной крышей и не разглядел ее!
— Обер-лейтенант Крафт был бы для меня более подходящим, — заверила его Барбара чистосердечно. — Но он уже занят. Он использует, как говорится, внутренние возможности.
— Что ты такое говоришь? — спросил майор немного испуганно, но в то же время заинтересованно. — Что он использует?
— Он крутит с этой Эльфридой Радемахер — и как! Говорят, даже в кино!
— Верится с трудом, — сказал майор. Тем самым он имел в виду, с одной стороны, то, что делал Крафт — а знание этого было ему очень на руку, — с другой же стороны, ему казалось непонятным то обстоятельство, что именно Барбара, которую он всегда считал телкой, была настолько осведомлена в этих вопросах. — Скажи-ка, откуда ты все это, собственно, знаешь?
— Да об этом все говорят.
— Где об этом говорят? Кто рассказывает тебе подобные вещи? С кем, собственно, ты беседуешь на подобные темы?
— Да с тобой, например, как вот теперь.
— Барбара, я должен рассказать об этом твоей тетке.
— Зачем? Ты хочешь вызвать в ней подозрительность?
— Оставь меня в покое! — крикнул он ей раздраженно. — С меня достаточно!
— А чего же ты хочешь, — сказала Барбара доверчиво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
— Хохбауэр?
— Кто же еще, — ответил Меслер. — По лицу ударила меня эта свинья — два раза.
— А что за причина?
— Обычная. Я ему сказал правду.
— И ты не дал ему сдачи?
— Они меня держали. Что мне было делать? Бежать к тебе в туалет?
Редниц кивнул в раздумье. Затем сказал:
— Больше он этого никогда не сделает. Об этом я позабочусь.
— При первом же случае, — сказал Меслер, теперь снова полный надежды, — я куплю этого парня, когда он мне случайно попадется без охраны. И тогда я сделаю из него гуляш.
— От этого тебе придется отказаться, — сказал Редниц. — Хотя бы по той простой причине, что Хохбауэр сильнее тебя физически и не ты, а он сделал бы из тебя гуляш.
— В таком случае ты должен мне помочь, — потребовал Меслер, — ты или Эгон Вебер. Для чего же тогда вы называетесь моими товарищами?
— Мы твои друзья, Меслер, а это значит больше. Но одно я тебе гарантирую: Хохбауэр заплатит за свои пощечины — и такую цену, которая заставит его оголить зад. Дай мне только время, и я это сотворю.
Крамер продолжал непоколебимо зачитывать специальный приказ номер сорок четыре:
— «В случае какой-либо аварии необходимо: а) доложить об этом соответствующему начальнику; б) предпринять попытку устранить повреждение самостоятельно; в) сообщить о случившемся в пункт выдачи, независимо от того, удалось ли исправить повреждение или нет. При этом следует различать следующие виды аварий: повреждение шины, передней и задней, повреждение колеса, также переднего и заднего, повреждение педального устройства, повреждение цепи, повреждение рамы, повреждение руля, повреждение седла».
После этого следовало подробное описание каждого вида повреждений с не менее подробными указаниями по проведению вспомогательного ремонта. Наряду с этим давалась скрупулезная детализация инструментов, материалов для проведения ремонта и прочих принадлежностей. Однако до выслушивания курсантами дальнейших подробностей подобного типа дело не дошло. Бемке влетел в аудиторию и сообщил, как всегда, слегка возбужденно:
— Идет обер-лейтенант Крафт с упомянутой дамой!
Крамер быстро пометил место в специальном приказе номер сорок четыре, на котором он был вынужден прервать чтение. Его голос сделался еще на одну ступень выше. Он подал команду, как если бы перед ним находились подразделения, построенные для парада и находившиеся на значительных расстояниях друг от друга.
— Смирно! — рявкнул он. — Господин обер-лейтенант, подразделение «Хайнрих» — в полном составе!
— Милостивая государыня, — сказал обер-лейтенант Крафт, показывая на фенрихов, — это и есть учебное подразделение «Хайнрих». — И после короткой паузы добавил: — Господа, фрау Барков.
Фенрихи стояли как застывшие, не шевелясь. Крафт даже не предпринял никаких попыток чем-либо облегчить их положение. Он подвел фрау Барков к трибуне, откуда она могла всех хорошо видеть.
Фенрихи осторожно разглядывали мать лейтенанта Баркова, которая стояла перед ними маленькая, беспомощная и смущенная; ее лицо с приветливыми и одновременно печальными глазами было бледным.
Фрау Барков несколько обеспокоенно смотрела на вытянувшихся здоровых юнцов. Она видела в большинстве своем спокойные, смотревшие с любопытством лица. Но ей показалось, что она заметила и глаза, в которых слабо светилось какое-то подобие участия. Она с трудом открыла рот и, казалось, хотела сказать несколько слов, но Крафт опередил ее, начав свой рассказ:
— В этом учебном здании имеется два помещения. Это предназначено исключительно для подразделения «Хайнрих», здесь проводятся занятия по тактике, общей и политической подготовке. От десяти до четырнадцати часов занятия проводит офицер-воспитатель каждую неделю; здесь — пульт, за которым стоял и ваш сын. При проведении курсантами письменных работ мы, как правило, находимся в заднем помещении — прошу следовать за мной, милостивая государыня, — где окна выходят на автогаражи, что благотворно влияет на концентрацию внимания…
Пока Крафт говорил все это, сопровождая фрау Барков по помещению, он внимательно следил за подразделением, в особенности за передними рядами, но не заметил ничего такого, что могло бы вызвать у него какие-либо подозрения.
Лица фенрихов оставались застывшими и неподвижными. Слишком застывшими, слишком неподвижными, думал про себя обер-лейтенант, когда смотрел на Хохбауэра, Амфортаса и Андреаса, а также других фенрихов на передних рядах. Однако вызвать у них теперь сознательно определенную реакцию он был не в силах. Он не мог причинить горя фрау Барков: она оказалась человеком, завоевавшим его симпатию — совершенно против его воли и без всяких стараний с ее стороны.
Так же как она теперь стояла перед фенрихами, он видел ее стоявшей на кладбище: тихая, печальная покорность, никакой гнетущей отчаянной скорби, никаких отрывистых, рассчитанных на сочувствие слов, никакой потребности в дешевом болтливом утешении. Только это простое восприятие неизбежного. Вокруг нее стеклянные стены — как и вокруг Модерзона.
— Милостивая государыня, — сказал обер-лейтенант Крафт в заключение, — я надеюсь, что показал вам все, что вас в какой-то степени могло заинтересовать.
— Благодарю вас, господин обер-лейтенант, — ответила фрау Барков.
— Один из наших фенрихов проводит вас, милостивая государыня, до казарменных ворот, а именно — фенрих Редниц.
С этими словами обер-лейтенант открыл дверь. Фрау Барков кивнула еще раз подразделению, которое стояло все так же неподвижно, протянула Крафту руку и вышла из помещения.
А за ней, спотыкаясь, поплелся растерянный фенрих Редниц.
Обер-лейтенант Крафт сразу же повернулся лицом к своему подразделению. Он знал вопрос, который занимал теперь фенрихов: почему именно Редниц? Но он не дал им ни малейшей возможности поразмышлять об этом, заявив:
— Прошу садиться. Подготовьтесь к письменной работе. В вашем распоряжении двадцать минут. Тема: «Некролог о лейтенанте Баркове». Начали.
18. Искушение начальника учебного потока
Капитану Ратсхельму была оказана честь стать свидетелем одного знаменательного события: господин майор Фрей, начальник второго учебного курса, был озабочен.
— Должен признаться, — сказал майор доверительно, — что в последнее время в области моей деятельности происходит немало такого, что заставляет меня задуматься.
Капитан кивнул головой. Если ему приходилось видеть, что кто-то из его начальников бывал озабочен, это его всегда волновало.
Они сидели напротив друг друга в служебном кабинете майора. То, что капитан Ратсхельм мог находиться здесь и был тем более облечен доверием, наполняло его скромной гордостью. Он чувствовал себя в какой-то степени избранным, поскольку из троих вполне заслуженных начальников потоков майор предпочел его. Какая честь! И наверняка плюс в вопросе перспективы его выдвижения.
— Господин майор может на меня во всем положиться, — заверил капитан.
— Мой дорогой Ратсхельм, — сказал майор любезно и подчеркнуто доверительно, — вы видите меня озабоченным — и это не в последнюю очередь из-за вас.
Теперь капитан уже не кивал головой — он был крайне изумлен, что весьма отчетливо показало выражение его лица: ведь он был абсолютно уверен, что всегда правильно выполнял свой долг.
— Ваша работа, мой дорогой Ратсхельм, — пояснил сказанное майор, — является примерной, это я могу вам подтвердить весьма охотно в любое время. Но даже самая примерная работа может находиться под угрозой. И как раз это-то, как мне кажется, и имеет здесь место.
— Конечно, господин майор, — сказал капитан Ратсхельм несколько натянуто. — Но я тоже не могу сделать больше, чем вскрыть недостаток и просить об его устранении. Ибо назначение и замена офицеров-воспитателей, а тем более преподавателей тактики, не относится, к сожалению, к области моей деятельности.
— И к моей тоже, — заметил майор мягко. И при этом он улыбнулся как бы с сожалением и бросил короткий взгляд вперед, будто бы давая понять, что единственно компетентная в этих вопросах инстанция — сам генерал — витает в известной степени в облаках. — Поразмыслим-ка совместно, мой дорогой Ратсхельм, — предложил майор тоном вербовщика. — Дело обстоит таким образом: мне лично подчинены прямо, непосредственно три начальника учебных потоков, и я доволен всеми тремя, в особенности вами, мой дорогой. Но ваше несчастье заключается в том, что среди офицеров, непосредственно вам подчиняющихся, имеется один, если не два, которые ставят под угрозу вашу работу. И вот я спрашиваю вас: что же делать?
Этого Ратсхельм в данный момент не знал. Он считал, что соответствующий начальник, а в данном случае им являлся майор, должен взять на себя инициативу. Но поскольку здесь требовалось его сотрудничество, необходимо было высказать и свое соображение. И поэтому он сказал неопределенно:
— Может быть, нам следует еще раз попытаться просить господина генерала?..
Майор коротко рассмеялся, и смех его был горьким. Это был не вызывающий сомнений ответ на предложение капитана. В нем заключалась критика, если не упрек.
— Мой дорогой, уважаемый Ратсхельм, — сказал майор, — у нас с вами единое мнение, что ничто, абсолютно ничто не должно нам помешать выполнить свой долг. — Капитан в знак согласия энергично кивнул головой. — И поэтому мы не должны просто молча мириться с сомнительным самоуправством. Уже только одно полуофициальное посещение женщиной наших казарм вызывает у меня беспокойство.
— У меня также! — согласился капитан.
— Даже своей собственной жене, — сказал майор веско, — я никогда не позволял присутствовать на занятиях наших фенрихов. Ибо подобные явления нарушают не только четко спланированный ход любого учебного процесса, но также и установленный военный порядок. Это вместе с тем является нарушением наших основных положений. И против этого протестует мое чувство солдата.
И опять Ратсхельм не мог с ним не согласиться. Майор был теперь уверен в себе. Капитан Ратсхельм был заведен им наподобие граммофона, а нужная пластинка лежала в готовности к проигрыванию.
— Итак, мой дорогой Ратсхельм, то, что нам теперь необходимо, так это факты и еще раз факты! По возможности веские, неоспоримые факты! Поскольку только с теориями и предположениями мы не сделаем и шагу вперед. А вы как раз тот человек, который сидит у источников. Смотрите таким образом вокруг себя, прислушивайтесь ко всему внимательно и прикладывайте свою сильную руку, не размышляя, в тех случаях, как только представится подходящий момент. Вы понимаете меня?
— Во всех отношениях, господин майор, — заверил его капитан Ратсхельм.
— Я знал, что могу полностью на вас положиться, мой дорогой. И я также уверен, что не смог бы найти никого лучшего для решения подобной задачи.
— Моей жены нет дома? — спросил майор и посмотрел вокруг с надеждой.
— Она ушла к жене бургомистра, — ответила Барбара и взглянула заинтересованно на Фрея. То, что у него было особенно хорошее настроение, она определила сразу же. — Пройдет не менее двух часов, пока твоя жена вернется.
— Прекрасно, прекрасно, — сказал майор довольно. — Я от души приветствую это ее развлечение.
— Да, — ответила Барбара, — время от времени каждому необходимо немного развлечься.
Снимая шинель, майор посмотрел на племянницу своей жены как бы со стороны. При этом он подумал: «Смешная девушка — глаза как у коровы, и выглядит всегда немного неуклюжей и как будто усталой, но в то же время чувственной. Созрела для постели, так сказать. Да, вот была бы штука!»
— Тебе чего-нибудь надо? — спросила Барбара и посмотрела на него, слегка склонив голову.
— Что ты сказала? — переспросил Фрей смущенно.
— Не хочешь ли, например, кофе или рюмку коньяку?
— Нет, нет — ответил майор облегченно. — Может быть, попозже. Сначала я намерен немного поработать.
— Я должна тебя после этого разбудить?
— Да, — сказал майор, слегка рассерженный такой прямотой. — Разбудить меня незадолго до прихода жены.
Майор прошел в свой рабочий кабинет, чтобы оттуда проследовать сразу же в спальню. Он лег на кровать, зевнул и довольно прищурился, глядя в потолок.
Его радужное настроение казалось ему достаточно обоснованным. Во время разговора с Ратсхельмом ему удалось показать шедевр дипломатии. С одной стороны, он высказал приговор, не указывая конкретно на личность осужденного и в то же время не оставляя никакого сомнения, кого он имел в виду. С другой стороны, он поставил целый ряд требований, не облекая их в форму прямого приказа. Задание, которое Ратсхельм тем самым должен был выполнить, было важным и обязывающим; его же, майора, ответственность за это практически была равна нулю!
— А ты ботинки-то снял? — спросила Барбара, стоя у двери.
— Не мешай мне, — сказал майор несдержанно, — я размышляю.
— Но это можно делать и без ботинок, — заметила Барбара. — Помочь тебе их снять?
— А может быть, сразу и штаны, а? — крикнул майор возмущенно.
— Почему бы и нет? — невозмутимо заявила Барбара. — Меня тебе нечего стесняться. Я же ведь знаю, как ты выглядишь в подштанниках.
— Убирайся! — заорал майор. — Свои ботинки я сниму сам.
— Только обязательно сделай это, — напомнила Барбара. — Ты же знаешь, как рассердится твоя жена, если ты измажешь постельное белье.
Майор смотрел ей вслед, когда она уходила. «Смотри-ка, — подумал он при этом, — у малышки хорошо развитые плечи и неожиданно узкая талия. А зад — как у лошади». В его устах это звучало как комплимент, так как майор питал слабость к лошадям.
Но здесь он принудил себя не следовать далее за таким ходом мыслей. Какой-нибудь истории с племянницей своей жены он, естественно, не мог себе позволить.
Он попытался сосредоточиться на других вещах, в частности, продумать новый специальный приказ. У него будет номер «сто четырнадцать». И касаться он будет вопроса сбережения и хранения зимнего обмундирования, в особенности при высоких летних температурах с учетом отсутствия консервирующих средств.
— Тебе не холодно? — спросила Барбара. Она опять стояла у двери и смотрела на него своими коровьими глазами.
— Нет, — ответил он отсутствующе, — наоборот, жарко.
— Может быть, у тебя температура? — спросила она и подошла ближе.
— Нет, я чувствую себя нормально!
— В самом деле? — переспросила она почти с надеждой.
— Абсолютно! А теперь не мешай мне, пожалуйста, больше. Я хочу немного отдохнуть, черт побери! Или я не имею на это права?
— Нет, ты имеешь право абсолютно на все! — заверила Барбара и улыбнулась. — Я хотела принести тебе одеяло.
Майор, лежа на спине, посмотрел на Барбару. Все у нее было больших размеров и выглядело довольно-таки округлым. Майор тоже начал улыбаться.
Не то чтобы Фрей был неравнодушен к племяннице своей жены, но ему льстило, что к нему относятся с такой теплотой. Его притягательное воздействие на женщин было огромным. Впрочем, так оно было и всегда!
— Только между нами, Барбара, — сказал он и немного приподнялся, — как у тебя дела с мужчинами? Я имею в виду: ты уже кого-нибудь разглядела поближе?
— А что ты понимаешь под словом «поближе»?
— Ну, как тебе, например, нравится капитан Ратсхельм? Это была бы хорошая партия — не правда ли? И ты знаешь, твоя тетка приветствовала бы это.
— Но только не Ратсхельм! — воскликнула Барбара с ужасом.
— А почему, собственно, нет, Барбара? Что тебе в нем не нравится?
— Ну, — сказала Барбара открыто, — я не могу себе представить его в постели — я имею в виду в постели с женщиной.
Майор немного испугался. Он ожидал откровенности — но не такой же! Удивительная девушка! И он прожил с нею несколько месяцев под одной крышей и не разглядел ее!
— Обер-лейтенант Крафт был бы для меня более подходящим, — заверила его Барбара чистосердечно. — Но он уже занят. Он использует, как говорится, внутренние возможности.
— Что ты такое говоришь? — спросил майор немного испуганно, но в то же время заинтересованно. — Что он использует?
— Он крутит с этой Эльфридой Радемахер — и как! Говорят, даже в кино!
— Верится с трудом, — сказал майор. Тем самым он имел в виду, с одной стороны, то, что делал Крафт — а знание этого было ему очень на руку, — с другой же стороны, ему казалось непонятным то обстоятельство, что именно Барбара, которую он всегда считал телкой, была настолько осведомлена в этих вопросах. — Скажи-ка, откуда ты все это, собственно, знаешь?
— Да об этом все говорят.
— Где об этом говорят? Кто рассказывает тебе подобные вещи? С кем, собственно, ты беседуешь на подобные темы?
— Да с тобой, например, как вот теперь.
— Барбара, я должен рассказать об этом твоей тетке.
— Зачем? Ты хочешь вызвать в ней подозрительность?
— Оставь меня в покое! — крикнул он ей раздраженно. — С меня достаточно!
— А чего же ты хочешь, — сказала Барбара доверчиво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76