Гней лежал на земле, скрючившись, зажав руками живот. Элий склонился над ним.
— Как ты?
Гней не ответил — только жалобное, какое-то по-детски беспомощное «и-ы…» раздалось в ответ.
А из ворот гаража уже выкатился крытый брезентом фургон.
— Скорее! — крикнул Камилл, высовываясь из кабины.
Элий и Кассий Лентул подняли раненого и затащили в фургон. Следом забрались остальные. Машина устремился в ночь. Люди Малека кинулись в погоню. Но два оставшихся фургона римляне успели раскурочить. Пришлось псам Малека седлать верблюдов. Охранники пустили бактрианов вскачь, зная, что хозяин убьет их, если пленники сбегут.
Гней лежал на полу фургона и тихо стонал. Роксана подсунула ему под голову чью-то аббу. Кассий встал на колени рядом с раненым, осторожно отвел руки Гнея, перемазанные красным, приподнял мокрую от крови тунику. Роксана светила фонариком, стараясь не смотреть на то, что выхватывает из темноты луч света.
— Плохо дело, да? — просипел Гней. Кассий не отвечал.
— Кто-нибудь должен был погибнуть, — прошептал раненый. — Так не могло быть, чтобы все спаслись. Значит — я. Вы спасетесь… Ну а я…
— Мы тебя довезем.
— Про обряды не забудьте.
— Не будет у нас нового Плутарха, — всхлипнула Роксана. — А я уже и название библиона придумала…
— Какие обряды? — искренне изумился медик. — Тебе отстрелили кусочек кожи на боку.
Кассий вытащил из своей сумки пакет с бинтами. Через несколько минут рана была перевязана, Гнею дали глотнуть вина из им же самим добытой фляги.
Одинокая машина неслась по пустыне, разрезая фарами ночь. В свете фар песок становился золотым. По золотой дороге мчались римляне неведомо куда. Беглецы вопили, хохотали, обнимались, горланили похабные песни. Они пьянели, вдыхая ледяной воздух. Слезы застилали глаза, и оттого звезды в небе лучились и наплывали друг на друга. Люди Малека безнадежно отстали. Иногда Неофрон оборачивался и орал невидимым преследователям:
— Ну где же вы там! Мы вас ждем!
Даже Роксана оживилась. Гней орал и пел вместе со всеми, позабыв, что минуту назад собирался отправиться в гости к Орку.
— Либерта, бодрствуй над нами! — орали римляне хором, и чудилось, что богиня летит впереди и освещает своим факелом им дорогу.
На рассвете Неофрон положил завернутый в грязную бурую тряпку сверток к ногам Элия. Тот поколебался мгновение, потом развернул. Перед ним была отрубленная голова Губастого. Из полураскрытого рта вывесился язык — розовый с прозеленью.
— Ну как? — самодовольно ухмыльнулся Неофрон. — Одно жаль: скотину пришлось прирезать быстро. Не успел помучиться. Тебе легче теперь?
Преторианец внимательно вглядывался в лицо Элия — ожидал благодарности.
— Не знаю. Может быть.
— Я хорошенько его проучил, не так ли, Цезарь?
— Губастый тоже учил меня. Своим правилам. — После ранения голос Элия сделался неестественным, металлическим, и если он волновался, «металл» становился заметнее.
Неофрон побагровел.
— Не путай. Мои правила и его… К полудню в фургоне сделалось нестерпимо жарко, беглецов сморило. Они дремали, склонив головы друг другу на грудь. Воды успели захватить лишь несколько бутылей, каждому досталась пара глотков. Неизвестно еще, сколько времени придется ехать до ближайшего колодца.
Ближе к вечеру в машине что-то громыхнуло, заскрежетало, из-под капота повалил дым, и фургон встал. Ошарашенные внезапным капризом Фортуны беглецы высыпали наружу. Они стояли вокруг машины потрясенные, растерянные, вопросительно глядя друг на друга.
Было два выхода: ждать около фургона или идти вперед. Если остаться, то люди Малека их найдут. Беглецы останутся живы. Их закуют, их исхлещут плетями. Но они выживут. Но если двинутся вперед, то скорее всего погибнут — слишком мало воды.
— Вперед или назад? — спросил Кассий Лентул у Элия.
Тот если и медлил, то мгновение.
— Вперед, — сказал тихо. — Я иду вперед.
— Он идет вперед! — взъярился Неофрон. — Разумеется. Он же бессмертен. Он не может умереть. Пуля его не берет. Стрела, которая могла прикончить любого из нас, его лишь изувечила. А теперь Цезарь идет вперед! Он дойдет. А мы сдохнем. Все до единого сдохнем!
— Я никого не держу, — сказал Элий. — Ты можешь вернуться. Все могут вернуться. Пойду вперед один. Я больше не могу быть рабом. — И добавил после долгой паузы: — Я тоже кое-чему учусь.
Ему никто не ответил. Все молчали. И Неофрон больше не спорил. Ярость его, внезапно вспыхнувшая, тут же угасла. Элий двинулся в путь, не оборачиваясь, не желая знать, идет за ним кто-нибудь или нет. Когда через несколько минут он обернулся, то увидел, что остальные бредут следом. Все. И Неофрон замыкает шествие. По очереди они тащили на самодельных носилках обессилевших товарищей. Куски брезента, срезанные с фургона, должны были защитить их от холода ночью. У них не было надежды добраться до железной дороги или жилья. Но зачастую так и случается: у человека нет ни единого шанса исполнить задуманное, а он упрямо движется к цели и несмотря ни на что достигает ее.
Они шагали неутомимо. Песчаные барханы — белые на солнце, фиолетовые в тени — тянулись загадочными грядами к горизонту. Когда поднимался ветер, барханы начинали куриться седой песчаной пылью. На их горбах вспыхивали золотые искры и гасли. Острые зубья обветренных камней, эти уродливые часовые пустыни, встречали и провожали путников.
От жажды губы запеклись, покрылись коркой, рты пересохли. Путники брели, тупо глядя под ноги. Иногда ложились на песок, не в силах больше двигаться. И вновь поднимались. И тащились дальше.
И Фортуна улыбнулась безумцам. Уже на закате показался вдали оазис с несколькими хижинами и колодцем, вокруг которого изогнулись тощие пальмы. Безмолвие пустыни вдруг прорезал человеческий крик. Римляне бросились бежать, хотя казалось — сил уже не осталось. Пили жадно, плескались в ямине с водой, хохотали. Кто им помог? Фортуна? Кайрос? Собственное упорство? Или неведомое желание, исполненное Вером, вывело Элия к спасению, и остальных заодно?
— Элий, я с тобой пойду куда угодно! — крикнул Камилл.
— И я! И я! — раздались голоса. — С тобой мы спасемся!
Лишь Неофрон промолчал.
Обитатели оазиса смотрели на гостей неприязненно. Эти люди наверняка служили Малеку: вечером единственный раздолбанный внедорожник исчез вместе с двумя мужчинами. Прознав про бегство, Неофрон схватился за трофейный «брут», решив истребить всех вероломных, но товарищи остановили разгневанного преторианца. Если бы не дни, проведенные в Малековом подвале, вряд ли бы кто справился с Неофроном. А так его все же удалось утихомирить. Так что Малеков подвал сберег жизнь обитателям оазиса.
Однако как выбраться из пустыни, никто не знал. Идти пешком — самоубийство. Отсиживаться на оазисе — того хуже. Люди Малека непременно скоро нагрянут. Ночь римляне провели тревожную. Спали и просыпались — мерещилось вдали тарахтенье моторов. Или снилось, что люди Малека накидываются на беглецов. Отбиваясь во сне от разъяренных охранников, Камилл, спутав сон и явь, подбил спавшему рядом Кассию Лентулу глаз.
А рано поутру в самом деле послышался дальний рокот. Но не на земле — в воздухе. Преторианцы вскочили. Одни всматривались в окрестные дюны, другие пялились в небо, ибо звук, все более явственный, шел именно из синевы, от черной птицы, летящей прямо к оазису.
И вскоре все различили огромную рукотворную стрекозу, которая, покачивая крыльями, сделала круг и стала снижаться. Беглецы принялись махать руками и вопить. Неофрон даже выпалил из винтовки.
— Авиетка, — прошептал Элий, не веря глазам.
А стрекоза приземлилась на смешные колесики и, пробежав еще немного по земле, остановилась. Беглецы кинулись к самолету. А из него вылезли авиатор Корд и… Квинт.
Элий кинулся к старым своим приятелям.
— Мы теперь летаем! — вопил Корд, размахивая кожаным шлемом, похожим на шапку циркового возничего. — Летаем, как птицы. Боги больше не препятствуют.
— Боги ничему теперь не препятствуют, — пробормотал Кассий Лентул, поспешая навстречу спасителям.
— Но ведь я проиграл тот бой, — изумился Элий. — Как же ты смог…
— А что я загадал? Вспомни! Я пожелал, чтобы созданный мной аппарат тяжелее воздуха на этот раз полетел. Тот, конкретный аппарат. Ты проиграл, и, разумеется, моя авиетка взорвалась. Но я сделал новую. И вот я здесь. — И Корд полез обниматься с Элием.
Роксана подбежала, бросилась к Квинту, повисла у того на шее. Квинт не сразу ее узнал — запрокинул лицо, всматривался в знакомые черты. Нет, не она, совершенно другая женщина с лицом Роксаны. Взгляд изменился, излом губ, разлет бровей. Будто кто-то смыл прежнее лицо и нарисовал новое, вроде бы похожее, но какое-то ненастоящее, чужое.
— Квинт, Квинт, — шептала Роксана и гладила его лицо и плечи, будто боялась, что тот исчезнет. Она совершенно раскисла, хотя до той минуты держалась неплохо.
Квинт осторожно разомкнул ее руки и шагнул к Элию. Они обнялись. Долго не могли разнять рук. Встряхивали друг друга. Каждый не верил, что встретились.
— Летиция видела тебя в своих видениях, — шепнул Квинт на ухо Элию.
Летти… Элий улыбнулся. Как она будет счастлива, когда он вернется! Мысль об этом счастье согрела его сердце мгновенной хмельной волной.
— Она родила? Мальчик?
— Да. Гай Мессий Деций Постум.
— Постум…— имя неприятно резануло слух. Рожденный после смерти отца. Но все это мелочи.
— Кто его опекун? Руфин?
— Руфин умер. Диктатором назначен Проб.
— Умер? Император умер?
— Теперь император Постум.
Элий не сразу понял. Он стоял, склонив голову набок и прижимая пальцы к виску, ощущая безумное биение крови. Вопли радости постепенно смолкли. Все смотрели на Цезаря и…
— То есть, — выдавил наконец Элий.
— Тебя считали мертвым. Как и остальных.
Если бы он мог забыть рассказы Квинта! Если бы можно было все это не знать! Если бы можно было. О боги! Как такое могло случиться? В чем провинился Рим? Какие вселенские законы, какие обряды нарушил? Кого оскорбил? Самих богов? Но чем? Разве мало было жертвоприношений, разве не курился фимиам на многочисленных алтарях? А если не было ни оскорблений, ни обид, ни вины, то как боги допустили подобное? Вслед за Вергилием Элий готов был закричать: «Ужели столько гнева в душах богов?»
Они сидели в тени изъязвленной ветром скалы. Фиолетовая тень. Серые колючки. Оранжевый песок. Элий закрыл глаза. Ему было тягостно смотреть. Ему хотелось кричать от боли. И чтобы не закричать, он вцепился зубами в край туники.
— Я должен был умереть, — выдавил Элий наконец. — Нет, смерть — это слишком мягкое наказание. Я должен был не просто умереть, а умереть вместе с легионерами в мучениях от лучевой болезни. Как Руфин.
— Не говори ерунды, — оборвал его Квинт. — В чем ты виноват? Что нам не удалось поймать Триона? Хочу напомнить, что, кроме тебя, его никто не стремился ловить. Ищейки «Целия» могли бы взять след. А они нам только мешали. Может, у них были какие-то планы. Да не может быть, а точно. Но ни с тобой, ни со мной этими планами они не поделились. И уже никогда не поделятся.
— В отличие от других, я понимал, чем могут закончиться опыты Триона. Я должен был его остановить. Может быть, даже приказать убить без суда.
— Ты не мог этого сделать. Просто потому, что не мог. И не стоит себя казнить. За мысли никто не судит . И ты не мог осудить Триона за мысли. Теперь — да, теперь и я, встретив Триона, пристрелил бы его как бешеную собаку. Но это теперь.
— Теперь Трион недостижим для нас. Он где-то на территории варваров, и делает новую бомбу. А мы не можем ему помешать.
— Не можем, — подтвердил Квинт.
— Подожди! Я знаю, как его остановить!
— Еще одна безумная идея? — У Квинта все сжалось внутри.
Элий несколько минут молчал, решаясь. И Квинт молчал, не смея мешать.
— Я дам обет. Дам обет, что не увижу Вечный город двадцать лет. Двадцать лет изгнания. Взамен… таков будет уговор… взамен никогда больше на земле не взорвется Трионова бомба. Ни на земле, ни под землей, ни в воздухе. Нигде на этой планете.
— И боги тебя послушают? Сомневаюсь. Ведь гениев больше нет.
— Есть один гений. Последний настоящий гений. Я его сейчас призову. Но тебе придется отойти подальше. Я буду клясться именем гения Рима.
— Ты знаешь имя гения Рима?!
— Я же Цезарь. Вернее, был им. Квинт поднялся. Глянул на друга.
— Не делай этого, — попросил фрументарий, зная, что Элий его не послушает.
— Иди.
Квинт стал карабкаться на дюну. Элий встал и поднял лицо к небу. Лучи солнца ударили в глаза. Но Элий не стал жмуриться.
— Я осуждаю себя на изгнание. Двадцать лет я клянусь не видеть Города. Взамен, о боги, сделайте так, чтобы на земле больше никогда не взрывались Трионовы бомбы. — В ту минуту он вновь стал исполнителем желаний, вновь ставил клеймо, но ставил его на собственное сердце. Говоря, он медленно поворачивался вправо по кругу. Круг замкнется и скрепит договор с богами нерушимым кольцом. — Юпитер Всеблагой и Величайший и ты, гений Рима, имя которого я называю, скрепите клятву…
Квинт, невольно задержавшийся на горбе дюны, кубарем скатился вниз, дабы не слышать произнесенного имени.
Когда фрументарий вернулся, Элий сидел неестественно прямо и смотрел прямо перед собой. Квинт молчал, не зная, что и сказать. Ему хотелось возразить, разубедить. Но слов не находилось.
Двадцать лет не видеть Города… Даже ради Марции Элий не мог согласиться на такое. А сейчас отважился.
Сам себя вырвал из жизни. Где-то далеко в Риме стрелки продолжали отсчитывать минуты и часы. Но уже без Элия. Он умер. Хотя и продолжал двигаться, слышать, говорить. Он смотрел на песчаные дюны, а видел курию, костры, золоченый милеарий, храм Сатурна с бронзовыми скрижалями, а над форумом в синеве храмы Капитолийской триады.
Элий чувствовал, как слезы скатываются по щекам, но не пытался их стереть.
— Двадцать лет — большой срок, — произнес наконец фрументарий. Элий не ответил. — Больше года уже прошло, — продолжал Квинт наигранно бодрым голосом. — Ты покинул Рим в январе семьдесят пятого. Осталось почти девятнадцать. М-да… Моя мамаша умрет к этому времени.
— Ты-то при чем? — спросил Элий почти зло.
— Я твоя тень. Как тень может вернуться в Рим без своего господина? И потом, я тоже виноват. Лучший соглядатай не нашел Триона.
Соглядатая надо наказать. Хотя бы за хвастовство.
— Хочешь быть похожим на меня. Квинт?
— Хочу быть твоим другом.
— Ты и так мой друг.
— А я друг?..
Квинт обернулся. Роксана шла к ним. Даже походка ее изменилась. Она больше не покачивала бедрами, ступала, будто по невидимому канату. Подошла, остановилась. Несколько мгновений все молчали. Казалось, Элий не замечал ее, занятый собственными мыслями.
— Корд с Камиллом починили фургон и пригнали его на оазис. Все уже собираются, — сказала Роксана бесцветным голосом.
Элий бросил взгляд на Квинта и поднялся, сообразив, что надо дать этим двоим несколько минут наедине.
Отошел на несколько шагов, обернулся. Роксана стояла, обхватив себя руками, будто ей было очень холодно. Элию показалось странным, что Квинт даже не сделал попытки обнять девушку. Прежде она нравилось фрументарию. Или прошло слишком много времени? Роксана что-то говорила. Квинт слушал.
Преторианцы в самом деле грузились в фургон. Корд, перемазанный по уши маслом, рассказывал уже в третий раз, как починил машину. И как облетел на авиетке вокруг дозором поглядеть, нет ли поблизости Малековых людей. Но нигде не заметил ни соглядатаев, ни погони. Видимо, потеряв надежду, охранники вернулись в крепость.
— Неофрон с Квинтом сцепились, — сообщил Кассий Лентул, подбегая. — Сейчас точно прикончат друг друга…
Дрались они страшно. По-звериному хрипя, норовя каждым ударом покалечить друг друга или даже убить. Роксана стояла подле и смотрела, даже не делая попытки разнять дерущихся. На мгновение двое мужчин отпрянули друг от друга, переводя дыхание и собираясь с силами. У Неофрона рот был полон крови. У Квинта глаз заплыл, и из носа текло струёй.
— Прекратите! — крикнул Элий. — Или взбесились от жары?!
— Он пустил ее по рукам! — Квинт тыкал пальцем в Неофрона, будто нажимал на невидимый спусковой крючок. — Он заставил ее переспать с десятком солдат. Мерзавец!
— Я ее проучил, — Неофрон сплюнул кровавую слюну. — Она была осведомителем императора. Из-за нее все наши планы пошли к Орку в пасть.
— О чем ты говоришь? — Элий в недоумении перевел взгляд с Квинта на преторианца. — Она попала в плен к монголам… Но при чем здесь…
— Не о монголах речь! Он заставил ее спать с гвардейцами.
— Из-за нее пал Нисибис! Это она передала радиограмму, что Элий жив!
— А я настучал вам в свою очередь! Это я, я ее раскрыл! — орал Квинт. — Я сам! Лично! Чтобы перекрыть источник информации. Она обязана была делать то, что делает. А что сделал ты?! Зачем? Элий! — Квинт повернулся к нему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35