Четвертую дверь явно недавно поджигали, за ней женский голос пел что-то по-португальски. За пятой дверью было тихо. Прижавшись к косяку, они не услышали ни малейшего признака человеческого присутствия. Иза пожала плечами. Пусть остается на потом.
Оказавшись у следующей двери, они явственно различили, как кто-то кашляет. Резкие приступы, сухие, болезненные. Женщине было плохо. Молодой женщине. Она даже хныкала.
Дэниел поднял руку, жестом приказывая Изе оставаться на месте, быстро осмотрел оставшиеся двери, но через секунду вернулся назад, покачал головой.
– Это здесь, да? – сказала она. Что-то у нее внутри перевернулось, заставляя сердце бешено стучать, а голову кружиться.
Дэниел отступил от двери, набрал в грудь воздуху и приготовился к броску.
– Почему это я все время натыкаюсь на деревья? – жалобно спросил он.
– Потому что ты чертовски нетерпелив, – прошептала Иза. Она тихонько толкнула дверь, и та поддалась.
Передняя. Заставленная. Темная. Свет сюда проникал из открытой двери в дальнем конце квартиры, откуда доносились новые приступы сухого кашля. Они крались, стараясь производить как можно меньше шума.
Комната была маленькая, не больше двенадцати метров. На полу – линолеум в пятнах, обои в цветочек, почти совсем выцветшие, местами разорванные и кое-где закрашенные белой краской. Стена у двери была в омерзительных пятнах рвоты. Хотя дверь на балкон была приоткрыта, кислый запах стоял в воздухе, смешиваясь с запахом еды. На полу, в углу, стояла гора грязной посуды.
На голых стенах никаких украшений, не было даже телевизора, с потолка свисала голая лампочка, радиатор проржавел. Все вещи исчезли. Их вынесли. Продали.
Низкий кофейный столик и два изувеченных стула составляли всю обстановку, на куске поролона, покрытом старым одеялом, сидела на корточках молодая женщина.
Она была босая, истощенная, одетая в черные легинсы и свитер, которые еще больше подчеркивали неестественную бледность ее кожи. Волосы, когда-то светлые, были сейчас настолько грязны, что потеряли всякий цвет. Один из рукавов свитера был закатан на несколько дюймов выше локтя и обвязан хлопчатобумажным поясом банного халата. Один конец пояса был во рту у женщины, и она тянула пояс, чтобы усилить давление. Вена на руке была покрыта запекшимися воспаленными следами от уколов, женщина щелкала по ней пальцами, пытаясь найти место для нового укола.
На столе лежал маленький кусочек фольги и погнутая ложка. Рядом валялась зажигалка, очевидно, хозяйка квартиры растворяла героин в ложке. Бритва. Изжеванный сигаретный фильтр. И шприц.
– Полетт? – выдохнула Изидора.
Женщина подняла на нее глаза: те самые стеклянные загнанные глаза, которые так хорошо запомнила Иза, но сейчас они сверкали, как у спортсмена, напрягшегося перед решающим броском. То самое лицо из кошмаров Изы, пустое, безжизненное, мертвое. Это была Полетт.
Дочь Деверье не обратила на них внимания, продолжая искать место для укола.
– Полетт! – гневно воскликнула Иза. Какое-то непонятное выражение промелькнуло во взгляде девушки, искра, вспышка гнева, но она ничего не сказала: пояс, по-прежнему крепко зажатый между зубами, не давал ей ответить.
Ее явно раздражало неожиданное вмешательство.
Иза атаковала первой. Она вихрем пронеслась через комнату и, прежде чем девушка успела среагировать, схватила со стола шприц.
– Где мой ребенок?
– Отдай!
– Мой ребенок! Что ты сделала с моим ребенком?
С животным криком ярости Полетт бросилась за шприцем, но ее и Изу разделял низкий столик; она поскользнулась и упала на обнаженную руку. Какое-то время она лежала на боку, воя от боли.
– Отдай его мне, – жалобно просила она.
– Не отдам, пока не скажешь, что ты сделала с моим ребенком, – ответила Иза, отойдя на безопасное расстояние.
– Да кто ты такая? Почему не оставишь меня в покое?
Глаза Полетт были прикованы к шприцу. Иза держала руку за спиной, спрятав от девушки предмет ее вожделений.
– Посмотри на меня. Помнишь больницу? Глаза Полетт моргнули, в них возникла боль.
Драгоценный шприц исчез, и из тумана выплыло чье-то лицо. Какая больница? И вдруг она вспомнила.
– Ты? – в ужасе воскликнула она.
– Да. Мой ребенок. Ты его украла, отвечай? Где она?
– Отдай мне героин. Я больше не могу. – Слабая рука Полетт протянулась к Изе. – Я потом расскажу.
– Ты скажешь немедленно!
Иза помахала шприцем перед глазами Полетт и нажала на поршень. Капля появилась на кончике иглы и упала на стол перед Полетт. Девушка издала дикий, душераздирающий вопль. Иза не услышала болезненного стона, вырвавшегося у Дэниела, стоявшего за ее спиной.
– Пожалуйста, – рыдала девушка.
– Сначала мой ребенок. Потом получишь это. Если в нем еще что-нибудь останется.
– Я ничего не знаю, – соврала Полетт.
Новая струйка героина взлетела в воздух. Девушка смотрела на Изу с искаженным от ярости лицом, но в глазах этой женщины был гнев, настолько превосходящий ее собственный, и такая сила, что Полетт поняла: обмануть ее не удастся. Сопротивление дочери Деверье слабело.
– Хорошо, хорошо, – молила она. – Только не делай этого.
– Что случилось с моим ребенком?
Полетт хотела соврать, собралась отрицать все, но боль лишала ее способности соображать. Полетт понадобилось всего несколько секунд, чтобы расколоться, и она начала путанно излагать свою историю. Она решила продать правду, как продавала все остальное.
– У меня… был ребенок, – запинаясь, начала она. – Не мой. Чей-то… Маленькая девочка, которую должны были усыновить. Ее приемная мать заболела, она не могла ее больше держать у себя, и я забрала ее, чтобы найти других приемных родителей… – Полетт вся дрожала. – Но я ее уронила. Наверное, потеряла сознание, не знаю… Споткнулась. А потом вижу, она лежит у лестницы, и глаза закрыты. Она ударилась, была такая бледная. Я не могла ее разбудить. Я не хотела причинять ей вреда. – Она зарыдала. – И я пошла в больницу. Чтобы ей помочь! Разве вы не понимаете?
– Продолжай, – потребовала Иза. Она тоже дрожала.
– Я приехала туда с ребенком на руках. Все вокруг бегали, никто не обращал на меня внимания.
Девушка кивнула.
– Я бродила там, искала сестру. Кажется, тогда ребенок уже перестал дышать. Я так испугалась! Потом заглянула за занавеску, там лежали вы. Все лицо в крови. Без сознания. И ваша девочка почти такая же. Улыбающаяся.
– Она… жива. – Иза с трудом выдохнула эти слова.
Полетт кивнула.
– Бэлла жива, – прошептала Иза. – Жива… – Шепот перешел в слабый крик, почувствовав облегчение, поднимающееся из самой глубины ее существа. Несколько секунд она не могла справиться с чувствами, ей хотелось смеяться, рыдать, кричать, петля, душившая ее все это время, наконец лопнула. Она почувствовала необыкновенную легкость, одновременно понимая, что предстоит еще очень многое сделать. – Ты, сука! – с холодной яростью прошипела она Полетт. – Ты подменила их, да? Взяла мою девочку вместо своей, мертвой.
– А что еще мне оставалось делать? Вокруг никого не было. Я не могла признаться, что убила ребенка. Тогда бы все раскрылось.
– О наркотиках. О том, как вы с Фолдом продавали детей через Миссию. Тем, кто больше заплатит.
Девушка опустила голову, почти мертвая от бессилия и стыда.
– И как твой отец покрывал тебя.
Голова Полетт дернулась.
– Мой отец? Помогал мне? – Она выплюнула эти слова с ненавистью. – Будь он проклят! Разве вы не понимаете, что это он во всем виноват? Такая важная персона, столп общества, государственный деятель, которого все уважают. Где он был, когда я так нуждалась в нем? Когда он был нужен моей матери? Разыгрывал Господа Бога, спасал страну и мир? – Полетт в бессильной муке схватилась за живот.
– Он боролся, чтобы покрыть тебя.
– Чувство вины. Ничего, кроме чувства вины. Ублюдок. – Девушка зарыдала от отчаяния, которое было сильнее физической боли. – Пожалуйста, отдайте мне иглу.
– Нет, пока не скажешь, что ты сделала с моей девочкой. – Иза надвигалась на Полетт, почти забыв о шприце в своей руке.
Глаза Полетт затянулись мутной пеленой.
– Пожалуйста, – простонала она. Еще несколько капель упало на пол.
– Что ты сделала с Бэллой?
Девушка глубоко вздохнула, казалось, ее истощенное тело вот-вот сломается.
– Я унесла ее из больницы. Никто не заметил. Пришла с ребенком, ушла с ребенком. И отдала девочку новым приемным родителям, как и собиралась.
– Так где же она? – в отчаянии закричала Иза, поднимая шприц над головой, как будто собираясь бросить его на пол.
– Нет! – завизжала Полетт, закрыв руками лицо и съежившись. Она сидела на четвереньках и по-собачьи выла.
Ее молчание не вызвало у Изы ничего, кроме гнева. Эта женщина вырвала у нее из рук Бэллу, украла ее ребенка и навлекла на нее несчастья, которые трудно даже вообразить. А теперь умоляла о сочувствии.
Невероятно. Иза не могла найти в себе сил пожалеть Полетт. Она сунула шприц Дэниелу, не сознавая, как мучительно тому взять его в руки, и повернулась к измученной наркоманке. Она не позволит Полетт утаить правду. Изидора подняла ее за плечи, ожидая увидеть глаза, полные слез, но, к своему изумлению, натолкнулась на дикую злобу.
Полетт прыгнула, ярость подбросила ее, как на пружинах. Она бросилась на своего мучителя, намереваясь вырвать то, что не смогла вымолить. Две женщины, две жизни столкнулись в поединке. Порок и добродетель.
Когда Иза увидела маневр Полетт, она размахнулась и изо всех сил ударила ее по лицу. Отлетев к стене, дочь Деверье ударилась головой, изо рта у нее брызнула кровь. А Иза уже снова трясла девушку, пытаясь вернуть ее в реальный мир.
– Где она сейчас? Где, говори!
Полетт что-то пробормотала. Иза прислонила ее к стене. Глаза девушки были плотно закрыты.
– С одним из наших воспитателей, не знаю, с кем именно. Скоро ее передадут новым владельцам.
– Владельцам?! – взвилась Иза, придя в ярость от гнусности этих слов. – Бэлла не предмет!
Увы, для Полетт она была просто товаром, за который можно выручить деньги.
– Каким владельцам? – переспросила Иза, задыхаясь.
– Иностранцы.
– Иностранцы? Откуда?
– Из-за границы.
– Откуда именно?
Иза с размаху ударила ее по щеке, и глаза Полетт внезапно открылись. Бездушные, пустые.
– Откуда-то с Ближнего Востока. Не знаю точно.
– Но почему, черт возьми, им нужен именно такой ребенок, как Бэлла?
Ответа не последовало, но Иза полагала, что сама его знает. Об этом говорила Джуди, так напугавшая ее тогда. Белая кожа. Символ высшей расы. Они продали ее ребенка.
Ей хотелось размозжить голову Полетт о стену, вышибить ей мозги, растоптать здесь, в этом вонючем притоне, причинить ей страдания, хоть как-то компенсировать испытанную боль. Но, даже держа Полетт в своих руках, она знала, что ей никогда не удастся заставить Полетт страдать так, как страдала она сама. Настоящим ее врагом была не Полетт, а время. Если только Бэллу вывезут из страны и ее след затеряется за таинственными песчаными холмами Ближнего Востока, дверь за ее ребенком захлопнется навсегда. Эта мысль заставила Изу окаменеть.
Слава Богу, у нее еще есть время. Бэлла по-прежнему у приемных родителей. Здесь. Близко.
– Где Бэлла? – еще раз настойчиво спросила она.
– Ее скоро отдадут, – повторила девушка. – Няня отвезет ее в Залив. И там передаст заказчикам.
– Но это невозможно, – запротестовала Иза, вспомнив, что рассказывал ей Фолд. – Родители должны прилететь сюда.
– Считается так, – равнодушно согласилась Полетт. – Отчеты. Еще один обман. Как и в море лжи ее жизни.
– Но они не могут…
– Документы, – бормотала Полетт. – Все документы готовы. Они платят за это дополнительно. За передачу из рук у руки.
– А слушание в суде? Судья… – протестовала Иза.
– Новые родители могут прилететь. Или не прилететь. Скорее, нет. Зачем беспокоиться из-за двухминутной процедуры? Можно заплатить статистам, как при сдаче экзамена на вождение. Дурак судья никогда ничего не узнает.
– Так когда состоится передача?
– Не помню. – Теперь Полетт бормотала совсем невнятно.
– Тогда выбрось эту дрянь из окна, Дэниел, – рявкнула Иза, не отводя глаз от Полетт.
Девушка дернула головой, протестуя, пытаясь вынырнуть из тумана и преодолеть дурноту.
– Гидеон хотел провернуть это дело, когда все будут заняты и не останется времени на вопросы. Просто проштамповать документы и уйти.
– Так когда же? Вспомни! Ты должна вспомнить. Давай! Вспомни. И тогда ты получишь то, чего так жаждешь.
Взгляд девушки витал где-то далеко, она как будто была в трансе. Потом задрожала, схватилась за живот, нижняя губа ее была прокушена почти до крови.
– Рождественские покупки, – прошептала она.
– Что? – завопила Иза, испугавшись, что Полетт уже вообще ничего не соображает.
– Рождество. Когда все заняты, сказал он. Бросаются делать рождественские покупки. Проштамповать и уйти… – Полетт тяжело дышала, измученная болью и непомерными усилиями. – В пятницу. Ровно за неделю до Рождества. Ее увезут в Персидский залив. Абу-Даби. Из Гэтвика, когда полно чартерных рейсов. Пятница, перед Рождеством.
Истина не сразу дошла до Изы. Много недель она была так занята, что забыла о времени. Забыть о Рождестве. А ведь до него осталась ровно неделя.
Сегодня. Сегодня. Сегодня. СЕГОДНЯ.
У нее нет времени. Ее сознание восставало против подобного совпадения; истина обрушилась на нее, как каменная стена, похоронив под собой все надежды.
– Я дала вам то, что вы хотели. Теперь отдайте мне мое, – потребовала Полетт. Наконец-то она ясно видела шприц в руке Дэниела.
– Отдай, Дэниел, – воскликнула Иза. – И, ради Бога, давай выбираться отсюда.
Двинувшись к двери, она краем глаза увидела, что Дэнни словно окаменел. Его лицо превратилось в безжизненную, искаженную ужасом маску. Рука, державшая шприц, неосознанно дрожала с того самого момента, как игла прикоснулась к его пальцам. Голова у него тряслась.
– Я не могу – прошептал он. – Только не это. Он стоял, застыв на месте. Внезапно Полетт, с удивительной живостью для такого измученного тела, бросилась через комнату к Дэнни, но он был слишком далеко, и она не достала его, он отступил еще дальше, к балконной двери, как будто собираясь выкинуть шприц.
– Нет, не могу, – наконец прошептал он.
Для Изы это мгновение останется самым печальным в жизни.
Полетт, терзаемая болью, не видела ничего, кроме шприца. Каждая клеточка ее тела и мозга была нацелена на него, ничто в мире больше не имело значения. Ее спасательный круг, ее кислород. Возможность выжить. Она чувствовала себя так, как будто плыла в луже расплавленного свинца, а кто-то тянул ее вниз. Не дает дышать. Душит. Паника. Шприц. Выжить. Дэниел. Игла. Немедленно!
Свирепо и мягко, как пантера, она набросилась на Дэниела, пытаясь дотянуться до шприца, всей тяжестью обрушившись ему на грудь.
Полетт почти ничего не весила, но он раскинул руки, пытаясь не дать ей дотянуться до шприца, и потерял равновесие, его отбросило назад, он споткнулся и зацепился каблуком за порог приоткрытой балконной двери. Дэниел оступился, упал и заскользил, пытаясь найти точку опоры на бетонном полу.
Холодный воздух. Рождественский мороз.
Он наткнулся спиной на перила, руки высоко подняты над головой, центр тяжести смещен вверх. На глазах у Изы, которая была не в состоянии поверить в реальность происходящего, его тело исчезло, перекувыркнувшись через перила.
Какой-то миг он, казалось, парил в воздухе как птица с расправленными крыльями, дрожа и пытаясь дотянуться до нее.
Их взгляды встретились. Дэниел прошептал имя Изидоры.
И исчез.
Она подбежала к балкону, и на нее обрушилась лавина звуков. Шум поездов метро, улица, громыхающая машинами, стройка на берегу канала. Сквозь облака прорывался вой самолета, идущего на посадку в Хитроу с выпущенными шасси. Все эти звуки заглушили ее собственный вопль.
В тот момент, когда Изидора ухватилась за перила балкона и заглянула вниз, солнце прорвалось сквозь тучи. Луч света прорезал небо и ринулся вниз, как сверкающая небесная лестница, достиг земли, отразившись от металлических перил. Как будто где-то распахнулась огромная дверь.
И луч погас.
Двадцатью пятью этажами ниже, на заброшенной автостоянке, лежало скрюченное тело.
В комнате за ее спиной что-то закричала Полетт, грязно выругалась и убежала. Ее гнали демоны, теперь и Изу они будут преследовать всегда. Дэниел просил только, чтобы она позволила ему любить ее. А она колебалась. Не теперь. Позже. Завтра.
Никогда.
Еще раз взглянув вниз, Иза заметила, как на стоянку ворвались две полицейские машины с зажженными фарами и, завизжав тормозами, остановились. Словно муравьи облепили тело. Потом подъехала еще одна машина, черный лимузин, задняя дверца открылась и вышел мужчина. Он выпрямился, посмотрел вверх.
Даже с высоты двадцать пятого этажа Изидора узнала его. Узнала сразу. Внизу, возле тела Дэниела, ее несостоявшегося любовника, стоял Пол Деверье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29