Кто довел жену сына до отчаяния и деградации, а потом и до самоубийства?
Семья благодаря своему влиянию, добилась вердикта о смерти в результате несчастного случая – падение с утеса, – но Деверье знал, как все было на самом деле. Она пошла туда, но ее скорее подтолкнули, чем она прыгнула сама.
Подтолкнул он .
Его отец.
Деверье мог теперь играть роль благородного вдовца, верного воспоминаниям, но – Боже! – именно воспоминания не давали ему жить, лишая возможности счастья. Общественное признание и уважение, а за ними только стыд и страдания, полное одиночество, лицемерие и агония личности, проклятое наследство отца. Пустота.
Осталась только дочь.
Именно из-за Полетт Деверье знал, что не одержал победы, что никогда не сможет победить. Она много значила для него, может быть, слишком много, он закрывал глаза на ее недостатки, но, стараясь добиться успеха, забывал о ее нуждах. Недостатки дочери были его недостатками; она была единственным, что сохранил Деверье, он не мог винить ее. Поэтому обвинял отца, себя, готов был на любую жертву, на любой риск, если это могло спасти Полетт. Что бы она там ни сделала.
Когда он держал в руках фотографию, то как будто видел искаженное отражение отца. Глаза блестели злобой, улыбающиеся губы насмехались и как будто кричали: ты не одолел меня! Я опять победил! В единственном, что было ценным для тебя, – воспитании любимой дочери. Ты любишь ее так же сильно, как ненавидел меня, только в этом ты и был искренен. Но я, пьяница и волокита, человек, которого ты считаешь исчадием ада, воспитал тебя лучше, чем ты свою дочь.
«Взгляни на нее! – казалось, кричал с портрета отец. – Ты клялся, что никогда не станешь таким, как я, всегда будешь держать все под контролем. Контроль! – насмехался образ. – Ты не в состоянии контролировать даже собственную дочь!»
Да, он еще более никудышный отец, чем его собственный. Под насмешливым взором портрета Деверье прижался лицом к фотографии Полетт.
– Ты, сучка, – прорыдал он.
Дети. Она размышляла, в чем их сила. Такие маленькие, такие слабые и трогательные, они обладают несокрушимой мощью. Еще не родившись, даже до зачатия, они могут соединить людей или разлучить их. Их маленькие пальчики не отпускают вас даже за порогом могилы.
Может быть, она не помнила, как выглядит Бэлла, но помнила ее запах, такой сладкий запах детской присыпки. Иза не могла избавиться от него, он преследовал ее повсюду, где бы она ни появлялась. В ожидании такси, среди вешалок с платьями в магазине «Сэлфридж», у кассы в «Бэлли», за магазином «Маркс и Спенсер», где они остановились передохнуть. Изидора резко оборачивалась, если замечала малыша, переваливающегося, как Бенджи, или рыжеватые локоны, как у Бэллы, но каждый раз ее ждало разочарование.
Отель «Стэффорд» был воплощением английской сдержанности: обои в стиле Регентства, изящные карнизы. Нигде не было видно кондиционеров. Вестибюль очень маленький, можно даже сказать тесный, ничем не напоминал холл гостиницы. Он был похож скорее на частный дом, каковым когда-то и являлся.
– Совсем как мой дом, – пробормотал Дэниел.
– Ага. – Изе было больно. У нее больше не было дома, казалось, у нее его вовсе никогда не было. С того самого момента, когда ее отца застали с секретаршей и семья раскололась, как кусок льда. То же самое случилось теперь и с ее семьей.
Их приветствовали с достоинством и сдержанностью, хотя и с некоторым удивлением, когда выяснилось, что они желают расплатиться по счету наличными. Впрочем, миссис Фрэнклин – иностранка, она из Канады, а у них все по-другому. Они заказали номер на две недели, а не на два часа, значит, не собирались использовать отель в качестве дома свиданий. «Стэффорд» для этого не годится. Любовные связи, liaisons, свидания – да, но не случайные встречи.
Одна из клиенток, американка лет шестидесяти, приезжала каждый год на неделю с мужчиной на двадцать лет моложе себя и останавливалась в номере, в открытые окна которого можно было слышать, как меняется караул у Букингемского дворца. Звуки военного оркестра задавали темп и поддерживали страсть.
Им повезло меньше, номер «люкс» выходил окнами на каретный сарай. Мощеный двор внизу. И две кровати, как с отвращением заметил Дэниел. Он отправился в ванную, а Изидора села на телефон.
– Джо, это я. Как Бенджи? Ты получил письмо, которое я с ним послала?
Он ответил не сразу, но тон был более мирным, чем в прошлый раз. Конечно, ведь он получил Бенджи. Он победил, а победив, обнаружил, что ухаживать за ребенком самому может оказаться делом весьма обременительным. Свободное время, спокойствие, комфорт – всего этого он теперь лишился. Все равно что заниматься любовью при свидетелях. Победа оставила горький осадок и недоумение.
– Что ты затеяла? Мы в разгаре борьбы за опеку, а ты присылаешь сына ко мне, сама, без всяких условий, с запиской, в которой говорится, что ты хочешь забрать его позже. Кто-то из нас явно сошел с катушек, и это явно не я.
– Я мать двоих детей, Джо. Мать Бэллы и Бенджамена, так что у меня нет выбора.
– У тебя он есть, взгляни в лицо реальности. Бэлла умерла, Иза. – Он застонал. – Господи, я не хотел причинять тебе лишних страданий, в самом деле не хотел… Вчера мне позвонил Грабб, спросил, не вернулась ли ты, когда вернешься. Я не знаю, что происходит. Ты отказалась от сына, ты бросила работу. Ты все в жизни потеряла. У тебя ничего больше не будет. Nada.
– Я думаю иначе.
Как же она упряма, впрочем, это ее проблема, он честно пытался убедить ее.
– А что думает обо всем твой друг Дэнни – так ведь, кажется, его зовут?
Иза прикусила губу. Бенджи явно выздоравливал.
– Как малыш?
– Прекрасно, просто великолепно. Он побудет у моей сестры, пока я не разберусь с делами. Можешь забыть о нем, Иза. Не хотел бы причинять тебе боль, но я ни за что не отдам его и уничтожу тебя, если вздумаешь обратиться в суд. Женщина, которая потеряла одного ребенка и бросила другого… – Голос Джо перешел на повышенные тона. – Отправилась на поиски приключений с любовником…
«И украла деньги», – добавила она про себя.
– …у тебя ведь нет стабильного дохода. Адвокаты тебя в порошок сотрут…
Джо не понравилась новость о другом мужчине, о котором его сын наверняка говорил, нежно улыбаясь, и сейчас он решил отыграться.
– Теперь посмотри на мое положение. «Дастер» продвигается, мне поручили новую работу, повысили жалование. Мое положение укрепляется, а это означает безопасность для Бенджи и все то, чего ты дать не можешь. Если даже начнешь процесс, я легко получу право на опеку…
Она не отвечала: его доводы были весьма убедительными.
– Не надо борьбы, Иза. Не рань себя, посмотри в лицо правде.
– Я ищу истину, Джо.
– Какую истину?
– Я еще не уверена… но что-то воняет. Бэллу у меня украли, в этом я уверена. Все что-то скрывают, и местная полиция, и пресса, и управляющий банка, даже коронер…
– И американское посольство, – добавил ее муж саркастически.
– Может быть, и они. И уж наверняка Пол Деверье.
– Ты шутишь! – Он запнулся, пораженный, в его голове зашумело, как только он представил свою карьеру под обломками проекта.
– Дэниел – журналист, он помогает мне выследить…
Изидора не заметила, как изменился тон Джо, когда ему показалось, что она как будто обвиняет его в пренебрежении отцовскими обязанностями и подвергает угрозе его участие в «Дастере». С ее стороны было ошибкой упомянуть имя этого человека.
– Прекрати! Прекрати это дерьмо! – заорал Джо в приступе оскорбленной мужской ярости. Да, он чувствовал вину и должен был заставить ее заткнуться. Он не мог даже допустить, что Бэлла жива, при мысли о дочери Джо испытывал страдание, а Иза была виной всему. – Почему я должен сочувствовать тебе? Это было еще одно твое задание, и ничего больше. Иза Дин, корреспондент extraordinaire . Тебе наплевать на детей, тебе важна только работа. Ты не мать, а всего лишь гребаный журналист, видящий заговор в каждом углу. Ты пойдешь на все, лишь бы получить эксклюзив, пожертвуешь семьей, даже своими детьми!
– Да, здесь есть из чего сделать репортаж, и очень «горячий».
– Брось молоть чепуху, оставь меня в покое, просто убирайся из моей жизни!
– Джо, я более чем серьезна…
– Я тоже, черт тебя побери! Увидимся в суде! И телефон замолк.
Изидора смотрела на трубку, пока в ней не раздались тревожные короткие гудки, как будто предупреждая ее: «Опасность! Замолчи! Остановись!»
Она нажала на рычаг и медленно набрала номер.
Ей ответил женский голос.
– Добрый день. Меня зовут Фиона Фрэнклин. Я бы хотела поговорить с мистером Гидеоном Фолдом…
Дэниел вошел в комнату голый по пояс. Ни капли жира, мышцы, мускулы, безупречная кожа, конечно, не Мистер Вселенная, но… молод. Изидора старалась не рассматривать его слишком пристально, не замечать крепкого тела, темно-коричневых сосков, мускулистого плоского живота, талии такой тонкой по сравнению с плечами… И плюс ко всему – насмешливая улыбка и копна влажных волос, которые он вытирал полотенцем. Тело Дэнни словно звало, манило к себе, требовало ласки.
Жаль, все это пропадает зря. Иза чувствовала себя как вегетарианец перед блюдом с лобстером.
Она попыталась сделать вид, что занята своей прической, но Дэнни успел заметить ее осмотр.
– Здесь не только физиология…
– О чем ты?
– О тебе, о том, что ты значишь для меня. Я хочу, чтобы ты это знала.
– Благодарю. – Иза выглядела смущенной, она так отвыкла от искренних проявлений чувства. – Я договорилась. Завтра. После двенадцати, – сообщила она, меняя тему.
– Фолд? Великолепно, – ответил Дэниел. – По крайней мере, я надеюсь на это. Какой подход мы выберем?
– Мы не будем искать никакого подхода. Этим займусь я. Одна.
– Ни за что!
– Это единственная возможность.
Блэкхарт выглядел обиженным.
– Так нельзя. Я здесь. Мы действуем как одна команда. Мы – напарники.
– Тебе не кажется, что мы довольно странная пара?
– Бог ты мой, почему?
– Национальность, разница в возрасте…
– Ты хочешь сказать, мы будем выглядеть нелепо?
– Дэниел, ты даже не знаешь, пью я кофе с сахаром или без. И пью ли вообще. Мы не так хорошо знаем друг друга, чтобы сыграть роль супругов. Он может обнаружить обман по тысяче мелочей. Мы не можем позволить себе такой риск: мне придется идти одной.
Он воспринял новость с раздражением, швырнув в сердцах полотенце в угол комнаты.
– Не затыкай мне рот. Не отстраняй меня только потому, что я хотел затащить тебя в постель!
– О, Дэниел. Ты все неправильно понял. Ты меня не обидел, не оскорбил, я была… польщена. – И Иза покраснела.
Его ухмылка оставалась скептической.
– Дэниел, думай головой, а не тем, что у тебя в штанах. Фолд управляет агентством по усыновлению грудных детей. Я иностранка. Но, если я приведу с собой тебя и мы станем изображать счастливую супружескую пару, он невольно задумается: какого черта они проехали больше трех тысяч миль, чтобы усыновить ребенка? Почему не сделали этого у себя дома? Нет, я смогу заставить его разговориться и найти несоответствия в его действиях, только если притворюсь, что со мной что-то не так. Что есть веская причина, по которой я не могу усыновить ребенка законным путем. Какая-то медицинская проблема. Криминальное прошлое.
– Может, ты скажешь, что слишком стара? – угрюмо предложил он.
– Благодарю покорно! – Она чуть не рассмеялась, но вдруг поняла, что это неплохая идея. Ее пробрала паническая дрожь. – Я пришла одна. И я не замужем. Ни одно честное агентство даже не посмотрит в мою сторону. Дэниел, будет гораздо убедительнее, если я стану действовать в одиночку. Ты ведь понимаешь, правда?
– И гораздо опаснее.
– Почему ты так считаешь?
Он присел на край кровати.
– Послушай, Иза. Мне не хотелось говорить об этом, но… Если Полетт Деверье – наркоманка, она не может работать в Миссии по зову совести. Наркоманы нуждаются в товаре, а он требует денег. Больших, огромных денег. Должно быть, она нашла какой-то способ зарабатывать значительные суммы, работая в Миссии. Но единственное, чем владеет Миссия, это дети. Такие, как Балла.
– Что ты хочешь сказать?
– Бэллу могли продать.
– Ты думаешь, это возможно?
– Я считаю, что это очень вероятно.
– Продать? Для усыновления, – прошептала Изидора тоном, в котором сквозил ужас.
– Возможно. – Дэнни заколебался и опустил глаза. В его голосе не было убежденности.
От страха неизвестности у нее едва не остановилось сердце. Она заметалась по комнате, как от физической боли, потом опустилась на кровать рядом с ним, глядя в стену и испытывая острое желание, чтобы ее обманули. Она не желала знать правду, боялась прочесть ее в глазах Дэниела.
– А как можно продать ребенка?
– Иза, я ни в чем не уверен. Прости меня. Наркотики, незаконная торговля детьми, огромные деньги – гремучая смесь, с которой ты не справишься в одиночку.
Изидора сидела молча, опустив голову, мозг ее работал лихорадочно. Она перенеслась мыслями в Колумбию, вспомнила, как неслась в машине по пыльным дорогам и кривым улочкам к аэропорту, как треснуло стекло машины и она увидела стволы трех „узи". Она решила, что сейчас умрет, почти почувствовала, как пуля пронзила ей грудь и теплая липкая кровь полилась на колени. Иза вспомнила единственные слова, которые пришли ей на ум, когда они уносились прочь.
– Эти ублюдки испортили мою лучшую блузку.
Она узнала тогда, что можно справиться и с шоком, и с болью. Когда прибыла «скорая помощь» и вокруг нее столпились врачи и сестры, она отодвинула их жестом, переступила через осколки стекла и вышла из машины с высоко поднятой головой, надеясь, что за ней наблюдают террористы. Они могут попытаться еще раз и даже преуспеть, но запугать ее не удастся. Изидора хотела, чтобы подонки знали это.
Но то было в Колумбии, там она отвечала только за себя, а в истории с Бэллой проявлять мужество гораздо труднее.
– Не беспокойся, – успокоила она Блэкхарта. – Я здорово умею уклоняться от пуль. Всего один раз попалась… – Она собралась было показать Дэниелу шрам на груди, но сообразила, что он может неправильно понять ее.
– Ты не боишься?
– Конечно, боюсь, – ответила она тихо. – Боюсь, что ничего не выведаю у Фолда. Схожу с ума при мысли, что выясню слишком много. Тем больше причин пойти одной – это мой ребенок, мой и риск. Будь что будет, только бы узнать правду. Это единственное, что сейчас имеет для меня значение.
– Позволь мне разделить с тобой опасность. Она покачала головой, но ничего не ответила.
Все уже было сказано.
– Ладно, я участвую, хочешь ты того или нет. Это сильнее меня.
– Ты прекрасный человек, Дэнни Блэкхарт. – Учитывая обстоятельства, комплимент был весьма скуп; Изидора пыталась что-нибудь добавить, но не находила слов. Она сидела, раскачиваясь, согнувшись под тяжестью своих мыслей и страхов.
– Один вопрос, Иза. Как мне убедиться, что ты не используешь меня?
Она не видела лица Дэнни. Слова были произнесены сухим, лишенным эмоций тоном, не могло быть никаких сомнений в том, насколько это для него важно.
– Никак, Дэниел, – ответила Изидора, не глядя на Блэкхарта. – Но узнаешь – в свое время.
– Почему?
– Да потому, что сама этого не знаю. Сейчас, во всяком случае.
Дэниел заслуживал честного к себе отношения, это самое меньшее, что она обязана дать ему.
Всю оставшуюся жизнь Изидора Дин будет горько сожалеть о своей нерешительности в эту минуту.
Деверье сидел в кабинете с видом на свою любимую долину и ощущал всем телом облегчение.
Ужасный сон кончился, Иза уехала. Исчезла из страны и из его жизни.
Впрочем, кое-что портило ему настроение. Он много поставил в этой игре – она того стоила, рисковал и выиграл. Увы, победа не доставила ему радости, он испытывал только стыд и теперь сидел и размышлял, что же записать в своем дневнике, том самом дневнике, который в один прекрасный день откроет миру Деверье во всем его блеске, – государственного деятеля, Остроумного человека, прекрасного рассказчика и… любовника. А отец, какой он отец?
Благодаря разоблачительной честности дневника имя Деверье и его деяния запомнятся людям надолго, его не забудут. Но… честность может завести на опасную почву. Особенно когда речь заходит о Полетт. Он не имеет права нанести ей хоть малейший вред, описывая то горе, которое она причинила людям. Воспоминания о том последнем, ужасном, столкновении с дочерью, когда он понял, что не может больше закрывать глаза на то, сколь серьезны ее проблемы с наркотиками, когда узнал страшную правду о ребенке, все еще терзали его душу. Их надо подавлять, а не описывать.
Придется поступить именно так. Изидора Дин не заслуживает упоминания в дневнике, не стоит даже маленькой сноски. Не станет он описывать и методы, с помощью которых обыграл Изу и защитил Полетт. Инспектор полиции, член его собственной ложи. Редактор, чью шкуру он спас в опасном деле о клевете. Управляющий банка, с которым по воскресеньям Деверье играет в теннис, директор клиники, обязанный ему должностью, даже посольство Соединенных Штатов Америки, признательное за «Дастер».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Семья благодаря своему влиянию, добилась вердикта о смерти в результате несчастного случая – падение с утеса, – но Деверье знал, как все было на самом деле. Она пошла туда, но ее скорее подтолкнули, чем она прыгнула сама.
Подтолкнул он .
Его отец.
Деверье мог теперь играть роль благородного вдовца, верного воспоминаниям, но – Боже! – именно воспоминания не давали ему жить, лишая возможности счастья. Общественное признание и уважение, а за ними только стыд и страдания, полное одиночество, лицемерие и агония личности, проклятое наследство отца. Пустота.
Осталась только дочь.
Именно из-за Полетт Деверье знал, что не одержал победы, что никогда не сможет победить. Она много значила для него, может быть, слишком много, он закрывал глаза на ее недостатки, но, стараясь добиться успеха, забывал о ее нуждах. Недостатки дочери были его недостатками; она была единственным, что сохранил Деверье, он не мог винить ее. Поэтому обвинял отца, себя, готов был на любую жертву, на любой риск, если это могло спасти Полетт. Что бы она там ни сделала.
Когда он держал в руках фотографию, то как будто видел искаженное отражение отца. Глаза блестели злобой, улыбающиеся губы насмехались и как будто кричали: ты не одолел меня! Я опять победил! В единственном, что было ценным для тебя, – воспитании любимой дочери. Ты любишь ее так же сильно, как ненавидел меня, только в этом ты и был искренен. Но я, пьяница и волокита, человек, которого ты считаешь исчадием ада, воспитал тебя лучше, чем ты свою дочь.
«Взгляни на нее! – казалось, кричал с портрета отец. – Ты клялся, что никогда не станешь таким, как я, всегда будешь держать все под контролем. Контроль! – насмехался образ. – Ты не в состоянии контролировать даже собственную дочь!»
Да, он еще более никудышный отец, чем его собственный. Под насмешливым взором портрета Деверье прижался лицом к фотографии Полетт.
– Ты, сучка, – прорыдал он.
Дети. Она размышляла, в чем их сила. Такие маленькие, такие слабые и трогательные, они обладают несокрушимой мощью. Еще не родившись, даже до зачатия, они могут соединить людей или разлучить их. Их маленькие пальчики не отпускают вас даже за порогом могилы.
Может быть, она не помнила, как выглядит Бэлла, но помнила ее запах, такой сладкий запах детской присыпки. Иза не могла избавиться от него, он преследовал ее повсюду, где бы она ни появлялась. В ожидании такси, среди вешалок с платьями в магазине «Сэлфридж», у кассы в «Бэлли», за магазином «Маркс и Спенсер», где они остановились передохнуть. Изидора резко оборачивалась, если замечала малыша, переваливающегося, как Бенджи, или рыжеватые локоны, как у Бэллы, но каждый раз ее ждало разочарование.
Отель «Стэффорд» был воплощением английской сдержанности: обои в стиле Регентства, изящные карнизы. Нигде не было видно кондиционеров. Вестибюль очень маленький, можно даже сказать тесный, ничем не напоминал холл гостиницы. Он был похож скорее на частный дом, каковым когда-то и являлся.
– Совсем как мой дом, – пробормотал Дэниел.
– Ага. – Изе было больно. У нее больше не было дома, казалось, у нее его вовсе никогда не было. С того самого момента, когда ее отца застали с секретаршей и семья раскололась, как кусок льда. То же самое случилось теперь и с ее семьей.
Их приветствовали с достоинством и сдержанностью, хотя и с некоторым удивлением, когда выяснилось, что они желают расплатиться по счету наличными. Впрочем, миссис Фрэнклин – иностранка, она из Канады, а у них все по-другому. Они заказали номер на две недели, а не на два часа, значит, не собирались использовать отель в качестве дома свиданий. «Стэффорд» для этого не годится. Любовные связи, liaisons, свидания – да, но не случайные встречи.
Одна из клиенток, американка лет шестидесяти, приезжала каждый год на неделю с мужчиной на двадцать лет моложе себя и останавливалась в номере, в открытые окна которого можно было слышать, как меняется караул у Букингемского дворца. Звуки военного оркестра задавали темп и поддерживали страсть.
Им повезло меньше, номер «люкс» выходил окнами на каретный сарай. Мощеный двор внизу. И две кровати, как с отвращением заметил Дэниел. Он отправился в ванную, а Изидора села на телефон.
– Джо, это я. Как Бенджи? Ты получил письмо, которое я с ним послала?
Он ответил не сразу, но тон был более мирным, чем в прошлый раз. Конечно, ведь он получил Бенджи. Он победил, а победив, обнаружил, что ухаживать за ребенком самому может оказаться делом весьма обременительным. Свободное время, спокойствие, комфорт – всего этого он теперь лишился. Все равно что заниматься любовью при свидетелях. Победа оставила горький осадок и недоумение.
– Что ты затеяла? Мы в разгаре борьбы за опеку, а ты присылаешь сына ко мне, сама, без всяких условий, с запиской, в которой говорится, что ты хочешь забрать его позже. Кто-то из нас явно сошел с катушек, и это явно не я.
– Я мать двоих детей, Джо. Мать Бэллы и Бенджамена, так что у меня нет выбора.
– У тебя он есть, взгляни в лицо реальности. Бэлла умерла, Иза. – Он застонал. – Господи, я не хотел причинять тебе лишних страданий, в самом деле не хотел… Вчера мне позвонил Грабб, спросил, не вернулась ли ты, когда вернешься. Я не знаю, что происходит. Ты отказалась от сына, ты бросила работу. Ты все в жизни потеряла. У тебя ничего больше не будет. Nada.
– Я думаю иначе.
Как же она упряма, впрочем, это ее проблема, он честно пытался убедить ее.
– А что думает обо всем твой друг Дэнни – так ведь, кажется, его зовут?
Иза прикусила губу. Бенджи явно выздоравливал.
– Как малыш?
– Прекрасно, просто великолепно. Он побудет у моей сестры, пока я не разберусь с делами. Можешь забыть о нем, Иза. Не хотел бы причинять тебе боль, но я ни за что не отдам его и уничтожу тебя, если вздумаешь обратиться в суд. Женщина, которая потеряла одного ребенка и бросила другого… – Голос Джо перешел на повышенные тона. – Отправилась на поиски приключений с любовником…
«И украла деньги», – добавила она про себя.
– …у тебя ведь нет стабильного дохода. Адвокаты тебя в порошок сотрут…
Джо не понравилась новость о другом мужчине, о котором его сын наверняка говорил, нежно улыбаясь, и сейчас он решил отыграться.
– Теперь посмотри на мое положение. «Дастер» продвигается, мне поручили новую работу, повысили жалование. Мое положение укрепляется, а это означает безопасность для Бенджи и все то, чего ты дать не можешь. Если даже начнешь процесс, я легко получу право на опеку…
Она не отвечала: его доводы были весьма убедительными.
– Не надо борьбы, Иза. Не рань себя, посмотри в лицо правде.
– Я ищу истину, Джо.
– Какую истину?
– Я еще не уверена… но что-то воняет. Бэллу у меня украли, в этом я уверена. Все что-то скрывают, и местная полиция, и пресса, и управляющий банка, даже коронер…
– И американское посольство, – добавил ее муж саркастически.
– Может быть, и они. И уж наверняка Пол Деверье.
– Ты шутишь! – Он запнулся, пораженный, в его голове зашумело, как только он представил свою карьеру под обломками проекта.
– Дэниел – журналист, он помогает мне выследить…
Изидора не заметила, как изменился тон Джо, когда ему показалось, что она как будто обвиняет его в пренебрежении отцовскими обязанностями и подвергает угрозе его участие в «Дастере». С ее стороны было ошибкой упомянуть имя этого человека.
– Прекрати! Прекрати это дерьмо! – заорал Джо в приступе оскорбленной мужской ярости. Да, он чувствовал вину и должен был заставить ее заткнуться. Он не мог даже допустить, что Бэлла жива, при мысли о дочери Джо испытывал страдание, а Иза была виной всему. – Почему я должен сочувствовать тебе? Это было еще одно твое задание, и ничего больше. Иза Дин, корреспондент extraordinaire . Тебе наплевать на детей, тебе важна только работа. Ты не мать, а всего лишь гребаный журналист, видящий заговор в каждом углу. Ты пойдешь на все, лишь бы получить эксклюзив, пожертвуешь семьей, даже своими детьми!
– Да, здесь есть из чего сделать репортаж, и очень «горячий».
– Брось молоть чепуху, оставь меня в покое, просто убирайся из моей жизни!
– Джо, я более чем серьезна…
– Я тоже, черт тебя побери! Увидимся в суде! И телефон замолк.
Изидора смотрела на трубку, пока в ней не раздались тревожные короткие гудки, как будто предупреждая ее: «Опасность! Замолчи! Остановись!»
Она нажала на рычаг и медленно набрала номер.
Ей ответил женский голос.
– Добрый день. Меня зовут Фиона Фрэнклин. Я бы хотела поговорить с мистером Гидеоном Фолдом…
Дэниел вошел в комнату голый по пояс. Ни капли жира, мышцы, мускулы, безупречная кожа, конечно, не Мистер Вселенная, но… молод. Изидора старалась не рассматривать его слишком пристально, не замечать крепкого тела, темно-коричневых сосков, мускулистого плоского живота, талии такой тонкой по сравнению с плечами… И плюс ко всему – насмешливая улыбка и копна влажных волос, которые он вытирал полотенцем. Тело Дэнни словно звало, манило к себе, требовало ласки.
Жаль, все это пропадает зря. Иза чувствовала себя как вегетарианец перед блюдом с лобстером.
Она попыталась сделать вид, что занята своей прической, но Дэнни успел заметить ее осмотр.
– Здесь не только физиология…
– О чем ты?
– О тебе, о том, что ты значишь для меня. Я хочу, чтобы ты это знала.
– Благодарю. – Иза выглядела смущенной, она так отвыкла от искренних проявлений чувства. – Я договорилась. Завтра. После двенадцати, – сообщила она, меняя тему.
– Фолд? Великолепно, – ответил Дэниел. – По крайней мере, я надеюсь на это. Какой подход мы выберем?
– Мы не будем искать никакого подхода. Этим займусь я. Одна.
– Ни за что!
– Это единственная возможность.
Блэкхарт выглядел обиженным.
– Так нельзя. Я здесь. Мы действуем как одна команда. Мы – напарники.
– Тебе не кажется, что мы довольно странная пара?
– Бог ты мой, почему?
– Национальность, разница в возрасте…
– Ты хочешь сказать, мы будем выглядеть нелепо?
– Дэниел, ты даже не знаешь, пью я кофе с сахаром или без. И пью ли вообще. Мы не так хорошо знаем друг друга, чтобы сыграть роль супругов. Он может обнаружить обман по тысяче мелочей. Мы не можем позволить себе такой риск: мне придется идти одной.
Он воспринял новость с раздражением, швырнув в сердцах полотенце в угол комнаты.
– Не затыкай мне рот. Не отстраняй меня только потому, что я хотел затащить тебя в постель!
– О, Дэниел. Ты все неправильно понял. Ты меня не обидел, не оскорбил, я была… польщена. – И Иза покраснела.
Его ухмылка оставалась скептической.
– Дэниел, думай головой, а не тем, что у тебя в штанах. Фолд управляет агентством по усыновлению грудных детей. Я иностранка. Но, если я приведу с собой тебя и мы станем изображать счастливую супружескую пару, он невольно задумается: какого черта они проехали больше трех тысяч миль, чтобы усыновить ребенка? Почему не сделали этого у себя дома? Нет, я смогу заставить его разговориться и найти несоответствия в его действиях, только если притворюсь, что со мной что-то не так. Что есть веская причина, по которой я не могу усыновить ребенка законным путем. Какая-то медицинская проблема. Криминальное прошлое.
– Может, ты скажешь, что слишком стара? – угрюмо предложил он.
– Благодарю покорно! – Она чуть не рассмеялась, но вдруг поняла, что это неплохая идея. Ее пробрала паническая дрожь. – Я пришла одна. И я не замужем. Ни одно честное агентство даже не посмотрит в мою сторону. Дэниел, будет гораздо убедительнее, если я стану действовать в одиночку. Ты ведь понимаешь, правда?
– И гораздо опаснее.
– Почему ты так считаешь?
Он присел на край кровати.
– Послушай, Иза. Мне не хотелось говорить об этом, но… Если Полетт Деверье – наркоманка, она не может работать в Миссии по зову совести. Наркоманы нуждаются в товаре, а он требует денег. Больших, огромных денег. Должно быть, она нашла какой-то способ зарабатывать значительные суммы, работая в Миссии. Но единственное, чем владеет Миссия, это дети. Такие, как Балла.
– Что ты хочешь сказать?
– Бэллу могли продать.
– Ты думаешь, это возможно?
– Я считаю, что это очень вероятно.
– Продать? Для усыновления, – прошептала Изидора тоном, в котором сквозил ужас.
– Возможно. – Дэнни заколебался и опустил глаза. В его голосе не было убежденности.
От страха неизвестности у нее едва не остановилось сердце. Она заметалась по комнате, как от физической боли, потом опустилась на кровать рядом с ним, глядя в стену и испытывая острое желание, чтобы ее обманули. Она не желала знать правду, боялась прочесть ее в глазах Дэниела.
– А как можно продать ребенка?
– Иза, я ни в чем не уверен. Прости меня. Наркотики, незаконная торговля детьми, огромные деньги – гремучая смесь, с которой ты не справишься в одиночку.
Изидора сидела молча, опустив голову, мозг ее работал лихорадочно. Она перенеслась мыслями в Колумбию, вспомнила, как неслась в машине по пыльным дорогам и кривым улочкам к аэропорту, как треснуло стекло машины и она увидела стволы трех „узи". Она решила, что сейчас умрет, почти почувствовала, как пуля пронзила ей грудь и теплая липкая кровь полилась на колени. Иза вспомнила единственные слова, которые пришли ей на ум, когда они уносились прочь.
– Эти ублюдки испортили мою лучшую блузку.
Она узнала тогда, что можно справиться и с шоком, и с болью. Когда прибыла «скорая помощь» и вокруг нее столпились врачи и сестры, она отодвинула их жестом, переступила через осколки стекла и вышла из машины с высоко поднятой головой, надеясь, что за ней наблюдают террористы. Они могут попытаться еще раз и даже преуспеть, но запугать ее не удастся. Изидора хотела, чтобы подонки знали это.
Но то было в Колумбии, там она отвечала только за себя, а в истории с Бэллой проявлять мужество гораздо труднее.
– Не беспокойся, – успокоила она Блэкхарта. – Я здорово умею уклоняться от пуль. Всего один раз попалась… – Она собралась было показать Дэниелу шрам на груди, но сообразила, что он может неправильно понять ее.
– Ты не боишься?
– Конечно, боюсь, – ответила она тихо. – Боюсь, что ничего не выведаю у Фолда. Схожу с ума при мысли, что выясню слишком много. Тем больше причин пойти одной – это мой ребенок, мой и риск. Будь что будет, только бы узнать правду. Это единственное, что сейчас имеет для меня значение.
– Позволь мне разделить с тобой опасность. Она покачала головой, но ничего не ответила.
Все уже было сказано.
– Ладно, я участвую, хочешь ты того или нет. Это сильнее меня.
– Ты прекрасный человек, Дэнни Блэкхарт. – Учитывая обстоятельства, комплимент был весьма скуп; Изидора пыталась что-нибудь добавить, но не находила слов. Она сидела, раскачиваясь, согнувшись под тяжестью своих мыслей и страхов.
– Один вопрос, Иза. Как мне убедиться, что ты не используешь меня?
Она не видела лица Дэнни. Слова были произнесены сухим, лишенным эмоций тоном, не могло быть никаких сомнений в том, насколько это для него важно.
– Никак, Дэниел, – ответила Изидора, не глядя на Блэкхарта. – Но узнаешь – в свое время.
– Почему?
– Да потому, что сама этого не знаю. Сейчас, во всяком случае.
Дэниел заслуживал честного к себе отношения, это самое меньшее, что она обязана дать ему.
Всю оставшуюся жизнь Изидора Дин будет горько сожалеть о своей нерешительности в эту минуту.
Деверье сидел в кабинете с видом на свою любимую долину и ощущал всем телом облегчение.
Ужасный сон кончился, Иза уехала. Исчезла из страны и из его жизни.
Впрочем, кое-что портило ему настроение. Он много поставил в этой игре – она того стоила, рисковал и выиграл. Увы, победа не доставила ему радости, он испытывал только стыд и теперь сидел и размышлял, что же записать в своем дневнике, том самом дневнике, который в один прекрасный день откроет миру Деверье во всем его блеске, – государственного деятеля, Остроумного человека, прекрасного рассказчика и… любовника. А отец, какой он отец?
Благодаря разоблачительной честности дневника имя Деверье и его деяния запомнятся людям надолго, его не забудут. Но… честность может завести на опасную почву. Особенно когда речь заходит о Полетт. Он не имеет права нанести ей хоть малейший вред, описывая то горе, которое она причинила людям. Воспоминания о том последнем, ужасном, столкновении с дочерью, когда он понял, что не может больше закрывать глаза на то, сколь серьезны ее проблемы с наркотиками, когда узнал страшную правду о ребенке, все еще терзали его душу. Их надо подавлять, а не описывать.
Придется поступить именно так. Изидора Дин не заслуживает упоминания в дневнике, не стоит даже маленькой сноски. Не станет он описывать и методы, с помощью которых обыграл Изу и защитил Полетт. Инспектор полиции, член его собственной ложи. Редактор, чью шкуру он спас в опасном деле о клевете. Управляющий банка, с которым по воскресеньям Деверье играет в теннис, директор клиники, обязанный ему должностью, даже посольство Соединенных Штатов Америки, признательное за «Дастер».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29