А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


OCR & SpellCheck: Larisa_F
«Доббс Майкл. Прикосновение невинных»: АО «Издательство „Новости“»; Москва; 1996
ISBN 5-7020-0968-1
Аннотация
Американская журналистка Изидора Дин и ее дети попадают в автомобильную катастрофу. Врачам удается спасти жизнь женщины, но, придя в сознание, она узнает ужасную весть: ее дочь, полугодовалая Бэлла, умерла. Однако сын Изы, трехлетний Бенджамен, уверяет, что девочку «забрала какая-то тетя». И Изидора начинает почти безнадежные поиски и борьбу за свою дочь…
Майкл Доббс
Прикосновение невинных
Памяти моей матери. Ей пришлось бороться упорнее, чем большинству других.
Глава 1
Она была сбита с толку, ошеломлена. Только что загородное шоссе, залитое вечерним дождем, казалось пустынным и спокойным, а в следующее мгновение уже заполыхало непонятно откуда взявшимися огнями, которые, казалось, кричали ей об опасности.
Мозг отреагировал мгновенно, но неадекватно. Она не могла ничего знать о дураке-трактористе, который, внезапно поняв, что блокирует дорогу, запаниковал и включил все фары; у нее просто возникло состояние тревоги, внеся смятение в чувства, сковав сознание и отдавая все под контроль инстинктов, а не разума.
Изидора Дин никогда не вспомнит, что произошло потом: замешательство, чувство страха, четкое осознание близкой катастрофы, отчаянная попытка совладать с покрышками и тормозами, которые, казалось, действовали по собственному разумению, танцуя и исполняя пируэты посреди усыпанной листвой грязи английской осени, фатальное соскальзывание в сторону от огней, в темноту и неизвестность, ощущение невесомости, стремительный полет в мир иной, в Вечность.
Вечность. Смерть. Ее смерть. Проклятье, какое расточительство.
Казалось, она уже шагнула в преисподнюю. Машина съехала с дороги, осветив лесные заросли, сжимавшие ее со всех сторон. Похожие на руки скелета голые сучья как будто пытались выхватить ее из темноты и утащить в небытие, а мозг не справлялся со стремительно мелькающим калейдоскопом образов.
Страх пронзил ее, когда она подумала о детях. Бенджамен. Маленькая Бэлла. Она перевела дыхание, выдохнув наконец воздух из легких, и сдавленно крикнула:
– Держитесь крепче!
Какая нелепость! Малыш спокойно спал, а шестимесячный младенец если бы и смог за что-то схватиться, то только за грудь матери.
Она вряд ли поняла, что это было: ствол сучковатого дуба, шершавая стена, грубая дверь, дно бездонного колодца. Знала одно – это Неподвижный объект . Катастрофа. Конец. Иза ничего не почувствовала – ни как ее тело поднялось с сиденья, натянув ремень безопасности, ни как ремень дернуло назад, грозя разрезать ее пополам, ни даже как ее голова ударилась о крышу взятого напрокат «рено», начавшего кувыркаться, ни как лобовое стекло разлетелось на тысячи острых как бритва осколков…
Она ничего не вспомнит. Потому что, когда ее голова чуть повыше того места, где начинают расти волосы, пришла в соприкосновение со штампованной сталью машины, ударная волна, подобная землетрясению, прошла через мозг, заставляя клетки вибрировать и микроскопически смещаться. Поначалу повреждение было едва заметным, однако, по мере того как клетки смещались, разъединяясь друг с другом, химический баланс мозга нарушался, превращая проводные пути нервной системы из беговых дорожек в трясину, полную омутов, запутывающую и задерживающую сигналы, ответственные за работу мозга.
Она потеряла сознание, а когда через некоторое время пришла в себя, все еще не могла мыслить связно, была не в силах помочь перепугавшемуся до полусмерти фермеру, подбежавшему, чтобы вытащить ее и детей из-под обломков. Она не знала, как обеспокоены ее состоянием медики, и не увидела, как прибывшие слишком поздно пожарные бессильно разводили руками – спасать было уже нечего.
Но была опасность и пострашнее. Тело оживало, а травмированный мозг начал отекать. И отек увеличивался.
Небольшой сосуд во внутренней части мозга лопнул, кровь заливает, давит на клетки и нервные окончания. Она снова начала терять силы, погружаясь все глубже в бездонную черную яму.
Глаза открылись, но не видели, она слышала, но не воспринимала услышанное, воспоминания уплывали на лунном луче, пока память не исчезла окончательно.
Об ударе.
О пожаре, ужаснувшем жителей спокойного Дорсетшира, о сиренах и мигалках, нарушивших тишину ночи.
О том, как ее привезли в Уэчестерскую клиническую больницу, где ночь в отделении «скорой помощи» и так выдалась кошмарная: какой-то пьяный нажал на кнопку сигнала пожарной тревоги.
Потом ее в срочном порядке перевели в отделение интенсивной терапии – врачи поняли, что с пациенткой что-то не так, – ей давно пора было прийти в сознание.
Рассвет в Сан-Франциско. Дразнящий пурпурно-розовый оттенок неба над горизонтом, туман застилает выжженные солнцем холмы, тянущиеся к небу, там, где земля встречается с небом, приветливо мерцают огни Окленда.
Первые «Боинги» напоминали рассерженных светлячков на фоне темных облаков, две бесконечные ленты машин тянулись по мосту через залив, похожие на упорных муравьев. Еще полчаса – и проехать будет почти невозможно.
Он стоял у открытого окна, соленый ветерок подхватывал и уносил прочь дым от его сигареты. Ночь таяла, уступая дорогу шумному дню, призывно звенели первые трамваи в ожидании пассажиров.
«Город у самых Врат рая, не похожий ни на один другой в мире, – думал он. – Такой свободный, раскованный, это тебе не округ Колумбия, где женщины холодны даже летом».
На той стороне залива самолеты готовились к ранним утренним рейсам, он полетит одним из них через несколько часов. Сколько же времени пройдет, прежде чем его собственное детище окажется среди них? МЦЧБ. Созданное на компьютере чудо техники, которое вот-вот представят Конгрессу. Легкий многоцелевой истребитель-бомбардировщик, с меняющейся геометрией крыла, последнее слово техники, управляется по радио, не засекается радарами, сокращенно именуется Маш-3 и нуждается в пилоте только для того, чтобы знать, когда отправляться домой. Плод сотрудничества мозговых центров трансатлантических авиационных фирм, этот самолет призван был решить большинство проблем НАТО и все его проблемы. Проект, неосторожно названный кем-то «Дерзкая модель», был немедленно переименован в «Дерьмо».
Президент, рассерженный насмешками скептически настроенных журналистов, жаждущий, как всегда, доказать свою правоту, прямо на пресс-конференции переименовал его в «Победоносный проект» – «Даст», – который разобьет врагов в пух и прах. «И враги твои будут повержены в прах», – выкрикнул он, не вполне точно цитируя Псалтырь. Но кто из подхалимов в Белом доме осмелится указать ему на ошибку?
Итак, «Дастер» был весьма дорогостоящим изделием. Но чего еще можно было ждать от этого чуда военной техники? Он уже превратился в необходимый элемент устрашения в холодной войне, все еще идущий между сверхдержавами в мире, где очередь за пособием по безработице только удлиняется. После стольких лет компромиссов, отступлений и нерешительности появилась последняя возможность – самая последняя – свести вместе команды разработчиков и промышленников. Такой метод уже сотни раз спасал Запад, когда либералы в очередной раз объявляли о наступлении «мира для нашего поколения».
«Дастер» будет построен – должен быть построен. Для Джо Мишлини альтернативы не было. Без «Дастера» у него нет ни перспективы, ни будущего, никто, ни одна крупная финансовая компания, не возьмет на работу сорокатрехлетнего заведующего отделом планирования, посвятившего жизнь служению промышленности, которая вот-вот перестанет существовать.
Итак, он будет построен. Даже если ради этого придется целовать задницу каждому чиновнику в Пентагоне и лизать ботинки всякому, кто имеет хоть какое-то отношение к сенатской комиссии по обороне, и даже всем его родственникам.
Размышления об округе Колумбия заставили Джо вспомнить об Изе, о доме. Если только это можно назвать домом: жена чаще всего отсутствует, находясь в другом городе, другой стране или даже на другом континенте. Она даже не взяла его фамилию.
Мишлини взглянул на часы. Было воскресенье, в Европе уже вторая половина дня, она наверняка дома. Он поднял телефонную трубку, набрал номер, но ему никто не ответил, еще один его призыв затерялся где-то над Атлантикой. Не другой континент – другая планета. Боже, и это называется супружеской жизнью! На этот раз Иза исчезла вместе с детьми. Ни одной весточки за неделю.
– Сука! – прошипел он, щелчком выбросив окурок. В приоткрытую дверь спальни он увидел красивую загорелую ногу, лениво свесившуюся с кровати. Джо пожал плечами. Здесь, в Калифорнии, просто не бывает некрасивых ног.
Мишлини положил трубку на рычаг и пригладил растрепанные редеющие волосы; несколько лет назад ему потребовалась бы щетка, чтобы привести прическу в порядок. Многое изменилось за последние несколько лет.
Джо набрал полные легкие свежего воздуха и втянул в себя живот. Потом медленно вернулся в спальню.
Ее положили на кровать в дальний, самый спокойный угол палаты – умирать.
Датчики многочисленных приборов свидетельствовали, что организм функционирует нормально, но сканирование выявило проблему. Травмированный участок мозга отек, и теперь даже функции низшего порядка начали ослабевать.
Старшая сестра направила луч фонарика в опаловый глаз пациентки; зрачок среагировал, но вяло, явно слабее, чем накануне. Она отстегнула оксиметр и ущипнула мягкую ткань возле ногтя пациентки – палец не согнулся.
Ничего.
Мозг не реагировал ни на удар, ни на запахи, ни на шум, даже на боль. Сестра Мэйбл Макбин, женщина средних лет и внушительных габаритов в скрипучих туфлях, полжизни наблюдавшая, как умирают другие, но сохранившая способность к состраданию, посмотрела на сестру-практикантку и покачала головой.
– Интересно, кто она такая, – задумчиво в пятый раз за последнюю неделю, пробормотала сестра-практикантка, австралийка из Уогг-Уогга по имени Примроз, с застенчивой стойкостью носившая полученное при рождении имя.
– Удивительно. Впервые в моей практике о пациенте совсем ничего не известно, – отозвалась старшая сестра. – И ведь не бродяжка какая-нибудь. – Она еще раз подняла руку пациентки. – Маникюр дорогой.
Она поправила прибор, следящий за давлением крови, еще раз заботливо взглянула в лицо пациентки, женщины лет тридцати с небольшим, с правильными чертами лица и рыжими волосами.
– И косметика дорогая.
Сморщенные веки были розовато-пурпурными, как будто над ними потрудился начинающий визажист, делающий первые робкие шаги в исследовании цветовой гаммы, а под левым глазом виднелся маленький порез. Он выглядел воспаленным, но зашивать его не требовалось. Скорее всего, останется едва заметный шрам. Если только у пациентки будет время. Лицо спокойное, как будто она отдыхает, а не борется со смертью.
У нее было удивительное лицо, красивое, может быть, даже слишком выразительное, с точки зрения традиционного вкуса. Широко расставленные глаза, высокие, почти восточные скулы, узкий подбородок, тонкий нос и полные, выразительные губы. Нежный рот. Скорее, современная манекенщица с Обложки журнала, чем классическая красавица. Кожа свежая, как будто слегка обветренная, а зубы вообще фантастические.
«Впрочем, эта женщина страдала, – думала старшая сестра, – переживания прорезали складки в уголках рта, как будто она сама добровольно отказалась от спокойной жизни и выбрала ежедневную борьбу с окружающим миром». Кожа под припухшими глазами была розовато-лиловой от усталости, граничащей с истощением и подтачивающей ее изнутри. Это не просто утомленная молодая мать. Что же здесь еще? Упрямство? Боль? Неудовлетворенность? Мэйбл вздохнула: кажется, они никогда этого не узнают.
Примроз прервала размышления старшей сестры.
– А полиция не может выяснить, откуда машина?
Сестра-практикантка сидела в изголовье постели, расчесывая волосы пациентки, как она делала это каждый вечер, стараясь счистить кровавую корку с блестящих темно-рыжих волос. Они могли, конечно, состричь колтун, но не хотели испортить модельную прическу: волосы вряд ли успеют отрасти, а в смерти должно быть достоинство.
Сестра Макбин покачала головой:
– «Рено» с левосторонним управлением. Его могли взять напрокат где угодно в Европе. Огонь все уничтожил, даже ее документы. Бедная девочка! По одежде ничего нельзя определить. Американская джинсовая ткань, итальянский шелк, туфли на каучуковой подошве – такие можно купить где угодно. Оксфам, высший класс.
– А малыш? – настаивала Примроз.
– «Ош-Кош». На малыше тоже не было ничего примечательного. Бедный малютка слишком мал, чтобы нормально разговаривать, полагают, ему нет и трех лет, из него ничего нельзя вытянуть. Может, он в шоке, хотя по-английски, кажется, понимает. И немножко по-французски.
– А грудняшка?
– Может, мне попробовать поговорить с малышом на гэльском? Это как-то никому не пришло в голову…
– А девочка? – повторила свой вопрос Примроз, но Макбин лишь печально покачала головой в ответ.
– Мог бы забеспокоиться отец или кто-нибудь еще из родственников, – пробормотала практикантка. – Ведь кто-то же должен их хватиться.
– Если бы я была похожа на нее, то рассчитывала бы, что половина знакомых мужиков станут меня искать.
– Так где же они?..
– Что, черт возьми, ты имеешь в виду, говоря: «она пропала»? – выдохнул Грабб в телефонную трубку. Редактор международного отдела «Уорлд Кейбл ньюз» нервно оглядел галдящих сотрудников редакции, опасаясь, что кто-то может услышать, и не зная, какой еще ушат дерьма выльется сейчас на его голову.
– Она не оставила даже номера телефона? И вы не знаете, где ее найти? – Грабб не верил своим ушам. Никогда раньше ни один из его иностранных корреспондентов не исчезал вот так, с концами, оставив на произвол судьбы один из самых важных корпунктов в Европе. Иза была одной из лучших, но сейчас эта глупая сучка здорово подвела его. Сейчас, когда агентство работает на пределе финансовых возможностей и ожидается дальнейшее сокращение финансирования. Грабб застонал, выслушав объяснения из Парижа.
– Что, опять ее проклятые детишки? Господи Боже мой, мы же дали ей шестинедельный отпуск для «нереста», она всего несколько месяцев назад вышла на работу. Сколько еще крови она хочет у нас выпить?
Молодой продюсер попытался успокоить Грабба: у Изидоры был трудный период, на нее давит муж, ей надо было уехать, подумать и разобраться в личных проблемах. Всего на пару дней. Да, он знает, что прошло уже больше недели, но редакция справится, все под контролем. Нет оснований для паники.
Грабб, невысокий полноватый мужчина с порезами от бритья на щеках и подбородке, не согласился с мнением своего сотрудника: именно сейчас у них самый опасный момент. Когда завтра материал из Лондона будет комментировать заведующий корпунктом, а не ведущий иностранный корреспондент агентства, все выплывет наружу и на их головы обрушится карающая длань.
И он решил опередить события. Посмотрев на приоткрытую дверь в кабинет управляющего, Грабб заорал в трубку:
– Я не собираюсь терпеть это дерьмо! Черт побери, я плачу вам за работу, а не за эти гребаные отговорки, ты не должен был разрешать ей исчезать! Мы даже не знаем, где ее найти. Господи Боже мой, в Англии предстоит серьезная перетасовка кабинета министров, а ты говоришь мне, что Изы нет, она, видите ли, опять меняет пеленки. Что у вас там, отдел новостей или ясли? Если не сможешь найти ее в течение двух часов, сделаешь материал сам – и лучше тебе постараться парень, слышишь меня?! Мне нужен безупречный материал, мы должны обойти этих ублюдков из других агентств, опередить их, пока они прочухиваются! Мои ток-шоу – лучшие в нашем бизнесе, и так будет и впредь!
Грабб незаметно оглянулся. Его громкий голос привлек всеобщее внимание, управляющий стоял в дверях своего кабинета, хмуря брови и изрыгая ругательства. Подходящий момент для эффектного завершающего удара. Грабб встал, вытянулся во весь рост и добил собеседника.
– Найди ее, быстро найди! Вытащи ее на свет Божий и передай от меня, что на сей раз ей не отвертеться.
Он шваркнул телефонную трубку на рычаг, прежде чем оглянуться на жадно прислушивающихся сотрудников. Он владеет ситуацией. А если что-нибудь все-таки сорвется, все, а главное управляющий, будут знать, что это не его вина.
По ту сторону Атлантики продюсер европейского отделения «Уорлд Кейбл ньюз» довольно улыбнулся. Ему было двадцать восемь лет, и он впервые получил возможность выйти на авансцену. Если он справится, если все получится, они не станут тратить лишние деньги и присылать нового корреспондента, признают наконец его талант. Это серьезный шанс, и он не собирается упускать его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29