Юрис тихонько тянет меня за подол. Он не набегался, хочет еще. Я ласково глажу его лобастую голову. Его хозяин издает предупреждающий возглас. Я невольно оборачиваюсь и встречаю удивленный взгляд светлых глаз.
Понятно. Собачка натаскана серьезно и прикосновений не терпит. Мне позволила мимолетное касание скорее из растерянности, но обнажила страшные желтые клыки.
Не смей — тяпну!
Я поняла предупреждение и больше никогда не дотронусь до Юриса, Разве что он сам попросит.
В возне с собакой я совсем упустила из виду ее хозяина. Вздрагиваю, услышав совсем рядом густой, с легким придыханием голос:
— Елена Сергеевна.
Я оборачиваюсь. Мужчина стоит очень близко от меня, и я, не таясь, спокойно рассматриваю его лицо.
Он слегка смущается под моим оценивающим взглядом.
В его почти бесцветных сонных глазах появляется какой-то блеск, он делает еще один шаг, и теперь мы стоим лицом друг к другу.
Мы стоим, опустив руки и глядя друг на друга, настолько близко, что наши дыхания смешиваются.
Мужчина дышит прерывисто, ему неловко в такой близости от меня. Но он не отступает. Я вижу, он ждет вопросов, приготовил ответы. Но, похоже, не уверен в них. Ему не хочется начинать разговор первым — это ухудшит его позиции.
Мне же совсем не о чем с ним говорить. Вот я и молчу. Пауза затягивается. Ситуация приобретает комический характер. Мужчина мучительно краснеет.
"Э, миленький, да у тебя темперамент холерика!
При наличии избыточного веса бойся инсульта".
Наконец мужчина не выдерживает:
— Елена Сергеевна, почему вы не спросите, где находитесь?
"А почему ты хочешь, чтоб я спросила об этом?
Ну так вот: назло не спрошу! Тем более что и без того знаю".
Я ласкающим движением кладу ладонь на мясистую грудь и, привстав на цыпочки, приближаю свое лицо к его. Он не отстраняется. Над его верхней губой высыпают капельки пота, а сами губы приоткрываются в ожидании неизбежного поцелуя.
«Ну не в первый же вечер! Как можно. Я девушка приличная».
Поэтому отстраняюсь и убираю руку. В глазах напротив растерянность. Больше того: в них откровенная паника. И сияющая голубизна. «Надо же, как его пробрало. С чего бы это?»
Разворачиваюсь и молча иду к дому, на ходу одергивая и оправляя юбку.
Прямо от двери устремляюсь к лестнице и начинаю подниматься. Мои босые ноги оставляют на ковре мокрые следы и песчинки.
Мужчина стоит у основания лестницы, положив на перила большую загорелую руку, и смотрит мне в спину.
На середине лестницы я останавливаюсь и говорю через плечо:
— Распорядитесь принести мне молока. Сырого. В высоком стеклянном стакане.
Делаю еще несколько шагов и снова останавливаюсь.
— Виноград должен быть без косточек.
После чего скрываюсь за кулисами, то есть за дверью своей комнаты. При полном молчании зрителей.
Ни тебе аплодисментов, ни криков «браво!». А мой уход был так эффектен. Обидно.
В ванне, вытянувшись в горячей пене, подвожу итоги.
Похоже, ничья. Вот только одно совершенно ясно: мой хозяин заинтересован потянуть время, как и я.
И еще. Он меня не узнал. И это очень хорошо. Не знаю, как я это использую, но использую обязательно.
На подносе стакан молока, кусок яблочного пирога, картофельный салат и две сосиски.
Ай да Ильзе! Превзошла сама себя.
Интересно, стучала она, прежде чем войти? И если стучала, то как долго?
* * *
Ильзе стучится в дверь как полоумная, надо и не надо. Вышла на секунду за забытой солонкой и барабанит.
И кажется, не из желания досадить, а, наоборот, из стремления понравиться. В очередной раз убеждаюсь, что идея обучить ее этому трюку была не из лучших.
В остальном Ильзе выше всяких похвал. Если бы у меня когда-нибудь возникла идея обзавестись горничной, я бы хотела именно такую.
Разумеется, я стараюсь ничем не выказать пробудившуюся симпатию, но Ильзе, видно, что-то почувствовала и радостно суетится возле меня, бросая робкие ласковые взгляды.
О Боже! Что же это за дом такой? Мужчина, женщина и собака в ожидании ласки. Роман Елены Скоробогатовой.
Ой-ей-ей! Как по Косте соскучилась. Милый!
Ну и чего ты мне не ко времени вспомнился?
Ильзе собрала посуду и, прежде чем уйти, передает приглашение хозяина после завтрака спуститься в гостиную.
Я обещаю, и она, еще немного покивав и поулыбавшись с порога, увозит свой столик.
Славная женщина.
Я не спеша принимаю душ, мою и сушу под феном волосы. Сидя перед зеркалом, накладываю легкий макияж. До чего приятно быть молодой и красивой!
Я поднимаю волосы с шеи и скрепляю их на затылке пряжкой. У меня целую вечность не было такой гладкой шеи и такой идеальной линии подбородка. А глаза… А губы…
Так. Руки в порядке. Ноги в порядке. Весь дом в коврах, значит, можно отказаться от обуви. Прекрасно.
Теперь надеть любимое домашнее платье. Костя зовет его хламидой. Хламида и есть. Широкий длинный мешок с отверстиями для рук и головы. Из чудесного жемчужно-зеленого тончайшего шелка. Платье мягко облегает фигуру, повторяя все ее очертания, подчеркивая, что следует подчеркнуть, и скрывая, что хочется спрятать. Идеальный наряд для женщины моих лет, которая не отказалась от желания нравиться.
Опять вспомнился господин Скоробогатов.
От тоски тихонько поскулила: «Костенька, Костенька…» Стало легче.
Хозяин, конечно же, стоял у основания лестницы.
Белые тесные джинсы подтянули фигуру, ярко-синяя рубашка подсинила глаза.
Батюшки-светы! Уж не меня ли он собирается пленить своей неземной красотой?
Я добралась до последней ступеньки (одна рука на перилах, другая элегантно придерживает край хламиды, спина прямая, головка слегка откинута, ресницы опущены), он подал мне руку, я ее не заметила.
Он руку убрал, несколько суетливо, и предложил, ловя мой рассеянный взгляд:
— Хотите повторить вчерашнюю прогулку?
— Не хочу.
— Тогда посидим в саду.
Я невозмутимо обошла его и направилась к стеклянной двери. У двери остановилась и предоставила хозяину возможность поухаживать за мной.
Сад был прекрасен. Несколько минут я просто любовалась им. На круглом лице мужчины появилось самодовольное выражение. Он сделал жест в сторону цветущих кустов. В их тени у самого бассейна стоял плетеный диванчик.
Мы сели на него. Рядом, но не близко.
Откуда-то появился Юрис, поздоровался кивком хвоста и слюнявой улыбкой во всю пасть. Покрутившись вокруг собственной оси, он растянулся во всю немалую длину на теплых плитах между нашими ногами. Ближе ко мне. Хозяин это заметил.
— Странно, но, кажется, Юрис полюбил вас.
В тоне его голоса приглашение к нормальному человеческому общению.
Перебьешься.
Я молча таращусь на неестественно голубую воду в бассейне. Все дело, верно, в цвете облицовочных плит.
— Выпьете что-нибудь?
Мой гостеприимный хозяин никак не может угомониться.
— Сладкого мятного чая со льдом, — снисхожу я.
Мужчина стремительно вскакивает и, обогнув бассейн, устремляется к дому. Но не к стеклянной двери, а куда-то за угол.
Он что, сам собирается готовить напитки? Или его единственная возможность связаться с прислугой — это сбегать к ней?
Мы с Юрисом обмениваемся удивленными взглядами. Убедившись, что хозяин скрылся за углом, пес перемещается в мою сторону еще на несколько сантиметров. Его красноватые глаза смотрят мне в лицо.
— Хорошая собака, — хвалю я его и добавляю ласково:
— Юрочка, мальчик, умница.
Собачий хвост рискует оторваться, глаза плывут от счастья, на морде появляется глупое щенячье выражение.
Эйфорию прерывает хозяин.
Он довольно громко говорит мне через бассейн, виновато разводя руками:
— У нас нет мятного чая.
Я смотрю на него с жалостливым любопытством и даже недоверием, словно он сморозил несусветную чушь.
Мужчина пытается оправдаться:
— Есть жасминовый, лимонный, вишневый…
— Хорошо, лимонный, — подумав, покоряюсь я неизбежному и утомленно закрываю глаза.
Хозяин сам приносит на подносе два бокала чаю со льдом.
Похоже, у него что-то разладилось в голове (надеюсь, не из-за меня), и вся эта беготня нужна ему, чтобы прийти в норму.
Не без сожаления отмечаю, что ему это почти удалось. По крайней мере он сумел вернуть на лицо вальяжную, чуть сонную мину.
Мужчина отхлебывает из бокала с несколько недоверчивым видом. Ранее незнакомый напиток ему нравится, и следующий глоток он делает с удовольствием.
И обретает наконец необходимую для разговора со мной уверенность.
— Елена Сергеевна, как бы вы ни демонстрировали равнодушие, ясно, что вы обеспокоены происходящим.
«Правда?» Я облокотилась о спинку диванчика и вытянула ноги. Меня охватывает нега. От солнышка, легкого, пахнущего морем ветерка, от блеска воды в бассейне.
Лицо мужчины покрывается красными пятнами, ноздри раздуваются. Он с трудом сдерживает гнев.
«Злись, злись. Или кондрашка хватит, или потеряешь над собой контроль и скажешь чего не хотел. Мне-то любая мелочь сгодится».
— Так вот. Я расскажу, почему вы здесь. Потом вы расскажете то, что меня интересует.
Я молчу. Мужчина продолжает чеканить короткие от злости, рубленые фразы. И придыхание в голосе сильнее обычного, и акцент заметнее.
«Ты смотри, как завелся. А как же легенда о невозмутимости прибалтов? Вот и доверяй после этого слухам».
Отвернувшись от рассказчика, я лениво переводила глаза с одного предмета на другой, делая вид, что смертельно скучаю. Однако не пропускала ни одного слова, напряженно вслушиваясь в интонацию.
— Некоторое время назад промелькнуло сообщение о новом полимере. В разных научных изданиях. В разных странах. Что интересно, практически одновременно. Якобы в Союзе разработали полимер. Он превосходит по свойствам все современные материалы того же назначения. В частности, используемые в авиастроении. Многие сочли это сообщение уткой. Если бы открытие сделали еще в те времена, сведения об этом просочились бы. Невозможно скрыть открытие такого уровня. Так рассуждали те, кто не верил. Я поверил. У меня были основания.
Чуть позже я получил из Москвы автореферат докторской диссертации Константина Скоробогатова. Ведь ваш муж защищался около года назад? Зачем ему это, кстати?
Он помолчал, но я никак не прореагировала.
— Ну хорошо. В автореферате было теоретическое обоснование возможности получения полимера с указанными свойствами. Прошла серия авиакатастроф.
Падали «боинги», «Ту», французские, японские самолеты. Причина — в отказе материалов из-за преждевременного старения. Все забеспокоились. Весь мир возмечтал о полимере. Пять крупнейших в мире производителей авиационных двигателей объявили об учреждении гранта на создание полимера. Объявили конкурс и назначили сроки подачи заявок. Я подал заявку. Знаю еще пять фирм. И Скоробогатов. Все мы проводим исследования. Успех обеспечен тому, кто больше продвинется. Мной проведена гигантская работа. У меня есть шанс. Но возникла трудность. Я знаю, что для производства полимера необходим специальный катализатор. Я подозреваю, что он был изобретен. Еще в советские времена.
Он замолчал. Одним длинным глотком допил чай.
Теперь его глаза напряженно смотрели мне в лицо.
— Вы должны ответить: известен ли катализатор Скоробогатову? И не с ним ли связана ваша поездка в Женеву?
Теперь и я прямо смотрела в его полное ожидания побледневшее лицо. Это длилось несколько секунд.
Потом я опустила ресницы и поменяла позу, сев к мужчине спиной.
За моей спиной раздалось шипение.
— Зря вы так, Елена Сергеевна. У меня есть способ заставить вас разговориться.
Мужчина решительно зашагал к дому.
Я одним движением скинула хламиду и нырнула в бассейн.
Хозяин обернулся на всплеск. Я помахала ему рукой и перевернулась на спину.
Явилась Ильзе. Я выбралась на бортик, и она заботливо набросила мне на плечи махровую простыню.
— Что бы вы хотели на обед?
— Я могу поесть одна?
— Конечно.
— А здесь, в саду?
— Да. Вы можете все, что хотите.
— Спасибо. Тогда жареную речную рыбу. Лучше карпа. А к ней все то, что подавали вчера.
Я провела в саду еще не менее четырех часов.
После обеда повалялась в тенечке на надувном матраце. Подремала, помечтала, повздыхала о муже.
По моим подсчетам, он либо уже напал на мой след, либо близок к этому.
Так, посчитаем еще раз: сутки с момента первого появления Лаймы, плюс сутки или даже двое моего беспамятства, плюс сутки (сегодня вторые) здесь. Итого — четыре-пять. А может быть, я где-то ошиблась в расчетах. И это значит, у Скоробогатова было всего трое (двое) суток, чтобы найти меня.
Тогда его люди далеко и мне придется выбираться самой.
* * *
Притопала Ильзе, позвала в дом. Я не стала спорить. Накинула хламиду на высохший купальник, провела ладонями по лицу, взбила волосы и не торопясь направилась к дому. Босые ступни наслаждались соприкосновением с теплыми плитами.
Мне удается сохранять на лице беззаботное выражение, но я совсем не так спокойна, как хочу казаться.
Угроза хозяина занозой засела в мозгу.
Влад (Милашка) шагнул мне навстречу. На его красивом лице играет глумливая улыбка.
— Леночка, кошечка моя… — Он тянется обнять меня. Я, не отводя от его лица безразличного взгляда, подняла руку.
Хрясь! — хлесткий звук пощечины, и Влад, отшатнувшись, непроизвольно схватился за покрасневшую щеку.
Я по-прежнему равнодушно смотрю в его побелевшие от бешенства глаза. Похоже, он сейчас кинется на меня. Нет? Ну как хочешь…
Я отворачиваюсь и со скучающим видом, направляюсь к дивану мимо застывшего хозяина дома.
Сажусь на диван по-турецки и протягиваю руку к вазе с виноградом. Бросаю кисть на юбку, отрываю ягоду, кладу в рот. Виноград без косточек. Мелкий и сладкий. Кишмиш. Обожаю.
Влад несколько оправился. По крайней мере сумел отвести от меня глаза. Теперь жалобно смотрит на хозяина. И голосит:
— Она ударила меня. Эта сука! Вы видели? Она меня ударила!
Хозяин не отвечает. Он садится рядом со мной на диван и приказывает Владу:
Диван!
Ой, да мы никак будем кино смотреть? Похоже, все-таки шантаж.
Качество видеопленки так себе. Даже не на троечку. Но разглядеть можно. Влад в одних трусах старательно раздевает безвольное женское тело. Мое, между прочим. Камера наезжает на мое лицо. Мои глаза открыты, на губах смутная улыбка.
Влад гладит мои волосы, грудь. Целует лицо, шею.
Выражение моего лица на экране не меняется.
Выражение моего лица перед экраном не меняется тоже. Я машинально отщипываю виноградины и кладу их в рот. У ярости красный цвет. Он залил все вокруг, пылает у меня в глазах, в душе. Похоже, я переоценила себя, эти игры мне не под силу.
На экране Влад продолжает ласкать меня. Если этот подонок позволил себе что-нибудь еще… Я убью его. Не знаю как, не знаю когда…
Я гашу накатывающуюся волну бессилия.
Постельная сцена прерывается. Мы вдвоем стоим на балконе. Влад обнимает меня, целует. Я что-то горячо ему говорю, прижимаюсь к нему всем телом.
Вот это действительно хорошо и может произвести впечатление. Снято сзади и сбоку. Молодец Лайма.
Ясно, зачем Влад водил меня на балкон. Я успокаиваюсь.
Похоже, Влад ограничился поцелуями и не воспользовался моей беспомощностью.
Дело в его порядочности? Или в моей непривлекательности? Скорее всего в присутствии Лаймы, которая вела съемку.
Как бы там ни было, я обретаю уверенность, необходимую для следующего раунда. Ярость уже не туманит рассудок.
Спокойно выслушиваю наставительную речь хозяина:
— Теперь вы видите, что вам лучше с нами дружить. А то ваш муж узнает, что вы использовали ваше новое, оплаченное им личико, чтобы изменить ему с молодым человеком.
Можно было бы продолжать следовать тактике молчания. Но она не могла больше приносить пользу. К тому же в голосе хозяина мне удалось уловить некую стыдливость. Неловко за свои методы?
Говорю только ему с оттенком насмешливой жалости:
— Чудесное кино. Жаль, бесполезное. Я не боюсь ревности мужа. У нас свободный брак, и мелкие шалости не портят наших партнерских отношений.
Ага. Именно так. Поэтому за мной по пятам таскается телохранитель с нетрадиционной ориентацией. ,;
Мои собеседники удивлены, но верят. Переглядываются. Кстати, я думала, они больше растеряются. Значит, есть второй вариант. Влад со злорадной поспешностью излагает его:
— Предположим, твоему мужу начхать, для кого ты ноги раздвигаешь. — Его хозяин морщится и старается на меня не смотреть. — Но, судя по тому, сколько он на тебя тратит, твоя жизнь ему небезразлична. Так что пленку можно использовать, чтобы подтвердить, что тебя похитили именно мы. Он нам катализатор, мы ему тебя. Живую. Или, если не договоримся.., мертвую.
Это может сработать. Если они пообещают господину Скоробогатову, что убьют меня…
Да что там убьют. Подстригут без моего согласия.
Последствия непредсказуемы. Вплоть до Третьей мировой войны. Этого допустить нельзя.
Придется раскрывать карты. Некоторые.
По-прежнему сидя по-турецки, предельно выпрямляю спину и закидываю руки на затылок, поправляя прическу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Понятно. Собачка натаскана серьезно и прикосновений не терпит. Мне позволила мимолетное касание скорее из растерянности, но обнажила страшные желтые клыки.
Не смей — тяпну!
Я поняла предупреждение и больше никогда не дотронусь до Юриса, Разве что он сам попросит.
В возне с собакой я совсем упустила из виду ее хозяина. Вздрагиваю, услышав совсем рядом густой, с легким придыханием голос:
— Елена Сергеевна.
Я оборачиваюсь. Мужчина стоит очень близко от меня, и я, не таясь, спокойно рассматриваю его лицо.
Он слегка смущается под моим оценивающим взглядом.
В его почти бесцветных сонных глазах появляется какой-то блеск, он делает еще один шаг, и теперь мы стоим лицом друг к другу.
Мы стоим, опустив руки и глядя друг на друга, настолько близко, что наши дыхания смешиваются.
Мужчина дышит прерывисто, ему неловко в такой близости от меня. Но он не отступает. Я вижу, он ждет вопросов, приготовил ответы. Но, похоже, не уверен в них. Ему не хочется начинать разговор первым — это ухудшит его позиции.
Мне же совсем не о чем с ним говорить. Вот я и молчу. Пауза затягивается. Ситуация приобретает комический характер. Мужчина мучительно краснеет.
"Э, миленький, да у тебя темперамент холерика!
При наличии избыточного веса бойся инсульта".
Наконец мужчина не выдерживает:
— Елена Сергеевна, почему вы не спросите, где находитесь?
"А почему ты хочешь, чтоб я спросила об этом?
Ну так вот: назло не спрошу! Тем более что и без того знаю".
Я ласкающим движением кладу ладонь на мясистую грудь и, привстав на цыпочки, приближаю свое лицо к его. Он не отстраняется. Над его верхней губой высыпают капельки пота, а сами губы приоткрываются в ожидании неизбежного поцелуя.
«Ну не в первый же вечер! Как можно. Я девушка приличная».
Поэтому отстраняюсь и убираю руку. В глазах напротив растерянность. Больше того: в них откровенная паника. И сияющая голубизна. «Надо же, как его пробрало. С чего бы это?»
Разворачиваюсь и молча иду к дому, на ходу одергивая и оправляя юбку.
Прямо от двери устремляюсь к лестнице и начинаю подниматься. Мои босые ноги оставляют на ковре мокрые следы и песчинки.
Мужчина стоит у основания лестницы, положив на перила большую загорелую руку, и смотрит мне в спину.
На середине лестницы я останавливаюсь и говорю через плечо:
— Распорядитесь принести мне молока. Сырого. В высоком стеклянном стакане.
Делаю еще несколько шагов и снова останавливаюсь.
— Виноград должен быть без косточек.
После чего скрываюсь за кулисами, то есть за дверью своей комнаты. При полном молчании зрителей.
Ни тебе аплодисментов, ни криков «браво!». А мой уход был так эффектен. Обидно.
В ванне, вытянувшись в горячей пене, подвожу итоги.
Похоже, ничья. Вот только одно совершенно ясно: мой хозяин заинтересован потянуть время, как и я.
И еще. Он меня не узнал. И это очень хорошо. Не знаю, как я это использую, но использую обязательно.
На подносе стакан молока, кусок яблочного пирога, картофельный салат и две сосиски.
Ай да Ильзе! Превзошла сама себя.
Интересно, стучала она, прежде чем войти? И если стучала, то как долго?
* * *
Ильзе стучится в дверь как полоумная, надо и не надо. Вышла на секунду за забытой солонкой и барабанит.
И кажется, не из желания досадить, а, наоборот, из стремления понравиться. В очередной раз убеждаюсь, что идея обучить ее этому трюку была не из лучших.
В остальном Ильзе выше всяких похвал. Если бы у меня когда-нибудь возникла идея обзавестись горничной, я бы хотела именно такую.
Разумеется, я стараюсь ничем не выказать пробудившуюся симпатию, но Ильзе, видно, что-то почувствовала и радостно суетится возле меня, бросая робкие ласковые взгляды.
О Боже! Что же это за дом такой? Мужчина, женщина и собака в ожидании ласки. Роман Елены Скоробогатовой.
Ой-ей-ей! Как по Косте соскучилась. Милый!
Ну и чего ты мне не ко времени вспомнился?
Ильзе собрала посуду и, прежде чем уйти, передает приглашение хозяина после завтрака спуститься в гостиную.
Я обещаю, и она, еще немного покивав и поулыбавшись с порога, увозит свой столик.
Славная женщина.
Я не спеша принимаю душ, мою и сушу под феном волосы. Сидя перед зеркалом, накладываю легкий макияж. До чего приятно быть молодой и красивой!
Я поднимаю волосы с шеи и скрепляю их на затылке пряжкой. У меня целую вечность не было такой гладкой шеи и такой идеальной линии подбородка. А глаза… А губы…
Так. Руки в порядке. Ноги в порядке. Весь дом в коврах, значит, можно отказаться от обуви. Прекрасно.
Теперь надеть любимое домашнее платье. Костя зовет его хламидой. Хламида и есть. Широкий длинный мешок с отверстиями для рук и головы. Из чудесного жемчужно-зеленого тончайшего шелка. Платье мягко облегает фигуру, повторяя все ее очертания, подчеркивая, что следует подчеркнуть, и скрывая, что хочется спрятать. Идеальный наряд для женщины моих лет, которая не отказалась от желания нравиться.
Опять вспомнился господин Скоробогатов.
От тоски тихонько поскулила: «Костенька, Костенька…» Стало легче.
Хозяин, конечно же, стоял у основания лестницы.
Белые тесные джинсы подтянули фигуру, ярко-синяя рубашка подсинила глаза.
Батюшки-светы! Уж не меня ли он собирается пленить своей неземной красотой?
Я добралась до последней ступеньки (одна рука на перилах, другая элегантно придерживает край хламиды, спина прямая, головка слегка откинута, ресницы опущены), он подал мне руку, я ее не заметила.
Он руку убрал, несколько суетливо, и предложил, ловя мой рассеянный взгляд:
— Хотите повторить вчерашнюю прогулку?
— Не хочу.
— Тогда посидим в саду.
Я невозмутимо обошла его и направилась к стеклянной двери. У двери остановилась и предоставила хозяину возможность поухаживать за мной.
Сад был прекрасен. Несколько минут я просто любовалась им. На круглом лице мужчины появилось самодовольное выражение. Он сделал жест в сторону цветущих кустов. В их тени у самого бассейна стоял плетеный диванчик.
Мы сели на него. Рядом, но не близко.
Откуда-то появился Юрис, поздоровался кивком хвоста и слюнявой улыбкой во всю пасть. Покрутившись вокруг собственной оси, он растянулся во всю немалую длину на теплых плитах между нашими ногами. Ближе ко мне. Хозяин это заметил.
— Странно, но, кажется, Юрис полюбил вас.
В тоне его голоса приглашение к нормальному человеческому общению.
Перебьешься.
Я молча таращусь на неестественно голубую воду в бассейне. Все дело, верно, в цвете облицовочных плит.
— Выпьете что-нибудь?
Мой гостеприимный хозяин никак не может угомониться.
— Сладкого мятного чая со льдом, — снисхожу я.
Мужчина стремительно вскакивает и, обогнув бассейн, устремляется к дому. Но не к стеклянной двери, а куда-то за угол.
Он что, сам собирается готовить напитки? Или его единственная возможность связаться с прислугой — это сбегать к ней?
Мы с Юрисом обмениваемся удивленными взглядами. Убедившись, что хозяин скрылся за углом, пес перемещается в мою сторону еще на несколько сантиметров. Его красноватые глаза смотрят мне в лицо.
— Хорошая собака, — хвалю я его и добавляю ласково:
— Юрочка, мальчик, умница.
Собачий хвост рискует оторваться, глаза плывут от счастья, на морде появляется глупое щенячье выражение.
Эйфорию прерывает хозяин.
Он довольно громко говорит мне через бассейн, виновато разводя руками:
— У нас нет мятного чая.
Я смотрю на него с жалостливым любопытством и даже недоверием, словно он сморозил несусветную чушь.
Мужчина пытается оправдаться:
— Есть жасминовый, лимонный, вишневый…
— Хорошо, лимонный, — подумав, покоряюсь я неизбежному и утомленно закрываю глаза.
Хозяин сам приносит на подносе два бокала чаю со льдом.
Похоже, у него что-то разладилось в голове (надеюсь, не из-за меня), и вся эта беготня нужна ему, чтобы прийти в норму.
Не без сожаления отмечаю, что ему это почти удалось. По крайней мере он сумел вернуть на лицо вальяжную, чуть сонную мину.
Мужчина отхлебывает из бокала с несколько недоверчивым видом. Ранее незнакомый напиток ему нравится, и следующий глоток он делает с удовольствием.
И обретает наконец необходимую для разговора со мной уверенность.
— Елена Сергеевна, как бы вы ни демонстрировали равнодушие, ясно, что вы обеспокоены происходящим.
«Правда?» Я облокотилась о спинку диванчика и вытянула ноги. Меня охватывает нега. От солнышка, легкого, пахнущего морем ветерка, от блеска воды в бассейне.
Лицо мужчины покрывается красными пятнами, ноздри раздуваются. Он с трудом сдерживает гнев.
«Злись, злись. Или кондрашка хватит, или потеряешь над собой контроль и скажешь чего не хотел. Мне-то любая мелочь сгодится».
— Так вот. Я расскажу, почему вы здесь. Потом вы расскажете то, что меня интересует.
Я молчу. Мужчина продолжает чеканить короткие от злости, рубленые фразы. И придыхание в голосе сильнее обычного, и акцент заметнее.
«Ты смотри, как завелся. А как же легенда о невозмутимости прибалтов? Вот и доверяй после этого слухам».
Отвернувшись от рассказчика, я лениво переводила глаза с одного предмета на другой, делая вид, что смертельно скучаю. Однако не пропускала ни одного слова, напряженно вслушиваясь в интонацию.
— Некоторое время назад промелькнуло сообщение о новом полимере. В разных научных изданиях. В разных странах. Что интересно, практически одновременно. Якобы в Союзе разработали полимер. Он превосходит по свойствам все современные материалы того же назначения. В частности, используемые в авиастроении. Многие сочли это сообщение уткой. Если бы открытие сделали еще в те времена, сведения об этом просочились бы. Невозможно скрыть открытие такого уровня. Так рассуждали те, кто не верил. Я поверил. У меня были основания.
Чуть позже я получил из Москвы автореферат докторской диссертации Константина Скоробогатова. Ведь ваш муж защищался около года назад? Зачем ему это, кстати?
Он помолчал, но я никак не прореагировала.
— Ну хорошо. В автореферате было теоретическое обоснование возможности получения полимера с указанными свойствами. Прошла серия авиакатастроф.
Падали «боинги», «Ту», французские, японские самолеты. Причина — в отказе материалов из-за преждевременного старения. Все забеспокоились. Весь мир возмечтал о полимере. Пять крупнейших в мире производителей авиационных двигателей объявили об учреждении гранта на создание полимера. Объявили конкурс и назначили сроки подачи заявок. Я подал заявку. Знаю еще пять фирм. И Скоробогатов. Все мы проводим исследования. Успех обеспечен тому, кто больше продвинется. Мной проведена гигантская работа. У меня есть шанс. Но возникла трудность. Я знаю, что для производства полимера необходим специальный катализатор. Я подозреваю, что он был изобретен. Еще в советские времена.
Он замолчал. Одним длинным глотком допил чай.
Теперь его глаза напряженно смотрели мне в лицо.
— Вы должны ответить: известен ли катализатор Скоробогатову? И не с ним ли связана ваша поездка в Женеву?
Теперь и я прямо смотрела в его полное ожидания побледневшее лицо. Это длилось несколько секунд.
Потом я опустила ресницы и поменяла позу, сев к мужчине спиной.
За моей спиной раздалось шипение.
— Зря вы так, Елена Сергеевна. У меня есть способ заставить вас разговориться.
Мужчина решительно зашагал к дому.
Я одним движением скинула хламиду и нырнула в бассейн.
Хозяин обернулся на всплеск. Я помахала ему рукой и перевернулась на спину.
Явилась Ильзе. Я выбралась на бортик, и она заботливо набросила мне на плечи махровую простыню.
— Что бы вы хотели на обед?
— Я могу поесть одна?
— Конечно.
— А здесь, в саду?
— Да. Вы можете все, что хотите.
— Спасибо. Тогда жареную речную рыбу. Лучше карпа. А к ней все то, что подавали вчера.
Я провела в саду еще не менее четырех часов.
После обеда повалялась в тенечке на надувном матраце. Подремала, помечтала, повздыхала о муже.
По моим подсчетам, он либо уже напал на мой след, либо близок к этому.
Так, посчитаем еще раз: сутки с момента первого появления Лаймы, плюс сутки или даже двое моего беспамятства, плюс сутки (сегодня вторые) здесь. Итого — четыре-пять. А может быть, я где-то ошиблась в расчетах. И это значит, у Скоробогатова было всего трое (двое) суток, чтобы найти меня.
Тогда его люди далеко и мне придется выбираться самой.
* * *
Притопала Ильзе, позвала в дом. Я не стала спорить. Накинула хламиду на высохший купальник, провела ладонями по лицу, взбила волосы и не торопясь направилась к дому. Босые ступни наслаждались соприкосновением с теплыми плитами.
Мне удается сохранять на лице беззаботное выражение, но я совсем не так спокойна, как хочу казаться.
Угроза хозяина занозой засела в мозгу.
Влад (Милашка) шагнул мне навстречу. На его красивом лице играет глумливая улыбка.
— Леночка, кошечка моя… — Он тянется обнять меня. Я, не отводя от его лица безразличного взгляда, подняла руку.
Хрясь! — хлесткий звук пощечины, и Влад, отшатнувшись, непроизвольно схватился за покрасневшую щеку.
Я по-прежнему равнодушно смотрю в его побелевшие от бешенства глаза. Похоже, он сейчас кинется на меня. Нет? Ну как хочешь…
Я отворачиваюсь и со скучающим видом, направляюсь к дивану мимо застывшего хозяина дома.
Сажусь на диван по-турецки и протягиваю руку к вазе с виноградом. Бросаю кисть на юбку, отрываю ягоду, кладу в рот. Виноград без косточек. Мелкий и сладкий. Кишмиш. Обожаю.
Влад несколько оправился. По крайней мере сумел отвести от меня глаза. Теперь жалобно смотрит на хозяина. И голосит:
— Она ударила меня. Эта сука! Вы видели? Она меня ударила!
Хозяин не отвечает. Он садится рядом со мной на диван и приказывает Владу:
Диван!
Ой, да мы никак будем кино смотреть? Похоже, все-таки шантаж.
Качество видеопленки так себе. Даже не на троечку. Но разглядеть можно. Влад в одних трусах старательно раздевает безвольное женское тело. Мое, между прочим. Камера наезжает на мое лицо. Мои глаза открыты, на губах смутная улыбка.
Влад гладит мои волосы, грудь. Целует лицо, шею.
Выражение моего лица на экране не меняется.
Выражение моего лица перед экраном не меняется тоже. Я машинально отщипываю виноградины и кладу их в рот. У ярости красный цвет. Он залил все вокруг, пылает у меня в глазах, в душе. Похоже, я переоценила себя, эти игры мне не под силу.
На экране Влад продолжает ласкать меня. Если этот подонок позволил себе что-нибудь еще… Я убью его. Не знаю как, не знаю когда…
Я гашу накатывающуюся волну бессилия.
Постельная сцена прерывается. Мы вдвоем стоим на балконе. Влад обнимает меня, целует. Я что-то горячо ему говорю, прижимаюсь к нему всем телом.
Вот это действительно хорошо и может произвести впечатление. Снято сзади и сбоку. Молодец Лайма.
Ясно, зачем Влад водил меня на балкон. Я успокаиваюсь.
Похоже, Влад ограничился поцелуями и не воспользовался моей беспомощностью.
Дело в его порядочности? Или в моей непривлекательности? Скорее всего в присутствии Лаймы, которая вела съемку.
Как бы там ни было, я обретаю уверенность, необходимую для следующего раунда. Ярость уже не туманит рассудок.
Спокойно выслушиваю наставительную речь хозяина:
— Теперь вы видите, что вам лучше с нами дружить. А то ваш муж узнает, что вы использовали ваше новое, оплаченное им личико, чтобы изменить ему с молодым человеком.
Можно было бы продолжать следовать тактике молчания. Но она не могла больше приносить пользу. К тому же в голосе хозяина мне удалось уловить некую стыдливость. Неловко за свои методы?
Говорю только ему с оттенком насмешливой жалости:
— Чудесное кино. Жаль, бесполезное. Я не боюсь ревности мужа. У нас свободный брак, и мелкие шалости не портят наших партнерских отношений.
Ага. Именно так. Поэтому за мной по пятам таскается телохранитель с нетрадиционной ориентацией. ,;
Мои собеседники удивлены, но верят. Переглядываются. Кстати, я думала, они больше растеряются. Значит, есть второй вариант. Влад со злорадной поспешностью излагает его:
— Предположим, твоему мужу начхать, для кого ты ноги раздвигаешь. — Его хозяин морщится и старается на меня не смотреть. — Но, судя по тому, сколько он на тебя тратит, твоя жизнь ему небезразлична. Так что пленку можно использовать, чтобы подтвердить, что тебя похитили именно мы. Он нам катализатор, мы ему тебя. Живую. Или, если не договоримся.., мертвую.
Это может сработать. Если они пообещают господину Скоробогатову, что убьют меня…
Да что там убьют. Подстригут без моего согласия.
Последствия непредсказуемы. Вплоть до Третьей мировой войны. Этого допустить нельзя.
Придется раскрывать карты. Некоторые.
По-прежнему сидя по-турецки, предельно выпрямляю спину и закидываю руки на затылок, поправляя прическу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25