Ее успехами отец гордился больше, чем любыми учеными степенями, сертификатами и должностями в ветлечебнице, которые получала его младшая дочь. Румер показалось, что, говоря так о Куин, сейчас он имел в виду вовсе не ее.– Винни говорила тебе о приезде Зеба с Майклом? – спросила она и поежилась; вчерашний сон снова напомнил о себе.– Она намекала на что-то в этом роде. Знаю-знаю! Не смотри так на меня. Я не поверил ей, в противном случае я бы сразу сказал тебе. Кто бы мог подумать, что они вернутся сюда после стольких лет?– Да уж, – Румер хотела равнодушно пожать плечами, но у нее не вышло. Внутри все дрожало, и она обхватила себя руками, чтоб унять дрожь.– Когда я разговаривал с Элизабет в прошлую субботу, она ни о чем таком не упоминала, – продолжил он. – Она сейчас на съемках в Торонто, потом летит на острова; сказала, что, может быть, заскочит и к нам…– Возможно она ничего не знает, – сказала Румер. – Ведь они же теперь в разводе.– Точно, – буркнул ее отец и снова взялся за наждак. Ему, ирландскому католику, развод старшей дочери с мужем был вовсе не по душе. Он родился в графстве Голуэй, откуда семья перебралась в Галифакс, что в Новой Шотландии, и уже там его отец – на смертном одре, причем ни с того ни с сего – поручил своей жене «продать все вещи и переехать в Канаду».Храбрая женщина, мать-одиночка Уна Виклоу Ларкин, села на корабль со своими сынишками-близнецами и отвезла их на материк. Сикстус безмерно чтил упорство и настойчивость своей матери и передал эти достоинства своим дочерям.– Будет здорово снова повидаться с Майклом, – весело сказал отец.– Но не с Зебом, – Румер упрямо покачала головой.Отец хмыкнул и набросился на обшивку лодки. Морские прогулки под парусом оставались для него единственной возможностью вновь почувствовать себя свободным, как во времена бурной молодости, и Румер знала, что ему не терпелось как можно скорее спустить шлюп на воду.Но сейчас она опять задумалась о делах давно минувших дней. Воспоминания о Зебе шипами ранили ее в сердце. Румер хотела убежать от них, спрятаться. Она никак не могла понять, что же было больнее: потерять Зеба из-за сестры или лишиться сестры из-за Зеба.Но после всего случившегося тот мир, каким она себе его представляла, перестал для нее существовать. Она не умела держать удар, и небо обрушилось на нее всей тяжестью. Розы, посаженные ее матерью в саду, сразу же зачахли. Еще несколько недель с того дня Румер желала лишь одного – умереть…Теперь же, взяв свой медицинский саквояж и попрощавшись с отцом, она зашагала вниз по холму. Ей было больше нечего сказать ему.Зато ей было что вспомнить.Крутя руль своего пикапа, на пассажирском сиденье которого стояла корзина с яблоками и морковью, она проехала через Мыс Хаббарда, затем под железнодорожным мостом, а оттуда свернула на главное шоссе. Похоже, сегодня старые воспоминания не хотели оставлять ее в покое. Восточнее тянулись покрытые позеленевшей ряской болота – и именно здесь брала свое начало река Коннектикут.Как же было приятно и сладко – гулять там с лучшим другом. Тогда с Зебом они были неразлейвода и не собирались расставаться до конца своих дней. Их связывала золотая нить, которую никто не должен был разорвать. Где бы он ни был, она всегда ощущала его притяжение. А уж когда его пальцы прикасались к ее коже, она просто пылала в огне.Воспоминания потекли мимо летних меандров, через пляж, над ручьями – прямиком к Индейской Могиле. Они ловили тут голубых крабов и отрывали им клешни, бегали наперегонки к плотам, вместе глядели кино на пляже. Она будто воочию видела гладкую шелковистую кожу Зеба, покрытую ровным золотистым загаром. Его взъерошенные белокурые волосы, его потрясающую улыбку: от этого образа ее до сих пор било током – словно кто-то невидимый давал ей понять, что не следует заходить так далеко.Но она проигнорировала это предупреждение.Каждый год был по-своему незабываем: в четвертое их лето они вместе научились классно плавать; на седьмое они отправились в лодке к острову Галл-Айленд; девятым летом Зеб и Румер носились по Мысу, доставляя жителям газеты; одиннадцатое они провели, плескаясь в море, ловили рыбу; к пятнадцатому лету Румер уж была без ума от него. Она постоянно думала о нем. Слушая по радио песни о любви, она вспоминала его и плакала, думая, что ей не хватит целой жизни на все то, что она возмечтала сделать вместе с Зебом.Вероятно, и он тогда чувствовал то же самое. Когда им было шестнадцать, первый их поцелуй вызвал в сердце такой трепет, который можно было сравнить лишь с ощущением метеоритного дождя, когда он считал падающие звезды и говорил ей: «Ты мой лучший друг». Тогда сердце ее ухнуло, как звезда, куда-то вниз. И когда он рухнул с крыши – а она думала, что убила его… Румер не помнила, когда у них все началось, и даже предположить не могла, что когда-нибудь это закончится. Она думала, что Зеб всегда, всегда будет рядом.Она вспомнила день, когда он с компанией других мальчишек уплыл на Ориент-Пойнт, и почему-то на обратном пути они задержались. Его отец возвращался из долгой поездки, и к его приезду Зеб должен был постричь лужайку перед домом. Румер вытащила газонокосилку и стала стричь лужайку вместо него. Позже он говорил ей, что, поднимаясь по каменной лестнице с парусами на плече, услышал урчанье мотора и быстро взбежал на холм к Румер, чтобы подарить ей соленый поцелуй и самостоятельно закончить начатую ею работу.Жужжанье газонокосилки, хлопанье парусов, шуршанье ветра в ветвях на фоне ярких звезд. О, эти незабываемые звуки их короткой совместной жизни и дружбы! Румер разделяла его любовь к небу, а Зеб поддерживал ее мечту стать ветеринаром. Его губы, щекотавшие ее ухо, когда он что-то нашептывал ей, были такими мягкими. А взгляд – таким ласкающим. А руки – такими заботливыми и добрыми.Теперь все это – в прошлом.Они не давали никаких обещаний, и Зеб никогда не делал ей предложение. И тем не менее глубоко в душе она ни на секунду не сомневалась, что они всегда будут вместе. Всю жизнь. А как же обещания, для которых не нужны слова? Их связывала золотая нить: они понимали друг друга и без слов. Обещания скрывались в поцелуях, нежных прикосновеньях и учащенном биеньи их сердец. Переход от детской дружбы к влюбленности был отнюдь не простым, но они не отступались. Возможно, их отношения выдержали бы какие угодно испытания – за исключением вмешательства кого-то третьего. Особенно когда этим кем-то «третьим» для Зеба стала ее собственная сестра – Элизабет…Еще один разряд тока, и очередная волна воспоминаний.Прибавив газу, Румер мечтала о том, чтоб они вылетели из ее головы прямиком в открытое окно. Она перенеслась в канун их свадьбы. Боже, это было так недавно! И уже так давно! Двадцать лет назад. Разумеется, ее тоже пригласили. Элизабет даже попросила ее быть «подружкой невесты».– Пожалуйста, Ру, – держа ее за руку, сказала сестра. – Я знаю, что тебе нелегко, но все пройдет… мы ведь тебя любим, понимаешь? – умоляла она, но это зловещее «мы» – «мы» Элизабет и Зеба – пронзило сердце Румер, как осколок троллева зеркала из «Снежной королевы», и заморозило его.– Как ты можешь просить меня об этом? – спросила Румер, и голос ее предательски дрогнул.– Но ты же моя сестра!– Только поэтому?– Конечно. Я не уверена, что смогу выйти замуж без твоей поддержки.– Тогда не выходи замуж! – крикнула Румер, и ее слова повисли в воздухе. Элизабет была в шоке, ей словно влепили звонкую пощечину.– Ну, перестань, – мягко сказала Элизабет. – Прошу тебя, побудь подружкой невесты. Стань частью нашей свадьбы.– Не могу, – ответила Румер.– Мы что, должны поссориться из-за этого парня? Давай-ка проясним кое-что: ты злишься на меня и хочешь, чтоб мы окончательно поругались? Он просто твой сосед, Румер. Он жил здесь целую вечность – у тебя было полным-полно времени, чтобы доказать ему, что ты любила его, если это и вправду так. А то, что вы вместе развозили газеты, еще не…– У нас было не только это! – закричала Румер. – И ты знала… знала!– Нет! Хотя… Я видела, как ты сохла по нему, но вы были всего лишь детьми. Ты бегала на свиданки с другими парнями, а он гулял с другими девчонками. Между вами не было ничего серьезного, Румер, что бы ты там себе ни воображала.Румер проглотила комок, застрявший в горле, и ушла. Нет, побежала – всё дальше и дальше к морю.Слезы так и катились по ее щекам. Даже теперь она чувствовала их солоноватый привкус. У нее в груди то холодело, то разгорался пожар, и ей становилось трудно, просто невыносимо дышать. Пытаясь глубоко вздохнуть, она испытывала такую ужасную боль, что ей казалось: ее сердце, ее легкие не выдержат, разлетятся на мелкие кусочки. Да, тогда ей хотелось умереть – не жить без него! О, как было хорошо представлять: вместо свадебного белого наряда Элизабет, вся в черном, стоит у ее гроба и, заламывая руки, шепчет: «Что я наделала? Что мы наделали?» А Зеб рыдает безутешно…Элизабет кое-чего не знала. Зеб не раскрыл ей их тайну: она осталась только между ним и Румер. У них была магическая связь. Однажды они чуть было не занялись любовью. Как-то весной… да, они собирались распрощаться с детством.Но что-то случилось: маленький пустяк – и они упустили свой шанс. Стоило Румер отвернуться, как налетела Элизабет и быстро утащила Зеба, который с радостью поддался ей.Тогда, в тот день, после разговора с сестрой, Румер мчалась по пляжу мимо их знакомых и знакомых своей семьи. Они с Зебом выросли прямо на глазах у многих из них, развозя им газеты и водя дружбу с их детьми. А вдруг они все знали о тайных проделках Элизабет и Зеба? Видели, что старшая отбивает у младшей сестры ее друга? Видели – и молчали? От одной этой мысли Румер стало тошно.Она и теперь задрожала, вновь представив себе, как Элизабет, широко раскрыв невинные глаза, просила ее сыграть роль подружки невесты. Почему ее родная сестра так поступила с нею? А Зеб? Как он мог? Они тогда предали ее! И не было им счастья, построенного на обмане, на предательстве, хоть она и не желала этого…Предательство – это слово было слишком тяжелым, будто сошло из трагедий Шекспира. И то, что оно случилось здесь, в прекрасном и спокойном мире Мыса Хаббарда, было еще страшнее.Тем летом, пока Элизабет готовилась к свадьбе, Румер должна была поступать в Ветеринарную школу при университете Тафтса; в середине июля ей пришло сообщение, что она зачислена на первый курс. Сколько слез она пролила, ожидая этого известия: слава богу, что она закончила обучение в колледже до всех тех событий.Она уже почти ничего не соображала. В мозгах у нее образовалась какая-то каша. Тупо глядя на бумаги на своем столе, она не понимала, откуда они и зачем. Ее сердце замедлило ход, словно каждый его удар мог убить хозяйку. Днем ей хотелось спать, ночью – бродить как сомнамбула. И еще ей все время хотелось есть. На нервной почве началась булимия. Румер растолстела, но тогда ей было все равно. Даже мытье головы казалось ей адским трудом.Это было единственное лето в ее жизни, когда она не плавала, не лежала на пляже.Ее попа не влезала ни в одни джинсы. Глядя на себя в зеркало, Румер видела чужое опухшее лицо. Она постоянно сидела дома, сторонилась глядеть на коттедж Зеба и жила только в тех комнатах, окна которых были обращены на север.Родители переживали за нее, но она их игнорировала. Хотя им было не до младшей дочери. Они строили планы по поводу свадьбы, отец был занят рассужденьями о замужестве Элизабет, а мать – покупкой платьев для себя и невесты, Румер не могла и не хотела их слушать.И вот тогда-то и пришло это письмо из Тафтса. Оно стало для нее спасательным кругом в океане безнадеги. Румер ухватилась за него, как за последнюю соломинку. Она выучится на ветеринара! Ей так хотелось поделиться своей радостью с Зебом, и это разбивало ей сердце. Всю следующую ночь она горько рыдала и билась в истерике.Она думала о природе, о том, как они вместе влюбились в нее. Как их поддерживали небо и земля. Как воздушные просторы принадлежали ему, а животные – ей. Как его руки гладили ее плечи; как их тела почти сливались в экстазе.Да, только почти – увы, но самые чудесные мгновения в их жизни так и не наступили.Румер очень бережно хранила воспоминания о тех мгновениях. Ее замечательная сестра-актриса, не знала, что сделали Румер и Зеб. Рядом с Элизабет, особенно со своим новым жиром, Румер была похожа на толстую, снедаемую мучениями, одинокую, оскорбленную, мстительную уродку, оберегавшую свой секрет с усердием достойным лучшего применения.Они чуть было не занялись любовью; встреться они у Индейской Могилы, так оно и случилось бы.«Я еще покажу вам!» – думала она: какое ей теперь было дело до Элизабет и Зеба? Румер отправилась своим путем. Она не нуждалась в обществе Зеба Мэйхью для осуществления своих заветных желаний. Она собиралась в Тафте, лучшую школу в округе; она собиралась стать ветеринаром.За неделю до свадьбы сестры Румер перевезла свои вещи в Норт-Графтон, что в штате Массачусетс, и поселилась на третьем этаже викторианского особняка, битком набитого студиозусами. Непосредственно в день свадьбы она вышла на работу в местном приюте для бездомных животных.Двумя днями ранее в пригороде Бостона машина сбила собаку помеси овчарки и Лабрадора. Хозяин отыскал своего питомца, а ветеринар заштопал его как сумел. В обязанности Румер входила влажная уборка и чистка стальных операционных столов. Но, пройдя на псарню и почувствовав на себе взгляд подернутых дымкой собачьих глаз, она опустилась на колени.И вот, стоя на коленях перед клеткой, она прижала ладонь к проволочной сетке. Ветеринар сказал ей, что после таких ран пса ждала верная смерть, но хозяева просили хоть чем-нибудь помочь ему. Замерев на месте, она позволила умиравшему псу лизнуть ее пальцы. Его мягкий язык прикасался к ней с таким душераздирающим дружелюбием, что она почувствовала, как у нее внутри прорвало плотину накопленных эмоций. Она обнимала голову собаки и, прижавшись к решетке, рыдала, как никогда прежде.Солнце уже скрылось за горизонт, через небольшое окно в бетонной стене бледная луна осветила заплаканную девушку, сидевшую на холодном полу до тех пор, пока не умер пес и пока не кончились торжества по случаю той треклятой свадьбы. Эти события смешались в ее воспоминаниях, и каждое из них было по-своему невыносимо печальным.И когда все закончилось, Румер, как никогда ранее, воспылала необходимым желанием помогать животным.Теперь она знала, что доброте незнакомого пса можно было доверять больше, чем всем словам родной сестры и бывшего лучшего друга.Животные никогда не подводили ее, и она по мере сил старалась отвечать им тем же. Остановившись у фермы «Писдейл», она вылезла из грузовичка, прихватив с собой медицинский саквояж. Здешним хозяйством владел фермер Эдвард Маккейв. Это был джентльмен с весьма своеобразным характером. Он учился в Дирфилде и Дартмуте; был членом ассоциации фермеров, клуба «Ривер-Клаб» и читальни Блэк-Холла. За годы знакомства с ним Румер насчитала у него несколько длительных романов, которые порой приводили даже к помолвкам, но никогда не кончались свадьбой. А в последнее время его любовные похождения вообще сошли на нет.Румер была ветеринаром для всех животных на ферме, а заодно помогала Эдварду в его благотворительной деятельности, которой он занимался в память о своей матери. Им было легко и приятно работать бок о бок; они оба обожали природу, прогулки пешком, поездки верхом и животных, в особенности Блю – лошадь, которую Румер получила после ветеринарной школы и содержала в конюшне на ферме.В прошлом году Румер и сама стала объектом воздыханий Эдварда. Слово «любовь» ни разу не сорвалось с ее губ – Румер боялась разрушить их прекрасные дружеские отношения, но с недавних пор она чувствовала, что Эдвард хотел большего.– Блю, – шагая через двор к полю, позвала она.Конь, стоя у забора, тихонько заржал в знак приветствия. Крупный гнедой жеребец, уже не молодой, грива уж утратила свой прежний лоск и мягкость. Помахивая черным хвостом, он наклонил голову и подался мордой к Румер. Она отломила кусочек морковки, протянула ему, и его шелковистый язык тут же слизнул лакомство с ее ладони. Она прижалась к нему, обняла за шею, ощущая его тепло и любовь. И ей стало хорошо и спокойно.Взобравшись на забор, Румер уселась ему на спину и поскакала в поле. Блю перешел на легкий галоп, обогнув каменные валуны, затем березовую рощу, и полетел к реке. Она думала о том, как долго они уже вместе – она и ее Блю. Да, шестнадцать лет назад она привозила сюда Майкла покататься на лошади; ее племяннику тогда только исполнилось два года, и это был его первый выезд на Мыс к своей тетушке, когда более-менее оттаяли отношения между нею и его родителями.«Старина Блю», – шептала она ему на ухо, и ее голос терялся в порывах проносившегося по долине ветра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45