Персидский царь - яркое светило, и всякому, кто почитает трон, следует довольствоваться лишь далеким, рассеянным светом царской милости в виде щедрых даров и привелегий, и молчаливо восторгаться неисчерпаемыми богатствами Ахменидов.
Лишь семь великих князей Персидских и Мидийских, да семь дворцовых евнухов - личных избранников царя, по закону имели право служить перед лицом владыки, сидеть вокруг его престола в тронном зале, пить вино с царского стола, обсуждать мирные и военные дела государства.
Семь великих князей - семь старейшин, кто считался первыми по древности рода и богатству после царя, обычно загодя съезжались на объявленный царский пир во дворце, каждый в свой день, чтобы иметь возможность неспешно показать из своих рук все подарки для царя подарки, а потом насладиться с ним уединенной вечерней трапезой, вместе вкушая отборные привозные вина и явства, что издавна считалась знаком особого доверия и приближенности к трону.
Первым прибыл во дворец Каршена, самый молодой из великих князей, которому шел лишь шестой десяток лет.
Артаксеркс благосклонно оценил привезенные князем золотые украшения, жемчужины, ковры, пряности и принял Каршену со всеми почестями, как подобает принимать великого персидского князя.
На второй день со своим караваном явился князь Шефар, длинной узкой бородой сильно смахивающий на козла, и Артаксеркс принял его, как подобает принимать великого князя.
Потому что если бы прием Шефара оказался короче, чем трапеза с Каршеной, упрямый князь мог бы расценить это, как великое оскорбление для себя лично и всего своего княжества.
Затем в большой повозке с золоченым балдахином прикатил толстый Адмафа, отец царского везиря Амана, большой любитель медового щербета и других восточных сладостей, и Артаксеркс принял его, как подобает принимать великого князя
Четвертым из семи приближенных к царскому престолу прибыл князь Фарсис с красными и воспаленными от песчаных бурь глазами, и Артаксеркс принял его, как подобает принимать великого...
После него ко дворцу на пир явился хитроумный Мерес, князь древнего персидского рода, дальний родственник царя.
Артаксеркс принял его, как подобает принимать...
Шестым по очереди со своим огромным караваном верблюдов перед лицо царя явился медлительный, и словно бы спящий на ходу великий князь Марсена.
Артаксеркс принял его, как подобает.
Наконец, последним в Сузы прибыл старый Мемухан, опираясь одной рукой на палку, а другой - на плечо своего крепкого, низкорослого евнуха.
И Артаксеркс его принял.
Обширное княжество Мемухана хоть и находилось от престольного города всего в трех днях и ночах не слишком скорой езды, но, тем не менее, великий Мидийский князь всегда приезжал во дворец самым последним из почетных гостей. По древности крови Мемухан считался главным после царственных Ахменидов, а к тому же был старше всех остальных князей и по возрасту, так что излишняя спешка и угодливость перед молодым царем была не к лицу его пышным, голубоватым сединам.
Мемухан и держался, почти что как царь Мидийский, а не как князь. Он ходил по дворцу с негнущейся спиной, опираясь на свой позолоченный жезл с таким надменным видом, как будто в его руках был царский скипетр, а не старческая клюка, украшенная драгоценными камнями, помогающая ему кое-как справляться с дряхлой немощью. Он был так стар, что когда строился небосвод, наверное, Мемухан уже и тогда кирпичи подавал и всем давал ценные советы.
Артаксеркс принял Мемухана, как подобает принимать великого князя, но не более того. И уж вовсе не как великого мудреца, знающего прежние времена, права и законы, и тем более не как своего главного наставника и советника. Пришла пора всем показать, что старые времена ушли в прошлое, а теперь настало все новое.
Наступил третий год царствования Артаксеркса на персидском троне, и уже целых два года многие из подданных, затаив дыхание, ожидали от молодого царя каких-нибудь немыслимых действий и распоряжений, страшились непредсказуемых и грозных событий.
Но все это время Артаксеркс, молодой сын Ксеркса, словно бы никуда не торопился и лишь собирался с могучими, нерастраченными силами: вел переговоры с князьями, с начальниками двадцати сатрапий, учрежденных ещё при Дарии, засылал в разные концы света свои тайные "глаза и уши", строил в Ливане корабли для флота, укреплял пограничные военные поселения и явно готовился к каким-то грандиозным сражениям.
А главное - невероятно быстро, на глазах у изумленных горожан, Артаксеркс отстраивал Сузы, и, прежде всего, доводил до полного великолепия и без того роскошные дворцовые постройки, когда-то воздвигнутые на этом месте Дарием Ахменидом. Не только царский дворец, но также отдельные дома для жен и для приезжих гостей, подземелья для хранения сокровищ и главных указов, фонтаны, сады, цветники - все здесь стало неузнаваемым и прекрасным, словно бы вместе с новым правителем помолодели вдруг и камни. Теперь дворцовые постройки со всех сторон были окружены новыми, ещё более высокими стенами с эмалированными зубцами и многочисленными воротами главными, садовыми, запасными, тайными, и возле каждых ворот день и ночь стояли стражники в ярких нарядных одеяниях и с начищенным до блеска оружием, создавая ощущение, что во дворце всегда был нескончаемый праздник.
На Востоке законы простые: кто больше привезет подарков - тот и лучший друг, кто богаче всех - тот и владыка.
Артаксеркс быстро устроил так, что дары и сокровища со всего мира широкой рекой вдруг потекли в Сузы, и совсем скоро многие горожане поняли, что они родились на свет под счастливой звездой. Из далеких стран потянулись в престольный город караваны купцов с редкими товарами, оживились торговля, на улицах зазвучала незнакомая речь и музыка, и хотя цены на дома в Сузах за два года поднялись в десятки раз, а расплата за землю шла только чистым золотом, город разрастался с невиданной быстротой и стал считаться чуть ли не центром мира. Здесь были самые ровный каналы и тучные плантации, лучшие банкирские дома, ссудные кассы, судейские конторы и дворцы для приемов иноземных послов.
За последние полгода в течение многих дней, ста восьмидесяти дней, Артаксеркс устроил в Сузах целую череду великолепных приемов и пиров для великих князей, и для многочисленных служащих при каждом из князей, для главных своих сатрапов, правителей областей и начальников войска Персидского и Мидийского, с тем умыслом, чтобы все своими глазами убедились в могуществе и щедрости молодого царя, и служили затем персидскому престолу с ещё большим рвением.
А в завершение Артаксеркс задумал сделать большой, семидневный праздник для простого народа, для всех жителей Суз, без различий возраста и положения, чтобы самые неблагодарные стали с благоговением произность его имя и рассказывать потом о щедрости царя своим детям и внукам.
Вообще-то Сузы издавна негласно считался городом Дария Ахменида, который правил на персидском троне тридцать шесть лет и умер своей смертью, успев сделать немало славных дел для процветания своей державы.
Почему-то Дарий Ахменид гораздо чаще побеждал в сражениях, нежели потом его вспыльчивый, неукротимый сын, Ксеркс - за свою жизнь дед Артаксеркса выиграл девятнадцать битв и низложил девять царей, после чего подданные стали называть "царем царей" и Великим Дарием. К тому же он так ловко сумел наладить дела по сбору податей, что до сих пор персидские сатрапии жили по прежним законам и расплачивлись за товары его монетами золотыми "дариками". Почему-то Дарий особенно любил строить дороги, и люди во всех уголках обширного царства продолжали называть дороги "тропами Дария", даже если их прокладывал кто-то совсем другой.
Великолепные дворцы Дарий тоже строил - Артаксеркс не раз с ревнивой гордостью перечитывал высеченный на камне отчет своего деда о том, как проходило сооружение царского дворца в Сузах.
"Земля была вырыта глубоко, гравий засыпан, сырцовый кирпич формован вавилонский народ это сделал", - повелел выбить Дарий надпись на камне ему во всяком деле была присуща редкая основательность и умение думать на много лет вперед, видеть свое отражение в глазах потомков.
"Кедр доставлен с горы Ливан. Ассирийский народ доставил его до Вавилона, а в Сузы его доставили карийцы и ионийцы. Дерево доставлено из Гандхары и Кармании. Золото, которое здесь использовано, доставлено из Лидии и Бактрии, а самоцветы, лазурит и сердолик привезены из Согдианы. Бирюза, которая использована для строительства, доставлена из Хорезма, серебро и эбеновое дерево из Египта, украшения для стен из Ионии, слоновая кость из Эфиопии, Индии и Арахосии. Каменные колонны, которые здесь теперь стоят, привезены из селения Абираду в Эламе..."
И далее, с такой же тщательностью, вовсе не исключающей невиданного размаха всех своих деяний, Дарий перечислял, из каких далеких стран были доставлены для строительства дворца в Сузах. И не только драгоценные материалы, но и люди, наиболее умелые каждый в своем ремесле.
"Работники, которые тесали камень, были ионийцы и лидийцы. Золотых дел мастера были мидийцы и египтяне. Люди, которые инкрустировали дерево, были мидийцы и египтяне. Люди, которые формировали обожженный кирпич, были вавилоняне..."
Конечно же, все они были рабами, пленными, пригнанные в Сузы большими, беспорядочными табунами, из которых затем были отобраны лучшие мастеровые и ремесленники для строительных работ, но в послании к потомкам, высеченном на камне, Дарий все равно великодушно называл их "людьми".
Ни в чем, даже в собственной властности, Дарий Ахменид не терпел крайностей. Заглядывая на края, он умел всегда и во всем держаться середины.
И хотя тело Дария Великого давно уже покоилось в скалах Накш-и-Рустам неподалеку от Персиполя, в огромной гробнице, украшенной каменными плитами с изображением многих его подвигов, персы вспоминают о нем гораздо чаще, чем о недавнем своем владыке, Ксерксе, убитом заговорщиками. А вместо принятого титула - Ксеркс Великий, нередко между собой называют его Ксерксом Железным, Ксерксом Жестоким, несмотря на то, что Артаксеркс приказал строго наказывать всякого, из чьх уст выйдет хотя бы одно дурное слово об отце.
Артаксеркс ещё раз посмотрел в окно, на дворцовую площадь, где с утра собралась огромная толпа людей, желающих хотя бы в последний день непременно попасть на царский пир, а кто-то наверняка уже и по второму разу, и по третьему разу. Издалека площадь была похожа на многоцветное озеро, и оттуда доносился нарастающий гул, что-то вроде нескладной музыки в тот момент, когда музыканты ещё только продувают и настраивают свои флейты и трубы.
"Вот и обо мне тоже они будут потом рассказывать легенды, и петь в своих песнях, - подумал царь. - Надо распорядиться - пусть тех, кто пришел с детьми, пропускают в первую очередь, дети лучше запомнят, как могуч их царь и..."
4.
...семь великих князей.
Каршена, Шефар, Адмафа, Фарсис, Мерес, Марсена и Мемухан - семь великих князей Персидских и Мидийских сидели возле трона царя, с важным видом пили вино и многозначительно молчали.
Особенно надутым и, как всегда, недовольным выглядел старый Мемухан, привыкший выдавать себя за мудреца и всем давать наставления. Но сегодня Мемухан крепко сжал свои лиловые губы и сидел, молча поглаживая палку и покачивая головой, словно в уме все ещё продолжал спорить с царем и наставлять его на путь древних истин.
Слишком многое не нравилось Мемухану, князю Мидийскому, из того, что делал молодой и своенравный Артаксеркс, и кое-что он уже высказал царю, но не прямо, а витиеватыми намеками.
Начать с того, что Мемухан в целом был противником пира для простолюдинов, который он всего один раз вслух назвал "греческим", после чего как будто бы случайно начал с усмешкой вспоминать об обычаях островитян. Но все понимали, к чему он клонит: никогда прежде персидские цари не опускались до того, чтобы позволять простым горожаноам, всем, кому ни поподя, есть на царском золоте и топтать грязными башмаками дворцовые цветы.
- Так-так, времена меняются, я слышал, на многих островах сейчас устанавливются странные правила, которые они называют демократией, задумчиво произнес Мемухан, вроде бы обращаясь не к кому-то за столом, а к своей палке, наконечник которой был сделан из слоновой кости в виде львиной головы с раскрытой пастью.
- Так-так, там у этих греков уже и женщины дают мужчинам советы, и чуть ли не решают, кому с кем воевать, а это уже самое последнее дело, на этих островах все перевернулось с ног на голову. Мудрые люди так говорят: поведешься с черным котлом, сам черным от копоти станешь, быстро перемажешься, вот так-так...
И хотя Мемухан не говорил вроде бы вслух ничего дерзкого, но все остальные князья Мидийские и Персидские, угадывали его мысли и согласно кивали головами, словно подтверждая: да, так можно ох как далеко зайти, вот так-так-то! Если все делать "по-гречески", то, спрашивается, зачем вообще тогда нужен царь и великие князья, раз все дела на общих сборищах решаются толпой оборванцев? А если у подданных нет страха перед троном, о каком же тогда можно говорить послушании? И к чему вообще разводить иноземные глупости вокруг персидского престола, который всегда стоял на недосягаемой высоте над остальными народами?
Что касается военных дел, то и тут Мемухан сумел напустить своего ядовитого недовольства. Все эти дни великие князья много говорили о предстоящем походе на египетский Мемфис, где непокорные подданые перестали, как прежде, считаться с властью персидских царей и снова обнаруживают свое природное высокомерие. Разумеется, в Мемфис нужно было срочно посылать войско, чтобы подавить мятеж в городе, пока он не охватил всю страну. Но когда Артаксеркс объявил о том, что сатрап Сирии, верный Мегабиз, который известен тем, что собирает в своей сатрапии на удивление большие подати для царской казны, вызвался самолично возглавить войско на Египет, старик Мемухан скривился с таким видом, как будто только что нажевался горьких листьев алоэ.
- Так-так, я о том и говорю, - сказал Мемухан. - Сколько не сиди на дне моря, а все равно рыбой не станешь. Зачем сатрапу возглавлять царское войско? Нет, что-то здесь не так... Пусть лучше и дальше собирает подати для царской казны, раз у него это получается, так-то... Мало ли во всей Персии прославленных полководцев, помимо выскочки Мегабиза?
И остальные великие князья, которые только что напребой хвалили Мегабиза, вторя речам Артаксеркса, с озабоченным видом зацоками языками, принялись между собой украдкой переглядываться и тяжело вздыхать.
- А я доверяю Мегабизу, как самому себе, - резко возвысил свой голос Артаксеркс, чтобы пресечь никчемные стариковские вздохи. - Если Мегабиз чувствует в себе силу полководца, путь идет с войском в Египет, и завтра же я пошлю ему указ со своим на то повелением...
- Я и говорю: два меча в одних ножнах никогда не поместятся, так-так-то может получиться... - пробормотал себе под нос Мемухан и зачем-то засунул палец в открытую львиную пасть на набалдашнике своей клюки.
Шефар, который сидел рядом и слышал эти слова, понял, что старый князь имел в виду, но Артаксеркс не расслышал его боромотания и только грозно нахмурился.
Признаться, у Артаксеркса никак не укладывалось в голове, что великий князь Мемухан давал советы ещё Дарию Ахмениду, и хорошо помнил те стародавние времена, когда в персидском царстве появились в обращение первые золотые дарики, сделанные, кстати говоря, тоже по образцу греческих монет. На персидских монетах Дарий был изображен в полный рост, с луком в одной руки и с колчаном стрел за плечом, причем голова владыки, отчеканенная на золоте, получилась неестественно большой, размером с половину ноги, что было тут же высмеяно одним из пленных самосских ювелиров. Разумеется, за свой длинный язык ювелир был немедленно казнен на главной городской площади, и монеты остались с портретом без соблюдения греческих пропорций... Но - о, чудо! - Мемухан до сих пор помнил все эти истории, вопли ювелира из Греции, а главное - помнил, какой на самом деле была голова и лицо Дария Великого, слышал его гневные возгласы и веселый смех.
И теперь Мемухан точно так же, как когда-то с Дарием, а затем с его сыном Ксерксом, обсуждал с новым царем вопросы войны и мира, точно также хитро щурил свои маленькие, как черный бисер, глаза, потирал с противным шелестом желтые, похожие на сухие листья, ладони. И при этом был жив, все ещё жив, живее всех великих царей!
Даже в самом облике старика Мемухана, в его неподвижной, словно с железным колом, запрятанным под кожу, спине, Артаксерк видел тайный вызов всей династии Ахменидов и себе лично. Получалось, что великие цари, которых подданные услужливо называли "бессмертными" и возвеличивали в своих молитвах как "сыновей богов", один за другим исчезали в черную бездну небытия на глазах у простого князя, пусть даже из древнейшего мидийского рода.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41