Я нежно гладил ее волосы.
— Рут, Рут! Все кончено. Не плачь, дорогая.
— Фрэнки, я думала ты не вернешься!
— Я же обещал. Рут.
Она посмотрела на меня блестящими глазами, и я поцеловал ее дрожащие губы.
— Дорогой, дорогой!..
— Я боялся, ты передумаешь, Рут! Я так боялся... Она прижалась губами к моим губам. Держась за руки, мы вошли в гостиную и сели на диван. Рут повернулась ко мне.
— Сегодня последний день июня. Фрэнки.
— Поэтому я и приехал, — прошептал я. — Я же говорил, что ты станешь в июне невестой. Поедем в Мэриден и поженимся.
Рут отодвинулась от меня в другой угол дивана, где на маленьком подносе лежали сигареты. Она взяла сигарету, и ее лицо стало спокойным. Я поднес спичку, и она, не мигая, посмотрела на меня.
Я ждал, когда она заговорит. Наконец после нескольких глубоких затяжек Рут сказала:
— Нет, Фрэнки, мы не поженимся.
Я тоже, закурил и спокойно спросил:
— Почему?
— Потому что ты не любишь меня. — Она остановила меня, подняв руку. — Не любишь! Все это часть твоего плана, как та сделка, которую ты заключил с Джерри. Для того, чтобы завершить переход от одной стадии жизни к другой, тебе не хватает только женитьбы — вот и все. Ты готов вырядиться в мантию респектабельности, и я должна придать костюму заключительные штрихи.
Ты так ничему и не научился. Ты не веришь в то, что делаешь, и делаешь это только потому, что влип, и приходится из двух зол выбирать меньшее. Джерри рассказал мне, что ты заставил его сделать, и я быстро все поняла. Ты должен уяснить — нельзя заключать сделки за счет других людей!
— Ты любишь меня? — прервал ее я по-прежнему спокойным голосом.
Рут побледнела.
— Люблю ли я тебя? Я тебя так сильно любила еще со школы, что не могла спать по ночам, а когда ты исчез, ты мне долго снился. Я так сильно любила тебя эти последние месяцы, так сильно хотела, чтобы ты взял меня, хотела выносить под сердцем твоего ребенка... — Ее голос дрогнул. — Поэтому я не пойду с тобой ни на какие сделки, Фрэнки, и не выйду за тебя замуж.
Я погасил сигарету в пепельнице и грубо схватил ее за плечи. Она молча смотрела мне в лицо.
— Дура! — закричал я. В висках стучала кровь. — Может, наша любовь и началась так, но неужели ты не понимаешь, что все это я сделал ради тебя, все выбросил из-за тебя? Неужели ты думаешь, что я не выпутался бы из этой переделки? У меня по всей стране десяток мест, откуда бы я мог спокойно действовать и где бы меня никто никогда не взял! Я не обязан был выходить из игры! Я завязал только из-за тебя. Если бы не моя любовь к тебе, я бы, как всегда, элементарно от всего отбился, и я бы разрушил карьеру Джерри.
Только из-за тебя я выбросил на ринг белое полотенце. Ты дала мне шанс. Может, я всегда в душе знал, что ты права, но все равно — все это я сделал только ради тебя!
Я не заключал с тобой никаких сделок. Я вывернул свою жизнь наизнанку ради тебя, я принес тебе все сокровища земли, я отказался от синицы в руках ради журавля в небе. И если ты по-прежнему считаешь, что я не люблю тебя, крошка, можешь катиться ко всем чертям!
Я отпустил ее плечи, и она упала на диван. Я направился к двери.
— Фрэнки! — тихо позвала она меня.
Я повернулся. Рут стояла около дивана.
— Фрэнки! — удивленно воскликнула она. — Ты плачешь!
* * *
Мы поженились в Мэридене, штат Коннектикут, в понедельник, последний день июня 1941 года.
— Фрэнсис, ты согласен взять в законные жены Рут, любить ее и заботиться о ней до последнего дня жизни? — громко спросил судья.
— Да.
— А ты. Рут, согласна, чтобы Фрэнсис стал твоим законным супругом, любить его и заботиться о нем до последних дней жизни?
Рут посмотрела на судью, потом перевела взгляд на меня. Я еще никогда в жизни не видел таких голубых глаз.
— Да, — мягко ответила она.
Судья кивнул, и я одел ей на палец обручальное кольцо.
— Наделенной мне штатом Коннектикут властью я провозглашаю вас мужем и женой. — Он глубоко вздохнул. — Можете поцеловать жену.
Я повернулся к Рут и поцеловал ее. Ее губы легко прикоснулись к моим и отодвинулись. Я посмотрел на судью.
— Поздравляю вас, молодой человек! — улыбнулся он. — С вас два доллара.
Я дал ему пятерку.
Около одиннадцати мы вернулись ко мне в гостиницу. Я перенес ее на руках через порог и поцеловал.
— Здравствуйте, мистер Кейн!
— Здравствуйте, миссис Кейн!
Я опустил Рут на пол, заказал по телефону четыре бутылки шампанского и попросил принести побыстрее.
Пока Рут переодевалась, я ждал в гостиной и нервно пил шампанское. Подойдя к окну, посмотрел на сверкающий на противоположном берегу Нью-Йорк. Я улыбнулся своему отражению и поднял бокал.
— За тебя!
Мое отражение тоже поднесло бокал к губам и выпило.
— Фрэнк, — Голос Рут был таким тихим, что я едва ее услышал.
Я отвернулся от окна и подошел к двери.
— Да, Рут?
Ответа не последовало. Я поставил бокал, выключил свет и открыл дверь в спальню. У кровати горел ночник. Рут стояла у окна и протягивала мне руку.
— Фрэнки, иди сюда на минуточку. Посмотри.
Я подошел к окну, но, кроме Рут, ничего не видел.
— Фрэнки, — загадочным голосом проговорила жена, — посмотри в окно. Ты когда-нибудь смотрел на мир, который раскинулся вокруг нас, на прекрасный огромный мир, который ждет нас?
Я не ответил. Лунный свет падал на прекрасное лицо Рут, и к горлу подступил ком.
— Фрэнк, как ты думаешь, на кого будет похож наш сын? — спросила она, поворачиваясь ко мне.
Я легко поцеловал ее в щеку, и она прижалась ко мне.
— Не знаю, — тихо ответил я. — Я никогда не думал о детях, никогда не хотел их.
Она прижалась крепче.
— Думаешь, он будет похож на тебя? Такой же красивый, своевольный, загадочный?
Я крепко обнял жену.
— Если он будет похож на меня, нам лучше не заводить его.
Я поцеловал Рут в шею, и она прошептала мне на ухо:
— Фрэнк, у нас будет прекрасный сын. Мои губы скользнули по ее плечу. — Ты знаешь, что ты прекрасен?
Я рассмеялся и поцеловал ее грудь. Ее руки неожиданно охватили мою голову и прижали к своей груди. Рут нагнулась и поцеловала меня в макушку. Я поднял лицо и прижался к ее пылающим губам.
— А ты знаешь, что ты прекрасна? — прошептал я.
Она протянула руку и выключила свет.
* * *
Я долго лежал и наблюдал за спящей Рут, в уголках глаз которой блестели слезинки. Внезапно мне захотелось курить.
Я пошарил рукой по столику, но сигарет не нашел. Встал и тихо, чтобы не разбудить жену, вышел в гостиную.
В ушах продолжал звенеть ее голос: «Фрэнки, ты счастлив? Ты доволен мной?»
Я осторожно закрыл дверь и включил настольную лампу.
Да, я был доволен Рут.
На столе лежали сигареты. Я закурил и с удовольствием глубоко затянулся. Рядом лежала почта, скопившаяся за время моего отсутствия. Я лениво принялся просматривать ее: счета, рекламные объявления, письма. В самом низу наткнулся на почтовую карточку с правительственным штемпелем.
"МЕСТНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ, НОМЕР 217.
ВОИНСКАЯ ПОВЕСТКА.
УВЕДОМЛЕНИЕ:
ФАМИЛИЯ, ИМЯ — КЕЙН ФРЭНСИС, НОМЕР 549.
КЛАСС — 1А...
25 ИЮНЯ 1941г...
Сигарета догорела почти до фильтра, и я положил ее в пепельницу. Потянувшись к лампе, понял, что до сих пор держу в руках открытку. Я выключил свет и бросил карточку. Черт с ней! Утром позвоню Карсону и велю все уладить.
Что было потом
Мартин Кэбелл внезапно почувствовал слабость. Он опустился на стул и посмотрел на Джанет.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил он дрожащим голосом.
Джерри тоже не сводил с жены изумленного взгляда. Он тоже хочет знать, что она имеет в виду. Коуэн знал часть истории, но сейчас последует окончание. Морщинки на лице Джерри разгладились, и он откинулся на спинку кресла.
— Мы все знали, что Рут ждет ребенка, — начала Джанет, сев так, чтобы видеть мужчин. — Когда от Фрэнка пришла телеграмма с известием о смерти Рут, мы автоматически подумали, что ребенок умер при родах, но мы ошиблись.
Ты, Мартин, уже уехал в Европу, и мы сообщили тебе о случившемся только в письме. Через месяц уехал и Джерри, и жизнь для меня остановилась.
За несколько недель до возвращения Джерри пришел армейский капеллан из батальона, в котором служил Фрэнки. Кейн умер у него на глазах. Тогда мы уже знали, что Фрэнки мертв. Похоронка из военного министерства пришла еще 16 апреля. Но капитан Ричардс привез письмо от Фрэнка.
* * *
Капитан Ричардс страшно устал. Он уже забыл, когда последний раз спал. Когда человек проживает за день тысячу лет, это очень много.
Канонада превратилась в монотонный гул, на который он почти перестал обращать внимание. Вчера это был полевой госпиталь, а сегодня — тыловой. Фронт за сутки отодвинулся на тридцать миль, но раненые продолжали поступать. Доктора работали день и ночь без перерывов, но очередь у дверей операционной не уменьшалась.
Ричардс вышел из маленького здания, служившего госпиталем. Вокруг на носилках прямо на земле лежали раненые, ожидая своей очереди. Наступила ночь, и в небе уже зажглись первые звезды. Капеллан медленно направился к своей палатке. Необходимо хоть немного поспать, он чувствовал, что скоро упадет от усталости. Он должен был хоть немного поспать, хотя и знал, что во сне его будут преследовать их белые, переполненные болью лица, стоны и мольбы. Ричардс медленно шел к своей палатке, опустив голову и еле волоча ноги. От людских страданий у него ныло сердце.
— Капитан Ричардс.
Ричардс скорее почувствовал, чем услышал голос. Это был даже не голос, а едва слышный шепот, наполненный болью. Он остановился.
— Капитан Ричардс, сюда...
Капеллан вышел на звук. Еще один раненый, укрытый по шею одеялом, из-под которого торчало белое лицо. Ричардс не узнал человека и опустился на колено.
— Капитан, вы меня не помните?
Ричардс покачал головой. Их было так много.
— Я Кейн. Помните?
Капитан Ричардс с изумлением вспомнил Кейна, вспомнил их первую встречу. Ричардс только приехал в батальон. Кейн был сержантом. Капеллан спросил, почему Кейн не ходит на мессы, но тот лишь рассмеялся. Что он тогда ответил? Сейчас трудно вспомнить, прошло столько времени. Точно, Кейн рассмеялся и сказал: «Мессы мне уже не помогут, падре». «Мессы всегда всем помогают. К Богу обратиться никогда не поздно». Сержант вновь рассмеялся. «Если до этого когда-нибудь дойдет дело, падре, я хочу обратиться к нему лично, напрямую». Он отошел. Капеллан некоторое время наблюдал за Кейном. Странный человек, думал он. Слишком старый для воинской службы. Чуть позже Ричардс с удивлением узнал, что, несмотря на почти седые волосы, Кейну чуть больше тридцати.
— Да, Кейн, сейчас вспомнил. — Ричардс плотнее запахнул шинель и сел на холодную землю. Потом устроился на большом камне. Взошла луна, и он заметил, что весь лоб сержанта покрыт белыми метками.
— Я умираю. — В голосе Кейна не слышалось страха, он просто констатировал факт.
— Бросьте! — Капеллан попытался говорить веселым и уверенным тоном, но даже сам не услышал веселых и уверенных ноток. — Не говорите так!
— Не обманывайте меня, святой отец! — Кейн попытался рассмеяться, но вместо смеха раздался лишь кашель. — С такими ранами не выживают. Я слишком часто видел смерть. — Капитан Ричардс открыл рот, но Кейн не дал прервать себя. — Мне не больно, падре. Меня так напичкали морфием, что я даже не знаю, есть ли у меня сейчас тело? — Он посмотрел на капеллана. — К тому же меня положили не у той двери.
Ричардс испуганно оглянулся. Кейн оказался прав. На эту сторону клали безнадежных.
— Я уже два часа смотрю, как они бегают мимо меня. Время от времени санитар делает очередной укол морфия и ставит мелом метку на лбу. — Он хрипло рассмеялся. — Я на них не обижаюсь. Лучше заниматься теми, у кого есть еще шанс.
— Послушайте, вы выживете. Вот увидите! — наконец пробормотал Ричардс.
— О'кей, святой отец. Раз вы так считаете... Но если я все-таки умру, я хочу, чтобы вы кое-что для меня сделали.
— Что, Кейн? — Капеллан подумал об отпущении грехов. Все они рано или поздно приходят к Богу. Но ответ сержанта разочаровал его.
— Я хочу, чтобы вы отвезли письмо, святой отец. Только отвезли сами, а не отправили по почте. Достаньте его, оно в кармане.
Капитан сунул руку под одеяло и достал письмо.
— Это письмо женщине, святой отец. — Увидев выражение лица священника, Кейн поспешно добавил: — Не матери, не жене, не любимой, которые все умерли раньше меня. Это письмо подруге, ее мужу и другу. Я хочу, чтобы они получили его после окончания войны, когда все соберутся вместе. — Кейн о чем-то задумался.
Ричардс несколько секунд молча смотрел на него. Из ушей сержанта капали крошечные капли крови, образуя постоянно растущее темное пятно.
— Не беспокойтесь о письме, сын мой. Я отвезу его. Я еще могу что-нибудь для вас сделать?
Жили только глаза Кейна. Капитану Ричардсу казалось, что они смеются и читают его мысли.
— Да, святой отец. Дайте мне сигарету.
Капеллан сунул сигарету в тонкие холодные губы Кейна, которые пошевелились, словно при поцелуе. Ричардс полез в задний карман за спичками. Когда он повернулся к Кейну, тот был уже мертв.
Сержант Кейн беззвучно, без малейшего движения перенесся в иной мир. Глаза остались открытыми. Казалось, они продолжают жить своей жизнью. Ричардс заглянул в них. Сейчас они стали мягче, чем при жизни. Их начала заволакивать пелена, из-за которой светилась благодарность.
* * *
— Капитан Ричардс пообещал Фрэнку отвезти письмо и сдержал слово. Он передал мне его просьбу, чтобы я вскрыла письмо, когда мы соберемся все вместе. — Джанет посмотрела на мужа.
— Так вот почему ты мне ничего не сказала? — спросил Джерри.
— Да. Я хотела, чтобы вы вместе услышали. — Джанет подошла к комоду и достала письмо. Затем вернулась в центр комнаты и начала читать спокойным и мягким голосом:
— Письмо написано 5 декабря 1944 года.
"Дорогая Джанет!
Я пишу это письмо и надеюсь, что ты никогда не получишь его. Странно писать письмо, которое может остаться неотправленным, но еще более странно представить, что оно дойдет до тебя. Если ты получишь это письмо, значит, меня нет в живых! Я взялся за ручку не из-за какого-то предчувствия смерти, а из страха умереть внезапно.
Кажется, с тех пор, как мы высадились в Нормандии, прошла целая вечность. За это время я о многом передумал и многое решил. Если бы ты знала, сколько я хочу тебе рассказать, сколько хочу задать вопросов!
Когда-то давно Мартин сравнил меня с Гитлером. Тогда я лишь рассмеялся, потому что ничего не понял. Сейчас, после жизни с Рут и пяти месяцев, проведенных в Европе, я понял все. Я понял, что невозможно жить, не уважая общества и так называемых «обыкновенных» людей. Потому что жить без этого, значит жить, не уважая себя самого.
Я начал спрашивать себя, что меня сделало таким? И тут я впервые понял, что всему виной одиночество. Человек может оставаться одиноким, даже живя в одной комнате с двенадцатью другими, если не с кем делить горе и радость. До женитьбы на Рут я всю жизнь провел в одиночестве.
Как ты знаешь, Рут умерла при родах. Но наверное, ты не знаешь, что ребенок остался жив. У нас родился сын.
Я никогда не думал о детях, никогда не хотел их, но Рут сказала: «Я хочу сына. Он мне нужен, потому что он станет новым Фрэнком Кейном, которого я смогу держать рядом с собой, даже если ты уедешь. И я смогу дать ему, а значит, тебе, всю любовь, заботу и мечты, которых у тебя не было. Дай мне своего ребенка, дорогой, чтобы я опять наполнила тебя жизнью!»
Когда родился наш сын и Рут поняла, что не сможет ему больше ничего дать, она прошептала: «Не дай ему испытать боль одиночества, Фрэнки. Подари ему счастливое детство, наполненное радостью и мечтами, дай познать прелесть молодости. Пусть он станет настоящим мужчиной. Дай ему все, что я хотела дать сама».
Я пообещал Рут вырастить нашего сына. Но для этого мне надо сначала вернуться с войны. Когда я понял, что с войны можно и не вернуться, я вспомнил об обещании. Я прошу тебя помочь мне. Впусти нашего сына к себе в сердце и дом, дай ему свое имя и все то, что я хотел бы дать ему сам.
Я довольно богатый человек, так что он никогда не будет нуждаться в деньгах. Ему будет не хватать того, что нельзя купить ни за какие деньги. И это ему можешь дать только ты.
Не позволяй ему расти, как рос я, под крышей, обутому и одетому, и все же беднее самого последнего бедняка, обделенного любовью. Человеку нужны не только еда, одежда и деньга, чтобы быть человеком. Ему нужны любовь, доброта и привязанность.
Человеку необходимы друзья, семья, чтобы иметь какой-то якорь, чтобы пустить корни в земле, чтобы познать истинные ценности на свете. Все эти ценности я узнал от Рут.
Я отвез своего сына в приют Святой Терезы и отдал брату Бернарду. Он пишет, что маленький Фрэнсис очень похож на меня. Я горжусь не только тем, что он похож на меня, но и тем, что в нем я вижу его мать. Она смотрит его глазами, такими же голубыми, улыбается его улыбкой.
Как видишь, я многое узнал у Рут. Я научился любить и узнал, что любить — значит давать, а не только брать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Рут, Рут! Все кончено. Не плачь, дорогая.
— Фрэнки, я думала ты не вернешься!
— Я же обещал. Рут.
Она посмотрела на меня блестящими глазами, и я поцеловал ее дрожащие губы.
— Дорогой, дорогой!..
— Я боялся, ты передумаешь, Рут! Я так боялся... Она прижалась губами к моим губам. Держась за руки, мы вошли в гостиную и сели на диван. Рут повернулась ко мне.
— Сегодня последний день июня. Фрэнки.
— Поэтому я и приехал, — прошептал я. — Я же говорил, что ты станешь в июне невестой. Поедем в Мэриден и поженимся.
Рут отодвинулась от меня в другой угол дивана, где на маленьком подносе лежали сигареты. Она взяла сигарету, и ее лицо стало спокойным. Я поднес спичку, и она, не мигая, посмотрела на меня.
Я ждал, когда она заговорит. Наконец после нескольких глубоких затяжек Рут сказала:
— Нет, Фрэнки, мы не поженимся.
Я тоже, закурил и спокойно спросил:
— Почему?
— Потому что ты не любишь меня. — Она остановила меня, подняв руку. — Не любишь! Все это часть твоего плана, как та сделка, которую ты заключил с Джерри. Для того, чтобы завершить переход от одной стадии жизни к другой, тебе не хватает только женитьбы — вот и все. Ты готов вырядиться в мантию респектабельности, и я должна придать костюму заключительные штрихи.
Ты так ничему и не научился. Ты не веришь в то, что делаешь, и делаешь это только потому, что влип, и приходится из двух зол выбирать меньшее. Джерри рассказал мне, что ты заставил его сделать, и я быстро все поняла. Ты должен уяснить — нельзя заключать сделки за счет других людей!
— Ты любишь меня? — прервал ее я по-прежнему спокойным голосом.
Рут побледнела.
— Люблю ли я тебя? Я тебя так сильно любила еще со школы, что не могла спать по ночам, а когда ты исчез, ты мне долго снился. Я так сильно любила тебя эти последние месяцы, так сильно хотела, чтобы ты взял меня, хотела выносить под сердцем твоего ребенка... — Ее голос дрогнул. — Поэтому я не пойду с тобой ни на какие сделки, Фрэнки, и не выйду за тебя замуж.
Я погасил сигарету в пепельнице и грубо схватил ее за плечи. Она молча смотрела мне в лицо.
— Дура! — закричал я. В висках стучала кровь. — Может, наша любовь и началась так, но неужели ты не понимаешь, что все это я сделал ради тебя, все выбросил из-за тебя? Неужели ты думаешь, что я не выпутался бы из этой переделки? У меня по всей стране десяток мест, откуда бы я мог спокойно действовать и где бы меня никто никогда не взял! Я не обязан был выходить из игры! Я завязал только из-за тебя. Если бы не моя любовь к тебе, я бы, как всегда, элементарно от всего отбился, и я бы разрушил карьеру Джерри.
Только из-за тебя я выбросил на ринг белое полотенце. Ты дала мне шанс. Может, я всегда в душе знал, что ты права, но все равно — все это я сделал только ради тебя!
Я не заключал с тобой никаких сделок. Я вывернул свою жизнь наизнанку ради тебя, я принес тебе все сокровища земли, я отказался от синицы в руках ради журавля в небе. И если ты по-прежнему считаешь, что я не люблю тебя, крошка, можешь катиться ко всем чертям!
Я отпустил ее плечи, и она упала на диван. Я направился к двери.
— Фрэнки! — тихо позвала она меня.
Я повернулся. Рут стояла около дивана.
— Фрэнки! — удивленно воскликнула она. — Ты плачешь!
* * *
Мы поженились в Мэридене, штат Коннектикут, в понедельник, последний день июня 1941 года.
— Фрэнсис, ты согласен взять в законные жены Рут, любить ее и заботиться о ней до последнего дня жизни? — громко спросил судья.
— Да.
— А ты. Рут, согласна, чтобы Фрэнсис стал твоим законным супругом, любить его и заботиться о нем до последних дней жизни?
Рут посмотрела на судью, потом перевела взгляд на меня. Я еще никогда в жизни не видел таких голубых глаз.
— Да, — мягко ответила она.
Судья кивнул, и я одел ей на палец обручальное кольцо.
— Наделенной мне штатом Коннектикут властью я провозглашаю вас мужем и женой. — Он глубоко вздохнул. — Можете поцеловать жену.
Я повернулся к Рут и поцеловал ее. Ее губы легко прикоснулись к моим и отодвинулись. Я посмотрел на судью.
— Поздравляю вас, молодой человек! — улыбнулся он. — С вас два доллара.
Я дал ему пятерку.
Около одиннадцати мы вернулись ко мне в гостиницу. Я перенес ее на руках через порог и поцеловал.
— Здравствуйте, мистер Кейн!
— Здравствуйте, миссис Кейн!
Я опустил Рут на пол, заказал по телефону четыре бутылки шампанского и попросил принести побыстрее.
Пока Рут переодевалась, я ждал в гостиной и нервно пил шампанское. Подойдя к окну, посмотрел на сверкающий на противоположном берегу Нью-Йорк. Я улыбнулся своему отражению и поднял бокал.
— За тебя!
Мое отражение тоже поднесло бокал к губам и выпило.
— Фрэнк, — Голос Рут был таким тихим, что я едва ее услышал.
Я отвернулся от окна и подошел к двери.
— Да, Рут?
Ответа не последовало. Я поставил бокал, выключил свет и открыл дверь в спальню. У кровати горел ночник. Рут стояла у окна и протягивала мне руку.
— Фрэнки, иди сюда на минуточку. Посмотри.
Я подошел к окну, но, кроме Рут, ничего не видел.
— Фрэнки, — загадочным голосом проговорила жена, — посмотри в окно. Ты когда-нибудь смотрел на мир, который раскинулся вокруг нас, на прекрасный огромный мир, который ждет нас?
Я не ответил. Лунный свет падал на прекрасное лицо Рут, и к горлу подступил ком.
— Фрэнк, как ты думаешь, на кого будет похож наш сын? — спросила она, поворачиваясь ко мне.
Я легко поцеловал ее в щеку, и она прижалась ко мне.
— Не знаю, — тихо ответил я. — Я никогда не думал о детях, никогда не хотел их.
Она прижалась крепче.
— Думаешь, он будет похож на тебя? Такой же красивый, своевольный, загадочный?
Я крепко обнял жену.
— Если он будет похож на меня, нам лучше не заводить его.
Я поцеловал Рут в шею, и она прошептала мне на ухо:
— Фрэнк, у нас будет прекрасный сын. Мои губы скользнули по ее плечу. — Ты знаешь, что ты прекрасен?
Я рассмеялся и поцеловал ее грудь. Ее руки неожиданно охватили мою голову и прижали к своей груди. Рут нагнулась и поцеловала меня в макушку. Я поднял лицо и прижался к ее пылающим губам.
— А ты знаешь, что ты прекрасна? — прошептал я.
Она протянула руку и выключила свет.
* * *
Я долго лежал и наблюдал за спящей Рут, в уголках глаз которой блестели слезинки. Внезапно мне захотелось курить.
Я пошарил рукой по столику, но сигарет не нашел. Встал и тихо, чтобы не разбудить жену, вышел в гостиную.
В ушах продолжал звенеть ее голос: «Фрэнки, ты счастлив? Ты доволен мной?»
Я осторожно закрыл дверь и включил настольную лампу.
Да, я был доволен Рут.
На столе лежали сигареты. Я закурил и с удовольствием глубоко затянулся. Рядом лежала почта, скопившаяся за время моего отсутствия. Я лениво принялся просматривать ее: счета, рекламные объявления, письма. В самом низу наткнулся на почтовую карточку с правительственным штемпелем.
"МЕСТНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ, НОМЕР 217.
ВОИНСКАЯ ПОВЕСТКА.
УВЕДОМЛЕНИЕ:
ФАМИЛИЯ, ИМЯ — КЕЙН ФРЭНСИС, НОМЕР 549.
КЛАСС — 1А...
25 ИЮНЯ 1941г...
Сигарета догорела почти до фильтра, и я положил ее в пепельницу. Потянувшись к лампе, понял, что до сих пор держу в руках открытку. Я выключил свет и бросил карточку. Черт с ней! Утром позвоню Карсону и велю все уладить.
Что было потом
Мартин Кэбелл внезапно почувствовал слабость. Он опустился на стул и посмотрел на Джанет.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил он дрожащим голосом.
Джерри тоже не сводил с жены изумленного взгляда. Он тоже хочет знать, что она имеет в виду. Коуэн знал часть истории, но сейчас последует окончание. Морщинки на лице Джерри разгладились, и он откинулся на спинку кресла.
— Мы все знали, что Рут ждет ребенка, — начала Джанет, сев так, чтобы видеть мужчин. — Когда от Фрэнка пришла телеграмма с известием о смерти Рут, мы автоматически подумали, что ребенок умер при родах, но мы ошиблись.
Ты, Мартин, уже уехал в Европу, и мы сообщили тебе о случившемся только в письме. Через месяц уехал и Джерри, и жизнь для меня остановилась.
За несколько недель до возвращения Джерри пришел армейский капеллан из батальона, в котором служил Фрэнки. Кейн умер у него на глазах. Тогда мы уже знали, что Фрэнки мертв. Похоронка из военного министерства пришла еще 16 апреля. Но капитан Ричардс привез письмо от Фрэнка.
* * *
Капитан Ричардс страшно устал. Он уже забыл, когда последний раз спал. Когда человек проживает за день тысячу лет, это очень много.
Канонада превратилась в монотонный гул, на который он почти перестал обращать внимание. Вчера это был полевой госпиталь, а сегодня — тыловой. Фронт за сутки отодвинулся на тридцать миль, но раненые продолжали поступать. Доктора работали день и ночь без перерывов, но очередь у дверей операционной не уменьшалась.
Ричардс вышел из маленького здания, служившего госпиталем. Вокруг на носилках прямо на земле лежали раненые, ожидая своей очереди. Наступила ночь, и в небе уже зажглись первые звезды. Капеллан медленно направился к своей палатке. Необходимо хоть немного поспать, он чувствовал, что скоро упадет от усталости. Он должен был хоть немного поспать, хотя и знал, что во сне его будут преследовать их белые, переполненные болью лица, стоны и мольбы. Ричардс медленно шел к своей палатке, опустив голову и еле волоча ноги. От людских страданий у него ныло сердце.
— Капитан Ричардс.
Ричардс скорее почувствовал, чем услышал голос. Это был даже не голос, а едва слышный шепот, наполненный болью. Он остановился.
— Капитан Ричардс, сюда...
Капеллан вышел на звук. Еще один раненый, укрытый по шею одеялом, из-под которого торчало белое лицо. Ричардс не узнал человека и опустился на колено.
— Капитан, вы меня не помните?
Ричардс покачал головой. Их было так много.
— Я Кейн. Помните?
Капитан Ричардс с изумлением вспомнил Кейна, вспомнил их первую встречу. Ричардс только приехал в батальон. Кейн был сержантом. Капеллан спросил, почему Кейн не ходит на мессы, но тот лишь рассмеялся. Что он тогда ответил? Сейчас трудно вспомнить, прошло столько времени. Точно, Кейн рассмеялся и сказал: «Мессы мне уже не помогут, падре». «Мессы всегда всем помогают. К Богу обратиться никогда не поздно». Сержант вновь рассмеялся. «Если до этого когда-нибудь дойдет дело, падре, я хочу обратиться к нему лично, напрямую». Он отошел. Капеллан некоторое время наблюдал за Кейном. Странный человек, думал он. Слишком старый для воинской службы. Чуть позже Ричардс с удивлением узнал, что, несмотря на почти седые волосы, Кейну чуть больше тридцати.
— Да, Кейн, сейчас вспомнил. — Ричардс плотнее запахнул шинель и сел на холодную землю. Потом устроился на большом камне. Взошла луна, и он заметил, что весь лоб сержанта покрыт белыми метками.
— Я умираю. — В голосе Кейна не слышалось страха, он просто констатировал факт.
— Бросьте! — Капеллан попытался говорить веселым и уверенным тоном, но даже сам не услышал веселых и уверенных ноток. — Не говорите так!
— Не обманывайте меня, святой отец! — Кейн попытался рассмеяться, но вместо смеха раздался лишь кашель. — С такими ранами не выживают. Я слишком часто видел смерть. — Капитан Ричардс открыл рот, но Кейн не дал прервать себя. — Мне не больно, падре. Меня так напичкали морфием, что я даже не знаю, есть ли у меня сейчас тело? — Он посмотрел на капеллана. — К тому же меня положили не у той двери.
Ричардс испуганно оглянулся. Кейн оказался прав. На эту сторону клали безнадежных.
— Я уже два часа смотрю, как они бегают мимо меня. Время от времени санитар делает очередной укол морфия и ставит мелом метку на лбу. — Он хрипло рассмеялся. — Я на них не обижаюсь. Лучше заниматься теми, у кого есть еще шанс.
— Послушайте, вы выживете. Вот увидите! — наконец пробормотал Ричардс.
— О'кей, святой отец. Раз вы так считаете... Но если я все-таки умру, я хочу, чтобы вы кое-что для меня сделали.
— Что, Кейн? — Капеллан подумал об отпущении грехов. Все они рано или поздно приходят к Богу. Но ответ сержанта разочаровал его.
— Я хочу, чтобы вы отвезли письмо, святой отец. Только отвезли сами, а не отправили по почте. Достаньте его, оно в кармане.
Капитан сунул руку под одеяло и достал письмо.
— Это письмо женщине, святой отец. — Увидев выражение лица священника, Кейн поспешно добавил: — Не матери, не жене, не любимой, которые все умерли раньше меня. Это письмо подруге, ее мужу и другу. Я хочу, чтобы они получили его после окончания войны, когда все соберутся вместе. — Кейн о чем-то задумался.
Ричардс несколько секунд молча смотрел на него. Из ушей сержанта капали крошечные капли крови, образуя постоянно растущее темное пятно.
— Не беспокойтесь о письме, сын мой. Я отвезу его. Я еще могу что-нибудь для вас сделать?
Жили только глаза Кейна. Капитану Ричардсу казалось, что они смеются и читают его мысли.
— Да, святой отец. Дайте мне сигарету.
Капеллан сунул сигарету в тонкие холодные губы Кейна, которые пошевелились, словно при поцелуе. Ричардс полез в задний карман за спичками. Когда он повернулся к Кейну, тот был уже мертв.
Сержант Кейн беззвучно, без малейшего движения перенесся в иной мир. Глаза остались открытыми. Казалось, они продолжают жить своей жизнью. Ричардс заглянул в них. Сейчас они стали мягче, чем при жизни. Их начала заволакивать пелена, из-за которой светилась благодарность.
* * *
— Капитан Ричардс пообещал Фрэнку отвезти письмо и сдержал слово. Он передал мне его просьбу, чтобы я вскрыла письмо, когда мы соберемся все вместе. — Джанет посмотрела на мужа.
— Так вот почему ты мне ничего не сказала? — спросил Джерри.
— Да. Я хотела, чтобы вы вместе услышали. — Джанет подошла к комоду и достала письмо. Затем вернулась в центр комнаты и начала читать спокойным и мягким голосом:
— Письмо написано 5 декабря 1944 года.
"Дорогая Джанет!
Я пишу это письмо и надеюсь, что ты никогда не получишь его. Странно писать письмо, которое может остаться неотправленным, но еще более странно представить, что оно дойдет до тебя. Если ты получишь это письмо, значит, меня нет в живых! Я взялся за ручку не из-за какого-то предчувствия смерти, а из страха умереть внезапно.
Кажется, с тех пор, как мы высадились в Нормандии, прошла целая вечность. За это время я о многом передумал и многое решил. Если бы ты знала, сколько я хочу тебе рассказать, сколько хочу задать вопросов!
Когда-то давно Мартин сравнил меня с Гитлером. Тогда я лишь рассмеялся, потому что ничего не понял. Сейчас, после жизни с Рут и пяти месяцев, проведенных в Европе, я понял все. Я понял, что невозможно жить, не уважая общества и так называемых «обыкновенных» людей. Потому что жить без этого, значит жить, не уважая себя самого.
Я начал спрашивать себя, что меня сделало таким? И тут я впервые понял, что всему виной одиночество. Человек может оставаться одиноким, даже живя в одной комнате с двенадцатью другими, если не с кем делить горе и радость. До женитьбы на Рут я всю жизнь провел в одиночестве.
Как ты знаешь, Рут умерла при родах. Но наверное, ты не знаешь, что ребенок остался жив. У нас родился сын.
Я никогда не думал о детях, никогда не хотел их, но Рут сказала: «Я хочу сына. Он мне нужен, потому что он станет новым Фрэнком Кейном, которого я смогу держать рядом с собой, даже если ты уедешь. И я смогу дать ему, а значит, тебе, всю любовь, заботу и мечты, которых у тебя не было. Дай мне своего ребенка, дорогой, чтобы я опять наполнила тебя жизнью!»
Когда родился наш сын и Рут поняла, что не сможет ему больше ничего дать, она прошептала: «Не дай ему испытать боль одиночества, Фрэнки. Подари ему счастливое детство, наполненное радостью и мечтами, дай познать прелесть молодости. Пусть он станет настоящим мужчиной. Дай ему все, что я хотела дать сама».
Я пообещал Рут вырастить нашего сына. Но для этого мне надо сначала вернуться с войны. Когда я понял, что с войны можно и не вернуться, я вспомнил об обещании. Я прошу тебя помочь мне. Впусти нашего сына к себе в сердце и дом, дай ему свое имя и все то, что я хотел бы дать ему сам.
Я довольно богатый человек, так что он никогда не будет нуждаться в деньгах. Ему будет не хватать того, что нельзя купить ни за какие деньги. И это ему можешь дать только ты.
Не позволяй ему расти, как рос я, под крышей, обутому и одетому, и все же беднее самого последнего бедняка, обделенного любовью. Человеку нужны не только еда, одежда и деньга, чтобы быть человеком. Ему нужны любовь, доброта и привязанность.
Человеку необходимы друзья, семья, чтобы иметь какой-то якорь, чтобы пустить корни в земле, чтобы познать истинные ценности на свете. Все эти ценности я узнал от Рут.
Я отвез своего сына в приют Святой Терезы и отдал брату Бернарду. Он пишет, что маленький Фрэнсис очень похож на меня. Я горжусь не только тем, что он похож на меня, но и тем, что в нем я вижу его мать. Она смотрит его глазами, такими же голубыми, улыбается его улыбкой.
Как видишь, я многое узнал у Рут. Я научился любить и узнал, что любить — значит давать, а не только брать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41