Там наверху собираются обычные люди, такие же, как и мы с тобой. Им нужно то же, что и остальным: работа, еда, отдых. Я хочу того же самого, но при этом я никакой не коммунист!
— Они верят в свободную любовь, — осуждающе проговорил Гарри, — и не признают браков.
— Странно, там почти все семейные.
— Если бы они были приличными людьми, они бы воспитывали лучше своих детей. Возьми, например, ту же Терри. Уверен, что она там со всеми перетрахалась.
Я разозлился и хотел что-нибудь резко ответить, но сдержался. Вместо этого медленно улыбнулся.
— Терри относится к тем девчонкам, которых, кажется, можно легко трахнуть, но никто не может похвалиться этим.
Гарри отошел к покупательнице, а я принялся распаковывать ящики и скоро забыл о нашем споре.
Прошло несколько месяцев. Сэм бросил работу и уехал в Хартфорд к родственникам. Я заделался настоящим продавцом и сейчас заколачивал пятнадцать баков в неделю, а по воскресеньям у Отто ловко разливал содовую. Кое-что сэкономив, купил новую одежду, немного поправился и стал относиться к окружающим более весело и дружелюбно. Я знал уже почти всех жителей квартала. Все время уходило на работу и на клуб. Я не проявлял наверху никакой активности, но само присутствие на этих собраниях как-то сближало с людьми.
Прошел День Благодарения. Однажды вечером после закрытия магазина меня окликнул на улице Джерро Браунинг. Я подождал его, и мы пошли вместе.
— Где ты живешь, Фрэнсис?
— В «Миллсе». — Интересно, почему он спросил?
— А сейчас куда?
— Поужинаю и домой.
— Не возражаешь, если поужинаем вместе?
— Нет, — удивленно ответил я. — Хоть будет с кем поболтать.
— У тебя что, нет родственников? — полюбопытствовал Браунинг.
Я покачал головой.
— Сколько же тебе лет?
— Двадцать два. — Я вопросительно посмотрел на Джерро. — Послушай, я не против расспросов, но может объяснишь, чем вызван такой внезапный интерес?
— Сам не знаю, — рассмеялся негр. — Наверное, ты меня заинтересовал.
— Чем? Я такой же, как все остальные.
— Это тебе кажется.
Мы зашли в кафетерий, взяли подносы и наложили еды. Несколько минут ели молча, затем Джерро сказал:
— Твои волосы, например.
Я машинально дотронулся до виска.
— Что с моими волосами? Я что, забыл причесаться?
— Да, нет! — рассмеялся он. — Ты же спросил, что в тебе необычного. Волосы, например.
— Они такие же, как и у остальных.
— Нет, не такие, — не согласился Джерро Браунинг, по-прежнему улыбаясь. — У тебя уже видна седина. По-моему, ты еще слишком молод, чтобы седеть.
— А может, у меня много забот?
— Дело не в этом, просто ты много пережил.
— Откуда ты знаешь? — удивился я.
Прежде чем ответить, Джерро сунул в рот ложку.
— В основном из мелочей. Из твоего поведения. Ты смотришь на людей с изумлением и превосходством, а разговариваешь всегда уверенно и никогда не ходишь вокруг да около. Ходишь ты на цыпочках, как хищное животное, которое в любую минуту готово дать отпор. Ты всегда настороже. — Он положил в рот очередную ложку. — Посмотри на себя со стороны. Ты сидишь спиной к стене и внимательно разглядываешь всех, кто входит или выходит. Кого ты ищешь? От кого ты прячешься?
— Никогда не замечал, — улыбнулся я. — Никого не ищу, ни от кого не прячусь. Наверное, это дурная привычка.
— У всех привычек есть причины.
Мы закончили ужинать. Я встал и пошел за кофе. Джерро Браунинг курил и рассеянно играл с маленьким ключом, прикрепленным к цепочке для часов.
— Что это такое? — заинтересовался я.
Он достал из кармана часы и протянул мне.
— Фи, Бета, Каппа.
Я повертел его в руках. На нем было что-то выгравировано.
— Я еще такого не видел. Что им открывают?
— Мир равных возможностей, — рассмеялся Джерро. — Все это выдумка. — Он увидел, что я ничего не понимаю. — Такие ключи дают в колледже. В это общество попасть очень трудно.
— Ты учился в колледже?
Браунинг кивнул. Я вернул часы и подумал о Марти и Джерри. Сейчас они уже должны заканчивать колледж.
— У меня есть друзья, которые тоже учатся в колледже.
— Где?
— Не знаю, — признался я и криво улыбнулся. — Мы давно не виделись.
— Тогда откуда ты знаешь, что они учатся в колледже?
— Я их очень хорошо знаю.
— Странно, как люди ухитряются терять друг друга, — задумчиво произнес Джерро.
Эти слова окончательно сломали лед между нами. Дальше все пошло, как по маслу. Мы просидели больше часа. Я рассказывал о себе такое, что никому не рассказывал, и он, похоже, искренне заинтересовался. Расстались мы хорошими друзьями.
Глава 4
Зима с 32 на 33 год выдалась очень тяжелой. Люди тысячами теряли работу и влачили скудное существование на пособие по безработице. Никто, в том числе и я, у кого все было в относительном порядке, не сомневался, что необходимо что-то предпринимать. Каждый день газеты пестрели заголовками: «Кризис углубляется!», «Депрессия!» Народ голодал и мерз. Ветераны войны требовали компенсации и рабочих мест. Хватит обманывать себя, приятель, говорили люди, «процветание» больше не прячется за углом.
Все эти потрясения, к счастью, проходили мимо меня. У меня была работа, я не голодал, не мерз.
Раньше в клубе на собраниях жалобы всегда казались мне какими-то придуманными, немного нереальными, речи, которые я там слышал, не производили большого впечатления, требования вызывали лишь улыбку. Постепенно люди приходили в отчаяние и теряли надежду найти работу. Это проявлялось во многом. Люди, которые каждое утро отправлялись на поиски работы, как в церковь, переставали ее искать. Они говорили: «А какой в этом смысл? Разве вы не знаете, что везде депрессия?» и просили занять десять центов.
Несколько магазинов по соседству закрылись, и на их окнах появились объявления «Сдается внаем». Рядом висели никого не привлекающие объявления поменьше: «Цены снижены вдвое», «Зимняя распродажа». Несмотря ни на какие ухищрения, никто ничего не покупал.
Люди ходили расстроенные и растерянные и не знали, кого винить. В метро, на окнах домов, на дверях, повсюду висели небольшие плакаты: "Покупайте «Американца». Это «Ивнинг Джорнэл» развернул кампанию по всей стране. "Благосостояние вернется, если вы купите «Американца». На Колумбус Серкл можно было услышать антиправительственные речи, критику в адрес президента, негров, евреев, католиков, короче, всех подряд! Народ яростно набрасывался на профсоюзы, на забастовки, на штрейкбрехеров, на боссов, на еврейских банкиров. Бесцельно, яростно и глупо все спорили, ругались, кричали до хрипоты.
"Покупайте «Американца»! В Гарлеме вспыхивали голодные бунты. Нервы у всех были на пределе, спавшая глубоко внутри людей ярость была разбужена и рвалась наружу. В них проснулось все плохое, словно злой колдун посеял обильные семена ненависти, подозрений и взаимных обвинений.
Поставьте негров на место! Белым людям нужна работа! Вы что, хотите, чтобы вашу сестру изнасиловал черномазый? Оглянитесь по сторонам. Кому все принадлежит? Евреям! Кого больше всего среди докторов и адвокатов? Евреев! Так чья же это страна: наша или евреев?
Эти ниггеры расползаются, как рак! Стоит поселиться в районе хоть одному черному, и вскоре они будут кишеть, как мухи. Из-за них растет цена на недвижимость, они приводят в запустение ваши районы, они уничтожают вас самих. Если вы впустите к себе ниггеров, скоро вы будете бояться вечером выйти из дома, будете волноваться за свою дочь, когда она возвращается домой после школы. Эти черные, как чума! Дайте поблажку хоть одному, и вам конец!
Да, это была плохая зима! Помню, в один февральский вечер, в день рождения Линкольна, я увидел, как плачет Джерро Браунинг.
Я пришел на собрание в клуб и стоял где-то в углу. Клуб был наполовину пуст. Присутствующие негромко переговаривались. Ансамбли и танцы давно исчезли, деньги были нужны на более важные вещи. Народ стал реже посещать собрания, люди теряли надежду и предпочитали слушать хриплые крики уличных ораторов.
Мы разговаривали с Терри, которая, как обычно, жаловалась. Наши отношения за эти месяцы сильно продвинулись вперед.
— Опять месячные запаздывают, черт побери! Ты уверен, что был аккуратен?
— Конечно, уверен, — рассмеялся я. — Перестань беспокоиться! Если забеременела, от ребенка всегда можно избавиться.
— Какого черта я вообще связалась с тобой? — яростно прошептала Терри. — Тебе на меня наплевать! Тебе бы только найти угол потемнее!
— А что же мне еще хотеть? — весело поинтересовался я.
— Ладно, шутник! — Терри сердито поджала губы. Ее глаза пылали. — Мое терпение не безгранично!
— Ты не единственная женщина на свете, — равнодушно ответил я.
— Черт побери! — взорвалась она. — Он еще острит! Вот возьму да и выйду замуж!
— Кому ты нужна?
— У меня есть парень! — уверенно заявила Терри. — С хорошей работой. Водитель автобуса на Пятой авеню. Настоящий джентльмен. Он никогда не стал бы приставать к девушке, когда та не хочет.
— Это только лишний раз подтверждает, что на земле полно дураков. Почему же ты не выходишь за него?
— Не знаю, почему! — рявкнула Терри и тут же мягко поинтересовалась: — Ты никогда не думал о женитьбе, Фрэнки?
— Ты что, считаешь меня полным идиотом? — Я в ужасе поднял руки и рассмеялся. — Зачем делать несчастной одну женщину, когда это можно делать со всеми? Если это предложение, то очень неожиданное!
— Смейся! Смейся! — вновь рассвирепела Терри. — Я выйду за него замуж и тогда посмотрим, кто будет смеяться.
Она отошла от меня, и я задумчиво посмотрел ей вслед. Никогда не поймешь, когда она говорит серьезно, а когда шутит. Черт побери, я в любом случае не хочу ни на ком жениться!
На стол залез Джерро Браунинг и поднял руки, прося тишины.
— Друзья!..
Больше он не успел сказать ни слова. Зазвенело стекло, и в комнату влетел камень, за которым последовали другие. Все в растерянности замерли, а Джерро продолжал стоять на столе с открытым ртом.
Я стоял ближе всех к окну. На улице собралась толпа. Подбежала Терри и испуганно схватила меня за руку.
— Что им нужно?
Я не знал, что им нужно. Кто-то снизу закричал:
— Нам не нужна черная свинья! Мы не позволим ему трахать белых женщин. Мы научим его жить среди белых!
Я взглянул на Браунинга, который сейчас остался один в центре зала. Все отошли к стенам и стояли с бледными испуганными лицами.
— Почему никто не вызовет полицию? — закричала какая-то женщина.
— Я выйду поговорю с ними, — спокойно проговорил Джерро и направился к двери.
— Не пускай его, Фрэнки! — прошептала Терри. — Они убьют его!
Я автоматически подчинился.
— Джерро, подожди. Ты ничего не добьешься этим. Давай сначала хотя бы выведем женщин!
Он подошел к окну.
— Не подходи к окнам! — предупредил я его.
Браунинг остановился и в замешательстве посмотрел на меня.
— Если мы вам его отдадим, вы выпустите остальных? — крикнул я.
— О'кей!
— Хорошо! Сначала выйдут женщины, за ними мужчины. Когда все выйдут, можете забирать его! — сообщил я.
— Нет! Ты выйдешь с ним последним.
— Ладно! — согласился я.
— Фрэнки, ты не можешь его выдать! — прошептала Терри.
— Заткнись! Никто не выдает Джерро. Когда выйдешь на улицу, вызови полицейских. Потом иди домой и жди от меня известий. — Я громко добавил: — Ребята, не беспокойтесь! Все выйдут отсюда живыми и невредимыми. Снимите шляпы, чтобы они видели, что вы белые. Отправляйтесь по домам и никуда не выходите до утра. Никому ничего не рассказывайте. Идите!
— Мы не можем оставить Джерро, — запротестовал кто-то.
— Я его не брошу! — заверил я. — Идите! Вы ведь не хотите, чтобы что-нибудь случилось с женщинами?
Они направились к выходу.
— Подведи ниггера к окну, чтобы мы видели, что он не улизнул! — крикнули снизу.
Это шло вразрез с моим планом. Я хотел, чтобы под шумок Джерро ушел через крышу. Сейчас ему придется ждать, пока все не выйдут. Я велел Джои открыть люк, а потом уходить со всеми. Он кивнул и выбежал из комнаты.
— А сейчас, не торопясь, выходите по одному, — Попросил я. — Нам нужно время.
Они начали медленно выходить из зала. Эвакуация проходила спокойно. Я выглянул в окно и увидел, как из подъезда вышел первый, как они по одному проходили мимо толпы и скрывались за углом.
— Где ниггер? — закричал кто-то из толпы.
Я подтолкнул Джерро, и он подошел к окну. Его лицо было спокойно, губы плотно сжаты. Если он и боялся, то не показывал страха. Я видел, как за углом скрылась Терри и, оглянувшись, помахала рукой на прощание. В окно кто-то бросил камень. Я инстинктивно отпрыгнул, и камень задел Джерро за щеку, но он даже не шелохнулся.
Я молча посмотрел на Браунинга. Из пореза на щеке начала сочиться кровь, но он даже глазом не моргнул. Джерро стоял, словно ничего не произошло. По щеке на шею побежала тоненькая струйка крови, и чистый воротник белой рубашки мгновенно покраснел. Я протянул платок, и он равнодушно прижал его к ране, как парикмахер прикладывает к лицу клиента горячее полотенце. Браунинг продолжал стоять у окна и невозмутимо смотреть на толпу.
— Знаешь кого-нибудь? — прошептал я.
— Да. — Его голос слегка задрожал. — Почти всех.
Наверное, многие из этих гадов когда-то ходили в клуб, подумал я, но не сказал ни слова. Оставалось лишь надеяться, что Джои спустится раньше, чем из здания выйдет последний человек.
— Фрэнки! — донесся из дверей голос Джои.
— Все в порядке? — спросил я, не поворачивая головы.
— В порядке.
— Тогда уходи. Не забудь, ты должен идти последним. — Я услышал его шаги на лестнице и сказал Джерро: — Приготовься! Как только Джои выйдет из подъезда, беги за мной.
Он не ответил. В помещение влетели еще несколько камней. Я уклонился, но Джерро Браунинг стоял, не шелохнувшись. Наконец из подъезда вышел Джои.
— Мы выходим! — громко закричал я и отошел от окна. — Краешком глаза заметил, как кто-то из толпы бросился в здание.
Джерро продолжал стоять у окна. Я схватил его за руку и потащил к двери. Мы выбежали в коридор. На лестнице уже грохотали шаги. Я бросился наверх. На последней площадке стояла стремянка, ведущая на крышу. В открытый люк ярко светили звезды.
Я подтолкнул Джерро к стремянке и через несколько секунд полез за ним. Этажом ниже в помещении клуба послышались крики, грохот разбиваемой мебели. Я почти добрался до люка, когда кто-то схватил меня за ногу. Я посмотрел вниз и изо всех сил пнул в лицо какого-то типа, вцепившегося мне в ногу. Он полетел вниз. Я выбрался на крышу и огляделся по сторонам.
На крыше лежали остатки снега после последнего снегопада. Рядом с люком валялся старый гнилой матрац, на котором, наверное, когда-то в душные летние ночи спал кто-то из жильцов.
— Помоги мне! — крикнул я Джерро.
Рана на его лице продолжала кровоточить. Мы вместе закрыли люк и накрыли его матрацем, надеясь, что он их хоть немного задержит. Я выпрямился и огляделся по сторонам в поисках другого люка. Ближайший находился в двух подъездах от нашего. Я бросился к нему, но он оказался заперт.
Матрац начал шевелиться под ударами снизу, но люк еще не был открыт. Мы перебежали по крыше на следующее здание.
Там нам повезло — дверь оказалась открытой. Я закрыл ее изнутри на крючок, и мы помчались вниз. Выскочив на Шестьдесят восьмой улице, побежали к парку.
За нами никто не гнался. На Сентрал Парк Уэст мы поймали пустое такси.
— Быстрее! — крикнул я водителю.
Джерро откинулся на заднее сиденье и закрыл лицо руками. Платок весь пропитался кровью. Я отнял руки от его лица и осмотрел порез.
— Рана глубокая. Надо ехать в больницу. — Я велел таксисту отвезти нас в больницу Рузвельта.
Там я расплатился, и мы вошли в отделение скорой помощи, где Браунингу наложили несколько швов. Пока доктор обрабатывал и зашивал рану, я отвечал на вопросы сестры, заполнявшей приемный бланк. Наконец доктор зашил рану и забинтовал щеку. Он дал нам какие-то таблетки и велел Джерро отправляться домой отдыхать. Мы вышли из больницы.
Часы на витрине магазина напротив показывали одиннадцать часов.
— Отправляйся домой, Джерро. Ты еле на ногах стоишь.
— Мне уже лучше. — Он попытался улыбнуться. — Пожалуй, я сам доберусь до дома. Спасибо, Фрэнк. Ты вел себя потрясающе!
— Забудь об этом! Ты уверен, что сам дойдешь?
— Конечно, — заверил он меня и тут же пошатнулся. Я поддержал его.
— Пожалуй, я провожу тебя. Мы начали этот вечер вместе и вместе его закончим. — Он не стал спорить. — Где ты живешь?
— Мне нельзя сейчас домой, — ответил Джерро после небольшой паузы. — Не хочу расстраивать своих. Они перепугаются, увидев меня в таком виде. Лучше поеду к другу.
— Куда хочешь, только пошли поскорее. Тебе необходим отдых.
Мы остановили такси. Джерро назвал адрес в Гринвич Виллидж и откинулся на сиденье. Несколько минут он молча смотрел в окно, а я время от времени посматривал на него краешком глаза.
Наконец он опустил голову на руки и заплакал. Я знал, что плакал он не от боли, а от обиды и унижения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41