Ричард наклонился над холкой Саладина, разглядывая двух поверженных в грязь уэльсцев. Их руки были туго связаны, на телах виднелись следы побоев.
Он вдруг вскипел гневом:
— Я не знал, что Эдуард распространил английские законы на уэльские леса и тем более что дал сэру Роланду право выносить приговоры. Но раз ты лесничий, то должен знать назубок все статьи королевской Лесной Хартии. Какое наказание положено за убитого зайца, сэр Байе? Ответь мне!
Рыцарь неловко помялся.
— Мы в глаза не видели Хартию, и мы не облечены официальной судебной властью. Но Гуинлин — королевская крепость, и поэтому я счел…
— И грубо ошибся! — подхватил Ричард. — У тебя нет права наказывать этих людей!
От повышенного голоса хозяина Саладин забеспокоился, попытался встать на дыбы, но Ричард властно утихомирил его, склонился, схватил одного из пленников за шиворот и поставил на ноги.
Тот взглянул на него с ненавистью одним глазом — второй был закрыт огромным багровым отеком.
Ричард выругался про себя. Как мог Роланд вводить здесь самовольно английскую Лесную Хартию? Даже законопослушные англичане возмущались этим несправедливым и жестоким законом, отдающим в собственность короля всю живность, обитающую в лесах. И Ричард знал, что осторожный Эдуард опасался распространять Хартию на еще не до конца покоренный и, главное, голодный Уэльс.
Ричард коснулся кровоточащих ссадин на лице уэльсца и обратился к Байе:
— Ты и твои люди, конечно, исполняли свои обязанности, но, боюсь, в данном случае я должен вмешаться. Теперь я верховный правитель Гуинлина, и с этого дня я запрещаю тебе ловить браконьеров.
— Но, милорд! — возразил рыцарь. — Сэр Роланд установил другой порядок в лесах, и эти люди его нарушили. Что нам делать — отпустить негодяев?
Ричард достал из ножен кинжал и перерезал путы, связывавшие пленников.
— Тебе мало того, что ты уже получил? — спросил он у уэльсца с заплывшим глазом. — Захочешь еще поиграть в охоту в моем лесу?
Искорка, вспыхнувшая в глазах уэльсца, доказывала, что пленник его понял.
— Тебе дорога твоя жизнь? — потребовал ответа Ричард.
— Мой урожай сожгли в прошлом году, моих овец и свиней или зарезали, или угнали твои солдаты, — ответил ему уэльсец на ломаном французском. — Моя семья кормится только тем, что я добываю в лесу. В твоем лесу — как ты заявил! Сила на твоей стороне. Что ж, убей меня, англичанин. И Господь проклянет твою черную душу!
Выкрикнувший эти слова мужчина ждал, когда на него обрушится смертельный удар. Но Ричард притворился, что как бы не слышал или не понял его оскорблений.
Он обвел взглядом грозную толпу.
— Эй, слушайте меня, люди! — крикнул он по-французски. — Я, Ричард Бассет, прозванный вами Кентским Волком, заверяю вас, что нет никакого закона, чтобы запретить вам охотиться в лесах. И так будет, пока я здесь правлю!
Немногие в толпе поняли, о чем он говорит. Но те, до кого дошел смысл его речи, начали перешептываться в удивлении и передавать странную весть своим соседям.
— Я управляю Гуинлином от имени Эдуарда, монарха Англии и Уэльса. И никто не будет наказан за охоту в лесах, если он поступает так, чтобы кормить семью, а не наживаться на продаже мяса.
Ричард повторил эту фразу дважды, желая вдолбить ее в умы самых непонятливых.
Ропот в толпе стал таким громким, что заглушил шум морского прибоя, бьющего о скалы. Ричард обвел взглядом зловещий круг — никто не верил ему, все дышали ненавистью я злобой. Эти люди изголодались и в этом винили его.
— Сегодня вам нечего есть, потому что ваш урожаи уничтожен или украден. Ищите пищу в лесу. Никто за это не будет наказан. А завтра займитесь землей, взрыхлите ее и засейте, пока не поздно!
— Все до последнего зернышка у нас отобрали. Что мы будем сажать? А если что-то взойдет на этой земле, все равно у нас опять заберут урожай. Тогда пусть наша земля останется бесплодной! — Уэльсец злобно сплюнул на землю у себя под ногами.
— Грешно плевать на землю, которая всех вас кормит, — возразил Ричард. — Завтра каждый, кто придет в крепость Гуинлин, получит семена для посева.
— А урожай съедят англичане… — настаивал упрямый уэльсец.
— Урожай будет принадлежать тем, кто его взрастил. Лишь часть его, как заведено издревле, отдаст хозяин церкви и владетельному лорду Гуинлина. А я есть владетельный лорд, и мое слово твердо. Закон будет один для всех — и для уэльсцев, и для англичан. Без страха приходите ко мне в поисках справедливости, даже если вас обидел англичанин.
— Красиво ты говоришь, — промолвил пленник, — но мой народ достаточно наслушался лжи от англичан.
Упрямство этого искалеченного мужчины и раздражало, и удивляло Ричарда. Поверженный, избитый, втоптанный в грязь, он выступал грозным обвинителем могучего рыцаря.
— Как твое имя?
— Хейвидд Сел.
— Трудно произнести моему языку твое имя. но живи, Хейвидд Сел. Только укороти свой язык, а еще лучше не попадайся мне на глаза.
Пленник вздернул голову вверх, и Ричард увидел, насколько тот искалечен. Помимо заплывшего глаза, челюсть его была разбита, и поэтому он так невнятно шамкал.
— Не думай, рыцарь, что, если я стоял перед тобой в грязи на коленях, я ниже тебя. И я не собака, виляющая хвостом, если ей бросили кость. Мы никогда не полюбим тебя, так же, как и ты нас…
Ричард уже начал терять терпение:
— Ведь не я поставил тебя на колени. Я, наоборот, поднял тебя с колен. Согласись, ведь так? — Напрасно ждал Ричард от уэльсца ответа.
Тот жег его своей ненавистью, и рука Ричарда невольно потянулась к мечу. Но он сдержал себя.
— Хватит! Спор бесполезен. Мы одолели в битве ваше войско, а те из вас, кто уцелел, должны признать свое поражение. Одумайся! Подкрепись жареным зайцем и берись за работу!
Не дожидаясь, что скажет непокорный мятежник, Ричард повернул Саладина, и толпа расступилась, пропуская всадника.
Отъезжая, Ричард бросил:
— Приходи за семенами, когда поле будет вспахано. Симон взял на себя смелость скомандовать солдатам вложить оружие в ножны, построиться и выбраться из толпы. Догнав господина, он тихо спросил:
— Можно ли верить этому дикарю?
— А ты как считаешь? — откликнулся Ричард.
— Что правда, то правда… выглядит он изрядно отощавшим.
— Вот поэтому я ему и поверил. Человек не станет рисковать жизнью из-за жалкого зайца, если не дошел до крайней черты.
— Я рад, что вы избавили его от наказания, Ричард. Я имею в виду отсечение рук. Слишком суровый способ наводить порядок…
Ричард прервал его:
— Лучше убить мужчину, чем лишить его рук. Это значит обречь его на муки ада еще здесь, на земле, и приобрести себе такого врага, что и в страшном кошмаре не приснится. Нельзя доводить людей до отчаяния, Симон, запомни. Опасен тот, кому нечего терять.
Элен поместили в роскошно обставленном покое королевы. Всего лишь один день и одну ночь провела в нем королева Англии, но со времени визита Их Величеств в Гуинлин все там сохранялось в первозданном виде.
Прильнув к окошку, Элен наблюдала, как Ричард и его оруженосец влетели на полном скаку на крепостной двор. В это утро Ричард был без шлема, и игривый весенний ветерок развевал его золотистые волосы.
Она отвела взгляд, опустилась в удобное кресло, специально поставленное у окна, чтобы королева могла при желании обозревать окрестности. Элен хотела выкинуть Ричарда из головы, но его образ постоянно преследовал ее.
«Этим мужчиной можно залюбоваться», — призналась она себе. Четкий профиль, увенчанная золотой гривой волос голова, гордо возвышающаяся над линией широких плеч, игра мускулов при каждом его движении — это назойливое видение она безуспешно пыталась отогнать.
Элен как бы заново ощущала его губы на своих губах, прикосновение его сильного горячего тела к своему обнаженному телу. Это было лишь воспоминание, но оно упорно возникало вновь и вновь. Она проклинала себя за предательство, но образ злейшего ее врага не становился от таких увещеваний менее привлекательным.
Элен покинула мягкое кресло и заметалась по комнате, как только что пойманный и посаженный в клетку лесной зверек. Почему Энион, любимый Энион, не доставлял ей таких наслаждений своими объятиями, как этот чертов английский рыцарь?
Нет! Нет! Дьявольское наваждение должно пропасть, если она вспомнит своего жениха. Энион! Вот его она любила и будет любить вечно. И там… за пределами жизни земной, их ждет встреча, но мысли об этом почему-то мало помогали Элен.
Ее вновь потянуло к окну, но теперь двор был уже пуст. Она в ярости стукнула кулаками по подоконнику. Разглядывать своего злейшего врага было, разумеется, грешно, но не видеть его вообще было вдвойне мучительно.
Что он сделал с ней, в кого он ее превратил? Неужели она хочет стать его наложницей? Разве может она поступиться своей честью и осквернить любовные узы с незабвенным Энионом?
Наверное, тысячу шагов она отшагала, мечась из угла в угол по роскошным покоям. Элен перемерила все одеяния, которые принес Жиль и разложил на кровати. Все они оказались ей коротки — она была слишком высока ростом. Томясь вынужденным бездельем, Элен принялась за работу — стала подшивать снизу несколько дюймов ткани, чтобы подол платья закрывал лодыжки.
С печальным вздохом она коснулась нежной шерстяной ткани любимого ею голубого цвета. Как давно она не наряжалась, не старалась выглядеть красивой! И эти наряды дали ей лишь на время. Если ее отпустят из Гуинлина, она уйдет отсюда в своей старой коричневой тунике — такой удобной, чтобы прятаться в зарослях.
Кентский Волк поднимался по лестнице к покою королевы. С каких пор она стала узнавать его шаги? Чем они отличаются от топота сапог стражников?
Пройдет ли Ричард мимо, поднимаясь на дозорную башню, или остановится?
Он остановился. Стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Элен невольно и поспешно поправила одеяние, которое только что надела.
Ричард вошел. Даже для просторных покоев королевы он был слишком высок, и макушка его едва не упиралась в украшенную резьбой балку.
Он осмотрелся, потом оглядел ее фигурку — всю с ног до головы, — и зрелище это, видимо, доставило ему удовольствие.
— Я вижу, ты нашла применение барахлу, которое плесневело в сундуках. Не знаю, чья это собственность, но теперь все это принадлежит тебе. И я рад видеть тебя в красивом платье. Меня уже воротит от твоей коричневой туники.
Его широкая, доброжелательная улыбка едва не ослепила Элен. Она не могла не улыбнуться ему в ответ, но тут же одернула себя. Как можно вести галантный разговор с заклятым врагом?
— Зачем мне такой богатый гардероб? Или ты собираешься удерживать меня здесь вечно?
Ричард намеренно пропустил мимо ушей ее язвительный вопрос. Он вновь обвел взглядом роскошную обстановку спальни.
— Эта комната пришлась по вкусу королеве Англии. Почему она не подходит тебе? Женщинам нравится мягкая мебель, пышные балдахины и разные тряпки. Разве тебе не уютно в этом гнездышке?
— Любой женщине здесь будет уютно, но только если она не узница. Мне надоело быть пленницей и не знать, что будет со мной дальше. Скажи мне, как ты намерен мною распорядиться, и уж тогда я решу, как распоряжусь своей судьбой.
Ричард не выдержал ее горящего взгляда, отвернулся, подошел к окну, стал разглядывать опустевший крепостной двор.
— Тюрьма тебя не устраивает! Что ж, за это я тебя не упрекаю. Я сам бы не выдержал плена. Но я не выпущу тебя на свободу, потому что твоя свобода грозит мне бедой и, быть может, смертью. Гуляй свободно по крепости, но ни шагу за стены! Забудь о лесах и ущельях, где ты можешь спрятаться и оттуда жалить меня.
Она молчала, но грудь ее бурно вздымалась под тонким покровом придворного наряда.
Ричард в который раз уже ощутил, что сталь ударилась о сталь, коса нашла на камень.
— Поклянись мне, что ты не сбежишь! Тогда ты будешь свободно разгуливать по Гуинлину.
Элен задумалась. Это был хоть какой-то шанс. Ричард не властен помиловать Оуэна, но она, перестав быть узницей, узнает, где содержат пленного уэльсца. Не так уж трудно обмануть английских стражников, выбраться за стены, а там уж недалека Франция и вожделенная свобода.
— Ты говорила, что верна своему слову, — настаивал Ричард. — Так дай мне его! И тогда обретешь некоторую свободу.
Он обернулся и с улыбкой посмотрел на нее.
Мысли смерчем завихрились в ее голове. Поклясться ему, освободить себя и Оуэна из заточения, и, значит, нарушить клятву? Она вправе солгать. Лгать врагу — это не грех. Но что-то удержало ее, и она опустила глаза.
— Нет! Я не могу дать тебе такой клятвы. Если Господь смилостивится, то он сам откроет мне ворота.
— Я тебя понял. — Ричард, прислонившись к стене, погрузился в мрачное раздумье.
Своей неподвижностью он напоминал каменное изваяние рыцаря, которое когда-то видела Элен в одном из уэльских замков.
— Такое признание тяжело тебе далось, разве не так, Элен? — продолжил он после длительной паузы. — Я благодарен тебе за откровенность и предложу кое-что в вознаграждение. Я разрешу тебе свободно покидать эту комнату в течение двух дней, а ты взамен дашь мне обещание на этот срок. Только обещание, а не тягостную для тебя клятву.
Элен преисполнилась к нему благодарностью, но одновременно удивилась подобному великодушию. Почему Ричард так легко уступает ей?
— Ты и вправду так поступишь? — прошептала она с недоверием. — Ты мне доверяешь?
— Не совсем, но пытаюсь верить. Ну как, согласна? Тогда по рукам!
— О да! — поспешила она откликнуться. — Да! Ричард улыбнулся. Дела налаживаются даже быстрее, чем он надеялся. Личико Элен уже не дышало ненавистью, и резкость тона исчезла из ее голоса. Маленькая, но все же победа, и это только начало…
— Теперь поговорим о твоем дядюшке. Я сделал ему такое же предложение, как и тебе. Но твой дядя — человек мудрый. Он мое предложение сразу принял. Хотя он и не высказал покорность Эдуарду, но поклялся не подымать руку на моих людей в Гуинлине и не пытаться убежать.
— Ты его пожалел? — затаив дыхание, спросила Элен. — Ты его помилуешь?
— Я долго размышлял по поводу сказанного тобой. Если твой родственник действительно сражался только ради твоего спасения, я не обвиню его в мятеже. — Ричард украдкой бросил быстрый взгляд на Элен и уловил, как мгновенно просветлело ее лицо. — Если он сдержит слово и будет вести себя мирно, мне незачем держать его в заключении. Но предупреждаю тебя и его! При любой выходке пусть попрощается с жизнью.
— О, Ричард! — Элен, сама не сознавая, что ею движет, шагнула к нему, схватила его сильные руки, прижала к своей груди.
На нее обрушилась лавина чувств. Здесь была и благодарность к золотоволосому рыцарю, и ожившие надежды, и изумление, и величайшее облегчение от терзающих ее дум.
— Я… я не знаю, как благодарить тебя. Ты так добр. Разве я могла надеяться на такую доброту? Нет, никогда…
Ричард глядел в ее возбужденное личико и был в эти секунды безмерно счастлив. Лишь второй раз в их долгом уже общении она сама, по своей воле, шла в его объятия, и будто порыв ветра приподнял его над полом, подтолкнул к ней.
Как легко, как просто сейчас склонить голову и завладеть ее сладостными губами, а потом… потом полностью забыться в наслаждении.
Он так и поступил. Наклонился, и вкус поцелуя был сладостен. Лишь один поцелуй… и дальше путь открыт!
Элен успела заметить, как изменилось выражение его лица, но такую же страсть и тягу к нему она ощутила и в себе. Она ужаснулась, но ничего не могла с собой поделать. Они целовались яростно, будто сражались в поединке. Но ее не пугал Ричард. Он был ей сейчас подвластен, как и она ему.
Но близость их губ, их тел не могла затмить жуткую и горестную мысль — все равно они враги и связывает их взаимная ненависть.
Элен оттолкнула его, и могучий рыцарь, чуть пошатнувшись, отступил.
— Нет, Ричард, не надо…
Ричард опомнился. Он смотрел на нее теперь с подозрением и тревогой. Ее руки бессильно, как высохшие плети вьюнка, опустились вниз.
— Что? Что с тобой, Элен? Больше никаких поцелуев в знак благодарности? Малая цена за жизнь преступника!
Он старался говорить и выглядеть цинично в этот странный момент.
Элен родилась, росла и воспитывалась среди воинственных мужчин, и сама была воином по натуре. Ей внушили с малолетства законы чести. Она умела распознавать характеры — кто трус, кто лжец и кто истинно благороден. И она надеялась, что не ошиблась в оценке мужчины, который только что обнимал ее.
— Ты подарил Оуэну жизнь ради моей благодарности. Но ведь ты сдержишь слово, если я откажу тебе? Я права, сэр Ричард Кент?
Гнев Ричарда был беспределен. Но вместо того, чтобы излиться вулканической лавой и сжечь непокорную девчонку, он смиренно согласился.
— Мне сейчас лучше уйти, а ты можешь думать все, что угодно. Раньше многое я брал силой, но никогда на торжище. Твоя благодарность была мне приятна, но только если она не куплена… Прости, что обеспокоил тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47