Будь любезен, выкладывай, что там у тебя.
— Ах, милая мама, дело в том, что, по-моему, тебе не вполне удобно будет уезжать в Испанию в тот момент, когда я так рассчитываю на твою помощь со всей этой утомительной подготовкой к свадьбе. На самом деле я полагал, тебе захочется устроить небольшой досвадебный прием у себя, а потом сделать большой прием после брачной церемонии у меня. У тебя всегда так хорошо получалось с организацией подобных вещей.
На этот раз ему удалось ее удивить. Вдовствующая маркиза перестала раскачиваться в своем кресле-качалке взад-вперед, нахмурилась и произнесла с раздражением:
— Свадьба? Уже слишком поздний час, чтобы я заинтересовалась разгадыванием загадок. О чьей свадьбе ты говоришь?
— Мама, ты не против, если я выпью немного твоего великолепного бренди? — И, не дожидаясь ее ответа, он открыл буфет и налил себе, пренебрегая всеми манерами, рюмку ее самого лучшего коньяка «Наполеон».
Что это в него вселилось? Ей стало не по себе от столь необычного для него поведения и от того, каким странным, оценивающим взглядом он окинул ее. И это почти вынудило ее повторить свой последний вопрос, но теперь уже с нескрываемым раздражением.
— О чьей? Разумеется, твоей внучки. Она выходит за Эмбри. Полагаю, она сама настаивала на выборе его в качестве жениха. Но, в общем-то, кажется, вполне справедливо, не правда ли, что моя дочь станет следующей маркизой Ньюбери, а?
— И когда же все это началось, с каких это пор ты стал интересоваться подобными вещами? — воскликнула вдовствующая маркиза обиженно-капризным тоном. — Меня должны были известить, коль скоро Элен изменила свое решение и отменила помолвку с Эмбри. И тебе следовало сообщить мне, что ты хочешь выделить ему наследство. Если, конечно… — Она выпрямилась в своем кресле, и ее глаза посветлели — …тебе удалось добиться правды от них обоих. Так ведь? Так вот почему ты здесь на самом деле? Сообщить мне, что ты, наконец, сделал то, что я всегда предлагала, и ускорил ход событий, верно?
— Моя дорогая, умная, изобретательная мамочка, — сказал маркиз, поднял свою рюмку в подобии насмешливого тоста и стал задумчиво посасывать из нее, прежде чем поставил ее и продолжил: — Кажется, ты могла бы, если хочешь, сказать, что я форсировал события почти по чистой случайности. Я вытащил секреты, прогнившие и изъеденные червями и плесенью, на свет Божий, чтобы в них разобраться. Что же касается твоего предыдущего вопроса, то разве я не сказал о своей дочери? Твоей внучке, а? Элен, бедная девочка, всего лишь одна из трех незаконнорожденных моих дочерей от моей второй, незаконной жены, как ты прекрасно знаешь, милая мама. Но я говорил о свадьбе, которая должна состояться между моей законной дочерью и моим единственным наследником. Я думал, ты уже догадалась об этом, если, конечно, твой возраст не начал затуманивать твое сознание. Будет очень жаль, если это случится или если ты заставишь меня так думать. А в этом случае мне придется поместить тебя в тот самый изысканный санаторий, который ты рекомендовала моему племяннику Чарльзу в качестве резиденции для его будущей жены. Ха!
Его внезапный холодный смешок заставил маркизу, которая в своей жизни никогда и ничего не боялась, вдруг съежиться в своей качалке и облизать пересохшие губы, когда он подошел к ней на несколько шагов ближе и остановился, пристально смотря на нее. Потом он насмешливо произнес:
— Но отчего же ты вдруг так побледнела, моя дорогая Belle-Mere? Мы оба хорошо знаем, что совести у тебя нет, так что причина не в этом, не правда ли? Но тогда в чем? Безмолвствовать не в твоих привычках, и я полон нетерпения услышать от тебя некоторые пояснения относительно твоего планирования, в котором ты явно преуспела. О том, например, как ты намеревалась разъединить меня с моей женой и ребенком и как ты устроила мне продолжительную задержку в Турции; или как ты так хитро все организовала в отношении бедняжки Виктории с помощью Ховардов. И как ты устроила, чтобы был наказан Эмбри, и приказала выполнять то, что ты диктовала, и со мной было так же. Ты сделала все, чтобы мою дочь использовали известным тебе образом, а меня поощряла жить с проститутками! Этот список почти бесконечен, не так ли? И ты не захочешь, чтобы я утомлял нас обоих, перечисляя все твои деяния, да? Моя дражайшая мать-потаскуха!
— Ты не имеешь права говорить со мною так! Как ты смеешь?! И все это со слов коварной дряни, намеревающейся провести нас всех? Если она твоя дочь, значит, ты прижил ее с Соланж. Неужели тебе не понятно? И ты сам знаешь, как они замышляли обмануть тебя, разве не так? Брачного свидетельства не было. Это несчастное глупое создание, считавшее, что ты на ней женился, не могло даже доказать этого. Кевин, ты слишком поддаешься эмоциям. Если бы это было не так, ты понял бы, что все сделанное мной было тебе на пользу! Посмотри, в каком завидном положении ты сейчас, какое место занимаешь в правительстве, как тебя уважают. Если бы я не добилась для тебя защиты и не уберегла тебя от глупых ошибок, ты был бы… ничем и никем! И ничего бы ты не достиг, понимаешь? А сейчас ты маркиз Ньюбери, и это имя что-нибудь да значит: этот род значит многое! Это не какие-то французские выскочки… Ха! Слабые люди нуждаются в том, чтобы ими руководили, дорогой мой Кевин, а ты был слабым, пока я не решила сделать тебя сильным. А теперь, будь добр, оставь мой дом, чтобы я могла лечь спать, потому что мне не хочется больше занимать тебя разговорами. Почему бы тебе вместо этого не перейти через улицу и не успокоить свои нервы у этой маленькой стервы, которую ты называешь своей дочерью?
С красным от злости лицом вдовствующая маркиза собралась было подняться со своей качалки, как была вновь усажена туда с такой силой, что чуть не задохнулась от страха и ярости.
— Ты совершенно забыл, что творишь. Как ты смеешь вести себя со мной таким образом? Оставь меня, Кевин, если не хочешь, чтобы я вызвала слуг, которые тебя вышвырнут отсюда.
— Моя дорогая матушка! — произнес маркиз, вовсе не желая подчиниться и не испытывая угрызений совести.
Вместо этого он откинул назад голову и засмеялся, и тут она заметила, что он вертит в руках принесенную им трость с серебряным набалдашником. Смех исчез из его голоса, и улыбка стерлась с его лица, когда он наклонился над ней и отчетливо произнес:
— Это не твой дом, и находящиеся в нем слуги не твои слуги. Ты понимаешь? Я маркиз Ньюбери, и мне принадлежит и это место, и все прочее, за что я плачу из своих доходов. И ты полностью зависишь от того, что разрешу тебе я, а что тебе можно и чего нельзя, будет тоже зависеть от моего благоволения, поскольку главой семьи являюсь я. И тебе давно пора понять это, полагаю! Ну что, мадам мамаша? Ведь я мог бы в течение получаса найти пятерых врачей и, заплатив им достаточно денег, упрятать тебя далеко с моих глаз и навсегда, причем на таких условиях, которые вряд ли пришлись бы тебе по душе. И…
Он покрутил конец своей трости, серебряный набалдашник освободился, и маркиз вытряс из нее пять кожаных полосок плетки, перевязанных узлами по всей длине. Поднеся плеть к ее лицу, он проговорил:
— Видишь эту мою игрушку? Для меня будет большим удовольствием попробовать ее на тебе за все твои ужасные интриги и опустошения, которые ты произвела в жизни столь многих людей. Кто узнает об этом? Кто встревожится? Тебя никто не любит, Belle-Mere! Когда-то тебя, возможно, боялись, но это давно прошло, давно прошло! Больше никаких интриг не будет, и я позабочусь о том, чтобы в будущем ты выпрашивала у меня каждый пенс, если мне будет угодно дать его тебе. Шпионы, которых ты нанимаешь, будут немедленно рассчитаны, и отныне сторожить будут тебя и шпионить будут за тобой. Подумай над этим и помни, что я в любой момент могу превратить эту приятную жизнь в роскоши, которую ты ведешь, в весьма неприятный кошмар! Потому что так уж случилось, что я порожден тобой и стал тем, во что ты меня превратила! И потому предупреждаю: будь начеку и не делай ничего, что расстроило бы мои планы или рассердило бы меня!
В течение долгого времени после того, как ее сын ушел, маркиза сидела в своем кресле, дрожа всем телом, словно у нее началась лихорадка, и стеснялась из-за этого позвать служанку. И впервые в жизни она ощутила себя беспомощной, перепуганной и полностью зависимой от милости другого человека. Почему так должно было случиться? Почему именно с ней? «Королева умерла! — вспомнила она вдруг слова, произнесенные сильным, громким голосом. — Да здравствует королева!» Это значит, власть перешла к другому, и теперь она была в руках молодой королевы. Но надолго ли? И как и с какой целью она станет использовать ее?
Глава 48
С окончанием сезона большинство фешенебельных городских особняков в Лондоне закрылось для приемов, но почти столько же вновь открылось в последнюю неделю октября в ожидании свадьбы. Как бы там ни было, но это было самое интригующее и неожиданное событие года, и люди задавали себе и другим так много вопросов, что ответов на них, по-видимому, не знал никто.
— Разумеется, дорогая, ее финансирует Аделина. И говорят, Ньюбери ни в коем случае не станет ее обеспечивать. Удивляюсь, как это все могло случиться так неожиданно? А что же стало с дорогим Дирингом?
— Меня удивляет одно: где все это время скрывался Эмбри и не связано ли все происходящее теперь с тем фактом, что Элен отвергла его?
— Но разве вы не слышали, о чем шептались все вокруг, когда мы собирались уезжать из Лондона? Что-то вроде того, что, мол, Эмбри похитил ее на целую безрассудную ночь, а между тем оба они были помолвлены совсем с другими.
— Мне кажется, дорогая, у тебя слишком романтический склад ума. Безрассудство, тайные ночи, что там еще! Ты слишком молода, чтобы понимать подобные вещи и говорить о них, даже если это и происходит. Я иду на эту свадьбу только из чистого любопытства, потому что я не знаю, как все это случилось, и очень хочу узнать.
— Я никогда не хотела подобной свадьбы. И как только все это могло произойти? И все идут исключительно из любопытства, и больше ничего. А моя бабушка ведет себя ну просто как крокодил — одни сплошные улыбки. Я ей совсем не доверяю. И вообще я теперь ни в чем не уверена сама. Ах, как хорошо было той ночью, когда я была храброй и действовала в полном отчаянии, потому что больше мне ничего не оставалось. Я знала тогда, что мне надо, и решительно добивалась этого. А теперь… Ты понимаешь, о чем я говорю? Я теперь чувствую, как будто все здесь решается помимо меня, и я беспомощна. Я кажусь себе очень уязвимой, поскольку я пробросала все свои копья и у меня не осталось никакого оружия, чтобы терять. Терять! Ты слышишь, что я сказала, — терять вместо стрелять? А это значит… Господи, почему я вдруг занервничала и чего испугалась? Жаль, что я не настояла на том, чтобы не надевать подвенечное платье и не совершать этот обряд в церкви. Я не хочу, чтобы эти кружева цвета слоновой кости и этот атлас были так близки к белому цвету. И все это выглядит почти как переодевание в костюм другого пола. Я хотела бы…
— Ну что ты, дорогая, — тихо и нежно проговорила леди Марджери, когда Алекса проделывала уже третий или четвертый круг по комнате в своих широких юбках, которые она подобрала и держала почти на уровне коленей. — Я надеюсь, что у вас не случится так, как бывает иногда, когда люди перестают хотеть то, чего страстно желали, убедившись, что получат это и что на сей раз ты выходишь замуж по любви и ни по какой другой причине.
Были тем не менее некоторые вещи, о которых Алекса предпочитала не говорить даже с такой дорогой и близкой подругой, какой стала для нее Марджери. Ну как она могла ей сказать, что, мол, боится любви, потому что видела и чувствовала, какую боль она или ее потеря могут причинить. «Что даст мне признание того, что я выхожу замуж по любви, если мой жених меня не любит?» Алекса всегда страдала от избытка гордости, а потому с трудом улыбнулась и как-то неопределенно извинилась за свой глупый нервный всплеск, но успокоилась, когда Бриджит подошла и сказала, что кареты поданы и что маркиз Ньюбери и его мать ожидают внизу.
— Дорогая моя, ни о чем не беспокойтесь, — ободряюще напутствовала ее леди Марджери, заметив на лице Алексы внезапно появившееся выражение растерянности. — Вы выглядите превосходно, а ваше венчальное платье — самое изумительное творение в мире. Ваш… Ньюбери был совершенно прав, когда настаивал, что это должно быть формальное и очень важное публичное событие. Эдвин мне все это хорошо объяснил! Все придут посмотреть и, конечно, будут строить разные догадки. Но с этим вместе кончится все, потому что вы заставили отступить всех. И подумайте только: через два-три часа вы обретете свое подлинное имя. Вы будете леди Алекса Дэмерон, виконтесса Эмбри, а когда-нибудь вы станете и маркизой Ньюбери. Я очень рада, что все получилось так замечательно и вам не надо чувствовать себя обязанной… В конце концов, никто из невиновных не пострадал. И уж очень было великодушно с вашей стороны проявить такую заботу о лорде Диринге и оплатить его долги и все так хорошо для него устроить, потому что ведь иначе вы оскорбили бы его чувства. Эдвин, конечно, с этим не соглашался, но я напомнила ему, что женщины более чувствительны, нежели мужчины, ну и к тому же это ведь ваши деньги, в конце концов. Ох, дорогая! Я вовсе не собиралась задерживать вас здесь своей болтовней!..
Все было продумано и предусмотрено, и Алекса вполне могла позволить себе хранить молчание, скрывшись за французской кружевной вуалью от Мешлена, украшенной мелким жемчугом, чтобы оттенить ее прическу. И было время подумать, пока они добирались до церкви, хотя предпочтительнее было бы сказать, что она пыталась ни о чем не думать, и это было правильно, если она хотела сохранить самообладание.
Молчали они все. Маркиз и Алекса в одной карете, вдовствующая маркиза и леди Марджери — в другой.
Она умно рассчитала, выбрав Эмбри вместо Чарльза в конечном счете. Так думала Аделина. Что бы там ни говорили, а девчушка очень даже умна. Власть, говорила она. Но старая королева еще не умерла, и они нуждались в ее помощи и поддержке. Это ведь она весьма разумно предложила, чтобы Алекса выделила какой-то доход Чарльзу, чтобы одновременно успокоить его и держать в должниках. И у девчонки, по крайней мере, есть мозги, чтобы понять, что ей понадобятся совет и поддержка в обществе, если она хочет создать фасад респектабельности. Власть по доверенности… А почему бы и нет? Она может сделать так, что ее, маркизы, помощь и руководство будут становиться все более и более необходимыми, и в конечном счете возобладает именно ее влияние. И рано или поздно она добьется того, что эта нелепая дружба Алексы с леди Марджери истощится и окажется не более чем случайным знакомством.
Вдовствующая маркиза выпрямилась на сиденье и сделала вид, будто поправляет перья на своей элегантной шляпе. Самое важное — это попытаться убедить Алексу никогда не расслабляться до такой степени, чтобы позволять мужу управлять собой. И, будучи человеком действия, маркиза уже предприняла несколько шагов в этом направлении, не позволяя Ньюбери что-либо узнать об этом. Ну нет… Он, может быть, и напугал ее вначале своими угрозами, но окончательно разделаться с собой она еще долго не позволит!
— А вот и мы! — сказала леди Марджери с напускной радостью, потому что она всегда не доверяла Аделине и не проявляла к ней интереса. — Боже мой, такое впечатление, будто мы снова в самом разгаре сезона, не так ли? И сколько карет!
Собралась большая толпа зевак, желавших посмотреть на невесту, и этому отчасти способствовал удивительно ясный для поздней осени погожий день. Нестройные крики восторга пронеслись по толпе, когда великолепный экипаж наконец остановился; они раздались вновь, когда появилась сама невеста. — Ого-о, какая красавица!
— Дженни, ты видела ее лицо?
— Никогда в жизни не видела такого красивого платья, ей-богу!
Алекса слушала эти замечания, не вполне понимая то, что слышала. Руки под ее короткими лайковыми белыми перчатками совершенно заледенели. «Я боюсь… Я боюсь… Мне страшно… — Эти мысли бились о поверхность ее рассудка, как крылья бабочек. — Что же я тут делаю? Почему я здесь? Он мне чужой, а я совершенная дура, отдающая себя ему, действительно предлагающая ему себя. И придет ли он сюда? Как это все нереально!.. Ведь я даже не видела его после той ночи…»
Та ночь все еще не уходила из ее памяти. Неясный свет фонаря и свечей, полыханье раскаленного угля в жаровне, принесенной кем-то из мужчин для обогрева.
«Вам нужно выйти замуж как можно скорее, и в случае…
…Только за того, кого я выберу сама».
Но выбрала ли она только потому, что продолжала верить: это выбрали ее? Или потому, что она была чересчур гордой и слишком упрямой, чтобы признать свое поражение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
— Ах, милая мама, дело в том, что, по-моему, тебе не вполне удобно будет уезжать в Испанию в тот момент, когда я так рассчитываю на твою помощь со всей этой утомительной подготовкой к свадьбе. На самом деле я полагал, тебе захочется устроить небольшой досвадебный прием у себя, а потом сделать большой прием после брачной церемонии у меня. У тебя всегда так хорошо получалось с организацией подобных вещей.
На этот раз ему удалось ее удивить. Вдовствующая маркиза перестала раскачиваться в своем кресле-качалке взад-вперед, нахмурилась и произнесла с раздражением:
— Свадьба? Уже слишком поздний час, чтобы я заинтересовалась разгадыванием загадок. О чьей свадьбе ты говоришь?
— Мама, ты не против, если я выпью немного твоего великолепного бренди? — И, не дожидаясь ее ответа, он открыл буфет и налил себе, пренебрегая всеми манерами, рюмку ее самого лучшего коньяка «Наполеон».
Что это в него вселилось? Ей стало не по себе от столь необычного для него поведения и от того, каким странным, оценивающим взглядом он окинул ее. И это почти вынудило ее повторить свой последний вопрос, но теперь уже с нескрываемым раздражением.
— О чьей? Разумеется, твоей внучки. Она выходит за Эмбри. Полагаю, она сама настаивала на выборе его в качестве жениха. Но, в общем-то, кажется, вполне справедливо, не правда ли, что моя дочь станет следующей маркизой Ньюбери, а?
— И когда же все это началось, с каких это пор ты стал интересоваться подобными вещами? — воскликнула вдовствующая маркиза обиженно-капризным тоном. — Меня должны были известить, коль скоро Элен изменила свое решение и отменила помолвку с Эмбри. И тебе следовало сообщить мне, что ты хочешь выделить ему наследство. Если, конечно… — Она выпрямилась в своем кресле, и ее глаза посветлели — …тебе удалось добиться правды от них обоих. Так ведь? Так вот почему ты здесь на самом деле? Сообщить мне, что ты, наконец, сделал то, что я всегда предлагала, и ускорил ход событий, верно?
— Моя дорогая, умная, изобретательная мамочка, — сказал маркиз, поднял свою рюмку в подобии насмешливого тоста и стал задумчиво посасывать из нее, прежде чем поставил ее и продолжил: — Кажется, ты могла бы, если хочешь, сказать, что я форсировал события почти по чистой случайности. Я вытащил секреты, прогнившие и изъеденные червями и плесенью, на свет Божий, чтобы в них разобраться. Что же касается твоего предыдущего вопроса, то разве я не сказал о своей дочери? Твоей внучке, а? Элен, бедная девочка, всего лишь одна из трех незаконнорожденных моих дочерей от моей второй, незаконной жены, как ты прекрасно знаешь, милая мама. Но я говорил о свадьбе, которая должна состояться между моей законной дочерью и моим единственным наследником. Я думал, ты уже догадалась об этом, если, конечно, твой возраст не начал затуманивать твое сознание. Будет очень жаль, если это случится или если ты заставишь меня так думать. А в этом случае мне придется поместить тебя в тот самый изысканный санаторий, который ты рекомендовала моему племяннику Чарльзу в качестве резиденции для его будущей жены. Ха!
Его внезапный холодный смешок заставил маркизу, которая в своей жизни никогда и ничего не боялась, вдруг съежиться в своей качалке и облизать пересохшие губы, когда он подошел к ней на несколько шагов ближе и остановился, пристально смотря на нее. Потом он насмешливо произнес:
— Но отчего же ты вдруг так побледнела, моя дорогая Belle-Mere? Мы оба хорошо знаем, что совести у тебя нет, так что причина не в этом, не правда ли? Но тогда в чем? Безмолвствовать не в твоих привычках, и я полон нетерпения услышать от тебя некоторые пояснения относительно твоего планирования, в котором ты явно преуспела. О том, например, как ты намеревалась разъединить меня с моей женой и ребенком и как ты устроила мне продолжительную задержку в Турции; или как ты так хитро все организовала в отношении бедняжки Виктории с помощью Ховардов. И как ты устроила, чтобы был наказан Эмбри, и приказала выполнять то, что ты диктовала, и со мной было так же. Ты сделала все, чтобы мою дочь использовали известным тебе образом, а меня поощряла жить с проститутками! Этот список почти бесконечен, не так ли? И ты не захочешь, чтобы я утомлял нас обоих, перечисляя все твои деяния, да? Моя дражайшая мать-потаскуха!
— Ты не имеешь права говорить со мною так! Как ты смеешь?! И все это со слов коварной дряни, намеревающейся провести нас всех? Если она твоя дочь, значит, ты прижил ее с Соланж. Неужели тебе не понятно? И ты сам знаешь, как они замышляли обмануть тебя, разве не так? Брачного свидетельства не было. Это несчастное глупое создание, считавшее, что ты на ней женился, не могло даже доказать этого. Кевин, ты слишком поддаешься эмоциям. Если бы это было не так, ты понял бы, что все сделанное мной было тебе на пользу! Посмотри, в каком завидном положении ты сейчас, какое место занимаешь в правительстве, как тебя уважают. Если бы я не добилась для тебя защиты и не уберегла тебя от глупых ошибок, ты был бы… ничем и никем! И ничего бы ты не достиг, понимаешь? А сейчас ты маркиз Ньюбери, и это имя что-нибудь да значит: этот род значит многое! Это не какие-то французские выскочки… Ха! Слабые люди нуждаются в том, чтобы ими руководили, дорогой мой Кевин, а ты был слабым, пока я не решила сделать тебя сильным. А теперь, будь добр, оставь мой дом, чтобы я могла лечь спать, потому что мне не хочется больше занимать тебя разговорами. Почему бы тебе вместо этого не перейти через улицу и не успокоить свои нервы у этой маленькой стервы, которую ты называешь своей дочерью?
С красным от злости лицом вдовствующая маркиза собралась было подняться со своей качалки, как была вновь усажена туда с такой силой, что чуть не задохнулась от страха и ярости.
— Ты совершенно забыл, что творишь. Как ты смеешь вести себя со мной таким образом? Оставь меня, Кевин, если не хочешь, чтобы я вызвала слуг, которые тебя вышвырнут отсюда.
— Моя дорогая матушка! — произнес маркиз, вовсе не желая подчиниться и не испытывая угрызений совести.
Вместо этого он откинул назад голову и засмеялся, и тут она заметила, что он вертит в руках принесенную им трость с серебряным набалдашником. Смех исчез из его голоса, и улыбка стерлась с его лица, когда он наклонился над ней и отчетливо произнес:
— Это не твой дом, и находящиеся в нем слуги не твои слуги. Ты понимаешь? Я маркиз Ньюбери, и мне принадлежит и это место, и все прочее, за что я плачу из своих доходов. И ты полностью зависишь от того, что разрешу тебе я, а что тебе можно и чего нельзя, будет тоже зависеть от моего благоволения, поскольку главой семьи являюсь я. И тебе давно пора понять это, полагаю! Ну что, мадам мамаша? Ведь я мог бы в течение получаса найти пятерых врачей и, заплатив им достаточно денег, упрятать тебя далеко с моих глаз и навсегда, причем на таких условиях, которые вряд ли пришлись бы тебе по душе. И…
Он покрутил конец своей трости, серебряный набалдашник освободился, и маркиз вытряс из нее пять кожаных полосок плетки, перевязанных узлами по всей длине. Поднеся плеть к ее лицу, он проговорил:
— Видишь эту мою игрушку? Для меня будет большим удовольствием попробовать ее на тебе за все твои ужасные интриги и опустошения, которые ты произвела в жизни столь многих людей. Кто узнает об этом? Кто встревожится? Тебя никто не любит, Belle-Mere! Когда-то тебя, возможно, боялись, но это давно прошло, давно прошло! Больше никаких интриг не будет, и я позабочусь о том, чтобы в будущем ты выпрашивала у меня каждый пенс, если мне будет угодно дать его тебе. Шпионы, которых ты нанимаешь, будут немедленно рассчитаны, и отныне сторожить будут тебя и шпионить будут за тобой. Подумай над этим и помни, что я в любой момент могу превратить эту приятную жизнь в роскоши, которую ты ведешь, в весьма неприятный кошмар! Потому что так уж случилось, что я порожден тобой и стал тем, во что ты меня превратила! И потому предупреждаю: будь начеку и не делай ничего, что расстроило бы мои планы или рассердило бы меня!
В течение долгого времени после того, как ее сын ушел, маркиза сидела в своем кресле, дрожа всем телом, словно у нее началась лихорадка, и стеснялась из-за этого позвать служанку. И впервые в жизни она ощутила себя беспомощной, перепуганной и полностью зависимой от милости другого человека. Почему так должно было случиться? Почему именно с ней? «Королева умерла! — вспомнила она вдруг слова, произнесенные сильным, громким голосом. — Да здравствует королева!» Это значит, власть перешла к другому, и теперь она была в руках молодой королевы. Но надолго ли? И как и с какой целью она станет использовать ее?
Глава 48
С окончанием сезона большинство фешенебельных городских особняков в Лондоне закрылось для приемов, но почти столько же вновь открылось в последнюю неделю октября в ожидании свадьбы. Как бы там ни было, но это было самое интригующее и неожиданное событие года, и люди задавали себе и другим так много вопросов, что ответов на них, по-видимому, не знал никто.
— Разумеется, дорогая, ее финансирует Аделина. И говорят, Ньюбери ни в коем случае не станет ее обеспечивать. Удивляюсь, как это все могло случиться так неожиданно? А что же стало с дорогим Дирингом?
— Меня удивляет одно: где все это время скрывался Эмбри и не связано ли все происходящее теперь с тем фактом, что Элен отвергла его?
— Но разве вы не слышали, о чем шептались все вокруг, когда мы собирались уезжать из Лондона? Что-то вроде того, что, мол, Эмбри похитил ее на целую безрассудную ночь, а между тем оба они были помолвлены совсем с другими.
— Мне кажется, дорогая, у тебя слишком романтический склад ума. Безрассудство, тайные ночи, что там еще! Ты слишком молода, чтобы понимать подобные вещи и говорить о них, даже если это и происходит. Я иду на эту свадьбу только из чистого любопытства, потому что я не знаю, как все это случилось, и очень хочу узнать.
— Я никогда не хотела подобной свадьбы. И как только все это могло произойти? И все идут исключительно из любопытства, и больше ничего. А моя бабушка ведет себя ну просто как крокодил — одни сплошные улыбки. Я ей совсем не доверяю. И вообще я теперь ни в чем не уверена сама. Ах, как хорошо было той ночью, когда я была храброй и действовала в полном отчаянии, потому что больше мне ничего не оставалось. Я знала тогда, что мне надо, и решительно добивалась этого. А теперь… Ты понимаешь, о чем я говорю? Я теперь чувствую, как будто все здесь решается помимо меня, и я беспомощна. Я кажусь себе очень уязвимой, поскольку я пробросала все свои копья и у меня не осталось никакого оружия, чтобы терять. Терять! Ты слышишь, что я сказала, — терять вместо стрелять? А это значит… Господи, почему я вдруг занервничала и чего испугалась? Жаль, что я не настояла на том, чтобы не надевать подвенечное платье и не совершать этот обряд в церкви. Я не хочу, чтобы эти кружева цвета слоновой кости и этот атлас были так близки к белому цвету. И все это выглядит почти как переодевание в костюм другого пола. Я хотела бы…
— Ну что ты, дорогая, — тихо и нежно проговорила леди Марджери, когда Алекса проделывала уже третий или четвертый круг по комнате в своих широких юбках, которые она подобрала и держала почти на уровне коленей. — Я надеюсь, что у вас не случится так, как бывает иногда, когда люди перестают хотеть то, чего страстно желали, убедившись, что получат это и что на сей раз ты выходишь замуж по любви и ни по какой другой причине.
Были тем не менее некоторые вещи, о которых Алекса предпочитала не говорить даже с такой дорогой и близкой подругой, какой стала для нее Марджери. Ну как она могла ей сказать, что, мол, боится любви, потому что видела и чувствовала, какую боль она или ее потеря могут причинить. «Что даст мне признание того, что я выхожу замуж по любви, если мой жених меня не любит?» Алекса всегда страдала от избытка гордости, а потому с трудом улыбнулась и как-то неопределенно извинилась за свой глупый нервный всплеск, но успокоилась, когда Бриджит подошла и сказала, что кареты поданы и что маркиз Ньюбери и его мать ожидают внизу.
— Дорогая моя, ни о чем не беспокойтесь, — ободряюще напутствовала ее леди Марджери, заметив на лице Алексы внезапно появившееся выражение растерянности. — Вы выглядите превосходно, а ваше венчальное платье — самое изумительное творение в мире. Ваш… Ньюбери был совершенно прав, когда настаивал, что это должно быть формальное и очень важное публичное событие. Эдвин мне все это хорошо объяснил! Все придут посмотреть и, конечно, будут строить разные догадки. Но с этим вместе кончится все, потому что вы заставили отступить всех. И подумайте только: через два-три часа вы обретете свое подлинное имя. Вы будете леди Алекса Дэмерон, виконтесса Эмбри, а когда-нибудь вы станете и маркизой Ньюбери. Я очень рада, что все получилось так замечательно и вам не надо чувствовать себя обязанной… В конце концов, никто из невиновных не пострадал. И уж очень было великодушно с вашей стороны проявить такую заботу о лорде Диринге и оплатить его долги и все так хорошо для него устроить, потому что ведь иначе вы оскорбили бы его чувства. Эдвин, конечно, с этим не соглашался, но я напомнила ему, что женщины более чувствительны, нежели мужчины, ну и к тому же это ведь ваши деньги, в конце концов. Ох, дорогая! Я вовсе не собиралась задерживать вас здесь своей болтовней!..
Все было продумано и предусмотрено, и Алекса вполне могла позволить себе хранить молчание, скрывшись за французской кружевной вуалью от Мешлена, украшенной мелким жемчугом, чтобы оттенить ее прическу. И было время подумать, пока они добирались до церкви, хотя предпочтительнее было бы сказать, что она пыталась ни о чем не думать, и это было правильно, если она хотела сохранить самообладание.
Молчали они все. Маркиз и Алекса в одной карете, вдовствующая маркиза и леди Марджери — в другой.
Она умно рассчитала, выбрав Эмбри вместо Чарльза в конечном счете. Так думала Аделина. Что бы там ни говорили, а девчушка очень даже умна. Власть, говорила она. Но старая королева еще не умерла, и они нуждались в ее помощи и поддержке. Это ведь она весьма разумно предложила, чтобы Алекса выделила какой-то доход Чарльзу, чтобы одновременно успокоить его и держать в должниках. И у девчонки, по крайней мере, есть мозги, чтобы понять, что ей понадобятся совет и поддержка в обществе, если она хочет создать фасад респектабельности. Власть по доверенности… А почему бы и нет? Она может сделать так, что ее, маркизы, помощь и руководство будут становиться все более и более необходимыми, и в конечном счете возобладает именно ее влияние. И рано или поздно она добьется того, что эта нелепая дружба Алексы с леди Марджери истощится и окажется не более чем случайным знакомством.
Вдовствующая маркиза выпрямилась на сиденье и сделала вид, будто поправляет перья на своей элегантной шляпе. Самое важное — это попытаться убедить Алексу никогда не расслабляться до такой степени, чтобы позволять мужу управлять собой. И, будучи человеком действия, маркиза уже предприняла несколько шагов в этом направлении, не позволяя Ньюбери что-либо узнать об этом. Ну нет… Он, может быть, и напугал ее вначале своими угрозами, но окончательно разделаться с собой она еще долго не позволит!
— А вот и мы! — сказала леди Марджери с напускной радостью, потому что она всегда не доверяла Аделине и не проявляла к ней интереса. — Боже мой, такое впечатление, будто мы снова в самом разгаре сезона, не так ли? И сколько карет!
Собралась большая толпа зевак, желавших посмотреть на невесту, и этому отчасти способствовал удивительно ясный для поздней осени погожий день. Нестройные крики восторга пронеслись по толпе, когда великолепный экипаж наконец остановился; они раздались вновь, когда появилась сама невеста. — Ого-о, какая красавица!
— Дженни, ты видела ее лицо?
— Никогда в жизни не видела такого красивого платья, ей-богу!
Алекса слушала эти замечания, не вполне понимая то, что слышала. Руки под ее короткими лайковыми белыми перчатками совершенно заледенели. «Я боюсь… Я боюсь… Мне страшно… — Эти мысли бились о поверхность ее рассудка, как крылья бабочек. — Что же я тут делаю? Почему я здесь? Он мне чужой, а я совершенная дура, отдающая себя ему, действительно предлагающая ему себя. И придет ли он сюда? Как это все нереально!.. Ведь я даже не видела его после той ночи…»
Та ночь все еще не уходила из ее памяти. Неясный свет фонаря и свечей, полыханье раскаленного угля в жаровне, принесенной кем-то из мужчин для обогрева.
«Вам нужно выйти замуж как можно скорее, и в случае…
…Только за того, кого я выберу сама».
Но выбрала ли она только потому, что продолжала верить: это выбрали ее? Или потому, что она была чересчур гордой и слишком упрямой, чтобы признать свое поражение?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62