Ну уж нет, дочь Виктории не позволит проделать это с собой так же легко!
Запах роз преследовал ее повсюду даже после того, как она надела свое новое платье с очень смелым вырезом на груди, позволявшим носить ее изумрудное ожерелье.
Бриджит была так расстроена, что почти надулась:
— Но, мэм! Я надеюсь, вы никуда не собираетесь выходить этим вечером? Вы еще как следует не отдохнули, а завтра вам предстоит бал. А что, если появится лорд Эмбри и будет спрашивать вас?
Алекса в ответ только закружилась в своем шелковом платье бронзового цвета с золотыми кружевными оборками, улыбаясь при этом:
— Если лорд Эмбри найдет время зайти, ну что ж, тогда скажи ему, что я отправилась к леди Фентон играть в карты, а оттуда скорее всего поеду в Челси, к Карлейлам, если только не будет слишком поздно, или в Креморн-гарден, если только у нас образуется достаточно отважная компания. Ему не составит особого труда найти меня, если он этого пожелает.
Аромат роз сопровождал ее и внизу, пока она спускалась по ступеням, поскольку в холле стояли две большие серебряные вазы с темно-красными букетами, а между ними лежал серебряный поднос, заваленный визитками и конвертами. Отдавая приказание немедленно выкинуть эти розы, Алекса услышала, что сказал мистер Боулз, придав своему голосу самый безразличный оттенок:
— Лорд Диринг уже здесь и дожидается вас, миледи.
— Позвольте! Но вы уже совершенно забыли, что сами разрешили мне сопровождать вас к леди Фентон на карточную партию.
— А, тогда очень хорошо. Я действительно забыла об этом, но очень рада, что не забыли вы, — терпеть не могу идти через толпу одна. — Алекса с улыбкой повернула к нему голову, а затем огляделась по сторонам и добавила: — Но я еще более рада, что вы сопровождаете меня сейчас, во время моего первого визита в Креморн-гарден, хотя я думаю, что здесь и вполовину не так страшно и опасно, как расписывают. — Ее голос звучал слегка напряженно, лорд Чарльз заметил это и слегка пожал ей локоть.
— Как вы можете в этом разбираться, когда сами так невинны? Что вы можете понимать в зле, когда сами так доверчивы, а именно этим качеством вы восхитили меня больше всего во время нашей первой встречи. Я помню, как мы танцевали с вами и катались верхом, помню все наши беседы, особенно те, которые мы вели по-французски. И если б вы только знали, как я страдал с тех пор, думая о том, что могло бы быть, если бы я не был одурманен наркотиками! Леди Трэйверс, Алекса…
— Николас рассказывал, насколько бесчестны были ваши намерения: ведь вы хотели заполучить девственницу, однако вскоре устали бы от нее и потребовали бы себе другую, — простодушно сказала Алекса, с облегчением заметив, что лорд Чарльз, который был близок к тому, чтобы заключить ее в объятия, бессильно опустил руки и взглянул на нее со смешанным чувством обиды и презрения.
— Он говорил вам такое? После всего, что он мне наговорил о вас, его инсинуации…
— А он говорил вам о том, чего добился, заняв ваше место? Ведь он тем не менее оставил меня девственницей. Так что, побеспокоился он упомянуть об этом? — спросила Алекса прерывающимся голосом, забыв свои прежние опасения и отдаляясь от толпы остальных знакомых, с которыми они прибыли сюда от Карлейлов. — Меня совершенно не волнует, что он сказал или хитроумно оставил несказанным, — безразличным тоном добавила она и двинулась было в сторону, когда почувствовала, что лорд Чарльз удержал ее за локоть.
— Если вы настолько честны, что действительно испытываете те чувства, которые только что выразили, то, ради Бога, объясните мне, почему вы согласились выйти за него замуж? Как он ухитрился принудить вас к этому? Я поклялся самому себе, что буду хранить молчание, поскольку мотивы, которые мною движут, могут быть неправильно поняты; но теперь — из-за вас — я не могу больше сдерживаться. Будьте осторожны. Будьте всегда начеку. К несчастью, имеются такие люди, для которых деньги — это все, особенно если им платят по высшей ставке.
Алекса посмотрела ему в глаза, а затем медленно и недоверчиво сказала:
— Вы говорили мне, что Эмбри не нуждается в деньгах! В таком случае, я думала…
— Моя бабушка выплачивает ему щедрое содержание, а потому он льстит ей и во всем подчиняется ее диктату. Это все, что он имеет и будет иметь до тех пор, пока та неприятная история, в которую он влип в Калифорнии, не будет забыта и он не сможет благополучно вернуться туда. Сам я уверен, что для этого потребуются долгие годы.
— О какой неприятной истории вы говорите? Что-нибудь очень скверное?
— Это было…
Лорд Чарльз заколебался и, казалось, с трудом подбирал слова, а Алекса нетерпеливо удивлялась, почему он вдруг замолчал, до тех пор пока не услышала голос, который любезно вмешался в разговор откуда-то из-за ее спины:
— Это было худшее из всех преступлений, не правда ли, Чарльз? Убийство. Фактически меня обвинили в убийстве собственной жены.
Глава 36
— Как ты смел действовать подобным образом, как будто бы я являюсь твоей собственностью? — Алекса задыхалась от ярости, переходя почти на шепот: — Я еще никогда в жизни не чувствовала себя такой униженной! И бедный Чарльз — мы только… Он только пытался…
— Я довольно легко могу вообразить, что было на уме у твоего «бедного Чарльза», когда он пытался убедить тебя в моем предательстве и вероломстве! — Лорд Эмбри отвечал таким же разъяренным тоном, вцепившись в ее запястье и волоча за собой раздраженную и упирающуюся Алексу. Его глаза, попав в полоску света от газового фонаря, вспыхнули зловещим зеленым огнем, как у бенгальского тигра. — Один из темных альковов или одну из тех уютных комнат, которые сдаются всем желающим! Именно это он бы и предложил, если бы только был в тебе уверен. Не ради такого ли приключения ты пришла сегодня в Креморн-гарден?
— Ты обо всех судишь по себе, низкий и подлый человек! А в своих действиях я не подотчетна ни тебе, ни кому-либо иному! Да ты слышишь меня, черт бы тебя подрал? — Эти фразы стремительно вырывались наружу в промежутках между глубокими и частыми вздохами. — Я никогда не выйду за тебя замуж! Я отказываюсь обручаться с тобой! Отпусти меня, ты… убийца!
Он остановился так внезапно, что, если бы одновременно с этим не отпустил ее онемевшее запястье, она непременно налетела бы прямо на него. Более того, он почти отпихнул ее назад, так что она едва не потеряла равновесия, прислонившись спиной к шероховатой ограде мирно журчащего фонтана. Все эти действия казались ей следствием ее запальчивых слов, а потому она не сразу увидела двоих крепких мужчин, которые возникли неизвестно откуда и преградили им дорогу. Словно беседуя, один из них сказал:
— Сдается мне, Джимми, что эта хорошенькая леди звала на помощь.
— Она попала в беду, не так ли, Берт? И я бы сказал, что наша христианская обязанность откликнуться на ее призыв.
— Я бы еще добавил при этом, что, когда маленькая леди говорит «нет» настоящему джентльмену, не стоит волочить ее помимо воли! Конечно, только в том случае, если имеется разница между джентльменом и франтом.
— Берт прав. Сейчас джентльмен извинится и уберется прочь, не так ли, Берт? А затем мы поможем ее светлости благополучно вернуться назад, к ее друзьям.
— А что произойдет, если вам придется иметь дело с джентльменом? — Голос Николаса был вкрадчивым и почти ласковым, но в нем послышались такие нотки, что Алекса невольно передернула плечами, словно почувствовав внезапный холод. Он стоял на тропинке, широко расставив ноги, и по его безмятежному внешнему виду нельзя было понять, насколько он напряжен и буквально вибрирует внутри, как дикий зверь, готовый в любой момент прыгнуть и только ожидающий малейшего повода для этого.
Пока они разговаривали, оба этих человека стали незаметно приближаться с двух сторон, причем у одного из них оказалась в руке дубина!
— Нет никакой необходимости… — заговорила Алекса почти спокойным тоном, который она умела придать своему голосу в нужный момент, но ее тут же прервал короткий и ужасный смех Николаса:
— Очевидно, моя радость, эти джентльмены вознамерились стать твоими рыцарями! Значит, нам осталось только сразиться на поединке во имя твоей непостоянной благосклонности! Она довольно дорого стоит, предупреждаю вас, галантные рыцари! Но если вы или кто-то другой, кто платит вам за вашу галантность этим вечером, готов выложить необходимую сумму, тогда вам придется обратиться к мадам Оливье по поводу этой леди, которой вы причиняете сейчас неприятности!
Каждое из этих обдуманных слов причиняло Алексе нестерпимую боль и бросало то в жар, то в холод.
Затем, в течение каких-то томительно-невыносимых мгновений, она увидела, как в его руке зловеще блеснул нож, и внезапно вспомнила, что именно этим ножом он разрезал ее корсет.
— Ну? — издевательски спросил Николас, заметив, что те двое обменялись озадаченными взглядами. Он улыбнулся, точнее, просто дико оскалил зубы, а затем вкрадчиво произнес: — Давненько я не участвовал в настоящей драке и не убивал людей. Кто из вас будет первым? Или, может быть, оба вместе?
— Ты не возьмешь нас на испуг, приятель, всеми своими угрозами…
И когда он только успел броситься? Дальнейшее произошло так стремительно, что все расплылось у нее перед глазами, — один из нападавших упал на землю, корчась на траве и задыхаясь, зажимая обеими руками рану в животе, в то время как другой выронил свою дубинку и схватился за руку, между пальцев которой сочилась кровь.
— О Боже! Я истекаю кровью. Мы не собирались причинять вам никакого вреда… клянусь! Мы только пытались помочь леди, вот и все. Берт, скажи им, что я говорю правду…
Берт, пытавшийся сесть, был опрокинут на землю прямым ударом и остался лежать неподвижно, а Николас вновь оскалил зубы и вкрадчиво поинтересовался:
— Кто вам заплатил?
— Ради Бога, приятель! Я уже говорил тебе… нет!.. — Кровавая полоса пересекла его широкое лицо и тыльную сторону ладони, которой он пытался защититься, после чего он начал хныкать, издавая жалкие звуки широко открытым ртом, и при этом пятился назад, не отводя бегающих глаз от окровавленного лезвия ножа и сурового, безжалостного выражения лица преследовавшего его человека, который щурил свои ужасные глаза, словно призрак смерти.
— Я отрежу тебе уши и расширю ноздри, чтобы легче было дышать, когда станешь убегать, ублюдок! Кроме того, могу еще сделать дырку в твоем брюхе, в чем ты сможешь сейчас легко убедиться. С вываливающимися кишками ты сможешь прожить несколько дней! Я могу преподать тебе урок, дружище, как много можно сделать ножом и сколько частей тела можно вырезать у человека, оставляя его при этом в живых. Итак, я продемонстрирую тебе все это или ты назовешь мне имя? Я слишком спешу, чтобы задавать тебе вопросы по два раза, итак?..
Не в силах совладать с собой, Алекса отвернула голову, и ее стало неудержимо рвать. Ее руки скользнули по стене вниз, она опустилась на колени и уперлась лбом в шероховатую поверхность; все тело содрогалось от спазмов. Он действительно мог воплотить в жизнь любую свою угрозу — теперь она в этом уже не сомневалась. Он открыто и даже как-то небрежно признался в том, что был обвинен в убийстве своей жены… Чудовище! Как он убил ее? Неужели она умерла медленной и мучительной смертью, бедная, несчастная женщина? И что она собиралась делать с человеком, который так спокойно говорит о пытках другого человеческого существа? «Я могу преподать тебе урок, как много можно сделать ножом…» Алекса вновь почувствовала рвотные позывы, и на этот раз даже более сильные; холодный пот покрыл все ее тело.
— Наверное, нам лучше уйти отсюда, прежде чем кто-нибудь еще не решил преградить эту дорогу! Я надеюсь, ты пришла в себя?
Она была слишком слаба, чтобы оказать хоть какое-то сопротивление, а потому позволила ему не очень-то вежливо поставить себя на ноги и повести рядом с собой; при этом ее юбки задели того беднягу, который сидел на земле и тихо стонал, по-прежнему обхватив себя руками. Она заметила, что Николас даже не взглянул ни на него, ни на его товарища, который то ли без сознания, то ли мертвый продолжал неподвижно лежать на земле, — при виде этого тела она была вынуждена зажать ладонью собственный рот.
— Я думал, что поскольку ты привыкла охотиться и получаешь удовольствие от этого занятия, то не потеряешь присутствия духа при виде небольшой крови, — довольно сурово заметил он и так сильно сжал ее руку, что она чуть не споткнулась.
— Это… это вызвано вовсе не видом крови, — ухитрилась выдавить Алекса из своего внезапно пересохшего горла. С большим усилием она сглотнула и продолжила: — Это из-за тебя! Что ты говоришь и что ты делаешь? Я даже не могу больше обсуждать это, меня тошнит… Ты был хуже, чем животное. Как ты мучил этого беднягу… А что, если ты убил его приятеля? Что, если он умрет от потери крови? Боже мой, Боже мой, оказывается, я совсем тебя не знала! И ты никогда не заставишь меня выйти за тебя замуж! Неужели ты думаешь, что я настолько безмозгла, что позволю тебе сделать это ради моего состояния, чтобы ты меня потом прикончил при первом удобном случае? Ты даже не будешь подстраивать несчастного случая, а убьешь меня сам, как убил свою первую жену!
Ей показалось, что она услышала, с каким шумом он резко втянул в себя воздух. Затем он так сильно стиснул ее руку, что она невольно вскрикнула от боли. Тогда он ослабил хватку и уже достаточно спокойным тоном, не выражавшим ничего, кроме удивления, произнес:
— Ты что, вообразила меня Синей Бородой? Если это так, то мне стоит напомнить тебе, что никогда не следует из любопытства входить в запертые комнаты или задавать слишком много вопросов!
— Это мне уже не грозит, поскольку по поводу нашего брака у меня вопросов нет! — горячо отпарировала Алекса. — А что ты имел в виду под этой мерзкой инсинуацией, которую ты посмел устроить с теми людьми? С какой стати, если у меня есть пистолет или нож, чтобы защитить себя, я буду…
— У меня нет иллюзий по поводу того, что бы ты сделала, моя сладкая, если б тебе представился случай. Ну а что касается моей ссылки на мадам Оливье, так ведь это твоя тетка, не так ли? А учитывая твою очевидную страсть к борделям и глубокое знание подобных мест, какой еще вывод можно было сделать?
Оказывается, он знал, но как давно и как много? На нее, одержимую мщением, подобное известие оказало действие, сравнимое со стаканом воды, выплеснутым в лицо. Но следующие слова она подбирала более осторожно. За этой своей озабоченностью Алекса едва не упустила, как он посадил ее в экипаж и уселся рядом. Услышав, как хлопнула дверца, а кучер щелкнул кнутом, она почувствовала, что карета дернулась, и резко качнулась назад, на обитое велюром сиденье. Она демонстративно отодвинулась от своего спутника и притворилась, что смотрит в окно, холодно роняя фразы через плечо, не поворачивая головы:
— Тебе не было нужды беспокоиться и нанимать экипаж, чтобы отвезти меня домой, поскольку у меня была собственная карета. Теперь мне придется…
— Не стоит беспокоиться на этот счет, сердце мое. Я отослал и твоего кучера, и спящего слугу назад, на площадь Белгрейв, зная, как много нам нужно обсудить без помех. И хотя я оценил твою заботу о моих финансовых возможностях, но должен тебе сказать, что это мой собственный экипаж.
— Я ни о чем не заботилась!.. — Стоило ей только повернуть к нему лицо, и она вновь задрожала от ярости: — Как ты посмел действовать в такой своевольной манере? Ты слишком многое считаешь само собой разумеющимся… Ох! Я не могу дождаться, когда наконец вернусь домой и избавлюсь от твоего присутствия! И, пожалуйста, не надо со мной сейчас ни о чем разговаривать. Надеюсь, я достаточно ясно выразилась?
Когда она вновь отвернулась к окну, расправив плечи и твердо выпрямив спину, то услышала сзади ленивый и какой-то раздраженный смех, в котором при желании можно было уловить скрытое, но подлинное удивление.
— Сердце мое, если бы ты говорила все это искренне, то была бы идеальной женщиной. Я всегда думал, что вечная болтовня — это типично женский способ тратить время, особенно если женщина имеет яркий, чувственный рот, которому следовало бы заняться делом, вместо того чтобы перемалывать бессмысленные слова.
Алекса напрягла спину и постаралась сохранить молчание, несмотря на то, что он явно старался извести ее насмешками. Она упорно не желала поворачивать к нему голову и твердо поджала губы, даже когда его голос приобрел на удивление ласковый, упрашивающий оттенок, так что он теперь не цедил слова, а задумчиво бормотал:
— И у тебя действительно яркий, чувственный рот, желанный… И круглые, упругие, возбуждающие ягодицы… Сильные, стройные, длинные ноги… Знаешь ли ты сама, как необычно и восхитительно все это? А что касается твоей кожи, то это золотистый шелк, драгоценная моя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Запах роз преследовал ее повсюду даже после того, как она надела свое новое платье с очень смелым вырезом на груди, позволявшим носить ее изумрудное ожерелье.
Бриджит была так расстроена, что почти надулась:
— Но, мэм! Я надеюсь, вы никуда не собираетесь выходить этим вечером? Вы еще как следует не отдохнули, а завтра вам предстоит бал. А что, если появится лорд Эмбри и будет спрашивать вас?
Алекса в ответ только закружилась в своем шелковом платье бронзового цвета с золотыми кружевными оборками, улыбаясь при этом:
— Если лорд Эмбри найдет время зайти, ну что ж, тогда скажи ему, что я отправилась к леди Фентон играть в карты, а оттуда скорее всего поеду в Челси, к Карлейлам, если только не будет слишком поздно, или в Креморн-гарден, если только у нас образуется достаточно отважная компания. Ему не составит особого труда найти меня, если он этого пожелает.
Аромат роз сопровождал ее и внизу, пока она спускалась по ступеням, поскольку в холле стояли две большие серебряные вазы с темно-красными букетами, а между ними лежал серебряный поднос, заваленный визитками и конвертами. Отдавая приказание немедленно выкинуть эти розы, Алекса услышала, что сказал мистер Боулз, придав своему голосу самый безразличный оттенок:
— Лорд Диринг уже здесь и дожидается вас, миледи.
— Позвольте! Но вы уже совершенно забыли, что сами разрешили мне сопровождать вас к леди Фентон на карточную партию.
— А, тогда очень хорошо. Я действительно забыла об этом, но очень рада, что не забыли вы, — терпеть не могу идти через толпу одна. — Алекса с улыбкой повернула к нему голову, а затем огляделась по сторонам и добавила: — Но я еще более рада, что вы сопровождаете меня сейчас, во время моего первого визита в Креморн-гарден, хотя я думаю, что здесь и вполовину не так страшно и опасно, как расписывают. — Ее голос звучал слегка напряженно, лорд Чарльз заметил это и слегка пожал ей локоть.
— Как вы можете в этом разбираться, когда сами так невинны? Что вы можете понимать в зле, когда сами так доверчивы, а именно этим качеством вы восхитили меня больше всего во время нашей первой встречи. Я помню, как мы танцевали с вами и катались верхом, помню все наши беседы, особенно те, которые мы вели по-французски. И если б вы только знали, как я страдал с тех пор, думая о том, что могло бы быть, если бы я не был одурманен наркотиками! Леди Трэйверс, Алекса…
— Николас рассказывал, насколько бесчестны были ваши намерения: ведь вы хотели заполучить девственницу, однако вскоре устали бы от нее и потребовали бы себе другую, — простодушно сказала Алекса, с облегчением заметив, что лорд Чарльз, который был близок к тому, чтобы заключить ее в объятия, бессильно опустил руки и взглянул на нее со смешанным чувством обиды и презрения.
— Он говорил вам такое? После всего, что он мне наговорил о вас, его инсинуации…
— А он говорил вам о том, чего добился, заняв ваше место? Ведь он тем не менее оставил меня девственницей. Так что, побеспокоился он упомянуть об этом? — спросила Алекса прерывающимся голосом, забыв свои прежние опасения и отдаляясь от толпы остальных знакомых, с которыми они прибыли сюда от Карлейлов. — Меня совершенно не волнует, что он сказал или хитроумно оставил несказанным, — безразличным тоном добавила она и двинулась было в сторону, когда почувствовала, что лорд Чарльз удержал ее за локоть.
— Если вы настолько честны, что действительно испытываете те чувства, которые только что выразили, то, ради Бога, объясните мне, почему вы согласились выйти за него замуж? Как он ухитрился принудить вас к этому? Я поклялся самому себе, что буду хранить молчание, поскольку мотивы, которые мною движут, могут быть неправильно поняты; но теперь — из-за вас — я не могу больше сдерживаться. Будьте осторожны. Будьте всегда начеку. К несчастью, имеются такие люди, для которых деньги — это все, особенно если им платят по высшей ставке.
Алекса посмотрела ему в глаза, а затем медленно и недоверчиво сказала:
— Вы говорили мне, что Эмбри не нуждается в деньгах! В таком случае, я думала…
— Моя бабушка выплачивает ему щедрое содержание, а потому он льстит ей и во всем подчиняется ее диктату. Это все, что он имеет и будет иметь до тех пор, пока та неприятная история, в которую он влип в Калифорнии, не будет забыта и он не сможет благополучно вернуться туда. Сам я уверен, что для этого потребуются долгие годы.
— О какой неприятной истории вы говорите? Что-нибудь очень скверное?
— Это было…
Лорд Чарльз заколебался и, казалось, с трудом подбирал слова, а Алекса нетерпеливо удивлялась, почему он вдруг замолчал, до тех пор пока не услышала голос, который любезно вмешался в разговор откуда-то из-за ее спины:
— Это было худшее из всех преступлений, не правда ли, Чарльз? Убийство. Фактически меня обвинили в убийстве собственной жены.
Глава 36
— Как ты смел действовать подобным образом, как будто бы я являюсь твоей собственностью? — Алекса задыхалась от ярости, переходя почти на шепот: — Я еще никогда в жизни не чувствовала себя такой униженной! И бедный Чарльз — мы только… Он только пытался…
— Я довольно легко могу вообразить, что было на уме у твоего «бедного Чарльза», когда он пытался убедить тебя в моем предательстве и вероломстве! — Лорд Эмбри отвечал таким же разъяренным тоном, вцепившись в ее запястье и волоча за собой раздраженную и упирающуюся Алексу. Его глаза, попав в полоску света от газового фонаря, вспыхнули зловещим зеленым огнем, как у бенгальского тигра. — Один из темных альковов или одну из тех уютных комнат, которые сдаются всем желающим! Именно это он бы и предложил, если бы только был в тебе уверен. Не ради такого ли приключения ты пришла сегодня в Креморн-гарден?
— Ты обо всех судишь по себе, низкий и подлый человек! А в своих действиях я не подотчетна ни тебе, ни кому-либо иному! Да ты слышишь меня, черт бы тебя подрал? — Эти фразы стремительно вырывались наружу в промежутках между глубокими и частыми вздохами. — Я никогда не выйду за тебя замуж! Я отказываюсь обручаться с тобой! Отпусти меня, ты… убийца!
Он остановился так внезапно, что, если бы одновременно с этим не отпустил ее онемевшее запястье, она непременно налетела бы прямо на него. Более того, он почти отпихнул ее назад, так что она едва не потеряла равновесия, прислонившись спиной к шероховатой ограде мирно журчащего фонтана. Все эти действия казались ей следствием ее запальчивых слов, а потому она не сразу увидела двоих крепких мужчин, которые возникли неизвестно откуда и преградили им дорогу. Словно беседуя, один из них сказал:
— Сдается мне, Джимми, что эта хорошенькая леди звала на помощь.
— Она попала в беду, не так ли, Берт? И я бы сказал, что наша христианская обязанность откликнуться на ее призыв.
— Я бы еще добавил при этом, что, когда маленькая леди говорит «нет» настоящему джентльмену, не стоит волочить ее помимо воли! Конечно, только в том случае, если имеется разница между джентльменом и франтом.
— Берт прав. Сейчас джентльмен извинится и уберется прочь, не так ли, Берт? А затем мы поможем ее светлости благополучно вернуться назад, к ее друзьям.
— А что произойдет, если вам придется иметь дело с джентльменом? — Голос Николаса был вкрадчивым и почти ласковым, но в нем послышались такие нотки, что Алекса невольно передернула плечами, словно почувствовав внезапный холод. Он стоял на тропинке, широко расставив ноги, и по его безмятежному внешнему виду нельзя было понять, насколько он напряжен и буквально вибрирует внутри, как дикий зверь, готовый в любой момент прыгнуть и только ожидающий малейшего повода для этого.
Пока они разговаривали, оба этих человека стали незаметно приближаться с двух сторон, причем у одного из них оказалась в руке дубина!
— Нет никакой необходимости… — заговорила Алекса почти спокойным тоном, который она умела придать своему голосу в нужный момент, но ее тут же прервал короткий и ужасный смех Николаса:
— Очевидно, моя радость, эти джентльмены вознамерились стать твоими рыцарями! Значит, нам осталось только сразиться на поединке во имя твоей непостоянной благосклонности! Она довольно дорого стоит, предупреждаю вас, галантные рыцари! Но если вы или кто-то другой, кто платит вам за вашу галантность этим вечером, готов выложить необходимую сумму, тогда вам придется обратиться к мадам Оливье по поводу этой леди, которой вы причиняете сейчас неприятности!
Каждое из этих обдуманных слов причиняло Алексе нестерпимую боль и бросало то в жар, то в холод.
Затем, в течение каких-то томительно-невыносимых мгновений, она увидела, как в его руке зловеще блеснул нож, и внезапно вспомнила, что именно этим ножом он разрезал ее корсет.
— Ну? — издевательски спросил Николас, заметив, что те двое обменялись озадаченными взглядами. Он улыбнулся, точнее, просто дико оскалил зубы, а затем вкрадчиво произнес: — Давненько я не участвовал в настоящей драке и не убивал людей. Кто из вас будет первым? Или, может быть, оба вместе?
— Ты не возьмешь нас на испуг, приятель, всеми своими угрозами…
И когда он только успел броситься? Дальнейшее произошло так стремительно, что все расплылось у нее перед глазами, — один из нападавших упал на землю, корчась на траве и задыхаясь, зажимая обеими руками рану в животе, в то время как другой выронил свою дубинку и схватился за руку, между пальцев которой сочилась кровь.
— О Боже! Я истекаю кровью. Мы не собирались причинять вам никакого вреда… клянусь! Мы только пытались помочь леди, вот и все. Берт, скажи им, что я говорю правду…
Берт, пытавшийся сесть, был опрокинут на землю прямым ударом и остался лежать неподвижно, а Николас вновь оскалил зубы и вкрадчиво поинтересовался:
— Кто вам заплатил?
— Ради Бога, приятель! Я уже говорил тебе… нет!.. — Кровавая полоса пересекла его широкое лицо и тыльную сторону ладони, которой он пытался защититься, после чего он начал хныкать, издавая жалкие звуки широко открытым ртом, и при этом пятился назад, не отводя бегающих глаз от окровавленного лезвия ножа и сурового, безжалостного выражения лица преследовавшего его человека, который щурил свои ужасные глаза, словно призрак смерти.
— Я отрежу тебе уши и расширю ноздри, чтобы легче было дышать, когда станешь убегать, ублюдок! Кроме того, могу еще сделать дырку в твоем брюхе, в чем ты сможешь сейчас легко убедиться. С вываливающимися кишками ты сможешь прожить несколько дней! Я могу преподать тебе урок, дружище, как много можно сделать ножом и сколько частей тела можно вырезать у человека, оставляя его при этом в живых. Итак, я продемонстрирую тебе все это или ты назовешь мне имя? Я слишком спешу, чтобы задавать тебе вопросы по два раза, итак?..
Не в силах совладать с собой, Алекса отвернула голову, и ее стало неудержимо рвать. Ее руки скользнули по стене вниз, она опустилась на колени и уперлась лбом в шероховатую поверхность; все тело содрогалось от спазмов. Он действительно мог воплотить в жизнь любую свою угрозу — теперь она в этом уже не сомневалась. Он открыто и даже как-то небрежно признался в том, что был обвинен в убийстве своей жены… Чудовище! Как он убил ее? Неужели она умерла медленной и мучительной смертью, бедная, несчастная женщина? И что она собиралась делать с человеком, который так спокойно говорит о пытках другого человеческого существа? «Я могу преподать тебе урок, как много можно сделать ножом…» Алекса вновь почувствовала рвотные позывы, и на этот раз даже более сильные; холодный пот покрыл все ее тело.
— Наверное, нам лучше уйти отсюда, прежде чем кто-нибудь еще не решил преградить эту дорогу! Я надеюсь, ты пришла в себя?
Она была слишком слаба, чтобы оказать хоть какое-то сопротивление, а потому позволила ему не очень-то вежливо поставить себя на ноги и повести рядом с собой; при этом ее юбки задели того беднягу, который сидел на земле и тихо стонал, по-прежнему обхватив себя руками. Она заметила, что Николас даже не взглянул ни на него, ни на его товарища, который то ли без сознания, то ли мертвый продолжал неподвижно лежать на земле, — при виде этого тела она была вынуждена зажать ладонью собственный рот.
— Я думал, что поскольку ты привыкла охотиться и получаешь удовольствие от этого занятия, то не потеряешь присутствия духа при виде небольшой крови, — довольно сурово заметил он и так сильно сжал ее руку, что она чуть не споткнулась.
— Это… это вызвано вовсе не видом крови, — ухитрилась выдавить Алекса из своего внезапно пересохшего горла. С большим усилием она сглотнула и продолжила: — Это из-за тебя! Что ты говоришь и что ты делаешь? Я даже не могу больше обсуждать это, меня тошнит… Ты был хуже, чем животное. Как ты мучил этого беднягу… А что, если ты убил его приятеля? Что, если он умрет от потери крови? Боже мой, Боже мой, оказывается, я совсем тебя не знала! И ты никогда не заставишь меня выйти за тебя замуж! Неужели ты думаешь, что я настолько безмозгла, что позволю тебе сделать это ради моего состояния, чтобы ты меня потом прикончил при первом удобном случае? Ты даже не будешь подстраивать несчастного случая, а убьешь меня сам, как убил свою первую жену!
Ей показалось, что она услышала, с каким шумом он резко втянул в себя воздух. Затем он так сильно стиснул ее руку, что она невольно вскрикнула от боли. Тогда он ослабил хватку и уже достаточно спокойным тоном, не выражавшим ничего, кроме удивления, произнес:
— Ты что, вообразила меня Синей Бородой? Если это так, то мне стоит напомнить тебе, что никогда не следует из любопытства входить в запертые комнаты или задавать слишком много вопросов!
— Это мне уже не грозит, поскольку по поводу нашего брака у меня вопросов нет! — горячо отпарировала Алекса. — А что ты имел в виду под этой мерзкой инсинуацией, которую ты посмел устроить с теми людьми? С какой стати, если у меня есть пистолет или нож, чтобы защитить себя, я буду…
— У меня нет иллюзий по поводу того, что бы ты сделала, моя сладкая, если б тебе представился случай. Ну а что касается моей ссылки на мадам Оливье, так ведь это твоя тетка, не так ли? А учитывая твою очевидную страсть к борделям и глубокое знание подобных мест, какой еще вывод можно было сделать?
Оказывается, он знал, но как давно и как много? На нее, одержимую мщением, подобное известие оказало действие, сравнимое со стаканом воды, выплеснутым в лицо. Но следующие слова она подбирала более осторожно. За этой своей озабоченностью Алекса едва не упустила, как он посадил ее в экипаж и уселся рядом. Услышав, как хлопнула дверца, а кучер щелкнул кнутом, она почувствовала, что карета дернулась, и резко качнулась назад, на обитое велюром сиденье. Она демонстративно отодвинулась от своего спутника и притворилась, что смотрит в окно, холодно роняя фразы через плечо, не поворачивая головы:
— Тебе не было нужды беспокоиться и нанимать экипаж, чтобы отвезти меня домой, поскольку у меня была собственная карета. Теперь мне придется…
— Не стоит беспокоиться на этот счет, сердце мое. Я отослал и твоего кучера, и спящего слугу назад, на площадь Белгрейв, зная, как много нам нужно обсудить без помех. И хотя я оценил твою заботу о моих финансовых возможностях, но должен тебе сказать, что это мой собственный экипаж.
— Я ни о чем не заботилась!.. — Стоило ей только повернуть к нему лицо, и она вновь задрожала от ярости: — Как ты посмел действовать в такой своевольной манере? Ты слишком многое считаешь само собой разумеющимся… Ох! Я не могу дождаться, когда наконец вернусь домой и избавлюсь от твоего присутствия! И, пожалуйста, не надо со мной сейчас ни о чем разговаривать. Надеюсь, я достаточно ясно выразилась?
Когда она вновь отвернулась к окну, расправив плечи и твердо выпрямив спину, то услышала сзади ленивый и какой-то раздраженный смех, в котором при желании можно было уловить скрытое, но подлинное удивление.
— Сердце мое, если бы ты говорила все это искренне, то была бы идеальной женщиной. Я всегда думал, что вечная болтовня — это типично женский способ тратить время, особенно если женщина имеет яркий, чувственный рот, которому следовало бы заняться делом, вместо того чтобы перемалывать бессмысленные слова.
Алекса напрягла спину и постаралась сохранить молчание, несмотря на то, что он явно старался извести ее насмешками. Она упорно не желала поворачивать к нему голову и твердо поджала губы, даже когда его голос приобрел на удивление ласковый, упрашивающий оттенок, так что он теперь не цедил слова, а задумчиво бормотал:
— И у тебя действительно яркий, чувственный рот, желанный… И круглые, упругие, возбуждающие ягодицы… Сильные, стройные, длинные ноги… Знаешь ли ты сама, как необычно и восхитительно все это? А что касается твоей кожи, то это золотистый шелк, драгоценная моя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62