Из трубки донесся хрипловатый смешок.
– Как раз это я надеюсь исправить. В ближайшую пятницу я устраиваю вечеринку и хотела бы видеть вас у себя. Конечно, я несколько запоздала с приглашением, и вы, возможно, будете заняты…
– Ради того, чтобы побывать на приеме у Зои Тремэйн, я постараюсь освободиться.
Хриплый смешок раздался снова.
– Я глубоко польщена, мисс Ходжез. Коктейли подадут в шесть часов вечера, а обед будет в восемь.
– Я обязательно приду, мисс Тремэйн. Еще раз спасибо за приглашение.
Повесив трубку, Синди постаралась припомнить то немногое, что ей было известно о Зое Тремэйн. Богата, независима, немного эксцентрична, считается одним из столпов светского общества Оазиса, яростная противница Клиники. Ее прошлое, судя по всему, скрывало какую-то тайну. Синди обожала тайны, в особенности когда дело касалось людей известных. Их секреты можно продать за хорошую цену и тем самым увеличить тираж газеты.
Она вздрогнула, почувствовав прикосновение к коже охлажденного кондиционером воздуха. Когда зазвонил телефон, она только что вышла из ванной. Всего три месяца назад Синди решила каждый год проводить какое-то время в Оазисе и совсем недавно приобрела здесь жилье в многоквартирном доме. Пожалуй, ей нужно будет установить телефонный аппарат в ванной – тогда не придется бегать на каждый звонок. Хотя телефон был снабжен автоответчиком, она никогда не включала его, находясь дома. Значительную часть материала для своих «Новостей» Синди брала из телефонных сплетен, а подавляющее большинство осведомителей, как она знала, боятся автоответчиков и отказываются оставить сообщение или перезвонить.
Синди вернулась в ванную, еще теплую и всю в капельках влаги. Она терпеть не могла удушающий зной, царивший летом в Оазисе, но Клиника оказалась таким богатым источником материала для ее колонки, что она признала целесообразным устроить себе здесь штаб-квартиру, по крайней мере на несколько месяцев в году. Слава Богу, что все здания в городе снабжены кондиционерами!
Синди протерла влажное зеркало, в котором она отражалась в полный рост, и, окинув себя взглядом, осталась весьма довольна. Она увидела высокую, стройную женщину, с длинными блестящими темными волосами – самая примечательная черта ее внешности – и холодными серыми глазами. Синди старалась поддерживать хорошую форму, каждый день находила время для бассейна или теннисного корта и не реже одного раза в неделю посещала гимнастический зал. «Не так уж плохо для тридцати пяти лет», – подумала она, подмигнув своему отражению в зеркале.
Синди знала, что большинство мужчин находили ее холодной и несколько отстраненной. Некоторых это заставляло отступиться, других же только подзадоривало. Обычно у нее не было недостатка в поклонниках.
Натянув халат, она проследовала в небольшую комнату, которую сделала своим рабочим кабинетом, и уселась за компьютер. Ей еще предстояло закончить колонку для номера, который должен выйти на следующей неделе, и забрать утреннюю почту.
Однако какое-то время она сидела неподвижно, думая о другом. Стоит ли ей подыскать себе спутника, чтобы отправиться вместе с ним на вечеринку к Зое Тремэйн? Среди ее знакомых в Оазисе было не так уж много подходящих кандидатов, не более полудюжины. Синди пробежала глазами воображаемый список, отвергая одного за другим.
К черту их всех! Она поедет туда одна. Если в доме Тремэйн соберется приличное общество, наверняка можно будет встретить там какого-нибудь интересного, привлекательного мужчину. Приняв решение, она придвинула ближе картотеку. На отдельных карточках были нацарапаны от руки короткие заметки. Все, что ей оставалось теперь сделать, – это отобрать из новостей самые пикантные, связать их воедино в присущем ей скабрезном стиле и заполнить колонку.
Когда она начала переносить на мерцающий экран имена с карточек, ее охватил прилив энергии, подобный сексуальному возбуждению. Все эти имена принадлежали известным и влиятельным людям, однако она, Синди Ходжез, могла манипулировать ими по собственному желанию – одним касанием пальцев.
Вернувшись к себе в кабинет после ежедневного сеанса психотерапии с Билли Рипером, Ноа кипел от ярости. Рок-звезда оказался неисправимым лгуном; он был лицемерен, порочен и упорно отказывался признать себя наркоманом, даже более того – начисто отрицал какую бы то ни было зависимость от кокаина. Он готов был согласиться с тем, что допустил срыв во время концерта, но приписывал этот случай перенапряжению и стрессу. Похоже, Билли вообще не собирался идти на контакт, и если бы Ноа мог следовать своим побуждениям, он отпустил бы его из Клиники как неизлечимого или по крайней мере поручил бы его заботам другого врача. Однако Ноа отличался упорством, в особенности когда дело касалось кого-либо из пациентов. Ему и прежде приходилось сталкиваться с трудными больными – хотя никто из них не был так невыносим, как Билли Рипер, – и он боролся за них до конца, обычно не без успеха.
Как ни печально это признавать, Ноа был почти убежден, что, если даже ему удастся найти подход к Билли, парень скорее всего вернется к кокаину через несколько дней после выписки. Такое уже случалось прежде с другими больными, даже с теми из них, кто отчаянно желал излечиться. Эта сторона его работы поневоле обескураживала. Но несмотря на это, Ноа понимал, что если он не сделает все от него зависящее, то его досада обернется против него же самого. В его области медицины рецидивы неизбежны, и он мог лишь делать все, что в его силах, надеясь на благополучный исход.
Гнев на Билли Рипера сменился меланхолией. Ноа вздохнул и подошел к письменному столу. И тут ярость в его душе вспыхнула вновь: он увидел еще одну ожидавшую его записку. Он схватил ее и прочитал:
Доктор Брекинридж, звонила Зоя Тремэйн и пригласила вас на прием, который должен состояться в ее доме в ближайшую пятницу, в шесть часов вечера. Так как вас не было поблизости, я принял приглашение от вашего имени.
Стерлинг Хэнкс
Тысяча проклятий! Ноа изо всех сил ударил по столу ладонью. Хэнкс временами не уступал по наглости любому громиле и напрочь забывал о такте в обращении с подчиненными.
Ноа поднял трубку телефона и уже хотел было набрать номер кабинета директора, но передумал и положил трубку. Телефонного разговора недостаточно; ему придется столкнуться с Хэнксом напрямую.
Прихватив с собой записку, он поднялся на лифте на третий этаж, где находился кабинет Хэнкса. В приемной Ноа задержался у столика секретарши:
– У шефа кто-нибудь есть, Нэнси?
Она, похоже, была поражена гневом, явственно прозвучавшим в его голосе.
– Нет, доктор Брекинридж, он там один. Но, как мне кажется, он не желает, чтобы его беспокоили…
– Уж от этого, черт побери, ему никуда не деться!
Ноа решительно пересек приемную и открыл дверь кабинета. Стерлинг Хэнкс сидел, отвернувшись от стола и глядя в огромное, украшенное витражом окно. Пустыня, начинавшаяся сразу же за городской чертой Оазиса, простиралась до низких безлесных холмов далеко на севере.
Сам кабинет изумлял роскошью – массивный письменный стол и сделанные на заказ кресла, низкая кушетка и золотистый ковер с длинным ворсом, в котором утопала нога. Стены были увешаны фотографиями, на которых улыбающийся Хэнкс позировал со всякого рода видными персонами – бывшими пациентами Клиники. «Эти фотографии – единственные свидетельства его медицинской квалификации, – с горечью подумал Ноа, – ведь никакими другими качествами, кроме умения окружать себя знаменитостями, Серебряный Стерлинг не обладал».
При звуке захлопнувшейся за Ноа двери Хэнкс повернулся в кресле. Как только он увидел, кто перед ним, его тонкие губы изогнулись в легкой улыбке.
– Ну, доктор, вы похожи на грозовую тучу, которая вот-вот разразится молнией над чьей-то головой. – Он сложил пальцы пирамидкой, упершись в вершину подбородком. – Я назначил вам встречу?
Ноа швырнул записку на стол перед самым носом директора.
– Вы действительно назначили мне встречу.
Хэнкс даже не взглянул на листок.
– Ах да. Вечеринка у мисс Тремэйн. Я ожидал, что это вызовет у вас некоторую досаду. Но одна из ваших медсестер сказала мне, что вы заняты с пациентом и просили вас не тревожить. Так что… – Хэнкс пожал плечами. – Я принял приглашение от вашего имени.
– Вы не имели никакого права так поступать! Возможно, вы и директор Клиники, но моя частная жизнь вас нисколько не касается!
– Меня касается все, что имеет отношение к Клинике.
– При чем здесь Клиника, черт побери? – удивился Ноа.
– Не будьте наивным, доктор, – отозвался Хэнкс со вздохом. – Эта Тремэйн – одна из самых оголтелых противниц Клиники.
– Если это так, то зачем ей понадобилось приглашать одного из нас к себе в дом?
– Зоя Тремэйн известна своей эксцентричностью. Ей нравится приглашать на свои приемы гостей с противоположными точками зрения. Она получает удовольствие, стравливая людей между собой. Ваша задача на этой вечеринке – представить нас в самом выгодном свете.
– Иначе говоря, работа на публику, – проворчал Ноа. – Это уже по вашей части, Хэнкс, а вовсе не по моей.
– Она уже приглашала меня на свой предыдущий прием. – Улыбка на лице Хэнкса сделалась еще шире. – На этот раз она хочет видеть среди гостей знаменитого доктора Ноа Брекинриджа. По-видимому, вы даже понятия не имеете о том, как далеко успела разнестись ваша слава.
– Вы не позволили мне переговорить с ней из страха, что я откажусь.
– Да, такая мысль и в самом деле приходила мне в голову.
– Так знайте, я никуда не пойду, – заявил Ноа упрямо. – Вы приняли приглашение вместо меня, так что можете перезвонить этой эксцентричной даме и сказать, что я сломал ногу или что-нибудь еще в том же духе.
Хэнкс подался вперед, в его голосе появились жесткие нотки:
– А теперь вы послушайте меня, доктор. Вы пойдете на прием к Тремэйн. Я мирился с вашим вечным бунтарством только потому, что вы один из самых ценных наших специалистов, но всему есть пределы.
– Но почему именно я? Почему нельзя поручить это дело какому-нибудь другому врачу? Уверен, что любой из них был бы рад побывать там.
– По двум причинам. Во-первых, потому, что мисс Тремэйн пригласила именно вас. А во-вторых, из-за вашего умения найти подход к людям.
– Я уже говорил вам, что все это полная чушь.
– В самом деле? – Хэнкс снова улыбнулся, и на этот раз в его улыбке мелькнуло затаенное злорадство. – Должен признать, я сам не могу этого понять, но пациенты, уже прошедшие курс лечения, как один твердили мне о том, какой замечательный человек доктор Ноа Брекинридж и как он внимателен к больным. По-видимому, они говорят об этом повсюду и после того, как покидают стены Клиники. Не скромничайте, мой дорогой доктор. Вам следует знать о том, какую известность вы приобрели. О вас даже можно было прочесть в «Новостях от Синди» на страницах последнего номера «Инсайдера».
Ноа ребром ладони рассек воздух.
– Я никогда не читаю этот бульварный листок. Все это – хлам, чистой воды ерунда.
– Очень может быть, но эта газета пользуется огромной популярностью, особенно среди тех людей, которые могут впоследствии нуждаться в наших услугах.
– О да! Разного рода знаменитости, звезды шоу-бизнеса…
Хэнкс остановил его движением руки.
– Пожалуйста, доктор, избавьте меня от необходимости выслушивать снова одно и то же. Мне прекрасно известны ваши взгляды по этому вопросу. Позвольте еще раз напомнить вам, что именно этим пациентам приходится, как говорится, платить по счетам других, менее удачливых, которым вы так симпатизируете. Многие лечебные учреждения получают дотации либо же существуют за счет благотворительных пожертвований. Мистер Хейнман лично предупреждал меня о том, что мы должны окупать себя сами. Знаменитости, к которым, по вашим словам, вы питаете неприязнь, а также повышенное внимание прессы дают нам возможность держаться на плаву.
– Хейнман? И как вам это удалось? Я думал, он беседует только с самим Господом Богом.
На лице Хэнкса появилась самодовольная улыбка.
– Можете быть уверены, мистер Хейнман полностью мне доверяет.
– Тем лучше для вас, – пробормотал Ноа. – Но как бы там ни было, связи с общественностью – не мое дело.
– Связи с общественностью – дело каждого, кто работает здесь, вплоть до последнего уборщика. – Хэнкс снова сложил вместе ладони, коснувшись пальцами ямочки на подбородке. – Присутствие на приеме ни в коей мере не помешает исполнению ваших прямых обязанностей здесь. Я бы никогда не стал требовать чего-то такого, что отвлекло бы вас от них. Но вы будете у мисс Тремэйн, доктор. И знаете почему? У вас нет выбора.
– У меня есть выбор. Я могу…
Хэнкс кивнул:
– Отказаться от своей должности в Клинике. Разумеется, такая возможность есть всегда, но действительно ли вы хотите этого? Вы сами избрали для себя эту область медицины, и я знаю, до какой степени вы верны своему призванию. Уверен, что вы без труда найдете себе место где-нибудь еще. Но какое другое лечебное учреждение может предоставить вам такие условия, какие мы создали здесь? Ни одно из них не выдерживает сравнения с нашим центром, и, без сомнения, вам это хорошо известно.
Ноа промолчал. Не хотелось признавать это, но директор был прав. Мысль покинуть Клинику довольно часто приходила ему на ум, но всякий раз при этом возникали сомнения. Конечно, здесь он мог принести больше пользы, да и заработок в Клинике гораздо выше, чем в любом другом подобном заведении, хотя он и пытался уверить себя, что это не имеет значения. И еще в одном отношении правота Хэнкса неоспорима. Даже если он, Ноа, не питал особой симпатии к большинству высокопоставленных пациентов, они имели такое же право на реабилитацию, как и любой другой человек на их месте.
Внезапно он почувствовал усталость. Сколько раз ему приходилось вступать в подобного рода споры со Стерлингом Хэнксом? Слишком часто. И всегда при этом Ноа заранее знал, что проиграет.
– Итак, доктор? Каким будет ваше решение?
– Вы и сами прекрасно это знаете, Хэнкс, – отозвался Ноа вяло. – Я буду присутствовать на этом проклятом приеме.
Хэнкс одарил его ослепительной улыбкой:
– Вот и отлично! Еще один небольшой совет. Постарайтесь не давать воли своему колючему нраву. Пустите в ход ваши испытанные способы общения, как если бы вы имели дело с трудным пациентом.
Брекинридж направился к двери, но едва он коснулся ручки, Хэнкс окликнул его:
– Доктор Брекинридж?
Ноа это не удивило. Стерлинг Хэнкс был из тех людей, которые на дух не переносят, когда им противоречат. В любом споре, даже в простой беседе он всегда умудрялся оставить последнее слово за собой. Ноа почувствовал сильнейшее искушение поскорее выйти за дверь, сделав вид, будто ничего не слышал. Он вздохнул и обернулся к директору, снова увидев ту же улыбку на его лице.
– Да?
– Взгляните на дело с другой стороны. Эта вечеринка может дать вам немало приятных возможностей. Не исключено, что вы встретите там какую-нибудь очаровательную юную леди. Кто знает, к чему это может привести. – Его улыбка превратилась в язвительную усмешку, между тем как Ноа заметно помрачнел. – Вам на самом деле следовало бы жениться. Столь известному врачу не пристало довольствоваться – как там это сейчас называют? – подружками на одну ночь. О да, я хорошо осведомлен о вашей интимной жизни. Мне почти все известно о вас, доктор. Это тоже часть моей работы.
«Дружная, но отнюдь не святая троица», как назвала ее Зоя Тремэйн, собралась, чтобы обсудить полученные приглашения на прием. Все трое были членами Загородного клуба Оазиса с момента его основания и поэтому обладали преимущественным правом обедать в Зеленом зале, окна которого выходили на лужайку, за которой начиналось поле для игры в гольф.
Троих людей, сидевших за столом, всякий назвал бы ярким примером несхожести. Отто Ченнинг со стороны казался тем, чем он и являлся на самом деле, – отцом-покровителем. Ему недавно перевалило за пятьдесят, у него были светлые, тщательно уложенные волосы, открытое лицо, на котором только-только начали проступать следы беспутной жизни, и простодушные с виду голубые глаза. Он отличался безукоризненными манерами, а также чисто актерской способностью принимать самые различные облики соответственно случаю. Сейчас он чувствовал себя подавленным и, находясь в кругу друзей, мог этого не скрывать.
Мэр Чарльз Уошберн поразительно напоминал Санта-Клауса, лишенного бороды. Коренастый, с заметно выступавшим брюшком, копной густых седых волос и круглым красноватым лицом, он светился добродушной улыбкой всякий раз, когда появлялся перед избирателями или когда чья-нибудь фотокамера заставала его врасплох. В данную минуту он выглядел угрюмым.
Тед Дарнелл, начальник полицейского управления Оазиса, был без малого шести футов роста, мускулистый, с холодными черными глазами, жестким, обветренным лицом и темными волосами, которых еще не коснулась седина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39