Когда Ченнинг припарковал машину, Уошберн зашевелился на сиденье и осмотрелся вокруг.
– Почему мы остановились здесь, Отто?
– Я хочу перемолвиться словечком с начальником полиции.
– Но ведь уже поздно, одиннадцать часов. Скорее всего его здесь нет.
– Если его нет здесь, мы отправимся к нему на квартиру, только и всего, – отозвался Ченнинг мрачно. – Кроме того, я готов поспорить, что он еще там. Для Теда участок, по сути, стал родным домом. У него нет семьи. Его семья здесь.
– Но я все же не понимаю, почему ты хочешь видеть его именно сейчас? Неужели с этим нельзя подождать?
– Нельзя, – ответил Ченнинг, уже выйдя из автомобиля, и добавил: – Мне необходимо поговорить с ним сегодня же вечером, не откладывая.
Само собой разумеется, в новом здании участка начальнику полиции Дарнеллу был выделен особый кабинет – просторное помещение с примыкавшей к нему ванной. На его меблировку была предусмотрена достаточно щедрая смета, однако Дарнелл предпочел спартанскую обстановку, взяв за образец аскетизм тех кают, которые он когда-то занимал на подводных лодках. Меблировка включала в себя письменный стол, как правило, ничем не занятый, если не считать интеркома и телефонного аппарата, вращающееся кресло возле него и пару стульев для посетителей.
Как и предсказывал Ченнинг, Дарнелл находился у себя, просматривал ежедневные отчеты своих офицеров. Когда Ченнинг с мэром вошли в кабинет, он поднял глаза и нахмурился.
На деревянном полу не было ковра, и Уошберн, как всегда, не удержался от нытья:
– Я просто не в силах тебя понять, Тед. Ты бы мог по крайней мере постелить ковер и повесить пару картин на стены. В этом проклятом кабинете меня всегда начинает бить дрожь. Здесь так же холодно и пусто, как в камерах наверху!
Даже не улыбнувшись, Дарнелл ответил:
– Именно этого я и добиваюсь. Хочу, чтобы люди, которых обычно приводят сюда ко мне, чувствовали себя не в своей тарелке. – И перевел взгляд на Ченнинга, догадавшись, что именно он инициатор этого непредвиденного визита. – Чем могу служить, Отто?
Ченнинг уселся на стул.
– Я думаю, что пришла пора принять какие-нибудь меры в отношении Зои Тремэйн, этой старой карги, которая вечно путается не в свое дело!
Уголки губ Дарнелла дрогнули в слабой улыбке.
– Надо полагать, вам обоим крепко досталось от нее сегодня вечером? Я же предупреждал, что вам лучше там не появляться.
Ченнинг жестом прервал его:
– Единственное, что случилось сегодня на вечеринке, – это то, что я снова попытался заставить ее отступиться. Но она не слушает ничьих доводов.
Пристальный взгляд Дарнелла был обращен прямо на него.
– И чего же ты хочешь от меня?
– Ты ведь начальник полиции, черт побери! – яростно вскричал Ченнинг, но тут же взял себя в руки. – Ты можешь сделать очень многое, благо у тебя есть для этого и власть, и возможности. Например, нам ничего не известно о ней до того момента, как она появилась в городе. В ее прошлом есть что-то такое, о чем она умалчивает, я нюхом чую это. Наведи о ней справки. Выясни, кто она такая на самом деле, откуда взялась и чем занималась, прежде чем поселиться здесь. Вот… – Отто вынул из кармана пиджака какой-то предмет, завернутый в носовой платок, положил его на стол начальника полиции и осторожно развернул. – Это пепельница из ее дома. Я сам видел, как она к ней прикасалась, поэтому здесь должны остаться отпечатки ее пальцев. Проверь их.
Дарнелл с отвращением взглянул на пепельницу.
– Я не имею на это права, – произнес он упрямо. – Она ни на йоту не преступала закон. У меня нет никаких оснований проводить расследование.
– Основания! Тед, до сих пор она не доставляла нам ничего, кроме хлопот. Если тебе удастся выяснить, что именно из своего прошлого Тремэйн так упорно старается скрыть, мы получим в свои руки оружие против нее.
– Нет. Я не стану этого делать.
Взгляд Ченнинга был прикован к собеседнику. Он понимал, что задуманное им было рискованно, однако выбирать не приходилось. На лбу у него выступила испарина, но он усилием воли заставил себя говорить небрежно:
– Ты же знаешь, что я с самого начала вел и хранил записи всех наших сделок. Отчеты о денежных суммах, полученных и разделенных между нами троими. У меня есть копии всех документов, они заперты в сейфе, в надежном месте.
Дарнелл подался вперед.
– Что ты хочешь этим сказать, Отто? – спросил он тихо.
– Я хочу сказать, что мне необходима твоя помощь! – В тоне Ченнинга, несмотря на все его старания, проскальзывали визгливые нотки.
– По-моему, это сильно смахивает на шантаж, – все так же тихо проговорил Дарнелл.
– Шантаж! – Мэр Уошберн, который до этой минуты не слишком внимательно следил за разговором, внезапно выпрямился на стуле. – Что здесь происходит? Что все это значит, Отто?
Никто ему не ответил.
– Называй это как хочешь, Тед, – сказал Ченнинг, не сводя глаз с Дарнелла. – Но, так или иначе, я сумею заручиться твоей поддержкой.
– А что ты сделаешь, если я не соглашусь? Передашь документы прессе? Если так, ты и сам окажешься в той же грязной луже, что и мы с мэром.
– Не понимаю, почему ты противишься, Тед. Что тебе до этой старухи, будь она неладна? Для нас троих она словно кость в горле. Я-то думал, ты не меньше нашего хочешь от нее отделаться.
– Она ровным счетом ничего для меня не значит. – Дарнелл позволил себе слегка расслабиться. – Просто мне не нравится, когда мне угрожают, только и всего.
Тут в разговор вступил Уошберн:
– Отто прав, начальник. Если ты можешь остановить ее, ради всего святого, сделай это!
Дарнелл даже не взглянул на него. Мэр опасался за свою собственную шкуру, а Дарнелла это сейчас заботило меньше всего. Сейчас он пытался решить, стоит ли дело того, чтобы пойти из-за него на открытый разрыв с Ченнингом. Он не особенно удивился плохо завуалированной угрозе со стороны этого подонка, так как с некоторых пор ожидал чего-нибудь подобного.
Наконец он заговорил:
– Что ж, я готов негласно провести расследование в отношении этой женщины. Но ты говорил, что я могу для вас сделать очень многое. Что ты еще задумал?
Ченнинг подавил вздох облегчения и улыбнулся. Тут все будет в порядке.
– О, ничего особенного. Просто передай твоим людям, чтобы они глаз не спускали с этой Тремэйн. И Сьюзен. Если они хоть в малейшей степени преступят закон, наложи на них штраф или арестуй их, в зависимости от обстоятельств. – Он снова улыбнулся, на этот раз с видом заговорщика. – Ты ведь лучше всех знаешь, сколько в наших законах всевозможных мелких пунктиков, Тед? Плевок на тротуар и тому подобное. Я хочу, чтобы на них хорошенько надавили.
– Сьюзен? Твоя родная дочь?
– Я больше не считаю ее своей дочерью, – отрезал Ченнинг. – Она уже давно потеряла на это право. И раз уж она позволила себе связаться с Тремэйн, то заслуживает такого же обращения, что и все прочие из этой кучки идиотов.
– Ладно, раз ты так хочешь, – пожал плечами Дарнелл. – Я велю своим людям, чтобы они установили за ними слежку.
Ченнинг наклонился вперед, желая еще что-то сказать, но передумал. Он собирался предложить начальнику полиции сфабриковать обвинение, если все остальное окажется бесполезным, однако решил, что на данный момент и так уже зашел слишком далеко. В другой раз ему еще представится возможность прижать Дарнелла к стенке. Он встал.
– Что ж, мы не будем больше тебе докучать, Тед. Извини, если это выглядело так, будто я тебе угрожал. Готов признать, я был немного не в себе, когда явился сюда. Пойдем, Чарльз, и предоставим нашему другу заниматься своими прямыми обязанностями.
Дарнелл ничего не сказал, но Ченнинг почувствовал неловкость под его жестким, пристальным взглядом. Лишь усилием воли он заставил себя выйти из кабинета непринужденной походкой, а не ретироваться.
Как только они оказались на улице, Уошберн спросил:
– Что все это значит, Отто? Неужели ты и в самом деле собирался исполнить свою угрозу?
– Нет, конечно же, нет, – отозвался Ченнинг с деланным смехом. – Я просто блефовал. Когда имеешь дело с Тедом, порой это бывает необходимо. Но я бы никогда на такое не пошел. – Он похлопал мэра по плечу. – Поедем ко мне, Чарльз, и выпьем по рюмочке на сон грядущий.
Стиснув руки так, что костяшки пальцев побелели, Тед Дарнелл уставился невидящим взором на закрытую дверь. Он был в такой ярости, что перед глазами плясали багровые искры. Проклятый ублюдок! Когда-нибудь он преподаст Ченнингу урок, который тот запомнит надолго. Как смеет этот пронырливый сукин сын обращаться с ним подобным образом!
Постепенно Тед успокоился. В конце концов он прекрасно знал, что представляли собой Уошберн и Ченнинг, когда вступал с ними в сговор. Ему некого винить за это, кроме самого себя. Но после долгих лет спартанской жизни на подводных лодках страшно трудно было противиться искушениям, маячившим перед его мысленным взором. Надо признать, что он наслаждался деньгами и властью, а самое большое удовольствие ему доставлял тот авторитет, которым он пользовался в своем участке. Только благодаря его энергии в Оазисе появились действенные полицейские силы, по его мнению, лучшие в штате. Он правил железной, но, как ему казалось, справедливой рукой и во многом мог следовать только своим собственным побуждениям.
Коррупция, которой поддался он сам, не выходила за порог его кабинета; он никогда не позволял себе переступить эту невидимую грань. Все его подчиненные были людьми кристальной честности. Дарнелл сам предупреждал их в недвусмысленных выражениях, что если кто-нибудь из них будет замечен во взятке, хотя бы в виде бесплатного завтрака, то виновного немедленно вышвырнут со службы без всяких рекомендаций.
Невеселая улыбка коснулась его губ. Как все это согласовать с его решением отдать своим людям приказ следить за Сьюзен Ченнинг и Зоей Тремэйн? Ему и раньше приходилось прибегать к подобного рода средствам. Иногда в Оазис наведывался какой-нибудь удалившийся на покой рецидивист или крупный мафиози. В подобных случаях Дарнелл всегда требовал от своих офицеров действенных мер, если со стороны таких «пенсионеров» последует хотя бы малейшее нарушение закона.
Разумеется, Зоя Тремэйн не входила в эту категорию. Дарнелл по-своему восхищался этой женщиной, восхищался ее умом и силой духа. Она была поистине крепким орешком! И всякий раз, проводя демонстрацию или выступая на митингах, она строго следовала нормам закона, не допуская никаких беспорядков и не прибегая при этом к помощи полиции.
Однако на войне как на войне; к тому же Дарнеллу были даны четкие инструкции. За годы службы на подлодках он привык следовать до последней буквы полученным приказам, даже если те офицеры, которые их отдавали, были людьми некомпетентными и вызывали у него только презрение. Придется поступить так и на этот раз – по крайней мере в данный момент.
Глава 6
– Доктор, мне кажется, я не в состоянии присутствовать на сеансе групповой терапии. – Лейси явно была встревожена одной лишь мыслью об этом. Она нервно грызла кончик ногтя; огромные глаза сделались еще больше от охватившего ее беспокойства. – Только не сейчас.
– Что ж, как хотите, Лейси, – примирительным тоном отозвался Ноа. – Не будем с этим торопиться. Еще день или два будем проводить индивидуальную терапию.
– Неужели эти групповые сеансы так необходимы? Раскрывать душу перед совершенно посторонними людьми… – Она вздрогнула.
– Ну, как бы вам сказать…
Ноа стоял лицом к окну кабинета, пытаясь собраться с мыслями. Это был уже третий день пребывания Лейси в Клинике. Первые два дня она провела на транквилизаторах и подверглась тщательному медицинскому обследованию, включавшему в себя анализы, результаты которых свидетельствовали о недавнем употреблении кокаина в больших дозах. Ноа сегодня провел с Лейси целых четыре часа, расспрашивая о ее пристрастии к наркотикам.
– Доктор Брекинридж, вы что-то хотели сказать?
– А! Прошу прощения. – Он обернулся к ней, лицо осветилось улыбкой. – Я просто отвлекся на мгновение. Вы спрашивали, действительно ли сеансы групповой терапии необходимы. По моему мнению, да. Индивидуальная терапия предполагает, что вы остаетесь один на один с лечащим врачом. Главная цель любой терапии – выявить глубинные причины, которые привели к алкоголизму или злоупотреблению наркотиками. Вы должны при этом научиться преодолевать психологические барьеры и выработать более благоприятное представление о самой себе. Всего этого с куда большим успехом можно достичь в группе, в которую входят от шести до десяти человек. Группа – своего рода коллективный педагог. Все там объединены общими проблемами. В группе вам будет легче общаться с другими людьми, и вы поймете, что и они сталкиваются с теми же самыми трудностями. Вы не одиноки в этом мире… – Он прервал объяснения и развел руками. – Я понимаю, что похожу сейчас на преподавателя, читающего лекцию ученице. Но в известном смысле вы и есть ученица, которой предстоит узнать больше о себе самой.
Лейси нахмурилась:
– Вы сказали: «более благоприятное представление о себе». Что вы имеете в виду?
– Видите ли, Лейси, главная проблема при наркомании состоит не столько в физическом, сколько в психологическом пристрастии к наркотикам. Физическое пристрастие достаточно легко поддается лечению, в большинстве случаев, конечно, – уточнил он, вспомнив о Билли Рипере. – Но если мы не выявим его скрытые психологические причины, то пациент снова вернется к прежним привычкам, едва выйдя отсюда. И часто корень всех бед лежит в заниженном представлении о себе. Судя по тому, что я узнал о вас, Лейси, именно в этом заключается ваша главная проблема.
Она недоверчиво взглянула на него.
– Заниженное представление о себе? Извините меня, доктор, но мне трудно в это поверить. Я выступала на сцене, неоднократно появлялась перед широкой аудиторией, и миллионы людей видели меня на экранах кинотеатров и по телевидению. – У нее вырвался застенчивый смешок. – Прошу прощения. Я понимаю, как высокомерно это звучит, но от правды никуда не денешься. Я вовсе не хвастаюсь.
– Да, я знаю все это, но где-то глубоко внутри вас живет убеждение, что вы не заслуживаете того внимания, той лести, которые выпадают на вашу долю. Вы боитесь, что вас разоблачат и тогда все сразу кончится. – Он снова улыбнулся. – Я делю кокаинистов на пять категорий: те, кто употребляет наркотик от случая к случаю, по привычке, в компании, в стрессовых ситуациях и, наконец, те, у кого зависимость от кокаина перешла в тяжелую форму. Между первыми четырьмя категориями и последней существует большое различие, потому что многие из тех, кого я отношу к этим четырем, могут никогда не стать законченными наркоманами. Дело в том, что кокаин не вызывает столь сильного физического привыкания, как, например, героин, и человек, злоупотребляющий им, может последовательно проходить несколько стадий или же стать наркоманом после первого употребления кокаина. Те, кто принимает наркотик от случая к случаю, чтобы не выделяться среди других, могут никогда не попасть от него в зависимость. Однако тот, кто употребляет кокаин по привычке, как правило, делает это не ради забавы. Он применяет его периодически, чтобы справиться с тем, что сам считает трудной ситуацией в повседневной деятельности. Он делает это ради прилива энергии, а не ради вызываемой им эйфории. Разумеется, если он будет продолжать в том же духе в течение достаточно долгого времени, у него может выработаться сильное пристрастие к наркотику.
– Если я верно вас поняла, вы причисляете меня к тем, кто принимает кокаин время от времени?
Он кивнул:
– Да, вначале было именно так. Но не стоит скрывать от себя правду, Лейси. Теперь вы стали законченной наркоманкой.
– Мне все же трудно принять вашу теорию на свой счет. Правда, я всегда считала, что своим успехом в жизни обязана невероятному везению, и порой меня охватывало беспокойство: что со мной станется, если вдруг удача мне изменит?
– Это тоже часть вашей проблемы, как вы сами видите. Из того немногого, что мне о вас известно, я могу заключить, что удача лишь в незначительной мере способствовала вашему успеху. Например, вам досталась нужная роль в нужное время. Но ведь вы необычайно талантливы, Лейси, и к тому же очень красивы. По моему суждению, вы употребляете кокаин, чтобы поддержать в себе падающее самоуважение. Ваше мнение о себе никогда не соответствовало вашему успеху у публики. Вы всегда на виду, и страх провала стал для вас постоянным и самодовлеющим. И любой ваш успех всегда превышает вашу самооценку. Наше воспитание отчасти несет за это ответственность. Нам с детства внушают, что мы должны всегда и везде оказываться победителями, быть на высоте в любом деле. – Ноа внимательно смотрел на актрису. – У меня не было времени вникнуть поглубже в ваше прошлое, однако я припоминаю, что читал в одной статье, будто бы вы довольно рано начали сниматься в кино.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39