Единственным, что в то время смешило до слез, были волосатые ноги Брайана, торчавшие из-под нижней юбки, которую ссудила актерам матушка. Больная чуточку взгрустнула, припомнив, как весело она смеялась в тот вечер.
Внимание привлек легкий шумок возле двери. Сабрина бессознательно небрежно изменила позу, приподнялась на локте и вытянула шею. Помимо воли вся потянулась навстречу Моргану, с улыбкой прокладывавшему дорогу сквозь толпу. Сабрина решила, что в Лондоне муж использует чарующую улыбку как смертоносное оружие.
Гости перешептывались, скрывая любопытствующие взгляды за распахнутыми веерами и открытыми табакерками. Белокурый великан явно представлял больший интерес для публики, чем разворачивающаяся на сцене история. «Хотелось бы знать, — подумала Сабрина, — понимает ли он, какой ошеломляющий эффект на гостей и хозяев производят его вечные появления с опозданием? Задумывается ли он над тем, какой урон наносит моему бедному сердцу?»
Раскланиваясь направо и налево, Морган упорно продвигался к цели; в свете свечей его волосы отливали золотом, улыбка не сходила с лица, и выглядел он потрясающе. Сабрина не сводила с него восхищенных глаз, понимая, что, когда муж встанет рядом, любоваться им уже не придется. При первой встрече в Лондоне она решила, что уверенность ему придает отлично сшитая одежда. Сейчас же она поняла, что он всегда обладал грацией и осанкой короля. Ни босые ноги, ни потертый плед не могли скрыть этого. Он был рожден королем, и пора это признать.
При этой мысли Сабрина склонила голову, чтобы никто не заметил блеска ее глаз, и постаралась взять себя в руки, не выдать обуревавшие ее разноречивые чувства. Когда она подняла глаза, то увидела, что Моргана задержал озабоченный лакей. Он что-то втолковывал великану, время от времени тревожно поглядывая в сторону дивана. Сабрина откинулась на подушки, прикрыв глаза рукой, в позе безумно страдающей больной, но из-под ресниц продолжала наблюдать за мужем.
Ее ожидания оправдались, и она своими глазами увидела, как на короткое мгновение с лица Моргана слетела маска светской учтивости. Он сжал зубы с угрюмым видом, давно знакомым Сабрине. Однако это длилось лишь секунду, Морган вновь заулыбался, заговорщически подмигнул лакею и продолжил путь к дивану. Проигнорировав стоявший рядом стул, присел в ногах у больной, едва не отдавив пальцы.
Сабрина поспешно убрала ноги подальше, жалобно скривилась и громко чихнула. Вытирая глаза кружевным носовым платком, недовольно проворчала:
— Кажется, сэр, меня раздражает запах вашего мыла для бритья.
— Не думаю. Скорее всего пушинка в нос попала. Вокруг вас слишком много подушек.
Сказал и молча уставился на сцену, как будто там происходило нечто крайне интересное. На самом деле великана так и подмывало выложить Сабрине все, что он думает о ее капризах, дать себе волю и наорать на нее, да так, чтобы пух и перья летели от Лондона до самого Глазго. В этот момент сидевшая ближе к сцене высокая дама оглянулась и поверх раскрытого веера с состраданием посмотрела на Сабрину. Этот взгляд напомнил Моргану причину, по которой он предпочитал встречаться с женой исключительно в общественных местах. В противном случае великан не мог за себя поручиться. Оставшись наедине с несчастной, он бы наверняка не выдержал и стал бы её жалеть, холить и лелеять, как все остальные.
А больше всего предводитель Макдоннеллов опасался, что поддастся собственным желаниям, забудет о немощи жены и набросится на нее, дав выход пылкой страсти.
Особенно трудно сдерживаться, когда сидишь рядом с возлюбленной, возлежащей на диване в почти прозрачном наряде, который больше подходит для спальни, чем для гостиной.
От ее кожи исходил дурманящий аромат распустившихся лилий, не имевший ничего общего с теплым запахом цветущих роз, запомнившимся с детства. Трудно было перебороть дикое желание броситься на жену прямо здесь, на глазах у всех, развязать идиотский узел на макушке, распустить густые длинные волосы, раздвинуть бедра…
Зал взорвался хохотом и бурными рукоплесканиями, когда Арлекин с видом победителя взвалил злобно визжавшую Коломбину на плечо. По мнению Моргана, полосатого малого не в чем было упрекнуть. Вполне можно понять и простить мужика, если над ним постоянно измываются. На каком-то этапе остается один выход — применить грубую силу, чтобы привести в чувство окончательно распоясавшуюся супругу. Морган стиснул кулаки, глядя на сцену, обуреваемый бессильным гневом.
Сабрина выбрала не самый удачный момент для того, чтобы пнуть мужа ногой и зло прошипеть:
— Да отодвинься же, идиот! За твоей спиной мне ничего не видно.
Из того ряда, где восседала тетушка Онора, на больную зашикали, призывая к молчанию; в их сторону повернулось сразу несколько голов, а Арлекин застыл в немом укоре.
Морган протянул руку, схватил жену за ступню и принялся водить по коже большим пальцем.
— Похоже, ты заметно окрепла, дорогая? Пинаешься совсем как здоровая.
Ступня сразу же безжизненно повисла в руке мужа.
— Скорее всего просто спазм. Ноги по-прежнему очень болят.
Морган не отпустил ногу и принялся ее прощупывать с мастерством, которое отдалось жаром в сердце Сабрины. Нога моментально ожила, и больная быстро ее подобрала.
— Ты права, детка, это действительно спазмы, и лучше тебе не делается, — усмехнулся Морган. — Может, пока не поздно, решиться на ампутацию? Отрезать к чертовой матери и забыть о боли. Что скажешь?
Ну что тут сказать в самом деле? Сабрина попыталась выиграть время на обдумывание достойного ответа и решила пока пожаловаться»
— Что-то в горле пересохло. Тебя не затруднит принести мне бокал шампанского?
Морган не сдвинулся с места, жестом подозвал лакея и коротко скомандовал:
— Дама желает шампанского.
Насмерть перепуганный слуга протянул бокал, но его рука так тряслась, что несколько капель пролилось на платье больной.
— У тебя обе руки левые, ничего толком не умеешь! — взвизгнула Сабрина, вытирая платком мокрое пятно. — Вас всех нужно уволить. Обязательно скажу дядюшке.
Не сводя глаз со сцены, не оборачиваясь, Морган коротко приказал:
— Сейчас же извинись.
— Прошу прощения, — пролепетал лакей.
— Не ты. Она должна извиниться.
— Она?
— Ты меня имеешь в виду? — удивилась Сабрина. — Как бы не так.
— Ты была недопустимо груба к этому человеку. А теперь извинись.
— Простите меня, милорд, — с убийственным capказмом проговорила Сабрина. — Я совсем запамятовала, о Макдоннеллы — последний бастион хороших манер в Шотландии. Если бы лакей нечаянно пролил шампанское, ты бы, вероятно, просто вытащил пистолет и пристрелил его.
Осознав, что мелкие стычки у дивана вскоре перерастут в настоящее и, вполне возможно, кровопролитное сражение, донельзя смущенный лакей поспешил ретироваться.
Морган повернулся лицом к жене, и она отпрянула в ужасе при виде страшной ярости, бушевавшей в зеленых глазах. Даже Арлекин с Коломбиной замерли на месте, когда великан взревел, как раненый вепрь:
— Мне осточертели твои идиотские капризы и выходки! — В гневе Морган забыл все, чему учила его Елизабет, и изъяснялся с привычным раскатистым шотландским акцентом. — Бедная несчастная девочка! Наша страдающая принцесса! Как бы не так! Пока ты была маленькой и здоровенькой, то тебе легко давалась роль ангелочка, потому что все твои желания тут же исполнялись, достаточно было открыть ротик или мило улыбнуться.
— Нет, не все, — прошептала Сабрина, но Морган не расслышал и продолжал:
— Но как только тебя обидели и корона Камеронов чуть пошатнулась на твоей головке, ты сразу превратилась в злую, вечно недовольную, брюзжащую фурию. Теперь-то понятно, что ты собой представляешь на самом деле. — Он низко наклонился над женой, она попыталась глубже зарыться в подушки, но негде было спрятаться от его справедливого гнева. Морган понизил голос до шепота, так что теперь его никто не мог услышать, кроме жены; в глазах его вспыхнула и разгорелась искорка насмешки. — Если бы я знал, что ты превратишься в такую стерву, я бы скорее пристрелил тебя, а не Пуку.
Всему есть предел, и со всего маху Сабрина закатила мужу звонкую пощечину. Зал ахнул и замер в ужасе. Морган не шелохнулся, демонстрируя завидную выдержку, отчего больная окончательно утратила контроль над собой и влепила еще одну пощечину, достаточно сильную, чтобы оставить на щеке красное пятно. А предводитель Макдоннеллов, способный одним пальцем навсегда погасить огонь жизни в хрупкой женщине, сидел с каменным лицом, и сверкавший в его глазах гнев сменила боль, не имевшая никакого отношения к пощечинам Сабрины.
Сейчас он был на редкость хорош — настоящий ангел, высеченный из мрамора.
Резко очерченные черты мужественного лица внезапно поплыли перед глазами Сабрины, по щекам ее заструились горячие слезы, она резко отвернулась, чтобы никто не видел, как она плачет. Из пересохшего горла вырвался хриплый стон, еле слышный, но услышанный в самых дальних углах притихшего зала.
— Почему ты не можешь просто оставить меня в покое? Что ты ко мне привязался? Или ты не настолько мужчина, чтобы найти себе настоящую женщину, а не такую калеку, как я?
Вот тогда-то Моргана проняло, он поморщился, почти незаметно, но его выдали морщинки вокруг глаз. Великан выпрямился, расправил плечи, будто сбрасывая тяжелую ношу, и Сабрина поняла, что наконец добилась своего — совершила непростительный, с его точки зрения, грех. Она унизила мужа публично, а для Макдоннелла хуже этого не было ничего.
Его глаза затуманились, как горы Шотландии в предрассветные часы. Морган встал, отвесил низкий поклон и негромко сказал:
— Прошу принять мои глубочайшие извинения, если я вас чем-то оскорбил. Доброго вам вечера, мисс Камерон.
Глядя в широкую спину, постепенно скрывавшуюся в виду, Сабрина поняла, что Морган не пожелал ей доброго вечера, а распрощался навсегда.
28
Дождь монотонно барабанил по вымощенному каменными плитами садовому двору за окном и мерный стук капель действовал успокаивающе, но одновременно на душе становилось немного грустно.
Струи ударялись в свинцовое стекло дверей террасы и сбегали вниз шумными ручьями, смазывая картину сада за стеклами.
В дверь робко постучали. Сидевшая в инвалидной коляске Сабрина, не поворачивая головы, негромко пригласила:
— Войдите.
Дверь за ее спиной открылась, послышался голос горничной:
— Я принесла вам чай, мисс. Повариха только что испекла пирожки, сказала: «Отнеси мисс Камерон, пока свежие». Между прочим, пирожки с яблоками, а яблоки повариха купила у торговца на улице за свои кровные деньги.
Сабрина попыталась изобразить приветливую улыбку, когда в поле ее зрения попало лицо Беатрисы, усыпанное веселыми веснушками.
— Очень мило с твоей стороны, Беа. Большое спасибо. Передай, пожалуйста, поварихе, что пирожки наверняка очень вкусные.
Беатриса поставила поднос на чайный столик рядом с больной, но не поспешила уйти, замешкалась и застыла рядом, теребя подол передника и переминаясь с ноги на ногу.
— Ты что-то еще хочешь сказать, Беатриса? — без особого интереса спросила Сабрина.
Горничная не сводила глаз с потрепанной Библии, лежавшей под сложенными на коленях руками больной. Священное писание находилось на этом месте вот уже три дня, но никто ни разу не видел, чтобы молодая госпожа открыла книгу.
— Извините, мисс, — несмело сказала Беатриса, — но я просто подумала, не принести ли вам другую книгу для чтения. Или, может, вязанье или какое-нибудь рукоделие? Когда руки заняты, настроение, глядишь, поднимется.
Сабрина молча покачала головой и вновь уставилась в окно на плачущий под дождем сад.
— Спасибо, мне ничего не нужно. Благодарю за внимание и заботу.
Однако горничная продолжала маячить за спиной.
— Может, позволите вас причесать, мисс? — предложила она и робко прикоснулась к пышным волнам волос, сбегавшим на плечи молодой госпожи. — В жизни бы не догадалась, мисс, что у вас такие густые волосы. — Отдернула руку, будто осознав, что вела себя слишком фамильярно.
Но вместо того, чтобы одернуть служанку, Сабрина снова мягко улыбнулась:
— Я сама причешусь, не беспокойся, но все равно большое тебе спасибо.
Беатриса сочувственно вздохнула и была вынуждена ограничиться тем, что заботливо подоткнула пуховое одеяло вокруг ног больной.
— Я велю Тедди подбросить дров в камин, а то здесь становится сыро и вы можете простудиться. Может, передвинуть коляску подальше от двери? Здесь дует.
В ответ Сабрина покачала головой, медленно и неуверенно, как лунатик. Она услышала, как Беатриса взбила подушку, направляясь к выходу, потом остановилась, подняла с пола чулок и повесила на спинку стула. В окне террасы отражалось милое личико горничной, искаженное гримасой сострадания.
— Если вам что-нибудь понадобится, мисс… — что угодно, — вы только позвоните мне обязательно, ладно?
Сабрина молча кивнула, но как только дверь закрылась за горничной, еле слышно прошептала:
— Не волнуйся, Беа. Я из рода Камеронов. Мы всегда добиваемся своего.
Больная откинула голову на спинку коляски и прикрыла глаза. Они болели даже от призрачного света, струившегося из окна.
Два часа спустя Беа вошла в кухню с подносом, на котором остались нетронутыми чай и пирожки.
— Не выпила ни капли. И не съела ни крошки, — горничная грустно покачала головой.
Повариха опечалилась, тяжело осела на стул, поковырялась пальцем в груде холодных пирожков, которыми давеча очень гордилась, и мрачно изрекла:
— Если бы неделю назад мне сказали, что я попытаюсь разжечь аппетит молодой госпожи и стану готовить специально для нее что-то вкусненькое, я бы посчитала этого человека просто сумасшедшим. Тогда я была готова кормить ее только пирожками с мышьяком, а сейчас… — Она совсем закручинилась, но ненадолго. В голову пришла новая мысль, и лицо поварихи озарилось надеждой. — Послушай, а что, если приготовить горячие примочки из мяты? Ей наверняка станет лучше.
— Бедняжка не жалуется на боли в груди, — сказала Беатриса. — У нее вообще ничего не болит, — и она ни на что не жалуется. Знаешь, меня в жизни никто так часто не благодарил и не извинялся за причиненное беспокойство, как она. Кажется, что, если бы я попросила ее принести мне чаю, она бы это сделала с огромным удовольствием.
Повариха уткнулась подбородком с ямочкой в сложенные на столе руки и притихла. Женщины хранили молчание, глубоко задумавшись над превратностями судьбы, у обеих не укладывалось в головах, как могло получиться, что они предпочли бы вечные капризы Сабрины ее болезненной вежливости. В глазах молодой госпожи потух свет, они напоминали теперь догоревшую свечу. В последнее время она больше не интересовалась красивыми нарядами, не требовала, чтобы ее обязательно укрывали кашемировыми шалями, а вполне удовлетворялась простым пеньюаром и старым пуховым одеялом. Да и прическу поменяла, носила волосы распущенными либо заплетенными в две косы, как девочка.
Больная отказывалась покинуть свою спальню и часами сидела в своей неудобной инвалидной коляске, уставившись в окно, словно тщетно ожидала чего-то. Или кого-то. По ночам в ее комнате царила полная тишина, больше не слышно было стука и грохота.
— Судя по всем признакам, я бы сказала, что молодая госпожа безответно влюбилась и страдает от разбитого сердца, — сумрачно предположила повариха. — Но мы же знаем, что этого нет и быть не может.
— Неделю назад я и не думала, что у нее вообще есть сердце, — откликнулась горничная, неспешно отпивая из чашки Сабрины остывший чай.
Повариха подлила в чашку джина из бутылки с надписью «Ванилин» и сказала:
— Как говаривала моя матушка, упокой Господи ее душу, если не помрешь от лекарства, значит, оно же тебя и вылечит.
— Вот за это и выпьем, — с готовностью согласилась Беатриса, поднимая чашку.
Они чокнулись бутылкой и чашкой с таким видом, будто произнесли не тост, а молитву за здравие.
Кто-то дергал ее за рукав ночной рубашки.
Сабрина открыла глаза, совершив переход от сна к яви с неестественной легкостью. В последние дни она не видела никакой разницы между этими двумя состояниями, поскольку в обоих случаях мир представал перед ней окрашенным в смутные серые тона. Вот и сейчас она ничего не видела, кроме полотна балдахина над кроватью. Внезапно больно кольнуло сердце и появилось ощущение тяжкой утраты, настолько острое, что во рту стало горько.
— Сабрина, пожалуйста, Сабрина, проснись! Прошу!
Больная повернула голову и увидела сидевшую на корточках возле кровати Энид в насквозь промокшей под дождем ночной рубашке. Она была обута в домашние туфли, чем-то основательно перепачканные, скорее всего грязью из сада; жидкие волосы свисали на щеки мокрыми прядями. Однако кузина разрумянилась и вся светилась так ярко, что у Сабрины появилось желание прикрыть глаза ладонью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47