роман
1
Круговая чаша
Ветер налетел с моря, гоня перед собой пелену дождя. Дождевые капли, обильно оросив пологие склоны холмов Суссекса, собирались в многочисленные ручейки, которые, в свою очередь, заполняли канавы, протянувшиеся вдоль извилистых дорог в окрестностях Алфристауна. Ветер уныло завывал в ветвях деревьев, оживлявших затяжной подъем к вершинам холмов за деревней.
"Темная роща" - старый, бестолково построенный дом Аллардайсов - располагалась еще выше по склону холма, нависая над деревушкой Хай энд Овэр, или в просторечии "Хэнговэр" . Высокая, покрытая мхом ограда, окружавшая здание, едва просматривалась в темноте; на мгновение она вспыхнула красноватыми отблесками в слабом свете автомобильных фар. Автомобиль спустился с холмов и продолжил свой одинокий путь в направлении Алфристауна. Внутри здания старинные часы, стоявшие у обитой дубом каменной стены, пробили восемь.
Виола Аллардайс ступила на лестницу, ведущую в холл: Неяркий свет настенной лампы обрисовывал ее прекрасную фигуру. Высокая, стройная, с изысканной грацией движений, она неизменно привлекала к себе взгляды мужчин. В свете лампы ее волосы цвета спелой пшеницы мягко отливали медно-красным. Она спустилась вниз, пересекла холл и остановилась у следующего пролета из трех ступенек, ведущего в прихожую. Впереди виднелась массивная двойная дверь. Короткий коридор слева от нее, также обитый дубом, уходил к тропинке в саду. По этой тропинке можно было пройти к небольшой зеленой калитке в стене, окружавшей усадьбу. Калитка открывалась на грязную дорогу, ведущую в Алфристаун.
Виола стояла неподвижно, опираясь рукой на перила. На ней были черная вельветовая юбка и белая жоржетовая блузка. Кружевной воротничок и рукава блузки у запястий были перехвачены черными вельветовыми ленточками. Крепдешиновая туфелька нетерпеливо постукивала по полу. Под голубыми глазами Виолы отчетливо обозначились темные круги. Губы, прекрасно очерченные, как и у всех женщин семьи Аллардайс,
были вытянуты в тонкую линию, закрывая маленькие жемчужные зубы.Виола взглянула на часики на левой руке, словно хотела остановить этим что-то очень неприятное для себя. Затем она повернулась и медленно двинулась в дальний конец холла, к коридору, который вел в гостиную. Она прошла полпути, когда услышала, как в конце коридора открылась дверь, ведущая к садовой тропинке. Она резко повернулась и пошла обратно. Виола спустилась по маленькой лестнице, когда ее сестра вышла из коридора.
- Добрый вечер, Корина, - сказала она.
Корина Аллардайс остановилась и засунула руки в карманы плаща. Несколько секунд она разглядывала старшую сестру из-под опущенных ресниц. Выражение ее лица было то ли презрительным, то ли насмешливым - всегда трудно угадать, когда имеешь дело с Кориной. Она была на дюйм или около того ниже сестры. Темноволосая, величественно-прекрасная, она была похожа на итальянку. Ее серо-зеленые глаза насмешливо поблескивали, как будто она смаковала в уме забавную шутку.
- Дождь сегодня хлещет как из ведра, - сказала Корина, снимая плащ. - Я едва не утонула, пока добиралась от гаража до дома. Ну, а ты как, моя радость? - Она саркастически хмыкнула.
- Веселишься за мой счет, Корина? - спросила Виола. - К сожалению, сейчас мне не хочется шутить.
Не отвечая, Корина повесила плащ, затем достала портсигар с зажигалкой из кармана своего твидового жакета и закурила. Она стояла напротив сестры, прислонившись к дубовой обшивке стены. Стоявшие рядом рыцарские доспехи, наследие одного из предков семейства Аллардайс, придавали сцене несколько гротескный характер. Корина глубоко затянулась и медленно выпустила струйку табачного дыма из узких губ.
- А я и не думаю, что ты сейчас расположена к юмору, моя радость, - произнесла она. - Но чья в том вина? Где ты слыхала, что человек, однажды поступивший неправильно, все время нуждается в симпатии?
Виола вздрогнула.
- Я никогда не рассчитывала на твое сочувствие, Корина, - сказала она.
- Разве? Что же, возможно,- и права. Тебе прекрасно известно, что от меня ты его не дождешься. Почему, черт побери, я должна тебе сочувствовать?
- Не знаю, - устало сказала Виола. - В любом случае, я не ищу твоего сочувствия. Но мне кажется, что я имею право по крайней мере знать, что происходит.
Корина отодвинулась от стены и подошла ближе. Теперь она стояла у подножия лестничного пролета, разглядывая сестру снизу вверх. Виола оставалась неподвижной, как мраморная статуя.
- Разумеется, моя дорогая, ты хочешь знать, что происходит. Готова поспорить, что хочешь, - сказала Корина, понизив голос. - Что же, я скажу. Наш общий друг, - продолжала она невозмутимо, - по своему обыкновению, несговорчив. У меня даже создалось впечатление, что в ближайшем будущем он может быть еще менее покладист.
- Боже мой! - простонала Виола.
- Не вижу, какую пользу для себя ты сможешь извлечь, взывая к господу, -заметила Корина. -Хотя, возможно, это единственное, что тебе остается. Такова жизнь. Вкратце дела обстоят так: наш друг считает, что пока все должно оставаться по-прежнему. Иными словами, не рассчитывай на снижение платежей. В противном случае... - она развела руками. - Что до меня, то я вообще не понимаю, чем ты недовольна. - Она искоса взглянула на сестру. - Если у кого и могут быть основания для недовольства, то разве что у меня.
- Временами я думаю, что самое лучшее - покончить с этим, - задумчиво произнесла Виола. - У меня уже не осталось сил. Хуже все равно не будет. Ты ведь добивалась именно этого, Корина?
- Может быть, - ответила та. - Но меня вполне устраивает и нынешняя ситуация. Если правда откроется, хуже будет только тебе.
- Но он с каждым разом требует все больше, - возразила Виола.
Корина пожала плечами.
- Мужчины всегда хотят больше, чем имеют, - заметила она. - Такова их природа. А ты богатая женщина... - ее взгляд остановился на чем-то, находящемся за спиной Виолы. - Господи, это еще что такое!
Из бокового коридора на лестничной площадке появилась странная фигура. Она медленно спускалась по ступеням мелкими семенящими шажками. Впрочем, шаги могли быть еще короче. Фигура была обута в красные сатиновые вечерние туфельки, которые были ей явно велики и, кроме того, имели каблуки высотой по меньшей мере в три с половиной дюйма. Слишком узкое ярко-красное платье с необычайно глубоким декольте от-
крывало большую часть груди. Волосы соломенного цвета свободно падали на плечи а-ля Вероника Лэйк. На мертвенно-бледном лице выделялись глаза, густо обведенные синими тенями. Ресницы были богато сдобрены тушью. Маленькие губы правильней формы скрывал толстый слой алой помады, превративший их в подобие вечной улыбки Купидона. Этой фигурой была семнадцатилетняя мисс Патриция Аллардайс.
- Ты, маленькая сучка, - прошипела Корина. - Немедленно отправляйся в свою комнату и сними мое платье. Сколько раз можно повторять, чтобы ты оставила мой гардероб в покое! И сделай одолжение, смой краску с физиономии. Ты похожа на шлюху.
- Корина, я где-то читала, - нравоучительно произнесла Патриция, - что в каждой женщине есть нечто от шлюхи.
- И настоящий момент этого "нечто" у тебя больше чем достаточно. Возвращайся к себе, приведи себя в порядок, а мои вещи положи туда, откуда взяла.
Патриция облокотилась на перила в позе, позаимствованной у мисс Лэйк в одной из ее ролей, и сказала сварливо:
- Черт меня побери, если я это сделаю.
- Будет еще хуже, если ты не сделаешь этого. Кстати, задумайся и о том, что произойдет, если Жерваз случайно увидит тебя в таком виде.
- Меня это мало волнует, - надменно ответила Патриция. - Стревенс, посыльный мясника из деревни, на днях сказал мне, что я живое воплощение Греты Гарбо.
- Возможно, - согласилась Корина, - хотя, насколько я помню, двумя или тремя днями раньше мальчишка, разносивший газеты, сравнивал тебя с Ланой Тернер. Маленькая кретинка! Я устала от твоих постоянных набегов на мой гардероб.
Патриция спустилась на несколько ступенек и с большим чувством собственного достоинства произнесла:
- Корина, твоя ирония неуместна - если это вообще можно назвать иронией. На самом деле ты просто завидуешь. - И, не дожидаясь ответной реакции, она величаво проследовала через холл в гостиную.
- Эта соплячка действует мне на нервы, - сказала Корина, обернувшись к Виоле. - Не представляю, что на нее нашло. Всю жизнь она кого-то изображает.
- Она еще ребенок, - возразила Виола. - Пусть позабавится. Со временем это пройдет. - Она горько рассмеялась. - Большинство людей всю жизнь тоже играют какую-то роль.
- Говори за себя, - сказала Корина. - Я никогда не играю.
Иногда мне кажется, что я единственный нормальный человек в нашей семье.
Она насмешливо посмотрела на Виолу.
- По крайней мере, мне нечего скрывать. Со стороны столовой донесся звук гонга.
- Иди и ты переоденься, - сказала Виола. - Ты же знаешь, Жерваз бывает страшно недоволен, когда пренебрегают традициями. Зачем нам новые сцены? Их и так уже было больше чем достаточно.
- Что верно, то верно, - сказала Корина. - Хотя мне порядком надоели причуды отчима. Послушаешь его, так скоро нам не останется ничего другого, как только переодеваться с утра до ночи.
Она начала подниматься по лестнице. У самого'ее верха, где несколько коридоров сходились, образуя смотровую площадку, она обернулась.
- Не вешай нос, Виола, - сказала она. - Ты же знаешь, с тобой ничего не случится... - тут она понизила голос. - По крайней мере до тех пор, пока ты платишь. Увидимся за обедом.
Корина исчезла.Виола стояла в холле, глядя на массивные дубовые двери. Она чувствовала себя несчастной и покинутой.
Жизнь - странная и своеобразная вещь, думала она. Жизнь наносит удар за ударом. Какими бы благими намерениями вы ни руководствовались, для жизни они ничего не значат.
Виола была готова расплакаться. Но неожиданно для себя, что нередко случается с женщинами, чьи поступки определяет скорее интуиция, нежели логика, она повернулась и двинулась в сторону противоположную гостиной. Она торопилась, опасаясь, что ее решительности хватит ненадолго.
Перед дверью в конце коридора она остановилась и тихонько постучала.
- Ну кого еще там принесло? - услышала она раздраженный голос отчима. - Сумасшедший дом, да и только. Ни минуты покоя. Кто там и чего надо?
Виола безнадежно пожала плечами.
- Извините... Это теперь не важно, - сказала она. - Простите, что побеспокоила вас.
Она вернулась в холл. Глаза ее были наполнены слезами. Закрыв дверь своей комнаты на первом этаже, она бросилась лицом на кровать и разрыдалась.
Позвольте представить вам полковника Жерваза Стенхарста, в далеком прошлом - офицера колониальных войск в Индии, а в настоящем - сквайра "Темной рощи" и формального главу клана Аллардайсов и остатков клана Ваймерингов. В скобках заметим: говоря "формального", я имею в виду именно это. Полковник сидит во главе длинного дубового стола, слишком большого для немногочисленных членов семьи, хмуро и подозрительно наблюдая за их поведением.
Полковника Стенхарста можно назвать представителем "старой школы". У него превосходные манеры, особенно в присутствии посторонних. Он большой поклонник прекрасного пола, любитель виски и хороших сигар; слабость к сладкой жизни также ему не чужда. Но превыше всего он ставит мир и спокойствие в собственном доме, дабы иметь возможность в полной мере воспользоваться удобствами своего положения. Для окружающих он желчный, раздражительный человек, не желающий считаться ни с кем, кроме себя. Тем не менее он еще в состоянии любоваться красивыми женскими лодыжками, особенно после нескольких фужеров виски с содовой. Он прекрасно знает, с какой стороны намазан его бутерброд, но предпочитает, чтобы как можно меньше людей были осведомлены об этой его способности.
Если к этому добавить, что полковник склонен замечать чьи угодно слабости, кроме своих собственных, его портрет окажется почти завершенным. Полковник бесподобен - в свои шестьдесят два года он обладает еще и непомерным тщеславием. А когда человек в его возрасте наделен подобным качеством, то это, как правило, никому не приносит радости, включая его самого.
Следующая - мисс Онория Ваймеринг, сестра покойной миссис Стенхарст - по первому мужу - миссис Аллардайс, матери Виолы, Корины и Патриции. Она сидит в конце стола и осторожно разглядывает присутствующих. В ее голубых глазах, все еще ясных и привлекательных, несмотря на годы, застыло озабоченное выражение. Она чувствует, что атмосфера в гостиной накалена до предела и малейшей искры будет достаточно, чтобы вспыхнула одна из безобразных ссор, увы, слишком многочисленных в последнее время.
Мисс Ваймеринг утратила былую стройность фигуры, но сумела сохранить привлекательность. Глядя на нее, можно было в полной мере оценить своеобразный магнетизм женщин этой семьи, их красоту и очарование. Во внешности трех сестер можно было наблюдать вес наследственные черты Ваймерингов: красоту и утонченность - у Виолы; красоту, но уже без утонченности - у Корины; пленительную смесь обаяния, озорства,
импульсивности - у Патриции. Впрочем, младшая из сестер заслуживает нескольких дополнительных слов. Патриция была далеко не глупа. Несмотря на утомительное для окружающих пристрастие к драматизации событий и подражанию звездам кино (это было действительно серьезно, учитывая ее богатый опыт посещения кинематографа), она в обычных обстоятельствах была достаточно наблюдательной и в высшей степени здравомыслящей девушкой. Патриция обладала необыкновенно острым слухом, особенно в тех случаях, когда разговор интересовал ее. Глаза у нее, казалось, обладали особенностью видеть события, происходящие в соседней комнате. Патриция не скрывала своего презрения к отчиму и была нежно-всепрощающа по отношению к тете. Она умело скрывала свой страх перед Кориной, которая, вопреки всем публичным высказываниям Патриции, все-таки обладала способностью нагнать страху на эту молодую леди, и, наконец, столь же хорошо маскировала свою любовь к Виоле, единственному существу женского пола, которым она восхищалась, но не пыталась подражать.
Мисс Ваймеринг ест суп, грациозно манипулируя ложкой. Ее глаза блуждают по комнате, перебегая от полковника к Виоле, от Виолы к Корине и от Корины к Патриции. Что-то не так, думает она, хотелось бы знать, что именно. Но в глубине души она довольна, что не знает этого. Иногда, думает она, неведение - настоящий подарок судьбы.
Но все-таки она беспокоится. Она украдкой бросает взгляд на Виолу. Виола - прекрасная девушка, думает мисс Ваймеринг. Хотелось бы только, чтобы она не выглядела такой утомленной: темные круги под глазами слишком заметны. Несомненно, что-то гложет Виолу. Что бы это могло быть? Мисс Ваймеринг пытается припомнить свои собственные страхи в тридцатилетнем возрасте.
Мисс Ваймеринг вздыхает. Временами ей хочется набраться смелости и о многом спросить Виолу. Но смелости у нес нет, и это положение уже вряд ли когда-нибудь изменится. В конце концов, если у Виолы появится такое желание, она сама все расскажет. Только вот появится ли оно?..
Ее взгляд перебегает на Корину. Мисс Ваймеринг думает о Корине, поглощающей суп с выражением полного удовлетворения, которое, однако, сменяется брезгливой миной, едва ее взгляд останавливается на Патриции. Та по-прежнему одета в красное вечернее платье Корины, невообразимо раскрашена и носит прическу кинозвезды. Выражение лица Патриции соответствует ее представлению о полном и совершенном пренебре-
женин к мнению присутствующих. Она отлично знает, что Корина готова взворваться в любую минуту, и-с удовольствием готовится к предстоящей сцене. Она уже репетирует в уме свою роль, подбирая реплики, способные отразить любую атаку со стороны Корины. Что до Корины, то она, по каким-то своим соображениям, необычайно довольна собой. "Как кошка, проглотившая канарейку", - думает мисс Ваймеринг и начинает испытывать смутное беспокойство при мысли о том, кто может оказаться в роли той канарейки, которую Корина собирается проглотить в следующий раз. Но Патриция... Мисс Ваймеринг слабо вздыхает, выражая крайнее неодобрение. Патриция ведет себя непозволительно. Право, она позволяет себе слишком многое. Мисс Ваймеринг прекрасно знает, что на Патриции надето одно из вечерних платьев Корины, которое она, конечно, взяла без разрешения; что ее прическа скопирована у какой-то кинозвезды, занимающей в данный момент основное место в душе Патриции; что макияж ребенка (любой человек моложе двадцати все еще ребенок для мисс Ваймеринг) просто ужасен. Остается надеяться, что Жерваз ничего не заметит или, по крайней мере, не будет слишком несдержан в проявлении своих чувств.
Саллинс - дворецкий Фердинанда Аллардайса, начавший свою службу в семье еще ребенком, а ныне седовласый старик, томится у дальнего конца стола в ожидании перемены блюд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
1
Круговая чаша
Ветер налетел с моря, гоня перед собой пелену дождя. Дождевые капли, обильно оросив пологие склоны холмов Суссекса, собирались в многочисленные ручейки, которые, в свою очередь, заполняли канавы, протянувшиеся вдоль извилистых дорог в окрестностях Алфристауна. Ветер уныло завывал в ветвях деревьев, оживлявших затяжной подъем к вершинам холмов за деревней.
"Темная роща" - старый, бестолково построенный дом Аллардайсов - располагалась еще выше по склону холма, нависая над деревушкой Хай энд Овэр, или в просторечии "Хэнговэр" . Высокая, покрытая мхом ограда, окружавшая здание, едва просматривалась в темноте; на мгновение она вспыхнула красноватыми отблесками в слабом свете автомобильных фар. Автомобиль спустился с холмов и продолжил свой одинокий путь в направлении Алфристауна. Внутри здания старинные часы, стоявшие у обитой дубом каменной стены, пробили восемь.
Виола Аллардайс ступила на лестницу, ведущую в холл: Неяркий свет настенной лампы обрисовывал ее прекрасную фигуру. Высокая, стройная, с изысканной грацией движений, она неизменно привлекала к себе взгляды мужчин. В свете лампы ее волосы цвета спелой пшеницы мягко отливали медно-красным. Она спустилась вниз, пересекла холл и остановилась у следующего пролета из трех ступенек, ведущего в прихожую. Впереди виднелась массивная двойная дверь. Короткий коридор слева от нее, также обитый дубом, уходил к тропинке в саду. По этой тропинке можно было пройти к небольшой зеленой калитке в стене, окружавшей усадьбу. Калитка открывалась на грязную дорогу, ведущую в Алфристаун.
Виола стояла неподвижно, опираясь рукой на перила. На ней были черная вельветовая юбка и белая жоржетовая блузка. Кружевной воротничок и рукава блузки у запястий были перехвачены черными вельветовыми ленточками. Крепдешиновая туфелька нетерпеливо постукивала по полу. Под голубыми глазами Виолы отчетливо обозначились темные круги. Губы, прекрасно очерченные, как и у всех женщин семьи Аллардайс,
были вытянуты в тонкую линию, закрывая маленькие жемчужные зубы.Виола взглянула на часики на левой руке, словно хотела остановить этим что-то очень неприятное для себя. Затем она повернулась и медленно двинулась в дальний конец холла, к коридору, который вел в гостиную. Она прошла полпути, когда услышала, как в конце коридора открылась дверь, ведущая к садовой тропинке. Она резко повернулась и пошла обратно. Виола спустилась по маленькой лестнице, когда ее сестра вышла из коридора.
- Добрый вечер, Корина, - сказала она.
Корина Аллардайс остановилась и засунула руки в карманы плаща. Несколько секунд она разглядывала старшую сестру из-под опущенных ресниц. Выражение ее лица было то ли презрительным, то ли насмешливым - всегда трудно угадать, когда имеешь дело с Кориной. Она была на дюйм или около того ниже сестры. Темноволосая, величественно-прекрасная, она была похожа на итальянку. Ее серо-зеленые глаза насмешливо поблескивали, как будто она смаковала в уме забавную шутку.
- Дождь сегодня хлещет как из ведра, - сказала Корина, снимая плащ. - Я едва не утонула, пока добиралась от гаража до дома. Ну, а ты как, моя радость? - Она саркастически хмыкнула.
- Веселишься за мой счет, Корина? - спросила Виола. - К сожалению, сейчас мне не хочется шутить.
Не отвечая, Корина повесила плащ, затем достала портсигар с зажигалкой из кармана своего твидового жакета и закурила. Она стояла напротив сестры, прислонившись к дубовой обшивке стены. Стоявшие рядом рыцарские доспехи, наследие одного из предков семейства Аллардайс, придавали сцене несколько гротескный характер. Корина глубоко затянулась и медленно выпустила струйку табачного дыма из узких губ.
- А я и не думаю, что ты сейчас расположена к юмору, моя радость, - произнесла она. - Но чья в том вина? Где ты слыхала, что человек, однажды поступивший неправильно, все время нуждается в симпатии?
Виола вздрогнула.
- Я никогда не рассчитывала на твое сочувствие, Корина, - сказала она.
- Разве? Что же, возможно,- и права. Тебе прекрасно известно, что от меня ты его не дождешься. Почему, черт побери, я должна тебе сочувствовать?
- Не знаю, - устало сказала Виола. - В любом случае, я не ищу твоего сочувствия. Но мне кажется, что я имею право по крайней мере знать, что происходит.
Корина отодвинулась от стены и подошла ближе. Теперь она стояла у подножия лестничного пролета, разглядывая сестру снизу вверх. Виола оставалась неподвижной, как мраморная статуя.
- Разумеется, моя дорогая, ты хочешь знать, что происходит. Готова поспорить, что хочешь, - сказала Корина, понизив голос. - Что же, я скажу. Наш общий друг, - продолжала она невозмутимо, - по своему обыкновению, несговорчив. У меня даже создалось впечатление, что в ближайшем будущем он может быть еще менее покладист.
- Боже мой! - простонала Виола.
- Не вижу, какую пользу для себя ты сможешь извлечь, взывая к господу, -заметила Корина. -Хотя, возможно, это единственное, что тебе остается. Такова жизнь. Вкратце дела обстоят так: наш друг считает, что пока все должно оставаться по-прежнему. Иными словами, не рассчитывай на снижение платежей. В противном случае... - она развела руками. - Что до меня, то я вообще не понимаю, чем ты недовольна. - Она искоса взглянула на сестру. - Если у кого и могут быть основания для недовольства, то разве что у меня.
- Временами я думаю, что самое лучшее - покончить с этим, - задумчиво произнесла Виола. - У меня уже не осталось сил. Хуже все равно не будет. Ты ведь добивалась именно этого, Корина?
- Может быть, - ответила та. - Но меня вполне устраивает и нынешняя ситуация. Если правда откроется, хуже будет только тебе.
- Но он с каждым разом требует все больше, - возразила Виола.
Корина пожала плечами.
- Мужчины всегда хотят больше, чем имеют, - заметила она. - Такова их природа. А ты богатая женщина... - ее взгляд остановился на чем-то, находящемся за спиной Виолы. - Господи, это еще что такое!
Из бокового коридора на лестничной площадке появилась странная фигура. Она медленно спускалась по ступеням мелкими семенящими шажками. Впрочем, шаги могли быть еще короче. Фигура была обута в красные сатиновые вечерние туфельки, которые были ей явно велики и, кроме того, имели каблуки высотой по меньшей мере в три с половиной дюйма. Слишком узкое ярко-красное платье с необычайно глубоким декольте от-
крывало большую часть груди. Волосы соломенного цвета свободно падали на плечи а-ля Вероника Лэйк. На мертвенно-бледном лице выделялись глаза, густо обведенные синими тенями. Ресницы были богато сдобрены тушью. Маленькие губы правильней формы скрывал толстый слой алой помады, превративший их в подобие вечной улыбки Купидона. Этой фигурой была семнадцатилетняя мисс Патриция Аллардайс.
- Ты, маленькая сучка, - прошипела Корина. - Немедленно отправляйся в свою комнату и сними мое платье. Сколько раз можно повторять, чтобы ты оставила мой гардероб в покое! И сделай одолжение, смой краску с физиономии. Ты похожа на шлюху.
- Корина, я где-то читала, - нравоучительно произнесла Патриция, - что в каждой женщине есть нечто от шлюхи.
- И настоящий момент этого "нечто" у тебя больше чем достаточно. Возвращайся к себе, приведи себя в порядок, а мои вещи положи туда, откуда взяла.
Патриция облокотилась на перила в позе, позаимствованной у мисс Лэйк в одной из ее ролей, и сказала сварливо:
- Черт меня побери, если я это сделаю.
- Будет еще хуже, если ты не сделаешь этого. Кстати, задумайся и о том, что произойдет, если Жерваз случайно увидит тебя в таком виде.
- Меня это мало волнует, - надменно ответила Патриция. - Стревенс, посыльный мясника из деревни, на днях сказал мне, что я живое воплощение Греты Гарбо.
- Возможно, - согласилась Корина, - хотя, насколько я помню, двумя или тремя днями раньше мальчишка, разносивший газеты, сравнивал тебя с Ланой Тернер. Маленькая кретинка! Я устала от твоих постоянных набегов на мой гардероб.
Патриция спустилась на несколько ступенек и с большим чувством собственного достоинства произнесла:
- Корина, твоя ирония неуместна - если это вообще можно назвать иронией. На самом деле ты просто завидуешь. - И, не дожидаясь ответной реакции, она величаво проследовала через холл в гостиную.
- Эта соплячка действует мне на нервы, - сказала Корина, обернувшись к Виоле. - Не представляю, что на нее нашло. Всю жизнь она кого-то изображает.
- Она еще ребенок, - возразила Виола. - Пусть позабавится. Со временем это пройдет. - Она горько рассмеялась. - Большинство людей всю жизнь тоже играют какую-то роль.
- Говори за себя, - сказала Корина. - Я никогда не играю.
Иногда мне кажется, что я единственный нормальный человек в нашей семье.
Она насмешливо посмотрела на Виолу.
- По крайней мере, мне нечего скрывать. Со стороны столовой донесся звук гонга.
- Иди и ты переоденься, - сказала Виола. - Ты же знаешь, Жерваз бывает страшно недоволен, когда пренебрегают традициями. Зачем нам новые сцены? Их и так уже было больше чем достаточно.
- Что верно, то верно, - сказала Корина. - Хотя мне порядком надоели причуды отчима. Послушаешь его, так скоро нам не останется ничего другого, как только переодеваться с утра до ночи.
Она начала подниматься по лестнице. У самого'ее верха, где несколько коридоров сходились, образуя смотровую площадку, она обернулась.
- Не вешай нос, Виола, - сказала она. - Ты же знаешь, с тобой ничего не случится... - тут она понизила голос. - По крайней мере до тех пор, пока ты платишь. Увидимся за обедом.
Корина исчезла.Виола стояла в холле, глядя на массивные дубовые двери. Она чувствовала себя несчастной и покинутой.
Жизнь - странная и своеобразная вещь, думала она. Жизнь наносит удар за ударом. Какими бы благими намерениями вы ни руководствовались, для жизни они ничего не значат.
Виола была готова расплакаться. Но неожиданно для себя, что нередко случается с женщинами, чьи поступки определяет скорее интуиция, нежели логика, она повернулась и двинулась в сторону противоположную гостиной. Она торопилась, опасаясь, что ее решительности хватит ненадолго.
Перед дверью в конце коридора она остановилась и тихонько постучала.
- Ну кого еще там принесло? - услышала она раздраженный голос отчима. - Сумасшедший дом, да и только. Ни минуты покоя. Кто там и чего надо?
Виола безнадежно пожала плечами.
- Извините... Это теперь не важно, - сказала она. - Простите, что побеспокоила вас.
Она вернулась в холл. Глаза ее были наполнены слезами. Закрыв дверь своей комнаты на первом этаже, она бросилась лицом на кровать и разрыдалась.
Позвольте представить вам полковника Жерваза Стенхарста, в далеком прошлом - офицера колониальных войск в Индии, а в настоящем - сквайра "Темной рощи" и формального главу клана Аллардайсов и остатков клана Ваймерингов. В скобках заметим: говоря "формального", я имею в виду именно это. Полковник сидит во главе длинного дубового стола, слишком большого для немногочисленных членов семьи, хмуро и подозрительно наблюдая за их поведением.
Полковника Стенхарста можно назвать представителем "старой школы". У него превосходные манеры, особенно в присутствии посторонних. Он большой поклонник прекрасного пола, любитель виски и хороших сигар; слабость к сладкой жизни также ему не чужда. Но превыше всего он ставит мир и спокойствие в собственном доме, дабы иметь возможность в полной мере воспользоваться удобствами своего положения. Для окружающих он желчный, раздражительный человек, не желающий считаться ни с кем, кроме себя. Тем не менее он еще в состоянии любоваться красивыми женскими лодыжками, особенно после нескольких фужеров виски с содовой. Он прекрасно знает, с какой стороны намазан его бутерброд, но предпочитает, чтобы как можно меньше людей были осведомлены об этой его способности.
Если к этому добавить, что полковник склонен замечать чьи угодно слабости, кроме своих собственных, его портрет окажется почти завершенным. Полковник бесподобен - в свои шестьдесят два года он обладает еще и непомерным тщеславием. А когда человек в его возрасте наделен подобным качеством, то это, как правило, никому не приносит радости, включая его самого.
Следующая - мисс Онория Ваймеринг, сестра покойной миссис Стенхарст - по первому мужу - миссис Аллардайс, матери Виолы, Корины и Патриции. Она сидит в конце стола и осторожно разглядывает присутствующих. В ее голубых глазах, все еще ясных и привлекательных, несмотря на годы, застыло озабоченное выражение. Она чувствует, что атмосфера в гостиной накалена до предела и малейшей искры будет достаточно, чтобы вспыхнула одна из безобразных ссор, увы, слишком многочисленных в последнее время.
Мисс Ваймеринг утратила былую стройность фигуры, но сумела сохранить привлекательность. Глядя на нее, можно было в полной мере оценить своеобразный магнетизм женщин этой семьи, их красоту и очарование. Во внешности трех сестер можно было наблюдать вес наследственные черты Ваймерингов: красоту и утонченность - у Виолы; красоту, но уже без утонченности - у Корины; пленительную смесь обаяния, озорства,
импульсивности - у Патриции. Впрочем, младшая из сестер заслуживает нескольких дополнительных слов. Патриция была далеко не глупа. Несмотря на утомительное для окружающих пристрастие к драматизации событий и подражанию звездам кино (это было действительно серьезно, учитывая ее богатый опыт посещения кинематографа), она в обычных обстоятельствах была достаточно наблюдательной и в высшей степени здравомыслящей девушкой. Патриция обладала необыкновенно острым слухом, особенно в тех случаях, когда разговор интересовал ее. Глаза у нее, казалось, обладали особенностью видеть события, происходящие в соседней комнате. Патриция не скрывала своего презрения к отчиму и была нежно-всепрощающа по отношению к тете. Она умело скрывала свой страх перед Кориной, которая, вопреки всем публичным высказываниям Патриции, все-таки обладала способностью нагнать страху на эту молодую леди, и, наконец, столь же хорошо маскировала свою любовь к Виоле, единственному существу женского пола, которым она восхищалась, но не пыталась подражать.
Мисс Ваймеринг ест суп, грациозно манипулируя ложкой. Ее глаза блуждают по комнате, перебегая от полковника к Виоле, от Виолы к Корине и от Корины к Патриции. Что-то не так, думает она, хотелось бы знать, что именно. Но в глубине души она довольна, что не знает этого. Иногда, думает она, неведение - настоящий подарок судьбы.
Но все-таки она беспокоится. Она украдкой бросает взгляд на Виолу. Виола - прекрасная девушка, думает мисс Ваймеринг. Хотелось бы только, чтобы она не выглядела такой утомленной: темные круги под глазами слишком заметны. Несомненно, что-то гложет Виолу. Что бы это могло быть? Мисс Ваймеринг пытается припомнить свои собственные страхи в тридцатилетнем возрасте.
Мисс Ваймеринг вздыхает. Временами ей хочется набраться смелости и о многом спросить Виолу. Но смелости у нес нет, и это положение уже вряд ли когда-нибудь изменится. В конце концов, если у Виолы появится такое желание, она сама все расскажет. Только вот появится ли оно?..
Ее взгляд перебегает на Корину. Мисс Ваймеринг думает о Корине, поглощающей суп с выражением полного удовлетворения, которое, однако, сменяется брезгливой миной, едва ее взгляд останавливается на Патриции. Та по-прежнему одета в красное вечернее платье Корины, невообразимо раскрашена и носит прическу кинозвезды. Выражение лица Патриции соответствует ее представлению о полном и совершенном пренебре-
женин к мнению присутствующих. Она отлично знает, что Корина готова взворваться в любую минуту, и-с удовольствием готовится к предстоящей сцене. Она уже репетирует в уме свою роль, подбирая реплики, способные отразить любую атаку со стороны Корины. Что до Корины, то она, по каким-то своим соображениям, необычайно довольна собой. "Как кошка, проглотившая канарейку", - думает мисс Ваймеринг и начинает испытывать смутное беспокойство при мысли о том, кто может оказаться в роли той канарейки, которую Корина собирается проглотить в следующий раз. Но Патриция... Мисс Ваймеринг слабо вздыхает, выражая крайнее неодобрение. Патриция ведет себя непозволительно. Право, она позволяет себе слишком многое. Мисс Ваймеринг прекрасно знает, что на Патриции надето одно из вечерних платьев Корины, которое она, конечно, взяла без разрешения; что ее прическа скопирована у какой-то кинозвезды, занимающей в данный момент основное место в душе Патриции; что макияж ребенка (любой человек моложе двадцати все еще ребенок для мисс Ваймеринг) просто ужасен. Остается надеяться, что Жерваз ничего не заметит или, по крайней мере, не будет слишком несдержан в проявлении своих чувств.
Саллинс - дворецкий Фердинанда Аллардайса, начавший свою службу в семье еще ребенком, а ныне седовласый старик, томится у дальнего конца стола в ожидании перемены блюд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25