Мы неслись во весь опор за красным серпом и не менее красным молотом.И никак не могли догнать.— Спринтер он что ли? — захлебываясь ветром, прокричала Сонька. — И валенки ему не мешают!— А он их снял, смотрите! — Ксюха ткнула пальцем в валяющиеся на снегу валенки, мимо которых мы как раз пробегали.— Он что еще и йог?— На нем ботинки! — вновь подсказала Ксюша, как самая зрячая. — Он валенки прямо на ботинки надел…— Вот почему у него такая походка была механическая…Мы пронеслись по аллее, минуя компашку мутантов, обогнули фонтанчик, ледяную горку, проскакали мимо сторожки…— Куда он? — задыхаясь, вымолвила Ксюша. Она бежала из последних сил.— В лес? — вопросом на вопрос ответила я.— Он же там погибнет!Но злоумышленник направлялся именно в лес. Потому что у ворот не затормозил, не свернул в другом направлении, а выскочил за калитку и дунул в сторону непролазного ельника.— Уйдет! — взвыла Сонька.— Не уйдет! — проорала Ксюша, указывая куда-то влево.Мы обернулись. По дороге, разбрызгивая вокруг себя фонтан снежной трухи, несся милицейский «козелок». Он ревел, подпрыгивал на ухабах, безбожно газил, но передвигался очень резво. Не доезжая ворот, «Уаз» затормозил. Дверь его распахнулась и из салона вывалился Геркулесов. За ним на снег попрыгали Артемон, Блохин, начальник моего Кольки майор Русов и еще пара неизвестных милиционеров.— Ловите его! — прокричала Ксюша, подбегая к «Козелку». — Вон он!Геркулесов мгновенно оценил обстановку и прокричал в салон:— Петруха, попробуй догнать, может, не увязнешь.— Не проедет он ни за что! — взвыла Сонька. — Там сугробы по пояс! И елки слишком часто растут!Петруха выглянул из кабины и вопросительно уставился на Геркулесова.— Ну че? Ехать мне или нет?Русов с Геркулесовым переглянулись. Русов нахмурился и потянулся за оружием.— По ногам пальнуть что ли?— С такого расстояния по ногам не попадешь.Я глянула на удаляющуюся фигурку. Она становилась все меньше и меньше. Надо же, какой прыткий! Так резво бежать по сугробам, тем более в такой неподходящей одежде. Только серп с молотом мелькают между елей.— Надо что-то делать! — Сонька вцепилась в Геркулесова своими хваткими пальчиками. — Упустим же!— Не упустим! — буркнул Коленька и толкнул Блохина. — Снимай ботинки.— Зачем?— Без разговоров.Лева не посмел спорить, присел на ступеньку машины и развязал шнурки. Артемон понял Колькину задумку и нырнул в салон. А когда вынырнул, в его руках были лыжи с палками.— С двух сторон пойдем. Наперерез, — выпалил он, быстро прикрепляя лыжи к ботинкам.Вот они уже обхватили ладонями палки, оттолкнулись, покатили.— Давайте. Ребята! — в возбуждении голосила Сонька, подпрыгивая на месте.Но ребята ее не слышали. Сосредоточенные, собранные, они неслись на лыжах по заснеженному лесу, часто перебирая паками.Расстояние между ними и бегущим неотрывно сокращалось.Человек упал, но тут же встал и вновь запрыгал по сугробам. Но, видно, силы оставляли его, потому что передвигался он очень медленно, по-черепашьи. Часто останавливался, чтобы перевести дух. * * * ЧЕЛОВЕК упал, поднялся, снова упал, провалившись в сугроб по грудь. Сил не осталось. Не осталось и надежды! Ему не уйти.Еще сутки назад он мечтал умереть. Он искал смерти, молил о ней… А теперь… Теперь ЧЕЛОВЕК хотел жить. Так хотел, как никогда в своей жизни. И причина тому — любовь! Которая опять пришла, пришла, не смотря ни на что. И оживила его сердце, возродила душу…Вот во имя этой любви ЧЕЛОВЕК и должен жить! * * * Ребята настигали беглеца. Оставалось преодолеть каких-то 5-6 метров.Вдруг человек затормозил. Развернулся. Перескочил через поваленную ель и бросился в обратном направлении — к дороге. В его маневрах не было никакого смысла. Как не петляй — все равно поймают, либо нагонят лыжники, либо сцапаем мы, стоящие у машины.Человек грохнулся, зацепившись ногой за ветку. Лицом в снег. Плашмя. Вытянув руки вперед. Одна из рукавиц слетела. И нашему взору предстала тонкая суховатая рука. С длинными узловатыми пальцами и крашенными в розовый цвет ногтями…— Это баба! — заорал Артемон. — Баба!— Я человек! — взвизгнуло создание, тяжело поднимаясь. — Человек!Наконец, женщина встала. Покачнулась. Оперлась плечом о ствол сосны. Сбросила другую рукавицу, вытерла сырое лицо рукой.— ЧЕ-ЛО-ВЕК! — вновь повторила она уже тихо. А потом сорвала с головы капюшон и прокричала. — А вы не хотите видеть во мне человека! Никто из вас! И ни в одной из нас! Вам только секс подавай! Порнуху! Тело! Мясо! И чем больше мяса, тем лучше! Вам нужны глупые титястые самки! Такие, как она! — женщина ткнула пальцем в Соньку. — Смазливые морды, ноги от ушей. Таких вы любите. Вам не нужна искренность, порядочность, верность! Вы плевали на чувства! На мои стихи, письма! На душу мою человеческую!Изольда зарыдала. Бухнулась на колени. Согнулась по полам. И уткнув свое изможденное лицо в ладони, надрывно закричала:— Я ненавижу вас за это! На-на-ви-жу! Вы все моральные уроды. Предатели! — она резко вздернула лицо и пронзительно глянула на Артемона. — И ты! Ты, которого я полюбила. Променял меня на пустую бабенку со смазливой мордой! Почему? — хрипло, как ворона, проорала она. — Почему меня никто не любит? Разве я не достойна счастья? Разве я хуже… — ее слова становились все тише, все неразборчивее, пока не переросли в бессвязное бормотание.Артемон подъехал к ней, опустился рядом, приподнял за локоть и прошептал:— Прости! 19. Я тихонько сидела в уголке Музыкального зала. Рядом со мной разместились Сонька с Ксюшей. Чуть поодаль Геркулесов. Русов на правах главного восседал за столом в центре зала. Перед ним сидела Изольда. Все в том же ватнике, в той же толстовке. Она была спокойна, только на щеках алел лихорадочный румянец.Изольда говорила. Своим детским, писклявым голоском она рассказывала страшную историю преступления.— Я любили Петю. Очень сильно. Болезненно сильно. Как одержимая. Я всегда была влюбчивой, но чувство к Пете было ни на что не похоже… — Голос ее сорвался. — Простите. Мне сложно об этом говорить… — Изольда провела по лицу рукой, вздохнула. — В общем, я болела им, как болеют чумой. Именно чумой, а не гриппом, например. Потому что от моей любви не возможно было излечиться…— Гражданин Сумин Петр Николаевич знал о вашем чувстве? — спросил Русов строго. Ему было не до лирики, ему протокол надо составлять.— Петя? Конечно. Я говорила ему. И не раз. В письмах. В стихах. Я писала целые поэмы и отсылал ему. Я не подписывалась, но он, по-моему, догадался… — Изольда закусила губу. — Он подошел ко мне однажды, сказал, что я ему тоже нравлюсь. И пригласил к себе домой. Как он сказал, на рюмку чаю.— И вы пошли?— Нет, не пошла. Полетела. На крыльях… — Взгляд ее затуманился, стал мечтательным и томным. — У нас был роман. Настоящий. Мы встречались два раза в неделю. Я оставалась у него на ночь… Он стал моим первым мужчиной…— Ваше чувство было взаимным? — в очередной раз перебил ее Русов. Но, на мой взгляд, этот вопрос он задал из чистого любопытства.— Конечно, нет. Но поняла я это не сразу. Я наивной была, тешила себя надеждами, думала, что он хотя бы привязан ко мне, но… Петя был бабником. Идейным. Он считал, что мужчина должен за свою жизнь не дерево посадить, не дом построить, а перетрахать наибольшее количество баб. Так что я была очередной из списка. 125 пунктом. — Она говорила и постоянно теребила волосы, словно это ее успокаивало. То наматывала на палец свой жиденький хвостик, то разматывала. То наматывала, то разматывала. Как заведенная. — А еще моя любовь была бальзамом на его поганую душу. Он радовался, как ребенок, читая мои стихи. Ему было лестно. Приятно. Ведь никто не любил его так, как я. — Изольда рывком сорвала с волос резинку, отбросила ее. — Но ему мало было воспользоваться моей слабостью, ему надо было еще и растоптать меня… Он всем раззвонил о моей любви. Он раздал мои письма друзьям. Он приставал ко всем подряд у меня на глазах, он лапал, тискал, залазил под юбки и все открыто, даже напоказ. Ему нравилось видеть, как я страдаю от этого! — она закрыла глаза, сглотнула, потом возобновила рассказ. — И даже им, своим шлюхам, он показывал мои поэмы… И они вместе ржали, как кони, над выстраданными строчками… Вот тогда я его и возненавидела! Тогда я и приговорила его к смерти!— Когда именно вы замыслили убить гражданина Сумина? — сухо спросил Русов.— Я не помню числа, — она поморщилась. — Хотя нет, помню… Это было в пятницу. По дороге на турбазу. Я ехала в автобусе, смотрела на него, думала, вспоминала… Ненавидела! Любила! Приговорила!— Давайте без мелодраматических пассажей, — строго проговорил Русов. — По существу, пожалуйста.— Да, — взволнованно поддакнула Изольда. — Вы правы, мелодрамы ни к чему. Я буду по существу… — Она опять вцепилась в свои волосы и продолжила рассказ. — У меня математический ум, что и понятно, ведь я по профессии не бухгалтер, а именно математик. Я все точно рассчитала. Я решила, что убью его обязательно на турбазе. Потому что… Хотя об этом позже. Сначала я расскажу вам о другом…— Это вы пытались убить Симакова Антона Степановича? — раздраженно рыкнул Русов. По его лицу было видно, что он до смерти устал от «лирических» отступлений обвиняемой.— Я не собиралась его убивать! — возмутилась Изольда. — Мне нужно было его нейтрализовать. Чтобы на время, а именно на вечер субботы, место Антона занял Петр.— Зачем?— Петр никогда не бывал один. Всегда вокруг него кто-то терся. То бабы, то мужики. То друзья, то подруги. Он был очень активен. У меня не было шансов застать его одного… По этому я и нейтрализовала Симакова. Я знала, что именно Петр заменит его. И знала, что лыжный инструктор единственный не успевает к началу дискотеки — он должен заниматься инвентарем. По этому…— Ясно! Дальше.— Когда началась дискотека, я незаметно покинула зал и по тропке прошла к корпусу. Она ведет к черному ходу, так меня никто не увидел, все ходят по аллее. Вошла. В здании никого не было. Ну или мне так показалось, потому что было очень тихо. Подошла к комнате, постучалась, вошла. Он смотрел телевизор, пил джин из банки и что-то записывал в амбарную книгу. Я подошла к нему, заговорила… Я пыталась достучаться до него, вразумить, заставить раскаяться… Но! Меня никто никогда не воспринимал всерьез! Он смеялся, грубил, как и тогда…— Когда — тогда? Говорите конкретнее!— До этого. В пятницу вечером. Я уже пыталась с ним говорить. Зашла к нему в комнату, предупредила… Мне хотелось дать ему шанс, понимаете? Если бы он покаялся… Да ладно, не надо каяться, я ж не священник… Просто извинился бы, признал свою ошибку. Понял, что так с людьми не поступают, я бы его простила. И пощадила. Но он… — Ее лицо раскраснелось от гнева. И теперь я она была даже красива — Слышали бы вы, как он глумился надо мной. И все с улыбочкой, даже ласково… Унижал, унижал… Вот тут я окончательно поняла, что хочу одного — чтоб он сдох!— Вернемся к вечеру субботы. Что было после того, как вы поговорили?— Я его убила, что же еще? Стукнула по голове гантелей. Он как раз стоял ко мне спиной и говорил всякие гадости. Про своих баб, про то, как он каждой ставит отметки за темперамент, что я по 10 бальной шкале тяну на —1! А тут еще эта полоумная приперлась! — Изольда мотнула головой в сторону притихшей Соньки. — Как сучка в течке скулила, бросалась на дверь. И голосила «Петюня, выходи! Я скучаю!»— Ах ты лохудра! — зашипела Сонька. — Я тебе сейчас такую сучку покажу! Никакая милиция не спасет…— Гражданка Аниськина, — рявкнул Русов. — Прекратите сейчас же. Вы и так тут присутствуете в нарушение всяких правил!— Я не сучка! И не в течке! У меня, слава богу, с мужиками все в порядке, как и с темпераментом…— Если не замолчите — выгоню! — сорвался на фальцет взбешенный Русов.Сонька замолчала, но всем своим видом выражала протест: руки сцеплены на груди, подбородок упрямо опущен, нижняя губа вперед.— Итак? — Русов выжидательно уставился на Изольду. — Что дальше? Сучек прошу опустить.— Без сучек все повествование не займет много времени. Убила Петю, закрыла дверь его ключами, вышла. Все.— Зачем вы нанесли трупу, замечу, уже трупу, 12 ударов лыжной палкой, я спрашивать не буду. Меня интересует вот что… — Русов погрыз кончик карандаша. — Зачем вы убили Виктора Измайлова?— Мне по порядку? — невинно поинтересовалась Изольда.— Если можно, — учтиво ответил майор.— Когда месть была совершена, жизнь моя потеряла смысл. И давно не получала от нее удовольствия, с тех пор, как Петр меня предал. Я страдала, мучилась, томилась и мечтала только о смерти… Я давно хотела покончить с собой. Даже таблетки купила в аптеке. Демидрол. Но уйти одной и не забрать с собой виновника своих бед — это неправильно! Поэтому я решила сначала убить его, а потом уйти сама.— Ни черта не понимаю! — простонал Русов.— Я убила Петра, потом вернулась на дискотеку. Чтобы проститься с подругами, с миром. — Патетично бросила она. — Прожить оставшиеся 2 часа — я решила умереть в полночь — на полную катушку. А потом…— Ты кататься пошла, дура бестолковая, — встряла злопамятная Сонька.— Я пошла умирать! — трагично выдохнула Изольда. — Умирать, не банально отравившись. Лететь с горы! Как птица!— И сломать себе шею, — опять вякнула Сонька.— Сломать шею, да! Но меня спасли… О! Меня спасли! Рискуя собой…Русов закатил глаза, но промолчал. А Иольда продолжала.— Вот тут и наступило прозрение! — Ее голос стал прерывистым, воодушевленным. — Герои есть! Рыцари без страха и упрека! Настоящие мужчины! А не фитюльки, как Петька… Так начался новый виток моей жизни!— И череда новых преступлений, — цинично проговорил Русов.— Виктора я убила, чтобы спасти себя! Ведь он знал о моих письмах, о стихах! Он знал о том, что я угрожала Петру, он застал нас за ссорой. Он мог рассказать… По этому я воспользовалась тем, что Галина Ивановна застряла в туалете, ее понос прошиб, а это на долго, я знаю… И пока она кряхтела, я быстро выскользнула из уборной, вошла в Музыкальный зал, достала нож, который украла из столовой еще утром, и…— Простите, пожалуйста, — торопливо выкрикнула я. — Можно мне спросить?Русов кивнул.— А свет ты когда выключила — до или после?— Да что вам этот свет дался! Какая разница? — возмутилась Изольда. — Ну после, после… А что?— А почему?— Потому что это было не очень красивое зрелище…— Вот! — я даже со стула вскочила. — Я так и подумала! Еще тогда, когда мы обсуждали убийство!— Не понял, — вновь нахмурился Русов.— У меня еще тогда мысль мелькнула, что это женщина! Мужик бы ушел и все! Какая ему разница, красивое это зрелище или нет? Он совершает поступки обдуманно… А женщина идет на поводу у своих эмоций. Убить она может, это запросто, а смотреть на плод своего злодейства — нет, потому что это не очень красивое зрелище!Русов, как видно было по его лицу, ничего из моего сбивчивого рассказа не понял, но тему «света и тьмы» решил закрыть.— Ответьте теперь на такой вопрос… — продолжил допрос майор. — Зачем…— Зачем на меня напала? — опять не выдержала Сонька.— Ты стояла между мной и Артемом! Ты, со своими ужимками, кокетством, пустой болтовней, со своими ручками шаловливыми, с песнями и плясками! — Изольда выплевывала эти слова с такой ненавистью, что я даже испугалась, как бы она от накала чувств не лишилась чувств (простите за каламбур). — У меня не было не единого шанса, когда перед его глазами маячила такая красивая шлюховатая дура…— Я не дура! — прорычала Сонька. — У меня высшее образование!— У меня тоже! Я еще степень Магистра астрологии! И куча литературных призов! Я не говорю о дипломе бухгалтера, менеджера, кулинара…— О! Мы еще и готовим! — ехидничала Сонька. — Лучше бы на курсы тантрического секса записалась. Или вступила в клуб любителей Кама-сутры! Это, милочка, в жизни пригодилось бы больше…— Закройте рты! — взвыл Русов, багровея еще больше. Хотя, казалось бы, куда больше, он и так был скорее малиновым, чем красным. — Обе!Сонька захлопнула свой хорошенький ротик. Изольда свой нехорошенький. Русов, как дракон, выпустил воздух из носа и проговорил:— Отлично! Теперь, Изольда Сергеевна, ответьте нам на вопрос — вы хотели убить гражданку Аниськину?— Конечно, нет, — притворно возмутилась бухгалтерша. — Я просто ее пугала! — А у самой в глазах такая ненависть вспыхнула, что я сразу поняла — врет, гадина!— Ну, конечно! — взвилась Сонька. — Сначала чуть не задушила, потом с бруском металлическим в столовую приперлась! У меня куча свидетелей! Я это докажу!— Я просто пугала, — стояла на своем Изольда.— А телефон зачем разбила? — не удержалась я.— Я его не трогала, — очень натурально удивилась она.— А кто тогда?— Понятия не имею.— А за что меня прибить хотела? Я-то тебе дорогу не перебегала…— Леля, я, конечно, тебя терпеть не могу, — Изольда сощурилась. — Ты нисколько не лучше своей подруги, даже хуже…Ты выскочка! Воображала!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20