Но это было обманчивым впечатлением. Вейко не верил никому. Поэтому единственный произнес:
– Надо полагать, угробили Грушу. Чьи люди взяли на себя его труп?
Все промолчали. В том числе и Цунами. Кишлак посмотрел на него и зачем-то признался:
– Меня никто не просил, а отношения с покойным раздражения во мне не вызывали. Поэтому не вешайте на меня труп.
– Мои в этом тоже не участвовали, – подтвердил Цунами.
– Предлагаю не оскорблять подозрениями никого из присутствующих, – властно заявил Унгури.
– Ладно. Но убийца должен быть наказан, – продолжал настаивать Вейко.
Цунами, не желая казаться излишне заинтересованным в сокрытии правды, предложил:
– Поручим Кишлаку. Такие приговоры он вершит по справедливости.
Все молча закивали головами. Кишлак зловеще улыбнулся. Батя, любивший, когда наступало согласие, перешел к наиболее щекотливым вопросам.
– Мне подтвердил Цунами, что Груша дал указание своим банкирам перевести двести сорок миллионов на счета фонда «Острова России». Кто может что-нибудь добавить?
Унгури, опустив свою седую голову, тихо спросил:
– А каково вообще мнение собравшихся? Мы готовы ввязаться в игру с правительством?
Цунами, не дожидаясь, пока начнутся всяческие предположения, напомнил, что в беседе с генералом Манукаловым тот подтвердил, что дал информацию Груше.
– Груша приехал ко мне и сообщил о сроках подписания постановления. Его подпишет вице-премьер Суховей, как только премьер уедет с визитом или в отпуск, точно не помню.
– Информацию дал ему я, – раскатистым басом заявил Рваный, чем перетянул внимание на себя.
Рваный вообще любил покрасоваться. Он был не лишен артистичности и импозантности. Отлично владел мимикой. И любое чувство довольно тонко изображал на лице. Умел говорить с пафосом и с «болью в сердце». С самого начала принадлежал к воровской аристократии, начав карманником и пройдя весь курс тюремной науки. Так же, как и Груша, любил жить широко и со вкусом. Очень гордился знакомствами и связями со многими членами парламента и министрами. С большой помпой занимался благотворительностью. Знал, что своим поведением раздражает многих соплеменников. Но каждый раз доказывал – «кто-то один должен пользоваться всеобщим уважением в обществе, чтобы оказывать поддержку тем, кто остается в тени». И оказывал. Многим старался скостить сроки или выбить помилование. Но при достойных поступках не забывал о своем кармане. Сюда пришел, будучи уверенным в своем праве на опеку над финансами покойного друга.
– Лично я сам слышал от генерала, – подтвердил Унгури, не желая принимать в расчет слова Рваного.
– Насколько понимаю, Груша, Цунами и Унгури уже приготовились к вложению капитала? – осторожно продолжил прощупывание почвы Батя. Для себя он решил однозначно – пока не получит стопроцентные гарантии на самом высоком уровне, не рискнет и долларом.
– Почему они? А я?! – вмешался Кишлак. – Триста миллионов уже набрали! А если кто-нибудь уступит место, соберу еще столько же. Все равно, какой вы тут установите взнос. Я на острова нацелился круто. И пойду один!
Унгури посмотрел укоризненно, но ничего не сказал. Батя пропустил мимо ушей. Зато оживился Вейко.
– Кончайте базар! Чего базлать мимо кассы. Я готов контролировать капиталы Груши. От дохода беру сорок процентов, остальные – в общак.
Рваный заранее настроился на борьбу, поэтому, почувствовав угрозу своим интересам, встал и, сложив руки на животе, громко принялся излагать подготовленные доводы.
– Мы с Грушей много лет дружили и часто вели совместный бизнес. В отличие от остальных я постоянно на виду и могу открыто перебрасывать крупные суммы из одного фонда в другой. При моих связях легче узнавать постоянно меняющуюся политическую конъюнктуру. Мое уважение к Вейко известно всем. Но Вейко сидит в Питере и не может уделять достаточно времени планируемой сделке с правительством…
– Он – надежнее, – вставил Унгури.
– Чем? – развернулся к нему Рваный.
– Контролируемостью, – спокойно ответил старейшина.
– Я тоже – за Вейко! – крикнул Кишлак.
– Ну, вы бы, молодой человек, могли пока и помолчать, – грозно рявкнул Рваный.
Кишлак вскочил, оглядел всех бесцветными глазами и нервно спросил:
– Он имел в виду меня? Нет, вы все слышали? Ты, педрило телевизионное, я же тебя всего засуну в портативный телевизор. Ну-ка, повтори… На кого ты, сука, наехал?! Ты же не доживешь до вечера. Я херил твои связи и твою популярность. Ты для меня – дерьмо. Вон отсюда! Слышишь? Пошел вон! Артистишка сраный!
Такие оскорбления, да еще при свидетелях, не могли остаться безнаказанными. Каждый понимал это, но никто из присутствующих не вмешался и не осадил Кишлака. Уж очень всех устраивал конфликт между зарвавшимся вором в законе Рваным и «отмороженным» Кишлаком.
Рваный понял, что от него ждут ответного шага.
– Много лет назад, когда мне позволили впервые участвовать в совете, я понимал, что каждое мое слово должно подтверждаться делом. Поэтому говорил мало и отвечал за сказанное. Кишлак с сегодняшнего дня – мой враг, и никто не вправе меня осудить за ту кровь, которая прольется. А капиталы Груши вам придется предоставить под мою опеку, иначе война может продолжиться.
– Это ультиматум? – спросил Унгури.
– Нет. Ответ на ваше согласие путаться с такой дешевкой, как этот щенок.
В ответ Кишлак расхохотался и, похлопывая Вейко по колену, заверил:
– Тебе придется опекать еще и деньги Рваного, если он все не раздал сиротам!
Батя оценил сложившуюся ситуацию и заключил:
– Опеку над капиталами Груши лучше уступить Рваному. Согласимся с его доводами.
Никто не возразил. Даже Вейко, понимая, что в войне с Кишлаком тому будет не до контроля.
Рваный с достоинством сел в кресло, отвернувшись от Кишлака. В душе он был рад разразившемуся скандалу. Уж очень многие стали списывать его со счетов. Пора дать понять, какая за ним накопилась силища. И лучше всего продемонстрировать ее на таком отрепье, как Кишлак. После безусловной победы Рваный займет ступеньку первого ранга в их иерархии.
Кишлак тоже остался доволен. Он знал отношение к Рваному, и то, что Батя вывернул таким образом решение об опеке, означало, что на долгую жизнь Рваного уже никто не рассчитывает.
Из всех присутствующих больше всего забеспокоился Цунами, хотя и не подал вида, теребя узкую серебристую ленту бородки. Начавшаяся война отвлечет Кишлака от захвата банка, а дальше с этим тянуть нельзя, ведь именно деньги, полученные в результате операции, Цунами собирается объявить своим взносом в фонд «Острова России». Рваного Цунами недолюбливал, но и не считал его таким уж недостойным соперником. А гибель Кишлака во многом могла ослабить позиции, занимаемые Цунами. Поэтому-то он решил тайно принять сторону Кишлака или вообще обойтись без него. Труп в любом случае будет повешен на «отмороженного».
После вспыхнувшей стычки отпало настроение обсуждать остальные дела. Первым каминный зал покинул Рваный. Прошел мимо Кишлака с высоко поднятой головой. Тот ему вслед сделал похабный жест.
Батя подождал, пока отправился домой Унгури, а возбужденный скандалом Кишлак потащил Вейко поминать Грушу, и, оставшись вдвоем с Цунами, попросил:
– Толя, не будем кичиться связями. Я – человек осторожный, придерживаюсь заповедей Господа нашего, поэтому долго раздумываю над сущностью каждого поступка. Идея с островами – блестящая. Хвала тому члену правительства, которому она пришла в голову. Но чем меньше хозяев будет у этих островов, тем спокойнее. А то ведь на смех всему миру могут начаться настоящие войны в Японском море. Остров Кишлака объявит войну острову Унгури! Японцы ж с ума сойдут. Мы с тобой, или я сам, должны встретиться с премьером и выбить себе полноту власти на всех островах. Иначе вкладывать такие капиталы не имеет смысла.
Цунами ждал чего-нибудь подобного. Батя любил перед тем, как принять решение, долго вилять по сторонам. При его серой внешности партийного чиновника редко кто мог распознать звериное чутье на опасности. Вот уж кто умел вычислять ситуацию до самого последнего хода! Без участия Бати нечего было и думать о каких-то деньгах. Стоит ему заподозрить неладное, и он мгновенно пасанет, а за ним – и все остальные.
– Хорошо, – кивнул Цунами. – Попробую сделать так, чтобы постановление было подписано прямо при тебе. Устроит?
– Ты меня правильно понял, – согласился Батя, точно речь шла о расписывании очередной «пульки».
Довольные полным взаимопониманием, они расстались… А в вестибюле Дома работников искусств в это же самое время происходила примечательная сцена отъезда Рваного. Не успели участники совета разойтись, как на улице вспыхнула его «БМВ». Он, в окружении четырех телохранителей, ощетинившихся пистолетами, нырнул за стойку гардероба и по радиотелефону дозвонился до Петровки. Оттуда немедленно прибыл ОМОН, уложивший на пол всех, кого застал в вестибюле. Начальник хотел заняться гостями ресторана, но Рваный заявил, что там проходят поминки по знаменитому оперному певцу и не стоит тревожить людей.
ОМОН в ресторан не вломился, а друзья Рваного пустили по столам слух, что только благодаря его огромным связям удалось избежать повального ареста.
Кишлака принялись упрекать, что из-за глупой затеи с поджогом машины средь бела дня, в центре Москвы, все участники поминок чуть не загремели на Петровку. Атмосфера вокруг него накалялась, и Кишлак благоразумно предпочел тихо исчезнуть. Зато слух о войне между Рваным и Кишлаком мгновенно оказался у всех на устах. Забыв о мертвом Афанасии Груше, представители криминалитета со знанием дела принялись спорить о том, кто победит. Мнения разделились. Многие отдавали предпочтение Рваному. Он слыл хитрой лисой и головастым мужиком. Наиболее осторожные и дальновидные «авторитеты» засобирались на Канарские острова, разумно предполагая, что в Москве будет слишком много крови, после чего менты начнут хватать всех подряд.
Александр переоделся в лифте и выбросил милицейскую форму на двенадцатом этаже. Вышел во двор, поздоровался с сидящими на лавочке у подъезда старухами и легкой походкой направился в сторону метро. Ему поскорее хотелось слиться с толкающейся, потной и раздраженной массой народа. В «Пекин» возвращаться не рискнул, а решил поехать к Вениамину. Тот уже несколько дней сидел дома, приводя в порядок документы по регистрации фонда «Острова России». А Шлоссер в ожидании обещанного «мерседеса» мотался по Москве на его старенькой «БМВ».
– Саня, друг, ты куда исчез?! – обрадовался, увидев его, Вениамин.
– Текучка заела, – вздохнул Курганов и, не заходя в комнату, попросил, – позволь, приму душ, а то одежда к телу прилипла.
Погрузившись в ванную с прохладной водой, он закрыл глаза и чуть не вскрикнул, так как совсем реально вдруг увидел белое от страха лицо жертвы и брызнувший кровью глаз, продырявленный пулей. Быстро открыл глаза. «Нервы становятся ни к черту», – подумал про себя. Ведь если разобраться, то сегодня он убил какого-то подонка, предателя. Из-за которого, возможно, пострадало много людей. По факту этого убийства менты и дело-то открывать не будут. Сразу сдадут в архив. Поэтому нечего расслабляться и позволять воспоминаниям накатываться на него.
Чтобы хоть как-то себя взбодрить, Александр принялся рассуждать о своих отношениях с Цунами. После оказанной услуги можно рассчитывать на какое-нибудь спокойное хлебное местечко. Зашибать понемногу деньгу и ждать, когда придет черед грабить банк. Однако удивился собственному безразличию к устройству дальнейшей жизни. Ради чего суетиться? Рано или поздно на него снова насядет Манукалов и заставит работать на себя. От этой гниды, похоже, не избавиться до самой своей смерти. То, что он предложил кого-нибудь убить, сомнений не было…
Александр с раздражением подумал о своей беспомощности перед «комитетчиком». Один выход – просить защиты у Цунами. В ванную вошел сияющий от радости Вениамин.
– Не поверишь! Что она мне сейчас сказала! А! Саня! Жизнь прекрасна и удивительна! Она меня простила!
– Кто? – не понял Курганов, с трудом оторвавшись от тяжелых размышлений.
– Кто, кто? Эдди! Я ведь названиваю уже вторую неделю. Только Шлоссер за порог, я – на телефон. Сначала и говорить не желала. Повторяла – «май ман, май либер ман…», я уж надежду потерял. А потом оттаяла. Ты хоть знаешь, кого грохнул? Профсоюзного лидера! Выступал против втягивания турок в наркобизнес и добился отправки на родину нескольких рабочих, замеченных в сотрудничестве с мафией. Так что становишься потихоньку мафиози.
– Забудь об этом, – вяло отреагировал Курганов.
– Да. Извини. Черт с ним, с турком. Но Эдди, Эдди… не поверишь, но я ее все-таки уведу от Шлоссера!
– Зачем?
– На такие вопросы отвечать бессмысленно. Ты ведь тоже собираешься жениться на Терезе Островски?
– Но она – единственная достойная женщина в мире.
– Кого достойна?
– Ну, хотя бы меня… – Александр, глядя на Веню, снова захотел ощутить то волнение, какое его охватило, когда он вошел в ванную комнату, где в бассейне лежала она. Но ничего подобного не произошло. Стало даже обидно.
А Веня продолжал с упоением рассказывать о Эдди.
– Мой фонд будет ворочать миллиардами. Уже сейчас даю бесплатно Шлоссеру «мерседес», чтобы не переживал из-за своей паршивой «ауди». А себе возьму «линкольн». Зря ты тогда с Инкой не поладил. Девка хорошая, с хваткой. Крепко держит Манукалова за хобот. Сейчас я уже на несколько ступенек выше Шлоссера, а через полгода, когда начнем торговать островами, и вообще приобрету статус бизнесмена международного уровня. Знаешь, что тогда сделаю?
– Женишься на Эдди.
– Это само собой. Куплю эту ферму. Уж больно она мне понравилась. Сколько бы Шлоссер не заломил, все равно куплю!
– Так ферма вроде принадлежит Эдди? – удивился Курганов.
– Э, дорогой. Шлоссер – мужик предприимчивый. В брачном контракте указано, что вся недвижимость, которой они обладали до женитьбы, после свадьбы переходит в совместное пользование супругов, а в случае развода остается у потерпевшей стороны.
– Так, может, Вилли только и ждет, чтобы оказаться потерпевшей стороной?
Веня расхохотался. Его пухлые детские губы то складывались в бутон, то слегка приоткрывались. Из-под затемненных стекол потекли слезы радости. И вообще он весь – располневший, обабившийся, с перстнем на руке, был совершенно не похож на того «откинувшегося» зека, которого Александр встретил после зоны. Сейчас по нему невозможно было догадаться, что за покрывшимися жиром плечами четырнадцать лет неволи. Вот что значит уметь адаптироваться!
– Слушай, Саня, я тут придумал отличную штучку. Шлоссер каждый день вызывает по телефону баб. Девки не ахти, сплошная лимита. Так чего я надумал: познакомить его с какой-нибудь «щукой московской», чтобы враз заморочила ему мозги и он добровольно отказался от Эдди…
Курганов помотал головой.
– Не выйдет. Погулять – погуляет, а до женитьбы не доведет. Сам же говоришь, что считать он умеет. Да и в бабах толк понимает. Как ни крути, но самый простой способ избавиться от него – пристрелить в тихом переулке.
Сказав это, Александр заметил промелькнувший в глазах Вениамина ужас.
– Ты серьезно? – спросил он, зачем-то оглядываясь на открытую дверь ванной комнаты.
– Кто ж об этом говорит серьезно? Так, вроде в шутку. Со смехом. Мол, окажи услугу…
– И что, замочишь?
Александр рассмеялся каким-то скрипучим безрадостным смехом, от которого у Вени побежали мурашки по телу. Только в эту минуту он понял, что друг стал профессиональным убийцей.
Александра забавляла реакция Вени. Он продолжал куражиться, чтобы спастись от собственных мыслей.
– А чего удивляться? Тут ведь вся суть в подходе к факту. Например, раздается звонок и тебе сообщают, что Вилли Шлоссер разбился на твоей «БМВ» и лежит в морге института Склифосовского. Что бы ты делал?
– Ну, не знаю…
– Радовался бы. Шлоссер – капут! Эдди поплачет и бросится к тебе в объятия. А теперь посуди сам – положим, я его убиваю по твоей просьбе. Результат тот же? Тот же… Да и Шлоссеру все равно: то ли в катастрофе погибнуть, то ли от пули. Второе, думаю, предпочтительнее. Страданий меньше. И те же слезы Эдди, и те же объятия… Я на досуге размышлял, на самом деле убийство или, скажем, помягче – прямое устранение противника или конкурента – отнимает намного меньше сил и здоровья, нежели попытки от него избавиться любыми другими методами.
– А с чего ты взял, что Шлоссер погибнет в катастрофе?
– Веня, коль человеку на роду написано погибнуть, то заказывай убийство, не заказывай – все равно ему каюк.
– По твоей логике, я открою окно, подстрелю первого попавшегося прохожего и буду утверждать, что ему на роду было написано погибнуть?
– Совершенно верно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Надо полагать, угробили Грушу. Чьи люди взяли на себя его труп?
Все промолчали. В том числе и Цунами. Кишлак посмотрел на него и зачем-то признался:
– Меня никто не просил, а отношения с покойным раздражения во мне не вызывали. Поэтому не вешайте на меня труп.
– Мои в этом тоже не участвовали, – подтвердил Цунами.
– Предлагаю не оскорблять подозрениями никого из присутствующих, – властно заявил Унгури.
– Ладно. Но убийца должен быть наказан, – продолжал настаивать Вейко.
Цунами, не желая казаться излишне заинтересованным в сокрытии правды, предложил:
– Поручим Кишлаку. Такие приговоры он вершит по справедливости.
Все молча закивали головами. Кишлак зловеще улыбнулся. Батя, любивший, когда наступало согласие, перешел к наиболее щекотливым вопросам.
– Мне подтвердил Цунами, что Груша дал указание своим банкирам перевести двести сорок миллионов на счета фонда «Острова России». Кто может что-нибудь добавить?
Унгури, опустив свою седую голову, тихо спросил:
– А каково вообще мнение собравшихся? Мы готовы ввязаться в игру с правительством?
Цунами, не дожидаясь, пока начнутся всяческие предположения, напомнил, что в беседе с генералом Манукаловым тот подтвердил, что дал информацию Груше.
– Груша приехал ко мне и сообщил о сроках подписания постановления. Его подпишет вице-премьер Суховей, как только премьер уедет с визитом или в отпуск, точно не помню.
– Информацию дал ему я, – раскатистым басом заявил Рваный, чем перетянул внимание на себя.
Рваный вообще любил покрасоваться. Он был не лишен артистичности и импозантности. Отлично владел мимикой. И любое чувство довольно тонко изображал на лице. Умел говорить с пафосом и с «болью в сердце». С самого начала принадлежал к воровской аристократии, начав карманником и пройдя весь курс тюремной науки. Так же, как и Груша, любил жить широко и со вкусом. Очень гордился знакомствами и связями со многими членами парламента и министрами. С большой помпой занимался благотворительностью. Знал, что своим поведением раздражает многих соплеменников. Но каждый раз доказывал – «кто-то один должен пользоваться всеобщим уважением в обществе, чтобы оказывать поддержку тем, кто остается в тени». И оказывал. Многим старался скостить сроки или выбить помилование. Но при достойных поступках не забывал о своем кармане. Сюда пришел, будучи уверенным в своем праве на опеку над финансами покойного друга.
– Лично я сам слышал от генерала, – подтвердил Унгури, не желая принимать в расчет слова Рваного.
– Насколько понимаю, Груша, Цунами и Унгури уже приготовились к вложению капитала? – осторожно продолжил прощупывание почвы Батя. Для себя он решил однозначно – пока не получит стопроцентные гарантии на самом высоком уровне, не рискнет и долларом.
– Почему они? А я?! – вмешался Кишлак. – Триста миллионов уже набрали! А если кто-нибудь уступит место, соберу еще столько же. Все равно, какой вы тут установите взнос. Я на острова нацелился круто. И пойду один!
Унгури посмотрел укоризненно, но ничего не сказал. Батя пропустил мимо ушей. Зато оживился Вейко.
– Кончайте базар! Чего базлать мимо кассы. Я готов контролировать капиталы Груши. От дохода беру сорок процентов, остальные – в общак.
Рваный заранее настроился на борьбу, поэтому, почувствовав угрозу своим интересам, встал и, сложив руки на животе, громко принялся излагать подготовленные доводы.
– Мы с Грушей много лет дружили и часто вели совместный бизнес. В отличие от остальных я постоянно на виду и могу открыто перебрасывать крупные суммы из одного фонда в другой. При моих связях легче узнавать постоянно меняющуюся политическую конъюнктуру. Мое уважение к Вейко известно всем. Но Вейко сидит в Питере и не может уделять достаточно времени планируемой сделке с правительством…
– Он – надежнее, – вставил Унгури.
– Чем? – развернулся к нему Рваный.
– Контролируемостью, – спокойно ответил старейшина.
– Я тоже – за Вейко! – крикнул Кишлак.
– Ну, вы бы, молодой человек, могли пока и помолчать, – грозно рявкнул Рваный.
Кишлак вскочил, оглядел всех бесцветными глазами и нервно спросил:
– Он имел в виду меня? Нет, вы все слышали? Ты, педрило телевизионное, я же тебя всего засуну в портативный телевизор. Ну-ка, повтори… На кого ты, сука, наехал?! Ты же не доживешь до вечера. Я херил твои связи и твою популярность. Ты для меня – дерьмо. Вон отсюда! Слышишь? Пошел вон! Артистишка сраный!
Такие оскорбления, да еще при свидетелях, не могли остаться безнаказанными. Каждый понимал это, но никто из присутствующих не вмешался и не осадил Кишлака. Уж очень всех устраивал конфликт между зарвавшимся вором в законе Рваным и «отмороженным» Кишлаком.
Рваный понял, что от него ждут ответного шага.
– Много лет назад, когда мне позволили впервые участвовать в совете, я понимал, что каждое мое слово должно подтверждаться делом. Поэтому говорил мало и отвечал за сказанное. Кишлак с сегодняшнего дня – мой враг, и никто не вправе меня осудить за ту кровь, которая прольется. А капиталы Груши вам придется предоставить под мою опеку, иначе война может продолжиться.
– Это ультиматум? – спросил Унгури.
– Нет. Ответ на ваше согласие путаться с такой дешевкой, как этот щенок.
В ответ Кишлак расхохотался и, похлопывая Вейко по колену, заверил:
– Тебе придется опекать еще и деньги Рваного, если он все не раздал сиротам!
Батя оценил сложившуюся ситуацию и заключил:
– Опеку над капиталами Груши лучше уступить Рваному. Согласимся с его доводами.
Никто не возразил. Даже Вейко, понимая, что в войне с Кишлаком тому будет не до контроля.
Рваный с достоинством сел в кресло, отвернувшись от Кишлака. В душе он был рад разразившемуся скандалу. Уж очень многие стали списывать его со счетов. Пора дать понять, какая за ним накопилась силища. И лучше всего продемонстрировать ее на таком отрепье, как Кишлак. После безусловной победы Рваный займет ступеньку первого ранга в их иерархии.
Кишлак тоже остался доволен. Он знал отношение к Рваному, и то, что Батя вывернул таким образом решение об опеке, означало, что на долгую жизнь Рваного уже никто не рассчитывает.
Из всех присутствующих больше всего забеспокоился Цунами, хотя и не подал вида, теребя узкую серебристую ленту бородки. Начавшаяся война отвлечет Кишлака от захвата банка, а дальше с этим тянуть нельзя, ведь именно деньги, полученные в результате операции, Цунами собирается объявить своим взносом в фонд «Острова России». Рваного Цунами недолюбливал, но и не считал его таким уж недостойным соперником. А гибель Кишлака во многом могла ослабить позиции, занимаемые Цунами. Поэтому-то он решил тайно принять сторону Кишлака или вообще обойтись без него. Труп в любом случае будет повешен на «отмороженного».
После вспыхнувшей стычки отпало настроение обсуждать остальные дела. Первым каминный зал покинул Рваный. Прошел мимо Кишлака с высоко поднятой головой. Тот ему вслед сделал похабный жест.
Батя подождал, пока отправился домой Унгури, а возбужденный скандалом Кишлак потащил Вейко поминать Грушу, и, оставшись вдвоем с Цунами, попросил:
– Толя, не будем кичиться связями. Я – человек осторожный, придерживаюсь заповедей Господа нашего, поэтому долго раздумываю над сущностью каждого поступка. Идея с островами – блестящая. Хвала тому члену правительства, которому она пришла в голову. Но чем меньше хозяев будет у этих островов, тем спокойнее. А то ведь на смех всему миру могут начаться настоящие войны в Японском море. Остров Кишлака объявит войну острову Унгури! Японцы ж с ума сойдут. Мы с тобой, или я сам, должны встретиться с премьером и выбить себе полноту власти на всех островах. Иначе вкладывать такие капиталы не имеет смысла.
Цунами ждал чего-нибудь подобного. Батя любил перед тем, как принять решение, долго вилять по сторонам. При его серой внешности партийного чиновника редко кто мог распознать звериное чутье на опасности. Вот уж кто умел вычислять ситуацию до самого последнего хода! Без участия Бати нечего было и думать о каких-то деньгах. Стоит ему заподозрить неладное, и он мгновенно пасанет, а за ним – и все остальные.
– Хорошо, – кивнул Цунами. – Попробую сделать так, чтобы постановление было подписано прямо при тебе. Устроит?
– Ты меня правильно понял, – согласился Батя, точно речь шла о расписывании очередной «пульки».
Довольные полным взаимопониманием, они расстались… А в вестибюле Дома работников искусств в это же самое время происходила примечательная сцена отъезда Рваного. Не успели участники совета разойтись, как на улице вспыхнула его «БМВ». Он, в окружении четырех телохранителей, ощетинившихся пистолетами, нырнул за стойку гардероба и по радиотелефону дозвонился до Петровки. Оттуда немедленно прибыл ОМОН, уложивший на пол всех, кого застал в вестибюле. Начальник хотел заняться гостями ресторана, но Рваный заявил, что там проходят поминки по знаменитому оперному певцу и не стоит тревожить людей.
ОМОН в ресторан не вломился, а друзья Рваного пустили по столам слух, что только благодаря его огромным связям удалось избежать повального ареста.
Кишлака принялись упрекать, что из-за глупой затеи с поджогом машины средь бела дня, в центре Москвы, все участники поминок чуть не загремели на Петровку. Атмосфера вокруг него накалялась, и Кишлак благоразумно предпочел тихо исчезнуть. Зато слух о войне между Рваным и Кишлаком мгновенно оказался у всех на устах. Забыв о мертвом Афанасии Груше, представители криминалитета со знанием дела принялись спорить о том, кто победит. Мнения разделились. Многие отдавали предпочтение Рваному. Он слыл хитрой лисой и головастым мужиком. Наиболее осторожные и дальновидные «авторитеты» засобирались на Канарские острова, разумно предполагая, что в Москве будет слишком много крови, после чего менты начнут хватать всех подряд.
Александр переоделся в лифте и выбросил милицейскую форму на двенадцатом этаже. Вышел во двор, поздоровался с сидящими на лавочке у подъезда старухами и легкой походкой направился в сторону метро. Ему поскорее хотелось слиться с толкающейся, потной и раздраженной массой народа. В «Пекин» возвращаться не рискнул, а решил поехать к Вениамину. Тот уже несколько дней сидел дома, приводя в порядок документы по регистрации фонда «Острова России». А Шлоссер в ожидании обещанного «мерседеса» мотался по Москве на его старенькой «БМВ».
– Саня, друг, ты куда исчез?! – обрадовался, увидев его, Вениамин.
– Текучка заела, – вздохнул Курганов и, не заходя в комнату, попросил, – позволь, приму душ, а то одежда к телу прилипла.
Погрузившись в ванную с прохладной водой, он закрыл глаза и чуть не вскрикнул, так как совсем реально вдруг увидел белое от страха лицо жертвы и брызнувший кровью глаз, продырявленный пулей. Быстро открыл глаза. «Нервы становятся ни к черту», – подумал про себя. Ведь если разобраться, то сегодня он убил какого-то подонка, предателя. Из-за которого, возможно, пострадало много людей. По факту этого убийства менты и дело-то открывать не будут. Сразу сдадут в архив. Поэтому нечего расслабляться и позволять воспоминаниям накатываться на него.
Чтобы хоть как-то себя взбодрить, Александр принялся рассуждать о своих отношениях с Цунами. После оказанной услуги можно рассчитывать на какое-нибудь спокойное хлебное местечко. Зашибать понемногу деньгу и ждать, когда придет черед грабить банк. Однако удивился собственному безразличию к устройству дальнейшей жизни. Ради чего суетиться? Рано или поздно на него снова насядет Манукалов и заставит работать на себя. От этой гниды, похоже, не избавиться до самой своей смерти. То, что он предложил кого-нибудь убить, сомнений не было…
Александр с раздражением подумал о своей беспомощности перед «комитетчиком». Один выход – просить защиты у Цунами. В ванную вошел сияющий от радости Вениамин.
– Не поверишь! Что она мне сейчас сказала! А! Саня! Жизнь прекрасна и удивительна! Она меня простила!
– Кто? – не понял Курганов, с трудом оторвавшись от тяжелых размышлений.
– Кто, кто? Эдди! Я ведь названиваю уже вторую неделю. Только Шлоссер за порог, я – на телефон. Сначала и говорить не желала. Повторяла – «май ман, май либер ман…», я уж надежду потерял. А потом оттаяла. Ты хоть знаешь, кого грохнул? Профсоюзного лидера! Выступал против втягивания турок в наркобизнес и добился отправки на родину нескольких рабочих, замеченных в сотрудничестве с мафией. Так что становишься потихоньку мафиози.
– Забудь об этом, – вяло отреагировал Курганов.
– Да. Извини. Черт с ним, с турком. Но Эдди, Эдди… не поверишь, но я ее все-таки уведу от Шлоссера!
– Зачем?
– На такие вопросы отвечать бессмысленно. Ты ведь тоже собираешься жениться на Терезе Островски?
– Но она – единственная достойная женщина в мире.
– Кого достойна?
– Ну, хотя бы меня… – Александр, глядя на Веню, снова захотел ощутить то волнение, какое его охватило, когда он вошел в ванную комнату, где в бассейне лежала она. Но ничего подобного не произошло. Стало даже обидно.
А Веня продолжал с упоением рассказывать о Эдди.
– Мой фонд будет ворочать миллиардами. Уже сейчас даю бесплатно Шлоссеру «мерседес», чтобы не переживал из-за своей паршивой «ауди». А себе возьму «линкольн». Зря ты тогда с Инкой не поладил. Девка хорошая, с хваткой. Крепко держит Манукалова за хобот. Сейчас я уже на несколько ступенек выше Шлоссера, а через полгода, когда начнем торговать островами, и вообще приобрету статус бизнесмена международного уровня. Знаешь, что тогда сделаю?
– Женишься на Эдди.
– Это само собой. Куплю эту ферму. Уж больно она мне понравилась. Сколько бы Шлоссер не заломил, все равно куплю!
– Так ферма вроде принадлежит Эдди? – удивился Курганов.
– Э, дорогой. Шлоссер – мужик предприимчивый. В брачном контракте указано, что вся недвижимость, которой они обладали до женитьбы, после свадьбы переходит в совместное пользование супругов, а в случае развода остается у потерпевшей стороны.
– Так, может, Вилли только и ждет, чтобы оказаться потерпевшей стороной?
Веня расхохотался. Его пухлые детские губы то складывались в бутон, то слегка приоткрывались. Из-под затемненных стекол потекли слезы радости. И вообще он весь – располневший, обабившийся, с перстнем на руке, был совершенно не похож на того «откинувшегося» зека, которого Александр встретил после зоны. Сейчас по нему невозможно было догадаться, что за покрывшимися жиром плечами четырнадцать лет неволи. Вот что значит уметь адаптироваться!
– Слушай, Саня, я тут придумал отличную штучку. Шлоссер каждый день вызывает по телефону баб. Девки не ахти, сплошная лимита. Так чего я надумал: познакомить его с какой-нибудь «щукой московской», чтобы враз заморочила ему мозги и он добровольно отказался от Эдди…
Курганов помотал головой.
– Не выйдет. Погулять – погуляет, а до женитьбы не доведет. Сам же говоришь, что считать он умеет. Да и в бабах толк понимает. Как ни крути, но самый простой способ избавиться от него – пристрелить в тихом переулке.
Сказав это, Александр заметил промелькнувший в глазах Вениамина ужас.
– Ты серьезно? – спросил он, зачем-то оглядываясь на открытую дверь ванной комнаты.
– Кто ж об этом говорит серьезно? Так, вроде в шутку. Со смехом. Мол, окажи услугу…
– И что, замочишь?
Александр рассмеялся каким-то скрипучим безрадостным смехом, от которого у Вени побежали мурашки по телу. Только в эту минуту он понял, что друг стал профессиональным убийцей.
Александра забавляла реакция Вени. Он продолжал куражиться, чтобы спастись от собственных мыслей.
– А чего удивляться? Тут ведь вся суть в подходе к факту. Например, раздается звонок и тебе сообщают, что Вилли Шлоссер разбился на твоей «БМВ» и лежит в морге института Склифосовского. Что бы ты делал?
– Ну, не знаю…
– Радовался бы. Шлоссер – капут! Эдди поплачет и бросится к тебе в объятия. А теперь посуди сам – положим, я его убиваю по твоей просьбе. Результат тот же? Тот же… Да и Шлоссеру все равно: то ли в катастрофе погибнуть, то ли от пули. Второе, думаю, предпочтительнее. Страданий меньше. И те же слезы Эдди, и те же объятия… Я на досуге размышлял, на самом деле убийство или, скажем, помягче – прямое устранение противника или конкурента – отнимает намного меньше сил и здоровья, нежели попытки от него избавиться любыми другими методами.
– А с чего ты взял, что Шлоссер погибнет в катастрофе?
– Веня, коль человеку на роду написано погибнуть, то заказывай убийство, не заказывай – все равно ему каюк.
– По твоей логике, я открою окно, подстрелю первого попавшегося прохожего и буду утверждать, что ему на роду было написано погибнуть?
– Совершенно верно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55