Он почему-то очень недоволен частыми встречами жен руководителей. Какая-то информация из клуба просочилась. Он не стал ею делиться, только посоветовал поставить в помещении «жучки», или, как теперь их называют – «крабы»…
– Для чего? – нервно заерзав в кресле, спросил Суховей и сам же ответил: – Это чтобы знать, о чем между собой разговаривают Всеми уважаемые женщины? Да он что? С ума сошел! Бериевские лавры покоя не дают?
– Приблизительно так же отреагировал и я, – подтвердил Манукалов.
– Ну и… – Олег Данилович, перекосив губы, словно от зубной боли, приготовился услышать самое неприятное.
– После того, как я категорически отказался прослушивать разговоры жен руководителей страны, Геннадий Владимирович буквально прогнал меня взашей, предупредив, что крепко пожалею. Я сказал: «Пусть мне официально прикажут, тогда подчинюсь». А после этого в Каннах в разгар церемонии открытия произошло покушение на мою жену…
– И вы подозреваете… – Суховей, так же как и его супруга, не любил вслух произносить известные фамилии.
Манукалов слишком давно работал в органах безопасности, чтобы допускать опрометчивые предположения. Поэтому элегантно славировал:
– Я только зашел посоветоваться, ставить «крабы» или нет? Пришел черед неуютно себя чувствовать Олегу Даниловичу.
Генерал удачно перекинул на его плечи столь скользкое решение. От охватившего возбуждения вице-премьер встал и зашагал взад и вперед по длинному кабинету. По-мальчишески открытое лицо с непокорной шевелюрой отразило всю неприятность, испытываемую при принятии решения.
– Ставьте эти ваши «крабы», – вдруг, резко остановившись возле сидящего Манукалова, выпалил он. Потом еще походил и, как бы оправдываясь, сообщил: – А Алла Константиновна больше там не появится.
Манукалов был готов к такому выверту и решил давить до конца.
– Но это невозможно. Столетову сразу же доложат. Он смекнет, что вы уже в курсе его приказа, а значит, имеете на него кое-какой компромат и еще свидетеля в моем лице. Боюсь, он начнет нервничать и совершать непредсказуемые действия.
Кроме желания перевалить ответственность со своих плеч на хребет вице-премьера, Манукалову было чрезвычайно интересно – испугается Суховей Столетова или нет. Это ему нужно было знать для дальнейшего прогнозирования расклада сил наверху. И хоть Олег Данилович стойко держался президентской команды, он по статусу не имел права ориентироваться на сумасбродные решения хозяйских прихвостней типа Столетова. Манукалов замер в ожидании.
Судя по тому, как Олег Данилович взялся перебирать бумаги на столе, стало все ясно. Он не замедлил проявиться, понимая, что стал объектом маленького социологического исследования.
– Я учту ваш совет. Спасибо за информацию. В следующий раз очень прошу обращаться не ко мне, а по инстанции. Лучше всего к непосредственному своему начальнику. – И углубился в изучение какой-то записки.
Александр Сергеевич попрощался с уже опущенной головой вице-премьера и понял, что его расположение он своим приходом превратил в неприязнь. Но коль Суховей боится Столетова, то на кой черт это хорошее отношение? Теперь Манукалову окончательно стало ясно, что нужно бежать ставить «крабы» и уведомить об этом Геннадия Владимировича.
Не успел Манукалов зайти в своей кабинет, как со всех сторон посыпались звонки с соболезнованиями, вопросами, выяснениями деталей происшедшего покушения. Оказывается, по каналам агентства Рейтер прошло сообщение, которое ИТАР-ТАСС тут же распространило. Александр Сергеевич постарался побыстрее покинуть рабочее место. Но последний звонок приковал его к креслу. Позвонил Геннадий Владимирович. На этот раз говорил почти отеческим, сочувственным тоном:
– Ай-я-яй, как же так? Видишь, предупреждал тебя, что неладное творится, а ты возражал. Бдительность чекисту терять не позволительно. А уж тем паче не разглядеть, что под носом делается…
– Я понимаю, Геннадий Владимирович, – пробормотал Манукалов и, испугавшись, что тот повесит трубку, поспешно заверил:
– Сегодня же дам команду сделать все так, как вы советовали.
– Ну, это уж сам гляди. Я – человек не злопамятный. И никогда ни на чем не настаиваю…
После этого разговора Манукалов больше не сомневался в своем выборе. Столетов преподал ему жестокий и безжалостный урок власти.
Спрятав оружие и маскарадные принадлежности в окрестностях «Фермы роз», Вилли Шлоссер и компания неспешно отправилась в обратный путь по старой наполеоновской дороге по самому краю Гранд-каньона, одного из красивейших мест в Альпах. Настроение у всех было скверное. Наибольшим оптимистом оказался адвокат. Он объяснял, что могло быть намного хуже. А так – и в Каннах на открытии кинофестиваля побывали, и горным воздухом подышали, и в руки полиции не попали.
– Лично я с удовольствием размял старые кости. Давно хотелось чего-нибудь такого – ядреного. А про деньги с мадам забудьте. Теперь к ней и на километр не подойдете. – Казалось, Шлоссер забыл, что и его десять процентов сгорели синим пламенем. Но это только казалось. Несмотря на свой добродушный вид неповоротливого деревенского увальня, Василий Карлович обладал цепким, изворотливым умом, в котором постоянно прокручивалось огромное количество всяческих вариантов. Пожалуй, он каждый день мог бы давать советы, где и как с наименьшими потерями можно достать деньги. Но сам никогда не предлагал свою помощь. Участвовать в выколачивании денег из Инессы согласился не только потому, что попросил Цунами, и не из-за своих десяти процентов, хотя мысль о них грела на протяжении всего пути в Канны, но в голове Шлоссера зародился грандиозный план, для которого требовались крепкие исполнители, К сожалению, эта парочка оказалась мало пригодной для настоящих вооруженных действий. Веню Аксельрода адвокат забраковал навсегда, а к Курганову продолжал приглядываться. Ему понравилось, как без всяких промедлений тот принялся палить в воздух, чем вызвал полнейшее замешательство, что и позволило им скрыться. С ним Шлоссер решил поговорить после того, как они окончательно получат по носу и поставят крест на Инессе. План предполагал чистую прибыль не менее ста миллионов долларов. Вот это на самом деле – размах. Без помощи Цунами, к сожалению, не обойтись, но лучше в таком серьезном предприятии иметь людей, собственноручно проверенных.
К вечеру, беспрепятственно промчавшись от Лиона до Баден-Бадена, они по длиннющему туннелю въехали в город. Шлоссер сразу направился к отелю, в котором всегда останавливался, – «Атлантик», находящемуся в самом центре, напротив старинного здания театра и неподалеку от знаменитого казино. Номера были довольно дешевые, всего по двести семьдесят марок за ночь. Таков он – европейский курорт. Нищие здесь здоровье не поправляют.
Пока размещались, Веня пошел пить минеральную воду в огромные, похожие на вокзалы водолечебницы. Шел по засаженной древними дубами и липами аллее и грустно констатировал полную безнадежность своего положения. Без денег ни о какой Эдди и думать было нечего. Но как только мысленно с ней прощался, память предательски подбрасывала почти реальную картинку – элегантная в своем черном платье, Эдди выводит из конюшни Херни и, встряхнув кудряшками, приветливо улыбается. Это воспоминание, как кровоточащая рана, никак не хотело зарубцеваться. А поэтому Веня должен был выбить деньги из Инессы любыми путями, невзирая на ее нынешний статус.
Курганов остался в номере и, приняв душ, постучался к Шлоссеру. Он приноровился на походной плите адвоката заваривать чифир. Шлоссер открыл дверь в трусах, почти неразличимых под животом, и отправился опять чистить смокинг к ночному походу в казино.
– Вы как хотите, а я поиграю вволю, – сказал он с азартным блеском в глазах.
Курганов ничего не ответил. Он в карты-то даже в зоне не играл. Не было в нем этой увлеченности. Зато другая страсть разъедала сердце. Даже не страсть, а какая-то болезненная тяга к чему-то из ряда вон выходящему. Александр, давно пребывавший в заторможенно-безразличном состоянии, мучающийся болями предстательной железы, раздражающийся по пустякам, впервые встретил женщину, которая могла бы стать для него смыслом и центром жизни. Он не вспоминал фильмы с ее участием, где огромный негр с неимоверно длинным членом входил в нее сзади, а она раздвигала руками ягодицы, чтобы зрителям лучше было видно. А помнил длинные пальцы с золотыми ногтями на мизинцах.
Вообще Курганов порнуху терпеть не мог. Но, увидев однажды у знакомых фильм с участием Терезы Островски, стал выискивать кассеты и бесконечно любоваться ее немолодым телом, мягкой грудью, которую она поддерживала приспущенным лифчиком, и фантастическими глазами – злыми, откровенными, переполненными вызова. Как после такой женщины можно смотреть на аморфных девиц, раздвигающих ноги за двести долларов? Или вести дурацкие разговоры с приличными женщинами, согласными дать только после продолжительных ухаживаний и разговоров о чувствах. Никаких чувств Курганов никогда не испытывал. Они ему действовали на нервы своей придуманностью. А тут на него навалилась страсть. Сумасшедшая, всепоглощающая. Стоило несколькими словами обмолвиться с Терезой, взглянуть в упор в зеленые властные глаза – и он погиб. Курганов понял, что такое великая женщина. Даже в кино, когда ее трахают сразу двое, она выглядит королевой, а они – прислугой. Ни в чем эта женщина не собирается уступать общественной морали и глупым порокам. Она выше, ибо недоступна. Только с такой личностью Курганов мог бы бесконечно заниматься любовью, несмотря на свой простатит, а не «перепихоном», приедающимся на третий день.
– Мне очень нужны деньги… – забыв о присутствии Шлоссера, пробормотал он. – Много, много, много денег…
– Сколько? – оживился адвокат, не способный долго пребывать в молчании.
– Она тянет на пятьдесят миллионов. Шлоссер присвистнул:
– Ну, Федя, у тебя и запросы! Кто она? Тереза Островски? Курганов молча кивнул и выпил полстакана бурой тягучей жидкости.
– Брось это, Федя. Она же миллионерша. У нее своя студия выпускает по двадцать фильмов в месяц. Да еще журнал с приличным тиражом. Это она в Каннах, на фоне кинозвезд, вроде вторым сортом проходила, а так-то нам с тобой не по карману. Одним словом – порнозвезда. Знаешь, сколько выкладывали арабские шейхи, насмотревшись фильмов с ее участием? И не сосчитать. Сейчас-то старая стала, думаю, даже сама приплачивает некоторым своим артистам, чтобы они ее порадовали, но уж таких жеребцов отбирает, извини за правду, не тебе чета. Небось настолько вся растрахана, что туда целым поленом полагается, а иначе и не заметит.
Курганов не питал особого уважения к женскому полу, и при нем можно было говорить о женщинах любые пошлости. Но в данном случае озверел так, будто Шлоссер грязно оскорбил его невесту-девственницу. Схватив нож, Александр подлетел к адвокату и, зыркая на него глазами, полными бешенства, заорал:
– Еще хоть одно слово, и я проткну твое пузо, сука!
Шлоссер понял, что проткнет, и прикусил язык. Ему Курганов все больше и больше нравился. Даже смешная тяга к порнозвезде подчеркивала в нем неординарность натуры. Такой не приемлет обычной жизни и к людям относится с полным безразличием, как и к их суждениям о нем.
Шлоссер не отступил, не взмахнул руками, стремясь выбить нож, лишь прикрыл глаза в знак извинения и согласия. Курганов постоял возле его живота, покрутил в руке нож и бросил на стол.
– Хорошо, что понял, – вяло проговорил он и принялся за свой чифир.
Нельзя сказать, что адвокат не разнервничался, но больше от проявленной Кургановым резкости, чем от грозной опасности. Достал свои любимые охотничьи сосиски, положил на блюдо, полил спиртом и поджег. Невыносимый голод сопровождал его во время всего пути и возникал приступами, когда он решался на какой-нибудь серьезный шаг.
Осторожно беря руками горячую, истекающую жиром сосиску, внимательно посмотрел на Курганова и убедительно сказал:
– Будут у тебя деньги. На нескольких порнозвезд хватит. Только уговор – за нож больше не хватайся, а то ведь я – человек деревенский, хватану разок стулом по голове – и поминай как звали. Уразумел?
– Ладно, проехали, – согласился Курганов.
– Тогда слушай. Есть во французском городе Метц отделение банка «Лионский кредит». Банк старинный, богатый, а отделение почему-то открыли в современном здании, неподалеку от собора Нотр-Дам. Городок небольшой, километрах в шестидесяти от границы с Германией. Денег, думаю, в сейфах лежит не более двух-трех миллионов долларов и миллионов пятьдесят франков. Так вот, с этого момента слушай внимательно… Как-то обратился ко мне один немец, бывший строитель. Ему в руки каким-то чудом попались карты подземных коммуникаций Метца, сделанные еще во время войны. Так по этим самым чертежам отчетливо видно, что тайный подземный ход в Нотр-Дам проходит как раз под зданием банка и почти прилегает к бывшей котельной. Сейчас в этом помещении стоят сейфы для хранения драгоценностей клиентов…
– Предлагаешь взять банк? – Глаза Курганова не то от известия, не то от чифира стали блестящими, с огромными расширенными зрачками.
Шлоссер как ни в чем не бывало продолжал поглощать полопавшиеся сосиски.
– Взять – дело нехитрое. У меня другое на уме. Коль про этот ход знает лишь мой знакомый, значит, можно его использовать не только для входа, но в основном для выхода. Пойми, там ведь везде сигнализация. Ну, попадем, используя небольшой взрыв или несколько ломов, внутрь. Ну, даже вскроем сейфы. Тотчас сработает сигнализация, и придется убегать, рассовывая по карманам бриллианты, которые потом еще замучаешься продавать. Да и погоня начнется немедленно. А подземный ход ведет к самой реке. Там, на Мозеле, можно держать моторную лодку. Но нас могут слишком быстро засечь.
– Так чего ж тогда ты на него точишь зубы? – не понял Курганов. После разговора с Терезой Островски он готов был бежать и брать любой банк, лишь бы в нем лежали деньги.
– А потому что такая операция большого ума требует. И вот что я придумал. Несколько человек заходят в банк средь бела дня, когда там достаточно много народа, и берут заложников. А потом требуют сто миллионов долларов. Заметь, не франков. Пока эту сумму будут собирать, пока будут вестись переговоры, можно спокойно, не реагируя ни на какую сигнализацию, очистить сейфы и все спокойненько вынести через тайный подземный ход…
Курганов напрягся от возбуждения. Он уже видел мешки с деньгами, видел, как бежит по подземному ходу, видел, как заявляется в номер к Терезе и кидает ей под ноги сумку с миллионами.
Шлоссер взглянул на него и опять предупредил:
– Следи за моей мыслью, Федя… Лодочку с добром спокойненько отправим, потому что вся полиция сконцентрирована будет возле банка. А когда подвезут деньги, нескольких заложников отпустить, а остальных закрыть в комнате и опять же по подземному ходу вынести мешки. После этого затребовать вертолет. Полиция начнет от восторга потирать руки, предчувствуя свой улов. А за это время последний из наших парней сядет в лодочку и отчалит к немецкому берегу. Через каких-то пару часов уже можно будет зайти в немецкую штубу и выпить пиво.
– Я пиво не пью, – напомнил Курганов.
– Ну, как раз это-то я могу сделать за тебя, – успокоил Шлоссер.
– Идея колоссальная, а кто выполнять будет? – готовый к бою, снова сверкнул глазами Александр, допив чифир.
– Ты, кто же еще! И ребята, которых мне даст Цунами. С немцами на такое дело не отважусь. Здесь нужны наша резкость и напор.
Курганов задумался и вдруг отчетливо вспомнил белобрысого парня, с которым познакомился у Цунами, Кишлака. Тот просто был рожден для захвата заложников. Увидев его один раз, любой комиссар полиции поймет, что лучше принять выдвинутые условия.
– Есть такие ребята, я их знаю, – кивнул он Шлоссеру.
– Думаешь, осилят?
– Вполне. Когда будем брать? – Курганову не терпелось заявиться к Терезе Островски с несколькими миллионами. О последствиях не думал, хотя совсем недавно зарекался связываться с криминалом и жить спокойной трудовой жизнью, как говаривал Паром: «Вернемся, также будем ловить рыбу». Нет, теперь такая жизнь ничего ему не даст, и настраиваться на нее нечего. Жизнь без цели – пустая трата времени. А у Курганова наконец впервые в жизни цель появилась. Пусть кто угодно скалит зубы, пусть его считают ненормальным, сексуальным маньяком, недоделком, но либо он добудет деньги, добьется любви Терезы и обвенчается с нею в церкви, либо – пропадай все пропадом!
Их разговор не предназначался для ушей Вениамина, поэтому, когда тот вошел, Шлоссер и Курганов замолчали.
– Вы чего, может, вам мой костюмчик не нравится? – спросил с горделивой ухмылкой он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– Для чего? – нервно заерзав в кресле, спросил Суховей и сам же ответил: – Это чтобы знать, о чем между собой разговаривают Всеми уважаемые женщины? Да он что? С ума сошел! Бериевские лавры покоя не дают?
– Приблизительно так же отреагировал и я, – подтвердил Манукалов.
– Ну и… – Олег Данилович, перекосив губы, словно от зубной боли, приготовился услышать самое неприятное.
– После того, как я категорически отказался прослушивать разговоры жен руководителей страны, Геннадий Владимирович буквально прогнал меня взашей, предупредив, что крепко пожалею. Я сказал: «Пусть мне официально прикажут, тогда подчинюсь». А после этого в Каннах в разгар церемонии открытия произошло покушение на мою жену…
– И вы подозреваете… – Суховей, так же как и его супруга, не любил вслух произносить известные фамилии.
Манукалов слишком давно работал в органах безопасности, чтобы допускать опрометчивые предположения. Поэтому элегантно славировал:
– Я только зашел посоветоваться, ставить «крабы» или нет? Пришел черед неуютно себя чувствовать Олегу Даниловичу.
Генерал удачно перекинул на его плечи столь скользкое решение. От охватившего возбуждения вице-премьер встал и зашагал взад и вперед по длинному кабинету. По-мальчишески открытое лицо с непокорной шевелюрой отразило всю неприятность, испытываемую при принятии решения.
– Ставьте эти ваши «крабы», – вдруг, резко остановившись возле сидящего Манукалова, выпалил он. Потом еще походил и, как бы оправдываясь, сообщил: – А Алла Константиновна больше там не появится.
Манукалов был готов к такому выверту и решил давить до конца.
– Но это невозможно. Столетову сразу же доложат. Он смекнет, что вы уже в курсе его приказа, а значит, имеете на него кое-какой компромат и еще свидетеля в моем лице. Боюсь, он начнет нервничать и совершать непредсказуемые действия.
Кроме желания перевалить ответственность со своих плеч на хребет вице-премьера, Манукалову было чрезвычайно интересно – испугается Суховей Столетова или нет. Это ему нужно было знать для дальнейшего прогнозирования расклада сил наверху. И хоть Олег Данилович стойко держался президентской команды, он по статусу не имел права ориентироваться на сумасбродные решения хозяйских прихвостней типа Столетова. Манукалов замер в ожидании.
Судя по тому, как Олег Данилович взялся перебирать бумаги на столе, стало все ясно. Он не замедлил проявиться, понимая, что стал объектом маленького социологического исследования.
– Я учту ваш совет. Спасибо за информацию. В следующий раз очень прошу обращаться не ко мне, а по инстанции. Лучше всего к непосредственному своему начальнику. – И углубился в изучение какой-то записки.
Александр Сергеевич попрощался с уже опущенной головой вице-премьера и понял, что его расположение он своим приходом превратил в неприязнь. Но коль Суховей боится Столетова, то на кой черт это хорошее отношение? Теперь Манукалову окончательно стало ясно, что нужно бежать ставить «крабы» и уведомить об этом Геннадия Владимировича.
Не успел Манукалов зайти в своей кабинет, как со всех сторон посыпались звонки с соболезнованиями, вопросами, выяснениями деталей происшедшего покушения. Оказывается, по каналам агентства Рейтер прошло сообщение, которое ИТАР-ТАСС тут же распространило. Александр Сергеевич постарался побыстрее покинуть рабочее место. Но последний звонок приковал его к креслу. Позвонил Геннадий Владимирович. На этот раз говорил почти отеческим, сочувственным тоном:
– Ай-я-яй, как же так? Видишь, предупреждал тебя, что неладное творится, а ты возражал. Бдительность чекисту терять не позволительно. А уж тем паче не разглядеть, что под носом делается…
– Я понимаю, Геннадий Владимирович, – пробормотал Манукалов и, испугавшись, что тот повесит трубку, поспешно заверил:
– Сегодня же дам команду сделать все так, как вы советовали.
– Ну, это уж сам гляди. Я – человек не злопамятный. И никогда ни на чем не настаиваю…
После этого разговора Манукалов больше не сомневался в своем выборе. Столетов преподал ему жестокий и безжалостный урок власти.
Спрятав оружие и маскарадные принадлежности в окрестностях «Фермы роз», Вилли Шлоссер и компания неспешно отправилась в обратный путь по старой наполеоновской дороге по самому краю Гранд-каньона, одного из красивейших мест в Альпах. Настроение у всех было скверное. Наибольшим оптимистом оказался адвокат. Он объяснял, что могло быть намного хуже. А так – и в Каннах на открытии кинофестиваля побывали, и горным воздухом подышали, и в руки полиции не попали.
– Лично я с удовольствием размял старые кости. Давно хотелось чего-нибудь такого – ядреного. А про деньги с мадам забудьте. Теперь к ней и на километр не подойдете. – Казалось, Шлоссер забыл, что и его десять процентов сгорели синим пламенем. Но это только казалось. Несмотря на свой добродушный вид неповоротливого деревенского увальня, Василий Карлович обладал цепким, изворотливым умом, в котором постоянно прокручивалось огромное количество всяческих вариантов. Пожалуй, он каждый день мог бы давать советы, где и как с наименьшими потерями можно достать деньги. Но сам никогда не предлагал свою помощь. Участвовать в выколачивании денег из Инессы согласился не только потому, что попросил Цунами, и не из-за своих десяти процентов, хотя мысль о них грела на протяжении всего пути в Канны, но в голове Шлоссера зародился грандиозный план, для которого требовались крепкие исполнители, К сожалению, эта парочка оказалась мало пригодной для настоящих вооруженных действий. Веню Аксельрода адвокат забраковал навсегда, а к Курганову продолжал приглядываться. Ему понравилось, как без всяких промедлений тот принялся палить в воздух, чем вызвал полнейшее замешательство, что и позволило им скрыться. С ним Шлоссер решил поговорить после того, как они окончательно получат по носу и поставят крест на Инессе. План предполагал чистую прибыль не менее ста миллионов долларов. Вот это на самом деле – размах. Без помощи Цунами, к сожалению, не обойтись, но лучше в таком серьезном предприятии иметь людей, собственноручно проверенных.
К вечеру, беспрепятственно промчавшись от Лиона до Баден-Бадена, они по длиннющему туннелю въехали в город. Шлоссер сразу направился к отелю, в котором всегда останавливался, – «Атлантик», находящемуся в самом центре, напротив старинного здания театра и неподалеку от знаменитого казино. Номера были довольно дешевые, всего по двести семьдесят марок за ночь. Таков он – европейский курорт. Нищие здесь здоровье не поправляют.
Пока размещались, Веня пошел пить минеральную воду в огромные, похожие на вокзалы водолечебницы. Шел по засаженной древними дубами и липами аллее и грустно констатировал полную безнадежность своего положения. Без денег ни о какой Эдди и думать было нечего. Но как только мысленно с ней прощался, память предательски подбрасывала почти реальную картинку – элегантная в своем черном платье, Эдди выводит из конюшни Херни и, встряхнув кудряшками, приветливо улыбается. Это воспоминание, как кровоточащая рана, никак не хотело зарубцеваться. А поэтому Веня должен был выбить деньги из Инессы любыми путями, невзирая на ее нынешний статус.
Курганов остался в номере и, приняв душ, постучался к Шлоссеру. Он приноровился на походной плите адвоката заваривать чифир. Шлоссер открыл дверь в трусах, почти неразличимых под животом, и отправился опять чистить смокинг к ночному походу в казино.
– Вы как хотите, а я поиграю вволю, – сказал он с азартным блеском в глазах.
Курганов ничего не ответил. Он в карты-то даже в зоне не играл. Не было в нем этой увлеченности. Зато другая страсть разъедала сердце. Даже не страсть, а какая-то болезненная тяга к чему-то из ряда вон выходящему. Александр, давно пребывавший в заторможенно-безразличном состоянии, мучающийся болями предстательной железы, раздражающийся по пустякам, впервые встретил женщину, которая могла бы стать для него смыслом и центром жизни. Он не вспоминал фильмы с ее участием, где огромный негр с неимоверно длинным членом входил в нее сзади, а она раздвигала руками ягодицы, чтобы зрителям лучше было видно. А помнил длинные пальцы с золотыми ногтями на мизинцах.
Вообще Курганов порнуху терпеть не мог. Но, увидев однажды у знакомых фильм с участием Терезы Островски, стал выискивать кассеты и бесконечно любоваться ее немолодым телом, мягкой грудью, которую она поддерживала приспущенным лифчиком, и фантастическими глазами – злыми, откровенными, переполненными вызова. Как после такой женщины можно смотреть на аморфных девиц, раздвигающих ноги за двести долларов? Или вести дурацкие разговоры с приличными женщинами, согласными дать только после продолжительных ухаживаний и разговоров о чувствах. Никаких чувств Курганов никогда не испытывал. Они ему действовали на нервы своей придуманностью. А тут на него навалилась страсть. Сумасшедшая, всепоглощающая. Стоило несколькими словами обмолвиться с Терезой, взглянуть в упор в зеленые властные глаза – и он погиб. Курганов понял, что такое великая женщина. Даже в кино, когда ее трахают сразу двое, она выглядит королевой, а они – прислугой. Ни в чем эта женщина не собирается уступать общественной морали и глупым порокам. Она выше, ибо недоступна. Только с такой личностью Курганов мог бы бесконечно заниматься любовью, несмотря на свой простатит, а не «перепихоном», приедающимся на третий день.
– Мне очень нужны деньги… – забыв о присутствии Шлоссера, пробормотал он. – Много, много, много денег…
– Сколько? – оживился адвокат, не способный долго пребывать в молчании.
– Она тянет на пятьдесят миллионов. Шлоссер присвистнул:
– Ну, Федя, у тебя и запросы! Кто она? Тереза Островски? Курганов молча кивнул и выпил полстакана бурой тягучей жидкости.
– Брось это, Федя. Она же миллионерша. У нее своя студия выпускает по двадцать фильмов в месяц. Да еще журнал с приличным тиражом. Это она в Каннах, на фоне кинозвезд, вроде вторым сортом проходила, а так-то нам с тобой не по карману. Одним словом – порнозвезда. Знаешь, сколько выкладывали арабские шейхи, насмотревшись фильмов с ее участием? И не сосчитать. Сейчас-то старая стала, думаю, даже сама приплачивает некоторым своим артистам, чтобы они ее порадовали, но уж таких жеребцов отбирает, извини за правду, не тебе чета. Небось настолько вся растрахана, что туда целым поленом полагается, а иначе и не заметит.
Курганов не питал особого уважения к женскому полу, и при нем можно было говорить о женщинах любые пошлости. Но в данном случае озверел так, будто Шлоссер грязно оскорбил его невесту-девственницу. Схватив нож, Александр подлетел к адвокату и, зыркая на него глазами, полными бешенства, заорал:
– Еще хоть одно слово, и я проткну твое пузо, сука!
Шлоссер понял, что проткнет, и прикусил язык. Ему Курганов все больше и больше нравился. Даже смешная тяга к порнозвезде подчеркивала в нем неординарность натуры. Такой не приемлет обычной жизни и к людям относится с полным безразличием, как и к их суждениям о нем.
Шлоссер не отступил, не взмахнул руками, стремясь выбить нож, лишь прикрыл глаза в знак извинения и согласия. Курганов постоял возле его живота, покрутил в руке нож и бросил на стол.
– Хорошо, что понял, – вяло проговорил он и принялся за свой чифир.
Нельзя сказать, что адвокат не разнервничался, но больше от проявленной Кургановым резкости, чем от грозной опасности. Достал свои любимые охотничьи сосиски, положил на блюдо, полил спиртом и поджег. Невыносимый голод сопровождал его во время всего пути и возникал приступами, когда он решался на какой-нибудь серьезный шаг.
Осторожно беря руками горячую, истекающую жиром сосиску, внимательно посмотрел на Курганова и убедительно сказал:
– Будут у тебя деньги. На нескольких порнозвезд хватит. Только уговор – за нож больше не хватайся, а то ведь я – человек деревенский, хватану разок стулом по голове – и поминай как звали. Уразумел?
– Ладно, проехали, – согласился Курганов.
– Тогда слушай. Есть во французском городе Метц отделение банка «Лионский кредит». Банк старинный, богатый, а отделение почему-то открыли в современном здании, неподалеку от собора Нотр-Дам. Городок небольшой, километрах в шестидесяти от границы с Германией. Денег, думаю, в сейфах лежит не более двух-трех миллионов долларов и миллионов пятьдесят франков. Так вот, с этого момента слушай внимательно… Как-то обратился ко мне один немец, бывший строитель. Ему в руки каким-то чудом попались карты подземных коммуникаций Метца, сделанные еще во время войны. Так по этим самым чертежам отчетливо видно, что тайный подземный ход в Нотр-Дам проходит как раз под зданием банка и почти прилегает к бывшей котельной. Сейчас в этом помещении стоят сейфы для хранения драгоценностей клиентов…
– Предлагаешь взять банк? – Глаза Курганова не то от известия, не то от чифира стали блестящими, с огромными расширенными зрачками.
Шлоссер как ни в чем не бывало продолжал поглощать полопавшиеся сосиски.
– Взять – дело нехитрое. У меня другое на уме. Коль про этот ход знает лишь мой знакомый, значит, можно его использовать не только для входа, но в основном для выхода. Пойми, там ведь везде сигнализация. Ну, попадем, используя небольшой взрыв или несколько ломов, внутрь. Ну, даже вскроем сейфы. Тотчас сработает сигнализация, и придется убегать, рассовывая по карманам бриллианты, которые потом еще замучаешься продавать. Да и погоня начнется немедленно. А подземный ход ведет к самой реке. Там, на Мозеле, можно держать моторную лодку. Но нас могут слишком быстро засечь.
– Так чего ж тогда ты на него точишь зубы? – не понял Курганов. После разговора с Терезой Островски он готов был бежать и брать любой банк, лишь бы в нем лежали деньги.
– А потому что такая операция большого ума требует. И вот что я придумал. Несколько человек заходят в банк средь бела дня, когда там достаточно много народа, и берут заложников. А потом требуют сто миллионов долларов. Заметь, не франков. Пока эту сумму будут собирать, пока будут вестись переговоры, можно спокойно, не реагируя ни на какую сигнализацию, очистить сейфы и все спокойненько вынести через тайный подземный ход…
Курганов напрягся от возбуждения. Он уже видел мешки с деньгами, видел, как бежит по подземному ходу, видел, как заявляется в номер к Терезе и кидает ей под ноги сумку с миллионами.
Шлоссер взглянул на него и опять предупредил:
– Следи за моей мыслью, Федя… Лодочку с добром спокойненько отправим, потому что вся полиция сконцентрирована будет возле банка. А когда подвезут деньги, нескольких заложников отпустить, а остальных закрыть в комнате и опять же по подземному ходу вынести мешки. После этого затребовать вертолет. Полиция начнет от восторга потирать руки, предчувствуя свой улов. А за это время последний из наших парней сядет в лодочку и отчалит к немецкому берегу. Через каких-то пару часов уже можно будет зайти в немецкую штубу и выпить пиво.
– Я пиво не пью, – напомнил Курганов.
– Ну, как раз это-то я могу сделать за тебя, – успокоил Шлоссер.
– Идея колоссальная, а кто выполнять будет? – готовый к бою, снова сверкнул глазами Александр, допив чифир.
– Ты, кто же еще! И ребята, которых мне даст Цунами. С немцами на такое дело не отважусь. Здесь нужны наша резкость и напор.
Курганов задумался и вдруг отчетливо вспомнил белобрысого парня, с которым познакомился у Цунами, Кишлака. Тот просто был рожден для захвата заложников. Увидев его один раз, любой комиссар полиции поймет, что лучше принять выдвинутые условия.
– Есть такие ребята, я их знаю, – кивнул он Шлоссеру.
– Думаешь, осилят?
– Вполне. Когда будем брать? – Курганову не терпелось заявиться к Терезе Островски с несколькими миллионами. О последствиях не думал, хотя совсем недавно зарекался связываться с криминалом и жить спокойной трудовой жизнью, как говаривал Паром: «Вернемся, также будем ловить рыбу». Нет, теперь такая жизнь ничего ему не даст, и настраиваться на нее нечего. Жизнь без цели – пустая трата времени. А у Курганова наконец впервые в жизни цель появилась. Пусть кто угодно скалит зубы, пусть его считают ненормальным, сексуальным маньяком, недоделком, но либо он добудет деньги, добьется любви Терезы и обвенчается с нею в церкви, либо – пропадай все пропадом!
Их разговор не предназначался для ушей Вениамина, поэтому, когда тот вошел, Шлоссер и Курганов замолчали.
– Вы чего, может, вам мой костюмчик не нравится? – спросил с горделивой ухмылкой он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55