Дитя, которое он видел так недолго, изменилось. Почти исчезла детская пухлость. От того невинного личика, которое он помнил, остались лишь блестящие глаза. Но теперь в них был иной свет.
В эту секунду раздался грохот. Римо повернулся к двери.
— Что это? — обеспокоенно спросил он.
— Этот старик мешал. Он зол и унес свою злость из моего храма. Это не важно. Он кое-что переломает, а потом уйдет, и больше нас не обеспокоит.
— Ты уверена?
— Я — Госпожа Кали.
— Джильда говорила, что она — Госпожа Кали.
— Я позволила ей так думать Ибо для общения с поклоняющимися мне нужна была маска. Я подчинила ее своей воле, заставила думать то, что я хотела, и только то, что я хотела. Она была отличной госпожой, ибо в господстве своем она подчинила свою волю моей.
— Она мертва, — сказал Римо пустым голосом.
— Она не важна более, как не валена любая марионетка. Как не важна наша бренная смертная плоть.
— Она же была твоей матерью! Что с тобой случилось?
— Я достигла того, к чему стремилась все эти долгие годы. Неужели ты не помнишь, Римо, как мы встретились в последний раз?
— Конечно, помню. Это было в Синанджу. Тогда ты была маленькой девочкой.
— Нет, глупец! Обращайся не к моей телесной форме! Говори с Госпожой Кали, что века и эпохи по тебе тосковала!
Рука потянулась к лицу Римо. Он уклонился.
— О Красный, не разумом своим смертным, а не имеющей возраста душой вспомни меня. Разделенные, мы соединимся. Двое, мы сольемся в одно...
— Уйди от меня! Я не хочу говорить с тобой. Я хочу говорить с Фрейей.
— Она — это я, и я — это она. Мы одно. И ты будешь единым с Шивой, моим супругом...
— Я не Шива.
— Ты не помнишь тот последний раз, в Аравии? Мы танцевали Тандаву, но нам помешали. Ты убил мое тогдашнее тело.
Римо нахмурился. Он смутно помнил то время. Постарался почти все забыть.
— Я не повторю ошибки, которую допустила тогда, — продолжала Кали. — Мы обитали в храмах всего лишь из мяса и костей. Пора выйти из них. Выйти и войти в наши истинные тела... — Ее руки с желтыми ногтями заколыхались, задвигались гипнотически перед его воспаленными глазами. — Когда у тебя будет четыре руки, как у меня, какой изысканной станет наша любовь...
Ее руки коснулись его груди и поползли к горлу. Холодные руки. Чужие. Нечеловеческие.
В этот момент Римо издал низкий вопль страха и отчаяния.
И посреди этого вопля невозможной боли он услышал голос Чиуна, зовущий его по имени.
* * *
Чиун, Верховный мастер Синанджу с лицом, похожим на паутину морщин, плавал в теплой воде.
Вокруг него вода бурлила.
Тело Гилберта Хьюгтона с плоской головой было в центре кипения стаи крошечных, прожорливых, иглозубых рыбок. Они клевали и терзали его мертвую плоть. Руки его шевелились в воде, будто еще жили.
Неподалеку, в воде, быстро становившейся розовой, а потом алой от крови, с хитроумного копта Анвара Анвар-Садата точно так же сдирали плоть.
Оторванная голова, атакованная со всех сторон, вертелась и покачивалась. Лицо моталось из стороны в сторону в бешеном отрицании своей участи.
Когда безумие обжорства дошло до кипения, мастер Синанджу поднял свои длинные ногти, дабы поразить любую и всех из хищных рыб, что посмеют приблизиться.
Но рыб было намного больше, чем ногтей у Чиуна. А в этой комнате смерти были только стены и не было пола.
И тогда Чиун выкрикнул имя своего ученика.
* * *
Римо бросился назад раньше, чем сомкнулись на его шее желтые орлиные когти. По узкому коридору за ним несся крик, лишающий воли и оглушающий сознание, но Римо заблокировал этот крик.
Подойдя к нише, он увидел вертикальную прорезь красной булькающей воды и мастера Синанджу, окруженного стрелоподобными белыми рыбами, хватавшими, как голодные собаки, все, что попадалось на зуб.
Не замедляя хода, Римо ударил поднятыми кулаками в прорезь. Посыпались осколки кирпичей, и здание заполнилось грохотом рушащихся камней. Только сейчас он вспомнил предупреждение Чиуна о замковом камне, но было уже поздно.
— Держись, папочка!
Чисто войдя в воду, Римо всплыл с двумя полными горстями бьющихся рыбок. И сдавил их. С обоих концов полезли рыбьи внутренности. Бросив их, Римо набрал еще две горсти.
Тут же живые рыбы набросились на беспомощных мертвых.
Чиун сменил тактику и последовал его примеру.
Они вдвоем давили, протыкали, били и оглушали любую рыбу, которая осмеливалась приблизиться.
Как ни были голодны эти рыбы, до них наконец дошло. Уцелевшие вернулись к телам министра рыбного хозяйства и океанов Канады Гилберта Хьюгтона и Генерального секретаря ООН Анвара Анвар-Садата, которые быстро превратились в плавающие груды продолговатых красных костей, и те еще дергались, поскольку оголодавшие рыбки сдирали с них хрящи.
— Пираньи, — сказал Римо.
— Я бы не стал есть рыбу, которая ест меня, — непреклонно заметил мастер Синанджу.
Затем, все еще барахтаясь в воде, они обернулись к нише. Она превратилась в груду камней. Оседающая пыль пленкой ложилась на неспокойную воду.
— Фрейя... — прошептал Римо. — Не говори мне, что я убил тебя.
* * *
На это ушло два часа, но они осторожно растаскивали завал, пока не добрались до комнаты, где Фрейя, дочь Римо, выполняла волю Кали, богини смерти.
Из-под нагромождения камней спадал неподвижный водопад золотых волос.
Римо застыл.
— Последняя ловушка Кали, сын мой, — сказал Чиун рядом с ним. — В самой твоей победе она наносит тебе горчайшее поражение.
Римо наклонился и отбросил камень. Тот откатился в сторону. Римо отбросил второй. Воздух заполнился удушливой известковой пылью.
Освободив тело своей дочери, Римо бережно перевернул его на спину. Приложив ухо к ее сердцу, он стал слушать. Глаза его сузились до щелей. Их заполняли слезы. Боль только начиналась.
И тут он услышал биение сердца.
Раскрыв ей рот, он стер смертельно желтую помаду с ее губ и вдул полные легкие воздуха. Ее грудная клетка раздулась и опала. Римо повторил вдох. Тот же результат.
— Ты не умрешь из-за меня, — крикнул Римо хриплым надтреснутым голосом. — Не умрешь. Я тебе не дам.
— Дух Кали оставил ее. Прими же это благо и предайся горю, — торжественно сказал Чиун.
— Черта с два! — огрызнулся Римо. — Я не сдамся. Не сдамся! Ну же, малышка, давай! Дыши. Я же слышу, что твое сердце бьется. Дыши для папочки. Дыши, и я унесу тебя от всего этого. Открой глазки, и я унесу тебя туда, где никто на свете не причинит тебе зла. Клянусь, Фрейя. Клянусь.
И дочь в его руках коротко вздохнула. Пыльный воздух вошел в открытый рот и ноздри.
— Римо! — вскрикнул Чиун. — Посмотри, она борется! Ее благословенные легкие требуют воздуха!
— Вижу, вижу, — тихо ответил Римо и прижал ее бледное лицо к своему.
Молча и угрюмо он делал искусственное дыхание рот в рот, пока снова не вдохнул жизнь в тело своей единственной дочери. Ресницы ее коротко затрепетали и раздвинулись, открыв самые прекрасные глаза, которые Римо в своей жизни видел.
— Папа, — тихо шепнула она.
— Я здесь, малышка.
И она погрузилась в целительный сон.
Без единого слова Римо вынес свою Фрейю из здания по тропе из битого камня, рядом с которой плавали красные кости и дрались из-за последних крошек еды пираньи.
Римо не сказал ни слова. Чиун шел за ним, как молчаливое привидение.
Полицейская машина стояла там же. Римо вытащил полицейского из багажника и поместил Фрейю на заднее сиденье.
Чиун остался охранять, а Римо вернулся в здание за телом Джильды из Лаклууна.
По дороге в аэропорт не было сказано ни одного слова. Не было надобности. Оба они знали, куда едут.
Чтобы внести в самолет «Эр Канада» спящую Фрейю, пришлось преодолеть некоторые трудности.
В конце концов в службе безопасности аэропорта больше не осталось функционирующих полицейских, и самолет вырулил на взлет.
* * *
В пустыне Соноран возле Юмы в штате Аризона Санни Джой Ром, вождь племени Сан Он Джо, мчался встречать самолет, которым прилетал его сын Римо. У него прокололось колесо, и он как раз его менял, когда с ревом вылетел джип «чероки» и заскрипел тормозами, подняв тучу пыли.
Вождь не удивился, увидев на переднем сиденье Римо и мастера Синанджу. Он выпрямился во все свои семь долговязых футов, обтянутых недубленой шкурой.
— Привет, — произнес он в своей сдержанной манере.
— Привет тебе, о мой двоюродный брат по крови, — ответил Чиун.
— Извините, что не встретил вас в аэропорту. Вы сами видите почему.
— Должен просить тебя об услуге, — сказал Римо, выходя из машины.
— Последний раз, когда ты просил оказать тебе любезность, ты сгрузил мне своего незаконного сына.
— И как он? — спросил Римо.
— Умеет ездить верхом, метать лассо и гоняться за белыми девчонками, но пока что вряд ли годится на большее. Все еще таит на тебя обиду. Насколько я могу судить.
Римо открыл заднюю дверцу. Оттуда вышла девушка с такими солнечными волосами, каких Санни Джой Ром в жизни не видал.
— Ну а это его маленькая сестренка, — сказал Римо.
Санни Джой снял свою широкополую стетсоновскую шляпу и потер бровь — от удивления и от пота.
— Ты все тот же Джонни Яблочное Семя, Римо, да?
— Мне нужно ее спрятать. — Тон Римо стал серьезным.
— Надолго?
— Не знаю.
Санни Джой задумался.
— Эта девочка пережила такое, что лучше оставить несказанным, — вмешался в разговор Чиун.
Санни Джой посмотрел на девушку с глубокими карими глазами и перевел взгляд на Римо.
— Вот что я тебе скажу, — произнес он наконец. — Мне уже немало лет. Ты поменяешь мне колесо — и по рукам.
И они ударили по рукам.
А пока Римо менял колесо, Санни Джой склонился над своей внучкой.
— Как тебя зовут, златовласка?
Она посмотрела на него с растущим любопытством.
— Фрейя.
— Что это за имя такое, черт возьми?
— Так назвала ее мать, — отозвался Римо.
— А где она?
— В багажнике, завернутая в простыню.
— Похоже, у нас сразу будет и радость встречи, и похороны.
Повернувшись к Чиуну Санни Джой спросил:
— Стоит ли спрашивать, что все это значит?
Взглянув на Римо, возившегося с колесом, Чиун сказал:
— Нет. Не спрашивай. Не спрашивай никогда.
* * *
Похороны были простыми. Над песчаной могилой сказали несколько слов, и это было все. Не было знака над могильным холмом и не было слез. Слишком силен был удар, чтобы были слезы. Они придут потом. Солнце в молчании клонилось к закату, и тени от канделябров кактусов становились длиннее — черные тени горя.
Когда все закончилось, Римо один ушел в красную песчаниковую пустыню, и каждый понимал, что идти за ним не надо.
* * *
Вернулся он через три дня с таким обгоревшим лицом, какого Чиун у него никогда раньше не видел.
Фрейя позволила своему старшему брату Виннеру показать, что такое индейская борьба. У Виннера было докрасна загорелое лицо и волосы, как у Фрейи, только сильно выгоревшие на солнце. На этом их сходство заканчивалось.
— Он борется лишь вполсилы, — сказал Римо Чиуну.
Чиун кивнул.
Через мгновение Виннер лежал на спине, ругаясь в высокое небо.
Губы Римо чуть раскрылись в улыбке — наполовину удивленной, наполовину довольной.
— Я знал, что они поладят.
— Только ты, Римо, мог родить сына, который дал победить себя девчонке, — фыркнул Чиун.
— Может быть, я породил дочь, которая может победить каждого. Кажется мне, что в ней больше крови Сан Он Джо, чем в нем.
Чиун скорчил недовольную гримасу, но в его глазах сверкнули огоньки тайной гордости.
— Были ли какие-нибудь признаки Кали, пока я отсутствовал?
— Нет Дух демона нашел себе иной сосуд, в котором снова вернется терзать нас когда-нибудь.
— Ты со Смитом говорил?
Чиун кивнул.
— Безбожные канадцы запросили мира.
Римо отвернулся, чтобы не смотреть, как Фрейя выворачивает Виннеру большой палец из сустава. Виннер взвыл. Ботинки из страусовой кожи заколотили по камням пустыни.
— Как это произошло?
— Я информировал Императора Смита о судьбе копта и этого канадского рыботорговца. Смит сообщил Орлиному Трону, а Президент поделился новостью с Лордом Канады. Этого было достаточно, чтобы охладить порыв канадцев к войне и рыбе. Моря снова спокойны, и так будет, пока снова не ввергнутся добрые рыбаки в пучину алчности.
— Хорошо. Я собираюсь остаться здесь немного с детишками.
— А я буду жить со своими ошибками, которые так глубоко ранили тебя, сын мой, — горько ответил Чиун.
— Я похоронил прошлое в пустыне, Чиун. Все теперь позади. Забудь об этом. Много лет назад я любил Джильду но этого не должно было быть. Моя жизнь и ее жизнь — они не подходили друг другу. Вот почему она, наверное, забрала Фрейю в Канаду. Она думала, так будет надежнее и наши пути не пересекутся.
Теплый сухой ветер пустыни развевал кустистую бороденку мастера Синанджу. Чиун кивнул головой.
— Тогда не будем больше говорить об этом, — прошептал он.
И Римо направился разнимать детей, пока одному из них его нахальные косточки не разломали, как крекеры.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26