Ее нет в списке, но голос у нее такой уверенный, и я сказал, что проверю, на месте ли вы.
— Буду говорить! — с энтузиазмом откликнулся Генеральный секретарь.
Усевшись в свое кресло, он два раза прокашлялся, поскольку у него уже горло устало от разговоров, и снял трубку.
— С вами говорит Генеральный секретарь Анвар Анвар-Садат, — нежно промурлыкал он.
— Спасибо, что ты соизволил поговорить со мной, мой Анвар, — прозвучал суховатый женский голос.
Он только судорожно глотнул воздух.
— Это вы?
— Да, это я.
— Я так долго ждал этой минуты.
— И другой минуты, которая уже близка.
— Вы в Нью-Йорке? — радостно спросил он.
— Нет. Но ты приедешь ко мне.
— Я с нетерпением ожидаю нашей первой встречи и должен сказать, что несказанно восхищаюсь вашим голосом.
— А я твоим.
— Он такой... как это сказать... вдохновляющий, — пролепетал Анвар.
— Я принимаю это как комплимент джентльмена, но свое мнение высказывать воздержусь.
Она была очаровательна. Голос ее — хрипловатое контральто — был сексуальным, но не развратным. Он не очень подходил к мысленному образу золотоволосой богини, но так было даже лучше. Очень... очень талантливый голос.
— Я очень взволнован реакцией на мою речь, — сказал он.
— Весь мир повернул к тебе свои уши, мой Анвар.
— Хотя мой долг заставляет меня остаться здесь, я приеду в ваш город, где бы он ни был.
— Оттава. Приезжай сегодня вечером.
— Мы будем веселиться, мы будем танцевать, мы будем наслаждаться обществом друг друга, — лепетал Анвар.
— И еще мы проведем совещание с канадским министром рыбного хозяйства, — вставила Госпожа Кали.
Лицо Анвар-Садата дернулось, будто его ужалила пчела.
— Это звучит не очень... романтично.
— У нас с тобой будет своя романтика, поверь мне, — пообещала она. — Но твои слова затронули струны. Слова канадского министра затронули такие же струны в его народе. Я думаю, вам нужно встретиться.
— Ради чего?
— Построить вашу двойную стратегию.
— У меня нет двойной стратегии.
— Нет. У тебя единая стратегия. Моя стратегия.
— А после этой встречи — чего мне стоит ждать?
— Что было бы тебе приятно, мой Анвар?
— Что-нибудь новое. Что-нибудь экстраординарное.
— Я владею многими искусствами. И духовными, и чувственными. Я сотворю такое, что будет достойно нашей первой встречи.
— Договорились.
— Автомобиль будет ждать тебя в аэропорту Оттавы. Пожалуйста, поспеши. Земной шар захлестывают события. Мы должны овладеть ситуацией, если хотим извлечь из нее пользу.
— До вечера, — мурлыкнул Анвар Анвар-Садат и поцеловал трубку, получив в награду такой же чмок с придыханием.
Неохотно положив трубку, он вскочил и позвал:
— Кристос! Закажи мне билет на самый ранний рейс до Оттавы.
Кристос вошел в комнату, заметил неподобающий выступ в верхней части отлично сшитых брюк Анвар-Садата и отвернулся, густо покраснев.
— Сию минуту, господин Генеральный секретарь! — ответил он и четко отсалютовал.
* * *
Министр рыбного хозяйства Канады Гилберт Хьюгтон выступал с очередной речью там, где река Фрэйзер впадала в пролив Джорджия среди ветвистых сосен Британской Колумбии. Сверкающие на солнце небоскребы Ванкувера создавали впечатляющий задний план.
Канадская радиовещательная корпорация была уже на месте. И иностранная пресса тоже, в том числе, конечно, и специальный корреспондент американской Эй-би-си. Их главный был канадцем. Хорошо иметь такого человека в Нью-Йорке, когда надо проталкивать канадскую точку зрения.
Свежие ветры Тихого океана холодными пальцами шевелили кудрявые волосы Хьюгтона. Раскрыв рот, он полной грудью вдохнул чистейший в мире воздух.
— Я приехал сюда, в нашу пятую провинцию, чтобы заявить резкий протест против пиратства и экологического разбоя!
Он достал из пакета дохлую рыбу. Она свесилась с его поднятой ладони.
— Это зеленый осетр. Храбрая, сильная и вкусная рыба. Здесь, в реке Фрэйзер, ее больше нет.
Он поднял другую рыбу, на этот раз белую.
— Если мы ничего не сделаем, ее брат, белый осетр, уйдет вслед за ней. Друзья мои, здесь, в Британской Колумбии, ожидается вымирание рыб, беспрецедентное в современной истории. Как вымерла севрюга, как истребляют китов, так исчезнут наши лососевые и осетровые рыбы. Этого нельзя допустить!
Сейчас уже ни для кого не секрет, что главная причина этого вымирания — хищнический вылов. И в этом мы, канадцы, должны признать свою долю вины.
В толпе засвистели. Свистели рыбаки, которым запрещали ловить рыбу в своих собственных водах. Для этих людей имя Гилберта Хьюгтона было как кость в горле.
— Одни говорят, что это сплав леса разрушает обиталища рыб. Другие кричат, что теплые воды течения Эль-Ниньо не дают лососям вернуться в реки. Да, эти причины тоже действуют, но есть куда большее зло. Лососи возвращаются в реку Фрэйзер и в другие реки Британской Колумбии на нерест. И если они не могут вернуться, то и нереста не будет. Не секрет, что практически все лососи в этой части океана — из Британской Колумбии. И не секрет, что они не могут вернуться ни во Фрэйзер, ни в другие реки потому, что их перехватывают по пути!
Он сделал паузу — и эти резкие слова повисли в воздухе.
— Рыбаки США, промышляющие в международных водах рядом с Британской Колумбией, вылавливают их в рекордных количествах. Они присваивают себе следующее поколение лосося раньше, чем оно успеет родиться. Присваивают нашу еду, нашу жизнь и наше будущее!
— Проклятые мерзавцы! — выкрикнул кто-то в толпе.
Гилберт Хьюгтон повернулся на голос. Это был типичный рыбак из Британской Колумбии. Но его лицо было выкрашено белым, а посредине был вляпан ярко-красный, как свежая кровь, кленовый лист Канады.
Хьюгтон подавил улыбку. Подсадная утка. Таких здесь было немало. Их рассыпали в толпе, чтобы телекамеры их не пропустили.
— В Атлантике мой предшественник принял меры, чтобы остановить тресковый кризис. Он был хорошим человеком, но слишком поздно начал действовать. Я принял меры, чтобы остановить лососевый кризис. За это меня подвергли грубой и несправедливой критике.
В толпе снова засвистели, но были и возгласы одобрения. От людей с выкрашенными лицами.
— Какой же смысл оберегать нерестовые реки Британской Колумбии, если идущую в них рыбу вылавливают, разделывают и пожирают еще по пути? Эта рыба родилась в Британской Колумбии. Она возвращается в Британскую Колумбию. Это не тихоокеанская рыба, а канадская. И в качестве таковой она заслуживает — нет, она просто требует нашей защиты!
Последние слова министра вызвали гул одобрения даже у тех рыбаков, которые сгрудились в центре толпы с плакатами «Объединенный профсоюз рыбаков и работников рыбной промышленности против вмешательства федеральных властей».
— С этого дня я брошу все силы, всю мощь моего министерства на защиту наших лососей. Может быть, уже поздно спасать осетровых, но лососевых мы еще можем спасти и спасем. Мой обет всем канадцам — победа будет за нами! Мы победим ко дню Победы!
Толпа зажглась. Она заорала. Выкрики и свист, вначале такие громкие, заглушили одобрительный рев толпы. И хотя они не стихли, операторы телевидения фиксировали только выкрики одобрения и поддержки в адрес Гилберта Хьюгтона, министра рыбного хозяйства, будущего премьер-министра Канады.
— Победа ко дню Победы! Победа ко дню Победы!
Сойдя с импровизированного помоста в громоносные аплодисменты своих соотечественников, Гилберт Хьюгтон был перехвачен своим помощником, зажавшим в руке мобильный телефон.
— Это вас, сэр.
— Не сейчас, — отмахнулся министр. — Я ошалел от популярности.
— Она говорит, что на ее звонок вы ответите.
— Она? Надеюсь, это не моя жена?
— Нет, сэр. Определенно это не ваша супруга.
Зажав одно ухо ладонью, Гил Хьюгтон вернулся к своей машине, закрыл дверь и ответил на звонок.
— Я должна видеть тебя, — послышалось хриплое контральто, от которого у министра перехватило дыхание.
— Это не так просто. Я сейчас в Британской Колумбии.
— Знаю. Я все видела.
— И вы одобряете?
— Я требую твоего присутствия, ничтожный червь.
— Да, Госпожа, — ответил Гил Хьюгтон с лицом, перекосившимся от страдания и удовольствия — двух чувств, доставлявших ему равное блаженство.
Господи, как эта женщина умеет заставить его корчиться от радости и желания!
— Я прямо к вам, Госпожа, — доложил он.
Отключив связь, он заметил, что его рука находится в карманах брюк, как у испорченного мальчишки.
Глава 50
На этот раз стюардессы рейса «Эр Канада» в Оттаву были не просто индифферентными, а откровенно враждебными.
— Вы должны пройти в хвост самолета, — заявила одна из них Римо и порвала его посадочный талон на место у окна.
— Почему?
— Потому что вы янки.
— Я американец, — возразил Римо. — И горжусь этим.
— Вы, янки, много о себе понимаете. Вырвались из Британской империи и с тех пор нас за людей не считаете.
— А разве мы в двух мировых войнах не таскали для вашей империи каштаны из огня?
— Это другое дело, — вмешалась вторая стюардесса. — Вы делаете вид, будто сами эти войны выиграли. А на самом деле вы влезли под конец и всю славу себе присвоили.
— Вот это точно! — поддержала ее первая.
— Янки приходят на готовенькое! — кричали ему вслед пассажиры, пока он шел в хвост по проходу. Кто-то ругал американское пиво и телевидение, коварные и низкопробные, развращающие добропорядочных канадцев.
Римо точно не понял, что из них коварно, а что низкопробно, но ему это было все равно.
Проходя мимо сидевшего над крылом мастера Синанджу, Римо сказал одними губами:
— Меня ткнули в конец салона.
— Янки-пудель, — шепнул в ответ Чиун.
— А тебя не тронули.
— Превратности войны.
— А как насчет сокрушить мерзких рыбных спекулянтов из Канады?
— Я собираюсь держать язык за зубами, пока эта хилая птица снова не сядет на землю, — вполголоса сказал Чиун, — и тебе советую делать то же самое.
— Чудесно, — проворчал Римо и пошел на свое место.
Когда самолет взмыл в воздух, Римо с головой погрузился в чтение журнала. Он назывался «Маклинз» и был дешевым чтивом, изданным какими-то старыми козлами в кожаных нарукавниках на твидовых пиджаках.
Ни выпить, ни поесть Римо не предложили.
Когда обслуживающая этот конец самолета стюардесса снова покатила вперед свою тележку, ничего ему не предложив, Римо сказал ей вслед.
— Я где-то читал, что у «Эр Кэнада» самый худший сервис из всех компаний мира.
— Это вполне возможно, — ответила стюардесса, не оглянувшись, — но только по отношению к фарисеям.
— Фарисеям?
— Так называет вашу породу министр рыбного хозяйства Хьюгтон.
Римо подумал было ответить, но решил не ввязываться в спор с глупой кеначкой. Чтобы убить время, он сунул свою кредитную карточку в авиателефон на спинке сиденья перед ним и набрал номер Харолда В. Смита в «Фолкрофте».
— Что там новенького? — спросил он, когда Смит снял трубку.
— Полномасштабная война в Тихом океане.
— Как закончилось сражение в Атлантике?
— Вничью. Примерно сорок судов затонуло или сгорело до ватерлинии. Обе стороны отошли в нейтральные воды. Но это была только первая стычка. Напряжение растет.
— А что делает канадская береговая охрана?
— В данный момент — ничего. Я подозреваю, что она и дальше даст вести войну рыбакам.
— Почему?
— Наша береговая охрана может без труда разгромить их. Но в сражении между рыболовными судами исход может быть другим. Кроме того, это дает обеим сторонам свободу маневра для прекращения огня или дипломатического решения.
Римо хмыкнул.
— Римо, этот конфликт распространяется в другие воды, — серьезно сказал Смит.
— Например, в Мексиканский залив?
— Дальше. Ты помнишь Фолклендскую войну в восемьдесят втором?
— Да. Англичане и аргентинцы схватились из-за кучки островов в Южной Атлантике.
— Не просто из-за островов, но из-за богатых рыбных промыслов. Сейчас там сезон отлова зубатки, и обе страны снова спорят за право рыболовства в Южной Атлантике. Аргентинцы не хотят платить англичанам за лицензию на ловлю рыбы в водах, которые они считают своими. Цитируя слова Генерального секретаря ООН о свободе морей, аргентинские траулеры ловят рыбу где хотят. Британцы посылают туда эсминец «Нортумберленд». Похоже, что Фолклендский кризис готов повториться.
— А нас это должно волновать?
— Это еще не все. Растет напряжение между Турцией и Грецией из-за двух спорных островков в Эгейском море.
— Я думал, этот спор давно улажен.
— Так думал и Международный трибунал в Гааге. Но и это еще не все. Россия и Япония ругаются за Южные Курилы, а южнее корейцы и японцы возобновили вражду из-за островов Докту.
— Никогда не слышал о них.
— Кучка торчащих из моря скал. На самых крупных еле нога помещается, но этого хватает, чтобы за них драться.
— Неужели у них всех крыша поехала? — взорвался от возмущения Римо и тут же был удостоен осуждающих взглядов всех пассажиров, включая Чиуна.
— Определенные правительства увидели здесь представившиеся возможности и ухватятся за них, если не загнать джинна обратно в бутылку. Римо, этот Генеральный секретарь ООН начинает мутить воду в международном масштабе.
— С кем мы должны поговорить в первую очередь, с канадским министром или со старым Анваром Анваром?
— Я хочу как можно скорее снять международную напряженность.
— Положитесь на меня. Все будет в наилучшем виде. После того как со мной здесь обошлись, мне ничего так не хочется, как придушить какого-нибудь канадца.
— Пусть вас не заносит, Римо. Цель твоего задания — разрядить ситуацию.
На земле Римо, показав паспорт, прошел через контроль, но лишь после долгого разговора.
— Находясь в этой стране, — высокомерно произнес таможенник из конной полиции, — вы должны соблюдать определенные правила приличий.
— Нет проблем, — заверил его Римо тоскливым голосом.
— Нельзя плевать на тротуары, нельзя чесать себе те места, которые обычно не выставляются напоказ, а когда с вами говорят, надлежит отвечать на том языке, на котором к вам обращаются.
— Вы, надеюсь, двуязычный? — поинтересовался второй офицер.
— Разумеется. Я говорю на английском и корейском.
— Насчет второго — верю вам на слово, — ледяным голосом отозвался таможенник. — В первом же у вас есть серьезные дефекты.
— Благодарю, — ответил Римо. — А ваш красный китель сегодня в стирке?
— Красная форма — исключительно парадная, — официальным голосом заявил первый таможенник.
— Серьезно? Я не знал этого.
— И передайте это всем вашим дурацким приятелям! — крикнули они ему вслед.
В зале ожидания Римо встретил мастера Синанджу стоявшего с безмятежным лицом.
— У тебя были проблемы? — полюбопытствовал Римо.
— Со мной обошлись вполне вежливо.
— Ты, наверное, показал им свой корейский паспорт.
— Конечно. Я не хотел, чтобы меня приняли за ворующего чужую рыбу фарисея.
— Ладно, брось.
Они поймали такси, но шофер потребовал плату вперед. Римо заплатил, поскольку, если придушить таксиста, пришлось бы искать другого, а тот мог бы оказаться еще противнее.
Если не обращать внимания на двуязычные англо-французские надписи да позеленевшие медные крыши домов на Парламентском холме, Оттава вполне сошла бы за американский город. По пути в город Римо заметил только одно, что показалось ему необычным.
— Посмотри, Чиун. Белки здесь черные.
Чиун высмотрел белку на заснеженном дубовом суку.
— Никогда в жизни не видел более странного грызуна. Не сомневаюсь, что он питается запасами рыбы.
— А я сомневаюсь. У белок слишком мало мозгов. Как у канадцев.
Чиун выглянул из окна автомобиля и окинул взглядом покрытые снегом дома. По мере приближения к центру город все больше приобретал европейские черты, становясь похожим на сад камней и высоких крыш из позеленевшей меди.
— Жирная Оттумва лежит под снегом. Жирная и легко ловится, — многозначительно заметил Чиун.
— Это не Оттумва, а Оттава, и ее нам ловить не надо, — напомнил ему Римо.
Таксист высадил их возле «Шато Лорье», и Римо протянул шоферу двадцатидолларовую купюру за пятнадцатидолларовый проезд по счетчику.
— Премного благодарен, — изрек таксист, запихивая деньги в карман.
— Постойте, а сдача? — решительно потребовал Римо.
— А чаевые?
— Я привык сам давать чаевые из сдачи.
— Ваша сдача — это мои чаевые, — не сдавался таксист.
— Обычно я сам это решаю.
— Обычно вы даете чаевые американским таксистам, а сейчас вы в Канаде, и мы предпочитаем получать чаевые именно так, потому что вы, американцы, путаете свой доллар с канадским.
— Я не путаю.
— Ну, тогда ладно.
Таксист протянул руку с горстью монет.
— Что это? — спросил Римо, глядя на одну золотую и две серебряные монеты.
— Монеты. Это ваша сдача.
— Я хотел бы бумажками.
— Это законное платежное средство, из которого я надеюсь получить свои чаевые.
— Вот они, — ответил Римо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26