Она сняла трубку, молча выслушала звонившего, сказала, что перезвонит попозже, и повесила трубку. Этой пары минут, прервавшей ритм их беседы, было достаточно, чтобы к синьоре Черони вернулось самообладание и хладнокровие.— Простите, комиссар. Вы не могли бы повторить свой последний вопрос?Он повторил, хотя прекрасно понимал, что небольшой передышки, которую обеспечил ей этот звонок, хватило, чтобы придумать оптимальный ответ. Но ему все равно интересно было узнать, не изменит ли она первоначальный вариант ответа.— Я спросил, где вы занимались любовью.— Здесь, у меня на квартире.— А в Падуе?Она изобразила легкое замешательство.— Что?— Где вы встречались, когда бывали в Падуе.Она скромно улыбнулась:— Простите, я просто неправильно вас поняла. Обычно мы встречались здесь, у меня.По тому, как неожиданно потеплела ее интонация, Брунетти понял, что сейчас она начнет врать.— Роман-то, как таковой, уже практически сошел на нет, но мы по-прежнему были друг другу симпатичны и оставались хорошими друзьями. Так что время от времени мы просто вместе ужинали, иногда здесь, иногда в Падуе.— Не припомните, когда вы в последний раз виделись с ним в Венеции?Она отвернулась, решая, как ответить на этот вопрос.— Нет, что-то не помню. Думаю, летом.— Синьора, вы замужем?— Я разведена.— Живете одна?Она кивнула.— Как вы узнали о смерти синьора Фаверо?— Прочла в газетах наутро после того, как это случилось.— И нам звонить не стали?— Нет.— Несмотря на то, что видели его накануне?— Именно потому, что видела. Как я уже объясняла вам минуту назад, я не слишком доверяю властям.В минуты отчаяния Брунетти казалось, что им уже никто не доверяет, но делиться этим наблюдением с синьорой Черони, пожалуй, не стоит.— Скажите, синьора, откуда вы родом?— Из Югославии. Из города Мостар.— Как давно вы переехали в Италию?— Девять лет назад.— Почему вы решили здесь остаться?— Сначала я приезжала сюда как туристка. Потом нашла работу и решила остаться.— В Венеции?— Да.— Какую же работу вы нашли? — спросил он, хотя знал, что эту информацию можно при желании получить в иностранном отделе . — Сначала в баре. Потом получила место в турагентстве. Знание нескольких языков помогло.— А теперь вот это, да? — спросил Брунетти, широким жестом показывая на кабинет. — Вы ведь здесь хозяйка?— Да.— Давно?— Три года. Пришлось больше четырех лет копить деньги, чтобы внести задаток. Но теперь-то это агентство мое. И это еще одна причина, по которой я стараюсь избегать любых неприятностей.— Какие же у вас могут быть неприятности, если вам нечего скрывать?— Сказать по правде, комиссар, я что-то не замечала, чтобы правоохранительные органы когда-нибудь обращали внимание, есть тебе что скрывать или нет. Скорее наоборот. А поскольку я ничего не знаю об обстоятельствах смерти синьора Фаверо и, соответственно, не могу предоставить полиции никакой полезной информации, я решила никуда не звонить.— О чем вы беседовали за ужином в тот вечер?— Да я и не помню толком. Он говорил что-то о покупке новой машины, о том, что не знает, какую выбрать, но тут-то я точно не могла ему ничем помочь.— Наверное, потому что сами вы не водите. Или я не прав?— Не вожу. Да здесь это и не нужно, не так ли? К тому же, — проговорила она с улыбкой, — я ничего не понимаю в машинах, как, впрочем, и большинство женщин.Любопытно, подумал Брунетти, зачем это она решила так явно потрафить его мужскому тщеславию, тем более что сама она как раз из тех, кто без труда вышел на равные позиции с мужчинами.— Официант того ресторана, где вы ужинали, рассказал, что Фаверо показывал вам какие-то бумаги.— Ах да! Вот значит, когда я достала очки. Они у меня для чтения.— Что это были за бумаги?Она замолчала, то ли вспоминая, то ли придумывая ответ.— Это был проспект одной компании. Он предлагал мне вложить в нее свои деньги. Агентство же приносит прибыль, вот он и хотел «заставить деньги работать», как он это называл. Но меня это не заинтересовало.— Не помните, что была за компания?— Нет, к сожалению, нет. Я не слишком интересуюсь такими вещами. — Вот уж в это Гвидо верилось с трудом. — А это что, важно?— Мы нашли в багажнике его машины кое-какие документы, — соврал Брунетти, — теперь пытаемся разобраться, какие из них важные, а какие не очень.От него не укрылось, что она хотела было спросить о бумагах, но передумала.— Скажите, а не было ли в его поведении в тот вечер чего-то необычного? Может быть, он был чем-то обеспокоен или расстроен?Тут комиссару пришло в голову, что любой собеседник удивился бы, с чего это он так долго ходил вокруг да около, подбираясь к этому вопросу.— Он был каким-то вялым. Но это вполне можно объяснить переутомлением. Он несколько раз упомянул в тот вечер, что много работает.— Над чем именно, он не говорил?— Нет.— Хорошо. А куда вы направились после ужина?— Он подвез меня до вокзала, и я отправилась домой, в Венецию.— Каким поездом?Она подумала и сказала:— Я была в Венеции около одиннадцати.— Значит, это тот самый, на котором ехал Тревизан, — сказал Брунетти и понял, что это имя ей знакомо.— Это тот человек, которого убили на прошлой неделе? — спросила она, немного помолчав.— Да. А вы что, его знали?— Он был нашим клиентом. Мы занимались бумагами и билетами, когда он или кто-то из его служащих куда-то выезжал.— Странно это, не правда ли?— Что странно?— Что двое мужчин, которых вы знали, умерли на одной неделе?В ответ она проговорила холодно и бесстрастно:— Нет, мне это не кажется таким уж странным, господин комиссар. Вы что же, хотите сказать, что между этими двумя смертями может быть какая-то связь?Брунетти не стал отвечать на этот вопрос. Он встал, протянул ей руку и сказал:— Спасибо, синьора Черони, за то, что уделили мне время.Она пожала протянутую руку, потом встала, обошла стол, двигаясь необычайно грациозно, и проговорила:— Ну что вы, это я вас должна благодарить за то, что побеспокоились и занесли мне мои очки.— Это всего лишь наш долг.— И все нее спасибо, что побеспокоились.Она открыла перед Брунетти дверь в приемную и пропустила его перед собой. Молодая женщина по-прежнему сидела за компьютером. Из принтера свисала длиннющая лента билетов. Синьора Черони прошла вместе с гостем к входной двери. Уже открыв ее, он обернулся, они еще раз пожали друг другу руки, после чего он удалился. А синьора Черони так и стояла спиной к золотистому пляжу и смотрела на удаляющегося комиссара, пока тот не свернул за угол. Глава 24 На следующий день, придя в квестуру, Брунетти первым делом зашел к синьорине Элеттре и продиктовал ей письмо для Джорджо — теперь тот и для него стал просто Джорджо, — в котором извинялся за некоторые, как он выразился, «канцелярские оплошности», допущенные сотрудниками квестуры. Он надеялся, что для невесты и ее семейства этого будет достаточно, несмотря на некоторую нечеткость формулировки, а сам он в то нее время никоим образом себя не скомпрометирует.— Он будет просто счастлив получить это письмо, — сказала синьорина Элеттра, глядя на застенографированный текст в своем блокноте.— А что там с его досье и информацией об аресте?Она глянула на него кристально честными глазами и проговорила:— Какое досье? Какой арест? — С этими словами она протянула Брунетти лежавшую рядом с ее блокнотом длинную ленту распечатанного текста. — Письмо будет вашей скромной оплатой вот за это.— Номера из записной книжки Фаверо?— Они самые, — сказала она с плохо скрываемой гордостью в голосе.Он тоже улыбнулся, ее радость мгновенно передалась ему.— Вы уже посмотрели?— Так, мельком. Там имена, адреса и, по-моему, даже даты и время всех звонков по каждому из этих номеров с любых телефонов в Падуе и Венеции.— Как же он это делает? — восхищенно спросил Брунетти. Он с каким-то благоговейным трепетом относился к умению Джорджо добывать информацию из файлов СИП. Самому Гвидо всегда казалось, что проникнуть на сайт каких-нибудь спецслужб и то легче.— Он ездил учиться в Штаты на год. Компьютеры изучал. Там познакомился с хакерами и теперь поддерживает с ними связь и обменивается информацией о том, как проделывать всякие такие штуки.— Он что же, этим прямо на рабочем месте занимается, линии СИП использует? — спросил Брунетти. Его так переполняло чувство восторга вперемежку с благодарностью, что мысль о незаконности всех этих фокусов даже не пришла ему в голову.— Ну конечно!— Вот это молодчина, дай ему Бог здоровья! — сказал Брунетти с чувством человека, чьи телефонные счета вечно преподносят сюрпризы.— Знаете, эти хакеры живут по всему миру, — добавила синьорина Элеттра. — Мне кажется, от них вообще ничего нельзя скрыть. Джорджо рассказывал мне, что, выполняя ваше поручение, связывался со знакомыми в Венгрии и на Кубе. И еще где-то. В Лаосе, что ли? Вы не знаете, там телефонные линии есть?Но Брунетти ее уже не слушал, он с головой ушел в чтение, увяз во всех этих именах, названиях и датах. Единственное, что заставило его очнуться, было имя Патты. Он сосредоточился и услышал как раз окончание фразы: «…хотел вас видеть».— Потом, — бросил он и отправился в свой кабинет, продолжая читать по дороге. Уже в кабинете он подошел со списком к окну, где было посветлее. Он долго стоял там в позе древнеримского сенатора, изучающего свиток с отчетом, к примеру, о том, как обстоят дела в отдаленных уголках Империи. Однако в этом свитке речь шла вовсе не о диспозиции войск или поставках пряностей и масел. В нем говорилось о двух вполне рядовых жителях Италии, а точнее, о том, когда они звонили и разговаривали с людьми в Бангкоке, Доминиканской Республике, Белграде, Маниле и целом ряде других мест, и для комиссара эта информация была в данный момент ценнее всего на свете. На полях карандашиком были подписаны названия улиц, на которых находились телефонные будки, откуда время от времени звонили по этим номерам. Как Тревизан, так и Фаверо иногда звонили прямо из собственных кабинетов, однако чаще Фаверо пользовался телефоном-автоматом на одной улице со своим офисом в Падуе, а Тревизан — будкой, примостившейся на узенькой венецианской калле в двух шагах от его конторы.В нижней части страницы указывались названия организаций, на чье имя были зарегистрированы данные номера. Три из них, включая номер в Белграде, оказались телефонами турагентств; телефон, по которому звонили в Манилу, принадлежал некой компании «Работа в Европе». Как только Брунетти наткнулся на это название, все события, произошедшие со дня смерти Тревизана, превратились в маленькие разноцветные стеклышки калейдоскопа, заглянуть в который мог только он, Гвидо, и никто другой. Это одно-единственное название подобно последнему повороту цилиндра, благодаря которому яркие частички складываются наконец в прекрасное целое. Чего-то в этом узоре еще не хватало, но, главное, Брунетти удалось поймать его логику.Он достал из ящика стола адресную книгу, зашелестел страницами и наконец открыл ее на имени Роберто Линчианко. Это был подполковник военной полиции Филиппин, с которым Гвидо познакомился во время двухнедельного семинара, проходившего в Лионе три года тому назад. Все эти годы они поддерживали дружеские отношения, хотя общались исключительно по телефону и по факсу.На столе запищал пейджер, но Гвидо не обратил на него никакого внимания. Вместо этого он снял трубку телефона, набрал код выхода на международную линию, код Филиппин и домашний телефон Линчианко, хотя понятия не имел, который час в Маниле. Оказалось, что Линчианко как раз собирался ложиться спать. Да, он слышал о компании «Работа в Европе», — отвращение, с которым он это сказал, чувствовалось далее несмотря на разделявшую их пару океанов. «Работа в Европе» было одним из агентств, занимавшихся торговлей молодыми женщинами, и — по словам подполковника — еще не самым худшим. Бумаги, которые подписывали эти женщины перед выездом «на работу» в Европу, были абсолютно легальными. Тот факт, что зачастую контракты подписывали не читая, так как не владели языком, на котором он составлен, или же просто ставили вместо подписи крестик, поскольку не знали грамоты, ничуть не умалял их легальности, а кроме того, ни одна из тех, кому все-таки удавалось вернуться на Филиппины, и не думала подавать на подобное агентство в суд. И потом, насколько Линчианко было известно, мало кто из этих несчастных возвращался на родину. Что касается количества девушек, то, по оценкам подполковника, одна только «Работа в Европе» отправляла по пятьдесят, а то и по сто каждую неделю. Подполковник дал название конторы, занимавшейся билетами для девочек, — оно было уже знакомо Гвидо, он видел его в списке. Линчианко пообещал послать Брунетти по факсу досье на «Работа в Европе» и то агентство по продаже авиабилетов, а также личные дела сотрудников всех подобных агентств, базирующихся в Маниле.У Брунетти не было никаких контактов и связей ни в одном из остальных городов, значившихся в полученном от СИП списке, но информации от Линчианко было более чем достаточно, чтобы представить себе, что там происходит.Читая книги по истории Рима и Древней Греции, он неизменно поражался тому, с какой легкостью древние принимали рабство. Он, конечно же, понимал, что тогда правила ведения войны, равно как и экономическая основа, на которой строилось общество, были иными; знал, что рабы были в равной степени доступны и необходимы. Отчетливое сознанье, что то же самое может произойти и с тобой, если твоя страна проиграет войну, вероятно, и заставляло мириться с подобным явлением. Ведь, в конце концов, один виток колеса фортуны, и вот — ты уже не господин, а раб. Так или иначе, никто из великих мыслителей древности не выступал против рабства: ни Платон, ни Сократ, а если кто-то и выступил, то нам об этом ничего не известно.Сегодня, насколько Брунетти было известно, против рабства тоже никто не выступал, вот только причина была другая: люди считали, что рабство как таковое перестало существовать. Он столько раз слышал, как Паола, высказывая свои радикальные политические взгляды, употребляла клише, вроде «капиталистическое рабство» или «цепи экономической зависимости», что уже перестал обращать на них внимание. И вот теперь они всплыли в его памяти, ведь то, о чем рассказал его филиппинский коллега, иначе как рабством не назовешь.Стремительное течение его мыслей было прервано назойливым жужжанием: ему пытались дозвониться по внутреннему телефону.— Слушаю, синьор, — сказал Брунетти, сняв трубку. Нетрудно было догадаться, кто мог так настойчиво его искать.— Мне надо с вами поговорить, — раздался в трубке раздраженный голос Патты.— Сейчас иду.Синьорина Элеттра уже ушла, так что Брунетти пришлось входить в кабинет к начальнику, не выяснив, чего ожидать. Хотя, по правде сказать, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: ничего хорошего ожидать не приходится.На сей раз объектом недовольства Патты оказался вовсе не Брунетти. От него требовалось просто донести это недовольство до более низких чинов. Патта предложил Брунетти присесть и начал:— Есть там у вас один сержант…— Вьянелло?— Да, он.— И что же, по-вашему, он натворил? — спросил Брунетти и сам почувствовал, сколько скепсиса было в этом вопросе, но сказанного не воротишь.Эта выходка явно не прошла незамеченной.— Он вел себя оскорбительно по отношению к одному из своих подчиненных.— К Риверре? — спросил Брунетти.— Так вы были в курсе и ничего не предприняли по этому поводу?— Я не в курсе. Я просто знаю, что если кто-то из наших сотрудников и заслуживает строгого обращения, то это как раз Риверре.Патта взмахнул руками в раздражении. — Мне поступила жалоба на вашего сержанта от одного из офицеров.— От лейтенанта Скарпы, вероятно? — уточнил Брунетти, не в силах скрыть неприязненного отношения, которое питал к этому сицилийцу, переехавшему в Венецию вслед за своим шефом, вице-квесторе, и служившему не только его помощником, но и шпионом.— Не важно, чья была жалоба. Важен сам факт.— Речь идет об официальной жалобе?— Это не имеет значения! — гаркнул Патта в порыве гнева. Все, что было Патте не по нутру, объявлялось не имеющим значения, вне зависимости от того, что это такое. — Мне ни к чему неприятности с профсоюзами. Они такого не потерпят.Брунетти передернуло при очередном проявлении необычайной трусости начальника, он даже чуть было не спросил, есть ли в мире хоть какая-то угроза, которая не заставила бы его прогнуться, но потом вспомнил, как опасен бывает гнев дураков, и сказал только:— Я с ними поговорю.— С ними?— Да. С лейтенантом Скарпой, сержантом Вьянелло и офицером Риверре.Брунетти заметил, что Патта открыл было рот, чтобы возразить ему, но передумал: не важно, в конце концов, будет ли эта проблема решена, важно спихнуть ее с себя, да поскорее. Так что вместо возражений вице-квесторе задал вопрос:— А как там у вас с делом Тревизана?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28