Перед платформой скопился народ — человек сто; трое мужчин и одна женщина отделились от толпы и поднялись на сцену. Грянула оглушительная музыка — Брунетти принял ее за гимн, но громкость и помехи мешали определить точно.Какой-то тип в джинсах и ветровке у подножия платформы протянул одному из стоявших на сцене мужчин микрофон с длиннющим шнуром. Тот постоял немного с микрофоном наперевес, потом улыбнулся толпе и переложил его в левую руку — правая была ему нужна, чтобы поздороваться с товарищами. Парень в ветровке посмотрел куда-то вверх, резко провел по горлу ребром ладони, но его знак остался без внимания: музыка продолжала греметь.Человек на сцене поднес микрофон к губам. Он что-то сказал, но рев музыки перекрывал его голос. Тогда он вытянул вперед руку с микрофоном и постучал по нему двумя пальцами — звук был такой, будто где-то очень далеко стреляли из пистолета.Стайка людей отделилась от толпы и направилась в близлежащий бар. Еще человек шесть обогнули сцену, пробрались к фасаду церкви и ушли прочь по Калле-делла-Мандорла. Тот, в джинсах и ветровке, взобрался на сцену и выдернул какие-то провода из правой колонки, она отключилась, но левая продолжала извергать неясный музыкальный мотив и шипенье. Он торопливо пересек сцену и стал возиться со второй колонкой.Еще пара-тройка зрителей отправилась по своим делам. Женщина сошла со сцены и растворилась в толпе, двое мужчин тут же последовали ее примеру. Шум так и не стих; парень метнулся к человеку с микрофоном, и они принялись обсуждать ситуацию. Брунетти какое-то время наблюдал за ними, а когда оглянулся по сторонам, обнаружил, что перед сценой осталась лишь жалкая горстка людей.Гвидо снова перешагнул через ограду и направился к мосту Академии. Он как раз проходил мимо цветочного киоска в дальнем конце площади, когда шум внезапно стих и раздался голос оратора, которому уже не требовался микрофон: голос его и так звенел от раздражения.— Сограждане, итальянцы! — завопил он, но Брунетти не остановился и даже не обернулся.Он поймал себя на том, что больше всего ему сейчас хочется поговорить с Паолой. Как всегда, в нарушение должностных инструкций, он посвятил ее в ход расследования, рассказал ей, какое впечатление производили на него те или иные фигуранты по делу и что отвечали на его вопросы. На сей раз Паола не торопилась называть имя убийцы (от этой привычки Гвидо безуспешно пытался ее отучить), но лишь потому, что в этом деле ничья вина не просматривалась отчетливо. Редкая для нее непредвзятость сделала ее идеальным собеседником: вопросы Паолы наталкивали Гвидо на новые мысли; она не успокаивалась, пока не получала от мужа ясного объяснения того, что не понимала; а стараясь доходчиво объяснить тот или иной не дававший ему покоя эпизод, он ловил себя на том, что и сам начинает четче его понимать. В этот раз она не высказывала никаких предположений, ни на что не намекала, никого не подозревала. Только слушала. Заинтересованно слушала, и все.Добравшись наконец до дому, он обнаружил, что Паола еще не вернулась с работы. Зато Кьяра ждала его с нетерпением.— Пап! — крикнула она из своей комнаты, едва заслышав, что он открывает дверь. Через пару секунд она появилась на пороге своей комнаты с открытым журналом в руках. По желтому корешку было нетрудно догадаться, что это «Цапля», а по обилию фотографий, глянцевой бумаге и незатейливым текстам о том, что авторы старательно (и вполне успешно) подражают американским журналам.— Что, детонька? — Он нагнулся, поцеловал дочку в макушку и только потом снял и повесил плащ в шкаф.— Понимаешь, объявили конкурс. Кто выиграет, будет год получать журналы бесплатно.— Но ты ведь и так их получаешь, разве нет? — спросил он. Гвидо прекрасно помнил, что на Рождество подарил Кьяре годовую подписку.— Ну па-ап, смысл-то совсем не в этом!— А в чем? — спросил он, направляясь в кухню. Там он включил на ходу свет и подошел к холодильнику.— В том, чтобы выиграть, — отозвалась Кьяра, следуя за ним по пятам. Гвидо подумал, что этот журнал слишком уж американский для его впечатлительный дочери.Ему на глаза попалась бутылка «Орвието». Он взял ее в руки, посмотрел на этикетку и поставил на место. Потом достал «Соаве», которое они начали вчера за ужином, налил себе стаканчик и отхлебнул.— Хорошо-хорошо. Так в чем же заключается конкурс?— Надо дать имя пингвину.— Имя? Пингвину? — растерянно проговорил Брунетти.— Да. Вот, посмотри. — Она протянула ему журнал и ткнула в фотографию. То, что он увидел, было больше всего похоже на пушистую массу, которую Паола вытряхивала из пылесоса после уборки.— Это что? — спросил он, взял журнал из рук дочки и повернул его к свету.— Это, папочка, малютка-пингвиненок. Ему всего месяц. Он в римском зоопарке родился, и ему надо имя подобрать. У кого лучше получится, тому приз дадут.Брунетти поднес журнал поближе к лицу и вгляделся в фотографию. Тут только он разглядел желтенький клюв и бусинки глаз. И ласты. На соседней странице красовался взрослый пингвин, но, как Гвидо ни старался, он не смог отыскать между ними семейного сходства.— И как ты предлагаешь его назвать? — спросил он и пролистал журнал. Перед глазами замелькали гиены, слоны и прочая живность.— Капелькой.— Как?— Капелькой, — повторила Кьяра.— Пингвина? — Брунетти стал листать журнал в обратную сторону, пока не нашел страничку с фотографией взрослой птицы. — Капелькой?— Ну да. Его ведь все остальные «Желторотиком» назовут или каким-нибудь «Мистером Фраком». А «Капелька» — отличное имя, такое точно никому и в голову не придет.Скорее всего, признал Гвидо, она права.— А может, тебе лучше приберечь такое чудное прозвище, — предложил он, ставя бутылку обратно в холодильник.— Зачем? — спросила Кьяра и забрала у него журнал.— Так, на всякий случай. Вдруг конкурс на имя для зебры объявят.— Ой, папка, какой ты иногда глупый бываешь, — заявила дочка и отправилась в свою комнату, даже не подозревая, как порадовало отца ее суждение.Гвидо пошел в гостиную и взялся за книжку, которую оставил корешком вверх накануне, перед тем как отправиться спать. В ожидании Паолы он еще разок переживет события Пелопоннесской войны.Жена пришла через час. Она, не раздеваясь, прошла из прихожей в гостиную, швырнула плащ на спинку дивана и плюхнулась рядом с Гвидо. Даже шарф не сняла.— Послушай, у тебя когда-нибудь возникало ощущение, что я ненормальная?— Частенько, — сказал он и перевернул страницу.— Нет, серьезно. Разве нормальный человек станет работать с такими кретинами?— Какими кретинами? — спросил он, по-прежнему не отрывая глаз от книги.— Теми, которые университетом руководят.— Что там опять?— Три месяца назад меня попросили прочесть лекцию в Падуе, на отделении английской филологии. Назвали тему: английский роман. Ты думаешь, с чего вдруг я последние два месяца только их и читала?— С того, что они тебе нравятся. Поэтому ты и читаешь их последние двадцать лет.— Ой, прекрати, Гвидо! — сказала она и легонько толкнула его локтем в бок.— Так что же произошло?— Я сегодня прихожу на кафедру, почту забрать, а они мне заявляют, что все, видите ли, перепутали и что лекция должна быть об американской поэзии. А предупредить меня об этом никто не додумался.— Так о чем, в конце концов, тебе придется говорить?— Это станет известно только завтра. Они свяжутся с Падуанским университетом, спросят, какая из тем больше по душе.Их с Паолой всегда умиляла эта удивительная приверженность седой старине: к ректору и поныне принято было обращаться II Magnifico Rettore. Из всего, что Брунетти довелось узнать об академических кругах за двадцать лет существования на обочине университетской жизни, этот факт казался ему наиболее интересным.— Что же он в этой связи предпримет? — спросил Брунетти.— Не знаю. Может, монетку кинет.— Тогда удачи, — сказал Гвидо, оторвавшись наконец от книжки. — Тебе ведь американская литература не слишком нравится, верно?— Господи, ну конечно не нравится! — воскликнула она и спрятала лицо в ладонях. — Все эти пуритане, ковбои и отважные женщины. Да я про «Silver Fork» novel» Романы «серебряной вилки», или, как их еще называют, дендистские романы, — поджанр, возникший в конце XVII и достигший пика популярности в 20-х годах XIX века. Герои таких романов всегда были выходцами из высшего общества. Их авторы стремились подчеркнуть скорее эстетические, чем моральные ценности и качества этой части общества. Сам термин был введен в обиход противником таких романов, английским писателем и критиком Уильямом Хэзлиттом. Позднее возникли даже антироманы «серебряной вилки», авторы которых пародировали манеру подробно описывать наряды и насмехались над нелепостью снобизма
и то с большим удовольствием расскажу.— Про что расскажешь?— Про романы «серебряной вилки» — такие книжки с примитивным сюжетом из жизни аристократов. Их писали, чтобы объяснить людям с тугими кошельками, как вести себя в приличном обществе.— Для «яппи» Сокр. от англ. young urban professional (дословно: молодой городской профессионал) — отчасти ироническое название молодых людей, стремящихся к карьерному росту любой ценой. Характеристика предполагает также потребительство, безразличие к интересам других людей
, что ли? — спросил Брунетти с неподдельным любопытством.Паола прыснула.— Да нет, Гвидо, совсем не для «яппи». Эти романы стали входить в моду в конце восемнадцатого века. Тогда в Англию еще рекой лились денежки из колоний, а толстым женам разбогатевших йоркширских ткачей приходилось спешно учиться пользоваться столовыми приборами. — Она замолчала на пару минут, подумала над вопросом мужа и добавила: — Правда, с другой стороны, стоит только этот жанр подновить — он и сегодня сгодится. Взять хотя бы Брета Истона Эллиса.Проговорив это, она уткнулась Гвидо в плечо и самозабвенно расхохоталась, Брунетти, впрочем, так и не понял, над чем.Успокоившись, она сняла шарф и кинула его на стол.— А у тебя что нового?Гвидо пристроил книгу корешком вверх на коленях и повернулся к жене.— Я поговорил с той проституткой и ее сутенером, а потом с синьорой Тревизан и адвокатом Мартуччи.И он, не торопясь, стараясь не упустить и не переврать ни одной детали, изложил все события прошедшего дня вплоть до момента, когда задал синьоре Тревизан вопрос о ее брате и проститутках. Он, конечно, упомянул и о реакции вдовы на этот вопрос.— Ты предполагаешь, что ее брат действительно имел дело с проститутками? — Паола постаралась как можно точнее воспроизвести его формулировку. — И что она поняла твой вопрос правильно, так?Брунетти кивнул.— А адвокат истолковал этот вопрос превратно. Я правильно поняла?— Правильно. Но думаю, он был искренним. Он действительно не понял, что этот вопрос может подразумевать не только сексуальные отношения с проститутками.— А она поняла?Брунетти снова кивнул:— Она вообще намного сообразительней его.— Женщины, как правило, действительно умнее мужчин, — заметила Паола. — И как ты думаешь, что у него могли быть за дела с путанами?— Не знаю, Паола. Но по реакции вдовы я понял: что бы это ни было, она об этом знала.Жена промолчала, давая ему возможность спокойно все осмыслить. Он взял ее за запястье, чмокнул в ладонь и опустил ее руку на колено.— Это единственная ниточка, которая связывает этих двоих, — начал он, скорее рассуждая вслух, чем обращаясь к жене. — У обоих, и у Тревизана и у Фаверо, был телефон бара в Местре. В этом же самом баре сутенер заправляет целой толпой девочек, и туда же регулярно поставляют новеньких. О Лотто мне известно только, что он вел дела Тревизана.Он повернул руку Паолы тыльной стороной к себе и провел указательным пальцем по едва заметным голубым венам.— Негусто, — проговорила Паола. Брунетти кивнул.— А эта Мара, что там она спросила у тебя про своих?— Спросила, знаю ли я чего-нибудь о смерти некой девицы в Тревизо и еще про какой-то грузовик с девочками. Я не понял, что она имела в виду.Упоминание о грузовике и женщинах пробудило в памяти Паолы картину, которая стала всплывать из глубин ее сознания подобно тому, как потревоженный чем-то старый карп начинает медленно-медленно подниматься из глубин, где он до сих пор таился. Она откинулась на спинку дивана и прикрыла глаза. Перед ней тут же возник образ: снег. Много снега. И этой ничтожной детали хватило, чтобы все окончательно встало на свои места.— Гвидо, в начале осени, кажется, тогда, когда ты был в Риме на конференции, где-то, если не ошибаюсь, недалеко от Удине разбился грузовик. Деталей я не помню, но вроде бы машину занесло на скользкой дороге, и она сорвалась со скалы. Так вот, в кузове этого грузовика ехали женщины, не то восемь, не то десять, и все они погибли. Было в этой истории что-то странное. Одно время в газетах о ней писали, но быстро перестали, и с тех пор ни одной статьи на эту тему мне не попадалось. — Паола почувствовала, как муж сильнее сжал ее руку. — Похоже, об этом она и говорила, что скажешь?— Да. Я что-то припоминаю: в одном из отчетов Интерпола ссылались, кажется, именно на этот эпизод. Это был отчет о ввозе в страну женщин, которые потом становятся проститутками. Водитель тоже погиб, насколько я помню.Паола кивнула:— Верно.Так! В полиции Удине должен быть отчет об этом происшествии; надо им позвонить, завтра же. Он попытался восстановить в памяти, о чем именно говорилось в том интерполовском отчете, впрочем, может, это был документ какой-нибудь другой организации, так что теперь одному Богу известно, где его искать. Не исключено, что весь завтрашний день уйдет на поиски.Паола легонько потянула мужа за руку.— Зачем вы ими пользуетесь? — спросила она.— А? — Брунетти почти ее не слушал.— Зачем вы пользуетесь проститутками? Не ты конкретно, — уточнила она поспешно. — Другие. Мужчины как класс.Брунетти сделал какой-то неопределенный жест, не выпуская руки жены из своей.— Просто ради секса, наверное. Чтобы без всяких связей и обязательств. Чтобы можно было особо не церемониться.— Не слишком-то это красиво, — проговорила Паола, а потом добавила: — Наверное, женщинам свойственно излишне сентиментальное отношение к сексу.— Да, вы такие.Паола высвободила свою руку из руки Гвидо и встала с дивана. Она замерла на мгновенье, глядя на мужа сверху вниз, и ушла на кухню накрывать стол к ужину. Глава 23 Всю первую половину дня Брунетти рылся в папках в поисках заветного интерполовского отчета о проституции; параллельно он заказал разговор с полицией в Удине. Телефонистка справилась со своим делом быстрее, чем он: и Брунетти минут пятнадцать беседовал с капитаном полиции Удине, подробно рассказавшем ему об аварии. Прощаясь, Брунетти попросил капитана прислать ему по факсу все документы по этому делу.Еще через двадцать минут комиссару удалось-таки раскопать документ, в котором говорилось о международных каналах поставок проституток; на чтение ушло полчаса. Отчет поразил Гвидо, а вывод: «По подсчетам различных полицейских и иных международных организаций, количество женщин, переправляемых за рубеж для занятия проституцией, достигает полумиллиона человек» — показался ему невероятным. В документе просто систематизировали ту информацию, которая в общем-то была известна и Гвидо, и большинству его коллег в Европе, так что шокирующими оказались масштабы и организованность этого бизнеса.Схема одурачивания девушек мало чем отличалась от той, которую применили к Маре: молоденькой девушке из развивающейся страны обещали новую жизнь в Европе. Кого-то из них легковерными делала любовь; большинство же вполне устраивала перспектива стать домработницей или, к примеру, артисткой. Девушкам рассказывали сказки о достойной жизни и возможности посылать деньги на родину, а со временем перевезти своих близких сюда, в Европу, и жить с ними вместе в этом земном раю.Однако по приезде их ждали неприятные открытия, вроде тех, что выпали на долю Мары. Выяснялось, в частности, что в контракте, подписанном ими до отъезда, был пункт, обязывающий их «вернуть» пятьдесят тысяч долларов тому, кто привез их в Европу. Паспорт у несчастных выманивали под разными предлогами в первый же день и внушали им, что в чужой стране они находятся незаконно и что им грозит арест и длительное тюремное заключение, поскольку в соответствии с подписанными ими бумагами они должны очень крупную сумму денег. Многие не сдавались и в этой ситуации, даже перспектива ареста их не пугала. Таким устраивали групповые изнасилования, и они покорялись. Если и это не помогало, находились еще более жестокие методы убеждения. Некоторые из девушек погибали. Слухи обо всем этом распространялись быстро. Все меньше и меньше жертв решались оказывать сопротивление.В результате бордели развитых стран пополнялись экзотичными темноволосыми и темнокожими красавицами: тайскими женщинами, чья мягкая скромность так льстит мужскому самолюбию и питает их чувство превосходства;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
и то с большим удовольствием расскажу.— Про что расскажешь?— Про романы «серебряной вилки» — такие книжки с примитивным сюжетом из жизни аристократов. Их писали, чтобы объяснить людям с тугими кошельками, как вести себя в приличном обществе.— Для «яппи» Сокр. от англ. young urban professional (дословно: молодой городской профессионал) — отчасти ироническое название молодых людей, стремящихся к карьерному росту любой ценой. Характеристика предполагает также потребительство, безразличие к интересам других людей
, что ли? — спросил Брунетти с неподдельным любопытством.Паола прыснула.— Да нет, Гвидо, совсем не для «яппи». Эти романы стали входить в моду в конце восемнадцатого века. Тогда в Англию еще рекой лились денежки из колоний, а толстым женам разбогатевших йоркширских ткачей приходилось спешно учиться пользоваться столовыми приборами. — Она замолчала на пару минут, подумала над вопросом мужа и добавила: — Правда, с другой стороны, стоит только этот жанр подновить — он и сегодня сгодится. Взять хотя бы Брета Истона Эллиса.Проговорив это, она уткнулась Гвидо в плечо и самозабвенно расхохоталась, Брунетти, впрочем, так и не понял, над чем.Успокоившись, она сняла шарф и кинула его на стол.— А у тебя что нового?Гвидо пристроил книгу корешком вверх на коленях и повернулся к жене.— Я поговорил с той проституткой и ее сутенером, а потом с синьорой Тревизан и адвокатом Мартуччи.И он, не торопясь, стараясь не упустить и не переврать ни одной детали, изложил все события прошедшего дня вплоть до момента, когда задал синьоре Тревизан вопрос о ее брате и проститутках. Он, конечно, упомянул и о реакции вдовы на этот вопрос.— Ты предполагаешь, что ее брат действительно имел дело с проститутками? — Паола постаралась как можно точнее воспроизвести его формулировку. — И что она поняла твой вопрос правильно, так?Брунетти кивнул.— А адвокат истолковал этот вопрос превратно. Я правильно поняла?— Правильно. Но думаю, он был искренним. Он действительно не понял, что этот вопрос может подразумевать не только сексуальные отношения с проститутками.— А она поняла?Брунетти снова кивнул:— Она вообще намного сообразительней его.— Женщины, как правило, действительно умнее мужчин, — заметила Паола. — И как ты думаешь, что у него могли быть за дела с путанами?— Не знаю, Паола. Но по реакции вдовы я понял: что бы это ни было, она об этом знала.Жена промолчала, давая ему возможность спокойно все осмыслить. Он взял ее за запястье, чмокнул в ладонь и опустил ее руку на колено.— Это единственная ниточка, которая связывает этих двоих, — начал он, скорее рассуждая вслух, чем обращаясь к жене. — У обоих, и у Тревизана и у Фаверо, был телефон бара в Местре. В этом же самом баре сутенер заправляет целой толпой девочек, и туда же регулярно поставляют новеньких. О Лотто мне известно только, что он вел дела Тревизана.Он повернул руку Паолы тыльной стороной к себе и провел указательным пальцем по едва заметным голубым венам.— Негусто, — проговорила Паола. Брунетти кивнул.— А эта Мара, что там она спросила у тебя про своих?— Спросила, знаю ли я чего-нибудь о смерти некой девицы в Тревизо и еще про какой-то грузовик с девочками. Я не понял, что она имела в виду.Упоминание о грузовике и женщинах пробудило в памяти Паолы картину, которая стала всплывать из глубин ее сознания подобно тому, как потревоженный чем-то старый карп начинает медленно-медленно подниматься из глубин, где он до сих пор таился. Она откинулась на спинку дивана и прикрыла глаза. Перед ней тут же возник образ: снег. Много снега. И этой ничтожной детали хватило, чтобы все окончательно встало на свои места.— Гвидо, в начале осени, кажется, тогда, когда ты был в Риме на конференции, где-то, если не ошибаюсь, недалеко от Удине разбился грузовик. Деталей я не помню, но вроде бы машину занесло на скользкой дороге, и она сорвалась со скалы. Так вот, в кузове этого грузовика ехали женщины, не то восемь, не то десять, и все они погибли. Было в этой истории что-то странное. Одно время в газетах о ней писали, но быстро перестали, и с тех пор ни одной статьи на эту тему мне не попадалось. — Паола почувствовала, как муж сильнее сжал ее руку. — Похоже, об этом она и говорила, что скажешь?— Да. Я что-то припоминаю: в одном из отчетов Интерпола ссылались, кажется, именно на этот эпизод. Это был отчет о ввозе в страну женщин, которые потом становятся проститутками. Водитель тоже погиб, насколько я помню.Паола кивнула:— Верно.Так! В полиции Удине должен быть отчет об этом происшествии; надо им позвонить, завтра же. Он попытался восстановить в памяти, о чем именно говорилось в том интерполовском отчете, впрочем, может, это был документ какой-нибудь другой организации, так что теперь одному Богу известно, где его искать. Не исключено, что весь завтрашний день уйдет на поиски.Паола легонько потянула мужа за руку.— Зачем вы ими пользуетесь? — спросила она.— А? — Брунетти почти ее не слушал.— Зачем вы пользуетесь проститутками? Не ты конкретно, — уточнила она поспешно. — Другие. Мужчины как класс.Брунетти сделал какой-то неопределенный жест, не выпуская руки жены из своей.— Просто ради секса, наверное. Чтобы без всяких связей и обязательств. Чтобы можно было особо не церемониться.— Не слишком-то это красиво, — проговорила Паола, а потом добавила: — Наверное, женщинам свойственно излишне сентиментальное отношение к сексу.— Да, вы такие.Паола высвободила свою руку из руки Гвидо и встала с дивана. Она замерла на мгновенье, глядя на мужа сверху вниз, и ушла на кухню накрывать стол к ужину. Глава 23 Всю первую половину дня Брунетти рылся в папках в поисках заветного интерполовского отчета о проституции; параллельно он заказал разговор с полицией в Удине. Телефонистка справилась со своим делом быстрее, чем он: и Брунетти минут пятнадцать беседовал с капитаном полиции Удине, подробно рассказавшем ему об аварии. Прощаясь, Брунетти попросил капитана прислать ему по факсу все документы по этому делу.Еще через двадцать минут комиссару удалось-таки раскопать документ, в котором говорилось о международных каналах поставок проституток; на чтение ушло полчаса. Отчет поразил Гвидо, а вывод: «По подсчетам различных полицейских и иных международных организаций, количество женщин, переправляемых за рубеж для занятия проституцией, достигает полумиллиона человек» — показался ему невероятным. В документе просто систематизировали ту информацию, которая в общем-то была известна и Гвидо, и большинству его коллег в Европе, так что шокирующими оказались масштабы и организованность этого бизнеса.Схема одурачивания девушек мало чем отличалась от той, которую применили к Маре: молоденькой девушке из развивающейся страны обещали новую жизнь в Европе. Кого-то из них легковерными делала любовь; большинство же вполне устраивала перспектива стать домработницей или, к примеру, артисткой. Девушкам рассказывали сказки о достойной жизни и возможности посылать деньги на родину, а со временем перевезти своих близких сюда, в Европу, и жить с ними вместе в этом земном раю.Однако по приезде их ждали неприятные открытия, вроде тех, что выпали на долю Мары. Выяснялось, в частности, что в контракте, подписанном ими до отъезда, был пункт, обязывающий их «вернуть» пятьдесят тысяч долларов тому, кто привез их в Европу. Паспорт у несчастных выманивали под разными предлогами в первый же день и внушали им, что в чужой стране они находятся незаконно и что им грозит арест и длительное тюремное заключение, поскольку в соответствии с подписанными ими бумагами они должны очень крупную сумму денег. Многие не сдавались и в этой ситуации, даже перспектива ареста их не пугала. Таким устраивали групповые изнасилования, и они покорялись. Если и это не помогало, находились еще более жестокие методы убеждения. Некоторые из девушек погибали. Слухи обо всем этом распространялись быстро. Все меньше и меньше жертв решались оказывать сопротивление.В результате бордели развитых стран пополнялись экзотичными темноволосыми и темнокожими красавицами: тайскими женщинами, чья мягкая скромность так льстит мужскому самолюбию и питает их чувство превосходства;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28