— А где сейчас твой ребенок?— В Бразилии. Живет с сестрой моей матери.— Мальчик или девочка?— Девочка.— Сколько ей сейчас?— Шесть, — сказала она и улыбнулась. На мгновенье она опустила голову, потом подняла, встретилась глазами с Брунетти, хотела что-то сказать, осеклась, но все-таки решилась: — У меня есть ее фотография, хочешь взглянуть?— Конечно, хочу, — сказал он и придвинулся ближе.Она бросила на пол сигарету и достала из-за пазухи позолоченный медальон размером с монетку в сто лир. Она нажала на защелку, открыла медальон и протянула его Брунетти. Тот слегка подался вперед, чтобы получше рассмотреть. С одной стороны он увидел туго запеленатого круглолицего младенца, с другой стороны была фотография маленькой девочки с длинными темными косичками, выглядевшей скованно и как-то официально в платьице, похожем на школьную форму.— Она ходит в школу при монастыре, — пояснила Мара, неуклюже склоняясь над фото. — Мне кажется, так лучше для девочек.— Я тоже так думаю, — отозвался Брунетти. — Наша дочка ходила в такую школу, пока не перешла в старшие классы.— А ей сколько сейчас? — спросила Мара. Она закрыла медальон и закинула его за воротничок блузки.— Четырнадцать, — вздохнул Брунетти. — Трудный возраст. — Тут только он вспомнил, что Мара рассказала ему минуту назад.Сама она, к счастью, об этом не вспомнила и согласилась:— Да, возраст непростой. Надеюсь, она хорошая девочка.Брунетти улыбнулся и сказал с гордостью:— Да, она у нас очень хорошая.— А еще дети у тебя есть?— Сын. Ему семнадцать.Она кивнула с таким видом, словно знала о семнадцатилетних мальчиках много такого, о чем предпочла бы забыть.Повисла долгая пауза.— Почему ты выбрала это? — спросил Брунетти. Мара пожала плечами:— А почему бы и нет?— У тебя же ребенок в Бразилии. Не далековато на работу ездить? — Он произнес это с улыбкой, и она не обиделась.— Так я могу заработать достаточно, чтобы отправлять тете, платить за обучение, хорошую еду, и новую школьную форму для дочки, — проговорила Мара. Голос ее звучал напряженно то ли от гордости, то ли от гнева, Брунетти так и не разобрал.— А в Сан-Паулу разве нельзя зарабатывать? Чтобы не приходилось жить так далеко от нее?— Я бросила школу, когда мне было девять. Надо было присматривать за братьями. Мать долго болела, а я была единственная девочка в семье. Потом, когда у меня родилась дочка, я стала работать в баре. — Она поймала его взгляд и ответила на незаданный вопрос: — Нет-нет, это было не такое заведение. Там я только напитки подавала.Брунетти показалось, что она не собирается продолжать, и он спросил:— Сколько времени ты там проработала?— Три года. На квартиру и еду для меня, Анны и тетушки хватало, тетя и тогда помогала мне растить дочку. Ну а больше почти ни на что.Она снова замолчала, но Гвидо показалось, что он уловил в ее интонациях желание поведать всю историю.— Что же случилось потом?— Потом появился Эдуардо, мой пылкий возлюбленный, — проговорила она с горечью и затоптала бычок, да так яростно, что на полу остались только мелкие клочки бумаги и табачная пыль.— Эдуардо?— Эдуардо Алфьери. Так он представился. Как-то вечером он увидел меня в баре, остался до закрытия, а потом подошел и спросил, не хочу ли я выпить с ним чашечку кофе. Понимаете? Не рюмку-другую спиртного, а кофе. Как будто я добропорядочная девушка, а он меня на свидание приглашает.— И что же было дальше?— А ты сам-то как думаешь? Попили мы с ним кофейку, а потом он стал приходить в бар каждый день, и всегда ждал меня после работы, и звал на кофе, и обращался вежливо и обходительно. Он так чинно со мной себя вел, что даже бабушка моя одобрила бы его. Ко мне впервые относились не как к девке, которую можно поиметь, ну я и влюбилась в него без памяти, как любая бы на моем месте.— Да, — проговорил Брунетти.— Да.— Потом он сказал, что хочет на мне жениться, но для этого мне надо поехать в Италию и познакомиться с его семьей. Он обещал сам все организовать — въездную визу, работу в Италии. Сказал, что выучить итальянский проще простого, — она горько усмехнулась, — это, пожалуй, единственное, в чем он не соврал, скотина.— Что было дальше?— Дальше я приехала в Италию. Подписала все бумажки, села на рейс компании «Алиталия» и глазом моргнуть не успела, как очутилась в Милане. Эдуардо встретил меня в аэропорту. — Она замолчала и взглянула на Брунетти спокойно и открыто. — Ты небось такие истории тысячу раз слышал.— Что-то подобное, да. Потом возникли проблемы с документами, так?Мара улыбнулась, воспоминания о ее прежней ужасающей наивности почти смешили ее.— Вот именно. Проблемы с документами. Бюрократические неурядицы. Но это ничего: он отвезет меня к себе домой, и все будет хорошо. Я была влюблена и всему верила. В тот же вечер он попросил меня отдать ему паспорт, якобы для того, чтобы на следующий день он мог оформить все бумаги для заключения брака. — Она вытащила сигарету, но передумала и засунула ее обратно в пачку. — А можно мне чашку кофе?Брунетти снова подошел к двери, постучал и попросил Гравини принести кофе и бутерброды.Он вернулся на место. Мара уже снова закурила.— После этого я видела его один раз, всего один раз. В тот же вечер он вернулся и сказал, что с моей визой что-то не так, и это серьезно, и он не сможет на мне жениться, пока все не уладится. Даже не помню, в какой момент я перестала ему верить и начала понимать, что происходит.— Почему ты не обратилась в полицию? — спросил Брунетти.На ее лице отразилось неподдельное изумление.— В полицию? Паспорт-то мой так у него и остался, а еще он показал мне одну из бумажек, которую я подписывала, — он даже к нотариусу меня тогда водил, подпись заверять; говорил, так в Италии меньше проблем будет, — так вот, в ней говорилось, что я взяла у него в долг пятьдесят миллионов лир.— А потом?— Сказал, что нашел мне работу в баре и что теперь мне надо всего-то отработать те деньги, которые он мне как бы одолжил.— И?..— Эдуардо отвел меня к владельцу бара, и тот сказал, что дает мне работу. Получала я, кажется, миллион лир в месяц. Вот только хозяин сказал, что будет вычитать из этой суммы плату за комнату над баром, в которой он позволит мне жить. Снимать другое жилье я не могла — у меня не было ни паспорта, ни визы. А еще он собирался вычитать с меня за еду и одежду. Эдуардо так и не вернул мне мои чемоданы, так что из одежды у меня было только то, в чем я приехала. В результате выходило, что мне остается пятьдесят тысяч лир в месяц. По-итальянски я тогда не говорила, но считать-то могла; я знала, что если отправить эти деньги тетке, получится меньше тридцати долларов. Для пожилой женщины и ребенка этого мало, даже в Бразилии.Раздался стук, дверь открылась. Брунетти подошел и принял из рук Гравини жестяной поднос. Мара поставила третий стул между своим и тем, который занимал Брунетти, чтобы комиссару было куда поставить поднос. Они взяли по чашке кофе, размешали сахар. Брунетти кивнул на бутерброды, но Мара мотнула головой.— Потом. Сначала закончу, — сказала она и глотнула кофе. — Я была не дура и прекрасно понимала, что меня может ожидать. Поэтому я пошла работать в бар. Трудно было только первые пару раз, потом привыкла. Это было два года тому назад.— Что же произошло за эти два года? Что привело тебя в Местре? — спросил Брунетти.— Я заболела. Воспалением легких, наверное. Ненавижу холод, — проговорила она, невольно вздрагивая от одной мысли об этом. — Пока я лежала в больнице, бар сгорел. Поговаривали, что поджог. Не знаю, но надеюсь, что так и было. А когда пришло время выписываться, пришел Франко. — Сказав это, она кивнула куда-то влево, будто была уверена, что именно там, за стенкой, его и держат. — Он заплатил по всем моим счетам и привез в Местре. С тех пор я на него и работаю. — Она допила кофе и поставила чашку на поднос.Брунетти слышал подобные истории бессчетное количество раз, но впервые он не уловил в рассказе ни единой нотки жалости к себе, ни единой попытки представить себя жертвой неумолимых обстоятельств.— Скажи, а он, — Брунетти тоже кивнул в направлении соседней комнаты, хотя Франко, как потом выяснилось, находился через коридор от них, — он имел какое-то отношение к бару в Милане или здесь, в Местре? Или к Эдуардо?Она уставилась в пол:— Я не знаю.Брунетти молчал. Тогда она добавила:— Мне кажется, он меня купил. Или мой контракт.Она подняла глаза на Гвидо и спросила:— Зачем тебе это знать?Брунетти не счел нужным ее обманывать.— Мы нашли телефон того бара, в котором ты сейчас работаешь, в ходе другого расследования. Теперь пытаемся выяснить, как это может быть связано с нашим делом.— А что это за расследование?— Этого я тебе сказать не могу, — ответил Брунетти, — но пока что оно не имеет отношения ни к тебе, ни к Эдуардо, ни к твоей истории.— Можно задать тебе вопрос? — проговорила она.Когда он слышал подобное от Кьяры, то, как правило, говорил, что спросить-то можно, только это не значит, что он ответит. На сей раз он сказал:— Конечно, спрашивай.— А это никак не связано с тем… — она запнулась, подыскивая слова, — то есть с теми из наших, кто помер за это время.— Кого ты подразумеваешь под «нашими»? — спросил Брунетти.— Шлюх, — пояснила Мара.— Нет, никак, — тут же ответил он, и она поверила. — Почему ты спрашиваешь?— Да так. До нас всякие слухи доходят. — Она потянулась к подносу, взяла бутерброд и откусила маленький кусочек, потом рассеянно стряхнула с груди крошки.— Какие слухи?— Всякие, — сказала она и откусила еще кусок.— Мара, — Брунетти пытался нащупать правильный тон, — если ты хочешь мне что-то рассказать или о чем-то спросить, это останется между нами.Он замолчал на мгновение и добавил, прежде чем она успела что-либо произнести:— Если, конечно, речь не идет о преступлении. А так можешь смело делиться со мной, чем хочешь, и задавать любые вопросы, — это не выйдет за пределы комнаты.— Не для протокола?— Не для протокола.— Как тебя зовут? — спросила она.— Гвидо.Она улыбнулась, сообразив, что он представился своим настоящим именем.— Стало быть, Гвидо-сантехник?Он кивнул.Мара откусила еще кусочек бутерброда.— Всякие слухи доходят, — проговорила она, проглотив его и снова стряхивая крошки. — Знаешь, когда что-то случается, молва распространяется быстро. Так что всякое, бывает, услышишь, но никогда не помнишь толком ни где слышал, ни от кого.— Что именно ты слышала, Мара?— Что кто-то убивает таких, как мы. — Едва выговорив это, она тряхнула головой. — Нет, не так. Не убивает. Но много наших умирает.— Не понимаю, в чем разница, — сказал Брунетти.— Помню, была одна девчонка. Имени не знаю, худенькая такая, из Югославии. Летом с собой покончила. Потом еще Аня, из Болгарии, тоже счеты с жизнью свела. Худышку я не знала, а вот с Аней была знакома. Она никому не отказывала.Брунетти сообразил, о каких преступлениях идет речь, и он точно помнил, что полиция не смогла установить даже имен жертв.— И еще эта история с грузовиком. — Мара замолчала и взглянула на комиссара. В голове Брунетти мелькнуло какое-то воспоминание, но очень смутное.Не дождавшись его реакции, она продолжила:— Одна моя знакомая слышала, она забыла где, что в том грузовике перевозили девушек сюда, в Италию. Откуда, не помню.— Они ехали сюда, чтобы заниматься проституцией? — спросил Гвидо и тут же пожалел об этом.Она подалась назад и замолчала. Взгляд стал совсем другим, будто подернулся пеленой.— Я не помню, — отрезала она.По голосу Мары Брунетти понял, что контакт с ней потерян, что его вопрос мгновенно оборвал ту тоненькую нить взаимопонимания, которая связывала их минуту назад.— Ты когда-нибудь об этом рассказывала? — спросил он.— Полиции, что ли? — уточнила она и фыркнула, как бы не веря своим ушам. Так и не ответив на вопрос, она швырнула недоеденный бутерброд на поднос.— Ты мне обвинение предъявлять собираешься? — поинтересовалась она.— Нет, — сказал Брунетти.— Так я могу сваливать? — Женщина, с которой он только что разговаривал, исчезла. Перед ним вновь была та проститутка, что привела его накануне к себе домой.— Да, ты можешь идти. Хоть сейчас, — сказал Гвидо и добавил, не дав ей даже подняться со стула: — Для тебя не опасно выходить отсюда раньше, чем он? — Он кивнул в сторону комнаты, в которой на самом деле не было Франко.— Этот? — Она презрительно хмыкнула.Брунетти подошел к двери, постучал и сказал появившемуся на пороге Гравини:— Синьорина свободна.Она подхватила жакет, прошла мимо Брунетти к выходу и, ни слова не говоря, удалилась. Брунетти взглянул на Гравини.— Спасибо за кофе, — сказал он и снова взял папку, которую молодой человек так и держал в руках.— Не за что, Dottore. — Вы не могли бы унести поднос? А я пока поговорю с мужчиной.— Еще сигарет принести, синьор? Или может быть, кофе? — спросил Гравини.— Нет, не стоит. Сначала стребую с этого Франко свои пятьдесят тысяч лир. — С этими словами Брунетти вошел в комнату.Ему было достаточно одного взгляда на Франко, чтобы раскусить его: Франко у нас крутой парень, Франко рвет и мечет, Франко наплевать на полицейских, он их не боится. Но из досье, которое Брунетти держал в руках, и из разговора с делла Корте он знал и то, что Франко сидит на героине, а под стражей в полиции содержится уже десять с лишним часов.— Доброе утро, синьор Сильвестри, — сказал Гвидо любезно, словно пришел поболтать о результатах воскресных футбольных матчей.Сильвестри узнал его сразу.— Сантехник, — процедил он сквозь зубы и сплюнул на пол.— Ну что вы, синьор Сильвестри, — сказал Брунетти снисходительным тоном. Он уселся на один из свободных стульев, затем открыл папку и принялся изучать документы, сначала первую страничку, потом вторую.— Так, что тут у нас: драки, сутенерская деятельность, арест за торговлю наркотиками, ну-ка, — он снова открыл первую страницу, — вот, в январе прошлого года. На сей раз, вас могут обвинить в том, что вы присвоили себе заработок проститутки. Дважды. Это, конечно, малоприятно, но я полагаю, что…Тут Сильвестри грубо его прервал:— Слышь, ты, сантехник, давай-ка поживее. Предъявляй обвинение, и я звоню адвокату; он приедет и вытащит меня из этой дыры.Брунетти лениво взглянул на Франко и заметил, что тот сидит, вытянув руки по швам и сжав кулаки, а на лбу его поблескивают капельки пота.— Я бы с удовольствием, синьор Сильвестри, но боюсь, что в этот раз вы совершили нечто куда более серьезное, чем все ваши предыдущие «подвиги», вместе взятые. — Комиссар закрыл папку и хлопнул ею себя по коленке. — Скажу вам больше: ваше деяние находится далеко за пределами компетенции городской полиции.— Что это все значит? — воскликнул Франко. От Брунетти не ускользнуло, что его собеседник заставил себя чуть-чуть расслабиться, разжать кулаки и положить ладони на колени.— Это значит, что в течение какого-то времени то заведение, которое вы так часто посещаете с вашими, э-э, коллегами, находилось под наблюдением. Они прослушивали все телефонные разговоры.— Они? — переспросил Сильвестри.— СИСММ Итальянская внешняя разведка

, — пояснил Брунетти. — А конкретно — антитеррористическое подразделение.— Антитеррористическое? — повторил Франко ошарашенно.— Вот именно. Похоже, этот бар использовался людьми, причастными к взрывам в музеях Флоренции, — вдохновенно импровизировал Брунетти. — Я, наверное, не должен вас в это посвящать, хотя, с другой стороны, раз уж вы влипли в такую неприятную историю, то почему бы нам об этом не поговорить?— Во Флоренции? — Франко был в таком состоянии, что мог только тупо повторять услышанное.— Да. Мне самому известно немного, Насколько я понял, телефон в баре использовался для передачи неких сообщений. Ребята из спецслужб поставили этот телефон на прослушку примерно месяц назад, действовали по закону, судебное распоряжение, все дела. — Тут Брунетти красноречиво потряс перед носом у задержанного папкой. — Когда мои вас вчера арестовали, я попытался втолковать тем, другим, что вы всего лишь мелкая рыбешка, а значит, по нашей части. Но они и слушать меня не стали.— Что это все значит? — снова спросил Сильвестри. Вся злость, звучавшая в его голосе, куда-то испарилась.— А это значит, что они будут действовать в соответствии с законом о борьбе с терроризмом, — проговорил Брунетти, вставая. — Понимаете, синьор Сильвестри, просто между спецслужбами возникли разногласия, такое бывает. Теперь вас продержат сорок восемь часов.— А как же мой адвокат?— Вот двое суток пройдут, и звоните ему на здоровье. Всего каких-то сорок восемь часов, из которых вы просидели уже… — Брунетти отогнул манжету рубашки и взглянул на часы, — уже десять часов. Так что подождать вам осталось полтора дня, а потом вызовете адвоката, и он в два счета вас отсюда вытащит.Сказав все это, Гвидо приветливо улыбнулся.— А вы здесь зачем? — спросил Сильвестри, взглянув на него с подозрением.— Вас ведь мои люди арестовали, вот мне и показалось, что я, ну, вроде как впутал вас в это дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28