Бакстер отхлебнул кофе.
— А что ты пообещал взамен?
Никки отобрал у него стаканчик.
— Они озадачены, Бакс. Они не могут понять, зачем мы затеяли эту кампанию — бей-и-беги, — а потом все бросили. Я сказал,что это была просто тренировка, и он больше не спрашивал. И, кстати, Бакс, чем больше я об этом думаю, тем глупее мне кажется вся эта затея.
Чой удовлетворенно кивнул.
— У твоего отца комбинации всегда строятся на нескольких уровнях, а не в плоскости. Ты должен это знать. Я тоже не могу похвастаться, что проник во все его замыслы. Но одним соображением могу поделиться. На охоте самые кровавые задания дают новичкам.
— Если это был единственный способ заставить меня промочить ноги...
— И посмотреть, сработаемся ли мы с Тобой, — перебил Чой. Он придвинул к Никки стаканчик с кофе. — Выпей немного.
— Всю последнюю неделю я ломаю голову над еще одной загадкой, Бакс. Объясни, в чем твоя роль?
— Ты серьезно?..
— Менять мокрые пеленки наследному принцу? Придерживать ему руку, чтобы были ровней буквы в прописях? Это разве занятие для блестящего воспитанника ирландских иезуитов?
Чой рассмеялся.
— У меня есть причины, чтобы взяться за нее.
— Объясни!
Чой пожал плечами.
— Никки, я от этого ничего не теряю. Твой отец подобрал мальчишку-сироту. Я обязан ему всем на свете. Мое будущее обеспечено. Если я руковожу твоими победами — я герой. Кстати, хотя твое приключение немножко пообтерло позолоту с наших достижений, ты все же привык к черной работе и научился чертовски здорово ее выполнять. Ну, а если ты подожмешь хвост — я все равно ничего не теряю, потому что твой отец, лишившись настоящего наследника, обратится к синтезированному, то есть ко мне.
Никки мрачно усмехнулся.
— Парень, я ждал правдивого ответа.
— Зачем мне лгать? Я рассчитываю стать твоей правой рукой на ближайшие полвека. Мы будем работать плечом к плечу.
— Ты думаешь, я протяну так долго?
— Положись на свои гены, — подмигнул Бакстер Чой.
Никки схватил стаканчик с кофе и швырнул в мусорную корзинку. Горячая жидкость расплескалась на стопки салфеток, пластмассовых подносиков и соломинок для содовой. Посетители, оглянувшись на них, быстро отводили глаза и уходили. Жители Нью-Йорка получают инстинкт разумной уклончивости по наследству.
— О'кей? — мягко спросил Чой. — Укладывается в картину?
Никки подхватил свой рюкзак.
— Нет, — отрезал он.
Глава 69
— Это совсем несложно, Мервин, — терпеливо повторил Бакстер Чой.
Он уже не первый раз заводил этот разговор со своим приятелем хакером, угостив его МегаМАО. Привыкание к наркотику было налицо: Лемнитцер стал нервозным, издерганным, время от времени начинал дрожать или беспричинно рыдать — Бакстер Чой уже много раз наблюдал подобные явления. Некоторые к тому же мучились беспричинными страхами, слышали голоса.
Стратегия по укрощению хакера заключалась в том, чтобы, когда подойдет время великого испытания и его издерганные нервы потребуют химического подкрепления, подсунуть ему капсулы с безвредной сахарной пудрой и продержать в плачевном состоянии несколько дней. Это время Чой «потратит» на поиски работы в области отлично оплачиваемого промышленного шпионажа, более элегантного занятия, чем вытряхивание мусорных контейнеров.
Наконец версия приобрела элегантность и завершилась: Лемнитцер получит задание, направленное против компании, которая нанесла ему горькую обиду. Гонорар будет достаточно высоким, чтобы выплатить остаток задолженности по закладным и всю оставшуюся жизнь жрать МегаМАО в свое удовольствие.
Идея проникновения основывалась на том, что, хотя Лемнитцера заставили сдать все ключи от офиса, у него осталась его индентификационная карточка — пропуск в Ричланд-Тауэр. Не исключено, конечно, что за это время изменился код на входе в компьютерный зал. Но Лемнитцер знал, по какому принципу составляются эти коды в «Ричланд», так что с помощью «тинкмэна», он за пять минут подберет новый.
— О'кей. Я один в компьютерном зале. Воскресное утро. Я один, — заученно повторил Мервин Лемнитцер хриплым от тревоги голосом. — Я получил доступ к данным... Что дальше?
— Теперь — самый важный момент, — сказал Чой. — Ты должен найти место, чтобы спрятать «тинкмэн», перепрограммированный как радиоуправляемое реле.
— Перепрограммированный кем?
— Клиентом.
Лемнитцер болезненно поморщился. Его прищуренные глаза почти закрылись.
— Ты не хочешь назвать мне...
— Ради твоей же безопасности, — перебил китаец, придавая своим словам полнозвучное величие и внушительность папского благословения. — Потом мы проводим телефонную проверку, чтобы убедиться, что наш «жучок» работает в двух направлениях — на прием и передачу. Усвоил?
— А потом я получаю свои деньги и выметаюсь из города.
— В добрый час, — напутствовал его Чой. — И никаких повторов — если клиент захочет чего-нибудь еще, пусть готовится отслюнить еще полсотни грандов.
— Слушай, Бакс, последняя капсула МегаМАО... Это пустышка!
Чой всмотрелся в хмурое лицо хакера.
— Ладно, попробуй эту. — Он протянул такую же на вид.
— Это уже на что-то похоже, — пробормотал через полминуты Лемнитцер. Все морщинки на его лице разгладились и исчезли в великом забвении ультрарасслабления, которым наслаждался целый миллион жителей Нью-Йорка, и только Бог и Винс Риччи знали, скольких еще городов страны.
Лемнитцер блаженно вздохнул.
— Ну, мы им устроим что-то особенное, — сказал он.
* * *
В ворохе корреспонденции этот конверт выглядел необычно — ни обратного адреса, ни имени отправителя. Гарнет уже собиралась уходить в офис, но, заинтересовавшись, распечатала конверт и достала листок с машинописным текстом.
"Комиссия по выборам в правление Товарищества по изучению образования.
Дорогой член Товарищества.
Скоро вы получите официальный список из шести кандидатур на шесть вакантных мест в правлении. В наши намерения не входит порочить или расхваливать перечисленных кандидатов. Но возникла необходимость некоторые вопросы рассмотреть очень внимательно.
Мы уверяем вас, что приветствуем желание любого члена Товарищества повысить свой статус и участвовать в работе правления. В прошлом, да и в этом году кандидатуры выдвигались в основном из академической среды, что вполне естественно для организации, ставящей своей целью улучшение системы образования и исследовательской работы.
Но оба эти направления в мире бизнеса играют совсем другую роль. В этой среде образование — это предмет саморекламы, а исследования в области рынка, направленные на то, чтобы продать нам побольше товаров, в которых мы не нуждаемся..."
Гарнет сложила листок и сунула в свою сумку. Выздоровление Чарли шло полным ходом. Уинфилд превратила свою маленькую квартирку в больничную палату для отца и каждый вечер уезжала ночевать куда-то в Хобокен, судя по телефонному номеру. Утром она приезжала домой и возвращалась к обязанностям сиделки.
Гарнет подумала, что Чарли уже достаточно окреп, чтобы пережить выпады безмозглых мракобесов и малограмотных крикунов без особого ущерба для своего здоровья. Возможно даже, пора выпустить его к этой своре, чтобы он получил представление об атмосфере, сложившейся в Товариществе.
По пути на работу она заскочила к Уинфилд. Чарли еще спал. Гарнет немного постояла, глядя на него. Мир и покой — вот в чем он нуждался больше всего, но напрасно он надеется обрести их в новой среде. Администрирование в больших дозах может оказаться вредным для его мозгов. Усмехнувшись, Гарнет сунула письмо за кофеварку. Этот текст взбодрит Чарли сильнее кофеина.
Глава 70
— "Харли-Барли"? — повторил старик. — Это еще что за хреновина?
— Что?.. — Ноа Кохен пригнулся к нему, пытаясь разобрать слова, заглушенные свистом ветра. Ветер был ужасным — казалось, их вот-вот сдует с раздолбанного причала. Кохен провел детство на северном побережье Лонг-Айленда и знал, что такая погода тут редкость. Вихрь рокотал над Коннектикутом, набирал скорость над бухтой и с воем накидывал на Ориент-Пойнт, бомбардируя порывами ветра причальные строения.
Старик, пригибаясь, свернул к лодочному сараю. Под навесом, спрятавшись от яростного ветра, он как будто немного смягчился.
— Да она не даст и половины той скорости, на которой вы носитесь по Саунду!
— О, так вы знаете «Харли-Барли»?
— Вы, городские, слушать не умеете. Никто не назовет так лодку, кроме чертовых курортников. Надо же, по имени какой-то бабы назвать лодку! — Он осуждающе покачал головой. — Вам нужна «Ширли-Герли» с Пет-ти-Байт.
Кохен развернул карту:
— Вы мне покажете это место?
Старик выпятил тонкую нижнюю губу.
— Вам, чертовым законникам, помогать нельзя. Вам всегда мало, что ни дай. Уже дал вам ее чертово имя. Может, мне вас за руку к ней отвести?
Кохен широко ухмыльнулся.
— Вы разговариваете, как бутлегер времен «сухого закона». Но если так, вам должно быть под восемьдесят, а я бы не дал вам больше шестидесяти.
— Восемьдесят семь в июне. — На самом дне водянистых глаз полыхнул торжествующий огонек. — Живой пока, черт возьми.
Он ткнул узловатым пальцем в карту:
— Старый дом на берегу. Перенесли его туда с Плама во время проклятой войны. — Старик лукаво подмигнул, и Кохен опешил:
— Простите?..
— Ну, когда они сделали из Плама... Сам знаешь что.
Кохен всмотрелся в карту и заметил кружок, означавший, что Плам имеет статус государственной научной лаборатории. Контрабанда наркотиков могла спокойно процветать на острове.
— И много там этой дряни под замком?
Старик снова подмигнул.
— Под замком, говоришь? Не похоже. У нас здесь все дно завалено ихними проклятыми штуками, до самого Порт-Джефферсона и Бриджпорта.
— Но они ядо...
— Рыбаки то и дело вытаскивают канистру-другую в сетях. Раз в неделю уж точно.
— Господи! — воскликнул Кохен. — И что они делают?
Губы старика раздвинулись, обнажив розовые, как у младенца, беззубые резиновые десны.
— Что делают? — Он еще раз хитро подмигнул. — А в воду кидают, назад, в бухту. Что им еще с ними делать?
Они подъехали на моторке к дому на Петти-Байт, но там не было ни души. Будь Кохен один, он бы непременно залез в дом и осмотрелся. Но он терпеть не мог делать такие вещи при свидетелях, в особенности при мальчишках, годившихся ему в сыновья. У них может возникнуть искаженное представление о ФБР.
На обратном пути лодку подхватил отлив, да еще и сильные ветер подгонял их, подталкивал в спину. Лицо законника Кохена застыло, словно высеченное из гранита. Ни контрабандисты, ни непогода не остановят справедливость, которую он несет в грешный мир. Этой капризной лодке, как норовистой лошади, придется покориться.
Юные матросики сражались со штурвалом, пытаясь развернуться под порывами ветра. Ревели две сотни лошадиных сил. Двойной скрежет прорезал шум воды и ветра, перемежаясь с душераздирающими завываниями. Лодка наклонялась и поднималась на волнах, как необъезженная лошадка. Подгоняемый ветром прилив заставлял ее задирать нос. Кохен чувствовал небывалый подъем. Впервые в жизни у него были помощники. Он обязан был дать им незабываемый урок!
— Держись! — громче ветра завопил Кохен. — Эх, держись, ребята!
Глава 71
Передовица была озаглавлена: «ВЕЛИЧАЙШАЯ ИЗМЕНА». Предполагалось, что читателям «Нью-Йорк таймс» нет нужды напоминать цитату из Т. С. Элиота.
"...девять падших женщин, на лицах которых лежит печать затравленности... из безликой организации, коммерческая заитересованность которой в проституции наконец привела ее на суд справедливости.
Не за посредничество — преступление во всех пятидесяти штатах Америки, — но во имя охраны здоровья... удары молний обрушились неожиданно с небосвода, настолько олимпийскими были громовые разряды справедливости...
...Не придираясь к этим дарам Юпитера, позвольте напомнить, что «безликая» организация обряжена в многочисленные личины. Под грохот взрывов яростной нарковойны пошатнулись устои Нью-Йорка... создатели зелья убийственной новизны... В этом... контексте девять затравленных женщин представляют миллионы жителей Нью-Йорка, униженных действиями этой безликой организации.
Эти девять — сестры в своем мученичестве. Мы не должны отворачиваться от них...
Итало Риччи, не дочитав, отшвырнул газету, сорвал очки со своего ястребиного носа и от души выругался. Выругался, как старый сицилийский крестьянин, хотя родился в Ист-Сайде. Он проклинал редакцию «Таймс» вместе с семьями до третьего поколения, эту шайку cornuti, прогрязших в кровосмешении дочерей с отцами, матерей с сыновьями, и дядьями, и племянниками. Он призвал на них голову чуму, и проказу, и библейскую язву, чтобы их проело до мозга костей и сердца их превратились в помойную яму. Он проклял человечество, породившее эту гадину, и девять шлюх, и их мадам-покровительницу — жену чудо-доктора Ванса, и пожелал им слепоты и личинок под кожу. Он проклял Эль Профессоре и его индейскую подружку, но, избегая повторений, пожелал им только нашествия саранчи, а лично Чарли — отсохшего пениса.
Итало не располагал средствами, чтобы охладить пыл «Таймс». За эту статью следовало благодарить Винса с его бандой. Какую цель они представляли для бомбистов Шана! За две недели узкоглазые негодяи испортили Винсу репутацию на всю жизнь. И что — даже «Таймс» не смогла раскусить, что происходит!
Статья в «Таймс» безошибочно указывала Итало, что Винса пытаются усадить на горящие уголья не столько из-за судьбы его девяти шлюх, сколько из-за развязанной в центре Нью-Йорка гангстерской войны, за то, что он принес в город хаос и смерть. А если возникнут неприятности в Нью-Йорке, доброжелатели в других больших городах быстро отправят всех распространителей МегаМАО в тюрьму.
Вложив всю страсть в проклятия, Итало сел за стол и мрачно уставился в пыльное окно своего кабинета. Он слышал жужжание вертолета неподалеку. Этот звук напомнил ему о покушении в июне, когда пуля пролетела так близко от них с Чарли. Отсиживаясь в своей берлоге на Доминик-стрит, думал Итало, он недосягаем для врагов. А пока удавалось удержать Чарли запертым в коконе из транквилизаторов, он выигрывал время для борьбы с саботажем, затеянным племянником.
Личный телефон Итало звякнул. Он схватил трубку.
— Чио? — неуверенным голосом произнес молодой человек. — Это Вито из клиники.
— Да, нипоти. Что стряслось?
— Ч-чарли...
— Что — Чарли?
— Он удрал!
Катастрофа. А Итало истратил весь запас проклятий!
* * *
Нет ничего дешевле человеческой жизни, думал Никки Шан. Бессердечный прагматизм распространился по Западу. Повсюду на земле жизнь стала дешевле грязи.
Его собственная в том числе.
Он чувствовал себя пешкой, когда его деловито умыкнул Керри, чтобы рассчитаться им за похищение отца Банни. Пешкой в грубой игре. Он вспомнил выражение лица Керри, когда тот сказал, что для него большой роли не играет, жив Никки или нет. И все его мысли вместе с ним вернулись в наименее подходящее место, в элегантное убежище, придуманное его отцом, способным жить только за оградой и под охраной. Никки дремал в одной из комнат. В соседней отец инструктировал какого-то из братьев Ли, командовавшего охранниками.
— ...установлены более мощные сенсорные устройства, — рапортовал Ли.
— Дополните их новыми инструкциями для охраны, — сухо сказал Шан.
— Сэр?..
— По моим сведениям, наша безопасность сейчас требует повышения ответственности. Мы можем легко сделать это, поскольку все члены моей семьи сейчас здесь. Включая моего сына.
— Да, сэр.
— Ночью ваши люди должны быть готовы стрелять.
— Вы имеете в виду, если сработают сенсорные устройства?
— Здесь может оказаться бродячая собака. А может — наемный убийца. В ночное время приказ — стрелять.
Пауза.
— Стрелять, — елейно произнес Ли, словно пробуя слово на вкус, — чтобы убить?
— Да.
Убить. Слово продолжало трепетать где-то в мозгу у Никки. Как ледяная дробинка, застрявшая в основании мозга. Он слышал, как захныкал маленький Лео, проснувшийся после дневного сна. И слышал, как Николь успокаивает его. Потом они с Банни обсуждали поездку в город. Мягкий ветерок шевелил пальмы, они шелестели и мирно потрескивали. Весеннее солнце с безоблачного неба струилось на моментально просыхающий песок. В этой мирной гавани, долине покоя, его отец приравнял человеческую жизнь к жизни бродячей собаки.
Стрельба на поражение — девиз дикарей. Свирепое безумие взводов смерти. Это было в Белфасте. В Багдаде. Везде. Никто, называющий себя человеком, не отважится принять это. А его отец — отважился, слепо проламывая свой путь, взяв закон в свои руки. Это лишено смысла — райский оазис, окруженный смертью. Это ничего не изменит — ни в Вашингтоне, ни в Нью-Йорке. Но, приказывая охранникам стрелять и убивать, от одной мысли об этом отвратительном приказе отец успокаивается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57