— К Эйлеру — куда? — спросил один из них, в неправдоподобно вываренных джинсах и белой кожаной куртке в закатанными до локтей рукавами.
— Вы за женой? — растерянно спросил пожилой швейцар.
— Отец, я бы не сдвинул с места эту бочку с салом. Туда?
У швейцара был вид, будто он встретился лицом к лицу с чумой. Молодые люди одновременно подскочили к двери в приемную Эйлера, распахнули дверь и влетели внутрь.
— Слушаю вас... — автоматически произнесла дама, сидевшая в приемной. Ее лицо, только что выражавшее профессиональную доверительность и легкую надменность, вытянулось и стало точь-в-точь как у швейцара. Это была очень миловидная брюнетка лет сорока, ее глаза моментально отметили белую куртку и белесые джинсы и расширились в неприятии фасона, места производства и символизируемого ими образа жизни.
— Док там?
— Прошу про... — Брюнетка на секунду утратила дар речи, когда слова молодого человека — «Док там?» достигли ее слуха. Собрав все свое мужество, она продолжила: — Прошу прощения, вам назначено время?
— Там или нет? Быстренько, леди. — Юный хулиган говорил отрывисто, словно для него обычное дело — крик, но лично для нее он делает одолжение.
— Доктор Эйлер принимает только по записи, — стойко произнесла она.
Оба парня надвинулись на нее, как быки.
— Это «да» или «нет»?
— Да, если вы записались на прием. Иначе — нет.
— Ох, Иисусе, — простонал разговорчивый, адресуя жалобу своему спутнику. — Она может ответить на простой вопрос? Ну-ка, Лу, позови его.
Молчаливый Лу вышел из офиса. Видно было в окно, как он подошел к «роллсу», стоявшему на Семьдесят второй перед парадным входом, и обменялся несколькими словами с пассажиром, сидевшим позади шофера. Хлопнула дверца, и Лу вернулся в контору Эйлера, но теперь он грузно ступал позади мужчины, движущегося, как танцор, быстрой, уверенной походкой, с пятки на носок. Черные горячие глаза Винса Риччи быстро обежали приемную, секретаршу и нескольких пациенток, ожидавших доктора. У миловидной брюнетки возникло ощущение, что в приемной резко повысилась температура — вероятно, так чувствует себя филе-миньон при приближении вилки.
— Чем могу быть полезна?..
— Где личный офис дока Эйлера?
При звуке его голоса оживились даже те женщины, которые до сих пор не отрывали глаз от своих журналов. В приемной установилась наэлектризованная тишина — в этом святилище, где лечение последствий эротических восторгов вроде бы не предполагало внезапной возможности новых! Блестящие черные кожаные брюки Винса облегали его, как перчатка, вызывающе обрисовывая ягодицы. Тонкая черная кожаная куртка подчеркивала ширину плеч, как у тореадора.
Секретарша, сраженная этим натиском воплощенного мужского начала, с ужасом почувствовала, как против воли ее рука поднялась и указала на закрытую дверь.
— Но у него пациентка...
— В приличном виде?
— Простите?..
— Док ковыряется в ней? Без штанишек, ножки врозь? Да?
Не получив ответа, Винс чарующе улыбнулся и кивнул на дверь двум своим спутникам. Они с грохотом распахнули дверь. Один ворвался внутрь, огляделся и шагнул назад.
— Там все о'кей, Винс.
В это время Баз Эйлер беседовал с молодой женщиной — полностью одетой — владелицей брокерской конторы в деловой части города. Эйлер возмущенно вскочил.
— Не входить! — рявкнул он.
— Все в порядке, Баз! — крикнул Винс, надвигаясь на маленького светловолосого пухлощекого Эйлера.
— Кто вы такой, черт побери? — храбро произнес Баз.
— Детка, я самый счастливый итальяшка в Нью-Йорке! Я — Винс Риччи:
Стук упавшего стула, задетого Базом, был как пистолетный выстрел. Доктор Эйлер моргнул.
— То есть вы... э... приходитесь миссис Риччи...
— Я будущий папочка Юджина Риччи! Дружище, ты волшебник! — Он обхватил База руками и в жутком медвежьем объятии начал трясти. — Ленора сообщила мне новость сегодня утром. Все, что захочешь, для тебя сделаю! Все, Баз, абсолютно все! Для такого хорошего парня мне ничего не жалко!
— В-вы...
— Загляни в свое маленькое сердечко, Баз, спроси, чего оно хочет? Все будет твоим, дружище, все!
— Н-но я...
— Для начала — приглашаю тебя и твою бабу на уик-энд за границу. Маленький остров в Средиземном море. Там нечего делать, только играть — ты играешь, Баз?
— Э... я...
— Баз, твой бридж по четвергам — это курсы вышивания!
— Кто вам...
— Детка, я сделал свое домашнее задание. Уж если я нашел себе друга на всю жизнь, я должен насквозь его видеть!
— Насквозь?..
У База вдруг пересохло в горле.
— Ваши ребята, доктора, показали мне твои оценки в колледже, статьи, которые ты написал, и все такое. Высший класс! У тебя куча поклонников, дружище, и я — среди них.
— Эта информация конф...
— Не для своих, Баз-беби. Я же свой, понял? — Винс взглянул на часы. — Ох, черт, пора бежать.
Он достал из кармана два конверта.
— Авиабилеты. Апартаменты класса «honeymoon». Со всем почтением от будущего отца Юджина Риччи! Еще увидимся, Баз, детка.
Винс звучно чмокнул доктора в пухлую щеку и прокатился ураганом по приемной, рассыпая воздушные поцелуи всем сидящим женщинам. Когда он исчез, сопровождаемый своими хулиганами, три женщины, ожидавшие приема, бешено аплодировали.
Глава 24
Блумфилд — это Хобокен-стрит, ряд домов застройки 1890 года, с богатыми архитектурными украшениями в стиле прошлого века. Спальня Керри Риччи на втором этаже окнами выходила в маленький — с почтовую марку — садик. Ночью пошел легкий снежок, припорошивший кусты и два цветущих еще дерева. Теперь они были похожи на имбирные пряники, присыпанные сахарной пудрой. Снег перестал идти в четыре утра. Именно в этот момент проснулся Керри.
Во сне его охватил страх. Ему снилось, что через пролом в стене в дом вторглись захватчики. Они были... Этого он вспомнить не смог, но его плечи и грудь были покрыты гусиной кожей, а рука под подушкой сжимала плоскую «беретту» двадцать пятого калибра, которую ему приказали держать при себе.
Он прислушался, затаив дыхание. Ничего. Это обеспокоило его еще больше, чем дурацкий сон, потому что в доме явственно ощущалось чье-то присутствие. Керри тихо выскользнул из кровати, держа перед собой маленький пистолет.
И застыл. Кто-то сидел в плетеном кресле у окна. Нет, это не игра света. Человек, сидящий молча...
— Сиди спокойно, — произнес Керри. Он был слишком напуган, чтобы осознать, что его голос похож на сухой клекот. — Не шевелись.
— А на кой хрен мне шевелиться? — лениво поинтересовался... Кевин.
— Тварь ползучая! — завопил Керри. Он швырнул в брата пистолетом и прыгнул следом сам.
Несколько минут они возились, награждая друг друга звучными шлепками. Шлеп. Бах. Ух! Бум! Наконец оба успокоились. Керри сел рядом с братом в такое же плетеное кресло. Все в доме было в двух экземплярах, включая столики на кухне.
— Мог придумать способ попроще, чтобы устроить мне остановку сердца, — проворчал Керри. В темноте они едва видели друг друга. Но не особенно в том нуждались. Каждому хватало зеркал, чтобы вспомнить, как выглядит брат.
— Эй, Кер, тебе снился паршивый сон.
— Я видел во сне, как мой брат совершает один из своих знаменитых взломов и проникновений.
— Между прочим, я воспользовался собственным ключом.
— Прими мои извинения, — с преувеличенной кротостью произнес Керри. — Как ты оказался дома? Что тебе поручили?
— Взлом и проникновение, что еще? — Кевин побарабанил пальцами по подлокотнику. — Как насчет кофе?
Керри встал.
— Сейчас сварю.
— Все готово. Я приехал полчаса назад.
— Ловкий ты парень. — Керри выглянул в окно. — Смотри, Санта-Клаус за работой. Ты на Рождество?
— Не знаю. Ты сможешь проскочить со мной на уик-энд на остров? Хочется побыть с ма. На случай, если я не смогу задержаться до Рождества.
— Ей это было бы кстати, — согласился Керри.
Они молча спустились на кухню. Кевин налил в две кружки дымящегося кофе, и они сели, каждый за свой стол, лицом друг к другу.
— Смотри, классическая диспозиция — мистер Плохой против мистера Хорошего. — Керри отхлебнул из кружки. — Интересно, откуда Чио Итало знает, отправляя тебя сражаться с драконами, что мы не поменялись местами?
— Вариант проверки: выдается парное задание. Тот, кто справитсй без «тинкмэна», — ты. — Кевин помолчал. — Но если нужно узнать, что затевает Шан Лао, посылают меня.
— Никто не знает, что затевает Шан, — сказал Керри. — Чарли говорит... — Он умолк и бросил на брата косой взгляд. — Слышал, что случилось с Чарли и его любимой индианкой? У него сейчас веселая жизнь. Леди в больнице — ожоги третьей степени, пересадка кожи, круглосуточное дежурство, питание через капельницу... Чарли просидел у ее койки до холодов.
Кевин пристально смотрел на брата.
— Понятно.
— Думаешь, Чио отвалил кусок газовой компании? — спросил Керри безразличным тоном, скрывая внутреннее напряжение.
— А как ты думаешь, сколько на этой планете парней, способных устроить добротный, старомодный взрыв газовой плиты?
— Я в восторге от нотки восхищения в твоем голосе. Может, знаешь ниточку к этому взрыву? Или к тому, что случалось с Уинфилд? Ее чуть не подстрелили.
Кевин кивнул.
— Шмулка Рубин.
— Шмулка что?..
— Этого парня вытащили из советского ГУЛАГа еще до гласности. Ходит всегда в берете. Работает по контрактам Винса в Манхэттене. Он, конечно, сначала вырезал круг в стекле своим «ингрэмом»?
— Господи, почерк дизайнера, торговая марка и так далее. — Керри издал странный мяукающий звук, выражающий не то боль, не то покорность. — Семья слишком разрослась, Кев. Чарли говорит, у нас на шее слишком много заложников.
— Что он имеет в виду?
Керри начал загибать пальцы на руке.
— Одна дочка Чарли оказывается под прицелом, когда Винсов Кошер-ностра открывает огонь. Вторая — на крючке у единственного сына желтого дьявола... Я не говорил тебе? Банни вынашивает первого внука Шан Лао. Если бы это было в его силах, Чарли обеспечил бы ей пожизненный запас противозачаточных ретроспективного действия. Представляешь — родители глотают по таблетке, и ребенок... исчезает.
Кевин расхохотался.
— Такая штука здорово пригодилась бы, когда мы с тобой решили появиться на свет.
Повисло молчание. Братья когда-то условились не говорить о своем загадочном отце, но это не значит, что они о нем не думали. Керри встал и подошел к кухонной двери, выходившей в сад.
— Он всегда был для меня пустым местом, — сказал Керри, позволив себе на этот раз зайти дальше, чем обычно, в своих догадках. — Я его немного побаивался, вот и все. Сейчас он хочет все изменить. Всю жизнь он только получал. Сейчас хочет жить, отдавая. Никто не позволит ему уйти далеко с такими мыслями. В особенности Чио.
Кевин громко хмыкнул.
— Но кто выгадает от потрясающей затеи Эль Профессоре, ты?
— Говори за себя! Никто не выгадает. — Кевин хотел что-то сказать, но Керри продолжал: — Если взрыв был организован для того, чтобы взять Чарли на короткий поводок, — затея провалилась. Ты знаешь, что такое сицилийская testa dura — чем больше по ней бьют, тем она упрямей.
— Чио решил послать меня на Филиппины. — Кевин тяжело вздохнул. — Я бы с удовольствием побыл дома на Рождество.
— А что там, на Филиппинах?
— Для тебя — ничего, Кер. Это между мной, Винсом и Итало.
Керри искусно передразнил вздох брата.
— Говорят, Филиппины — это супер... Кев! — внезапно оживился Керри. — Кев, послушай. Я говорил только что — помнишь? — Как Итало отличит, кого из нас он посылает?
Кевин некоторое время сидел неподвижно.
— Как? Да никак! В жизни не разберется. Только ма знает об этом, — добавил он, прикоснувшись к левому глазу. — Но она никому не говорила.
Оба задумались.
Глава 25
Возвращение к нормальной жизни? Долгое время для нее этот вопрос не существовал. Прогнозы докторов относительно ее будущего никогда не начинались с «Уверен, что...» — всегда только «Можно надеяться...». Это была одна долгая, бессонная ночь, окутанная неизвестностью. Из-за швов на лице ее глаза закрывала повязка, но сможет ли она видеть, когда повязку снимут, врачи не знали. Зрения у нее пока не было. И осязания тоже — обе руки замотаны бинтами и привязаны к лубкам. Не было ни обоняния, ни вкуса. Четыре окошка в мир из пяти захлопнулись. Единственная лазейка — слух. Люди обращались к ней, но ответить она не могла. И даже те, кто хотел подбодрить ее, замолкали. Даже Чарли.
Чарли. Гарнет знала, что он рядом. Раздавался его голос — ровно, спокойно. Он был последней ниточкой между ней и небом. Голос бывал веселым или грустным, бодрым или подавленным. Чарли был всем ее миром.
Возвращение Чарли в обычную жизнь — другое дело. Первые две недели после взрыва он искренне радовался гестаповскому режиму ожогового отделения, непреодолимому для репортеров, стервятников с TV и его родственников. Сюда пускали только его, полицейских и пожарного инспектора. Чарли видел рапорт, в котором говорилось, что взрыв на кухне — обыкновенный несчастный случай. Почему они так решили — непонятно. Гарнет не могла ничего рассказать, а Чарли не присутствовал при взрыве.
Его возвращение к жизни? Разбитый нос и выбитый передний зуб, вот и все. И еще несколько порезов — осколками стекла. Все повязки с него сняли через неделю. И выглядел он не хуже, чем после небольшой потасовки.
В конце концов он понял, что задача полиции и пожарных проста, предельно проста: поскорей перевернуть страницу, обрезав все болтающиеся ниточки. Циничное наблюдение конечно, но после истории с газом Чарли немного переменился.
Он не мог думать ни о чем, кроме Гарнет, а также — был ли случайным взрыв? Если б она погибла, его мысли были бы поглощены печалью. Но теперь он мог надеяться — а это зыбкое, болезненное состояние. Поэтому он готов был держать страницу перед глазами сколько угодно долго, как бы ни торопились перелистнуть ее полицейские.
Итало дважды приезжал в больницу — потрясающе, при его ненависти к людным местам! Его не пустили, к счастью, но он оставил оба раза очень изысканные, дорогие букеты для Гарнет. Больше он не приезжал, но поток даров не иссякал — духи, цветы, шоколад, журналы... Джентльмен старой школы.
Сидя около Гарнет, Чарли неотрывно смотрел на ее неподвижное тело, выискивая малейшие признаки улучшения, чего-нибудь, способного поддержать его надежду. Но единственными проявлениями жизнедеятельности оставались дыхание и пульс. Не на что опереться. Ее дорогое лицо, проказливое личико эльфа, скрывала толстая повязка, без отверстий для глаз, с единственной сардонической щелью рта. Раз в день Чарли выставляли в коридор, пока бригада из трех сестер меняла повязки и накладывала мазь. Неуклюжая языческая имитация последнего причастия. Бесчисленные капельницы и датчики, провода, уходящие куда-то под повязки, давали пишу для нелепых, с налетом научной фантастики, кошмаров. Чарли был в восторге, когда из палаты вынесли кислородную подушку. Он был счастлив, когда от бинтов освободили ее правую руку и сказали, что заживление идет благополучно. И не мог дождаться, когда снимут гипс и шины с ее левой ноги и руки. О, это будет день великих надежд! Но когда?
Почему-то он был уверен, что большую часть времени Гарнет в сознании. Когда он держал ее правую, все еще неподвижную холодную руку, несколько раз кончики ее пальцев слабо нажимали на его ладонь.
Потом — огромный шаг вперед: она погладила его пальцы с трогательной слабостью новорожденной.
Понемногу Чарли начал вызывать раздражение у больничного персонала, у чопорных нянечек и докторов, говорящих с сильным иностранным акцентом, у суетливых санитарок, расходовавших на него скудные резервы своей влиятельности. Ему приносили не ту пищу, которую он заказал, пересаживали со стула на стул, выстраивая нелепые мизансцены с целью подчеркнуть свою значительность. Мелкие, грязные уловки. Как могли занимать кого-то проблемы самолюбия в этом мрачном концлагере? Вся атмосфера этого места была такова, чтобы подавлять дух, пока надежда не зачахнет и не умрет.
Чарли мечтал перевезти Гарнет в частную клинику «Ричланд», находившуюся в лесу, на севере Вестчестера. Это было богатейшее заведение, с самой современной аппаратурой и с персоналом, говорящим по-английски, как положено говорить на родном языке. Там его надежды расцвели бы. Там нашли бы способ вывести Гарнет из состояния смертельной пассивности, и началась бы новая жизнь. Но здесь было лучшее ожоговое отделение во всей стране, приходилось терпеть.
Однажды по недосмотру его забыли выгнать из палаты во время перевязки. То, что увидел Чарли, когда доктор и две медсестры разрезали бинты, было голой, сырой, влажной плотью. Потом все снова скрылось под повязкой, намазанной лечебным гелем.
Она моргнула?.. Волосы сгорели, брови и ресницы, конечно, тоже, но разве не шевельнулись ее веки?..
— Вы заметили, доктор?
Молодой венесуэлец бросил на него скучающий взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57