— Это то, что говорит Никки о Великом Шане: нужно познакомиться поближе, — вспомнила Банни. — Разве радикал такое скажет?
— Разве может единственное дитя, надежда и наследник Шан Лао, быть радикалом?
Сестры озабоченно переглянулись. Уинфилд вспомнила, как в детстве Банни придумала игру, будто Уинфилд ей не сестра, а мама. И подумала, что это понятно, если имеешь такую превосходную, талантливую, предприимчивую сестру и такую пустую мать, как Мисси. Она хмыкнула:
— Ты когда-нибудь перестанешь передразнивать меня?
Лицо Банни вспыхнуло.
— Я тебя передразниваю?.. Что это тебе взбрело в голову? Слушай, ты случайно не шокирована родственником-азиатом? Если ты начиталась комиксов, должна тебя разочаровать: на Человека-Паука Шан не похож.
— Просто скажи, какой он, старик Никки? Только честно.
Банни неосознанно использовала один из любимых приемов Уинфилд — пауза с таким выражением лица, будто вопрос со скоростью света пропускается через тысячи микродатчиков. Уинфилд с помощью этой уловки могла отвязаться от самых назойливых приставал. Но для Банни это был просто пример взрослого поведения — если это срабатывает у Уинфилд, отчего бы не попробовать для себя?
* * *
— Я ему не скажу, — пообещала Ленора Риччи. — Баз тоже не скажет. Так откуда ему знать, что миссис Эйлер — это также и мисс Хигарти?
— Неужели он так плохо информирован? — с тревогой спросила Эйлин.
— Винс? Сейчас у нас рождественские каникулы для будущего папочки Юджина Риччи, больше ничего его не интересует. — Ленора засмеялась. — Знаете, впервые в жизни я почувствовала себя человеком. Теперь, когда стала инкубатором для крошки Юджина.
Обе женщины посмотрели на свои ноги, поджариваемые средиземноморским солнцем.
— Думаю, — произнесла Ленора задумчивым тоном, — вы не представляете себе, что такое мафия.
— Ох, разве нет?
— Я имею в виду, по отношению к женщинам.
Тишина установилась надолго. Легкий средиземноморский ветерок убаюкивающе шуршал песком. Потом Ленора снова заговорила:
— Винс две недели изучал База, искал пятна на совести, способ поймать его на крючок. И никогда не задавал себе вопрос: «А кто эта крошка, на которой женат Баз?» Не думаю, чтобы вы были под прицелом, Эйлин. Если бы вы не принадлежали Базу, Винс с удовольствием поднял бы вас на вилы. Но вы не просто привлекательная женщина, имеющая собственную жизнь. Вы имущество, собственность, поэтому — руки прочь. Я вас успокоила?
— В значительной степени. — Эйлин нахмурилась. — Ленора, как устроена мафия? На что она похожа?
— Разрастающиеся щупальца, огрызающиеся друг на друга. И никто не пытается оглядеться по сторонам, понять, что происходит вокруг. Разве что Итало, но он стареет.
— Другими словами, для Винса я вообще не человек?
Ленора издала странный, похожий на злобное шипение, звук.
— Надеюсь, кое-что переменится. — Она приподнялась на локтях и с усмешкой посмотрела на Эйлин. — Я всю свою жизнь провела среди мафии. Для любого из наших мужиков я — просто дырка, чтобы приладить свою штуковину. Для моей семьи важно было одно: проследить, чтобы никто не сорвал мою ягодку, пока я не подцеплю кого-нибудь вроде Винса. Если такие появлялись на горизонте, у них на уме было одно: эта киска нетронутая? Если да — не приставайте с глупостями. — Ленора снова легла. Через некоторое время шепчущий ветерок снова погрузил их в сонное оцепенение. Где-то в отдалении фыркнула моторная лодка, скользившая по воде, настолько соленой, что в нее невозможно было погрузиться.
Североитальянцы ведут отсчет своей территории от Рима: к северу от них — Европа, к югу — Африка. Это откровенная недобросовестность: разделительная линия — это узкий пролив между Сицилией и Тунисом. А вдоль пролива есть еще южные итальянские земли, островки Пантеллерия, Лимоза и Лампедуза. Самый маленький — Гроттерия, похожий на вулканическое "О" с выщербленным кусочком, чтобы корабли могли заходить в лагуну. Вдоль лагуны тянутся ухоженные пляжи с белым, как сахар, песком, полоса которого достигает подножия черных вулканических скал.
В середине восьмидесятых коммуна Гроттерии подписала контракт с «Риччи-энтертэйнмент, Инк». И остров стал прибежищем любителей купаться нагишом, подстегивать свои оргазмы химическими способами, неортодоксально подходить к выбору сексуального партнера и так далее. И играть. Маленький островок уже обзавелся традициями, в числе их — пышный обряд анти-Рождества, как это называл персонал. Иными словами, здесь появились и приверженцы культа Антихриста.
Обе миниатюрные брюнетки зачали в одну и ту же ночь, но догадывалась об этом только Ленора. Они целыми днями полулежали в парусиновых шезлонгах, глядя в сторону Мальты, в купальниках «без верха». Загар у них был тоже одинаковый. В казино они не показывались.
А их мужья оставались белокожими. Винс в первый же вечер подвел База к столу с рулеткой и бросил перед ним груду жетонов на тысячу долларов. Перед этим он еще раз повторил, что готов сделать все для человека, сделавшего Ленору беременной, — неосознанно точное замечание, заставившее База покрыться холодным потом.
Винс датировал зачатие Юджина Риччи той ночью, когда вернулся из Флориды и, как он выразился, «бросил палку своей старушке». Его иллюзии росли и крепли в форме эмбриона гарантированно мужского пола, которому предназначено было носить имя отца Винса, специалиста по пешням для льда. Винс еще не знал, что Баз продул свою и тысячу, кроме дареной, а потом, заранее отсчитав еще тысячу для «блэкджека», проиграл две.
Базу казалось, что он очень вырос: одинокий, но не драматически, а благодушно-невозмутимый, он служит объектом критического внимания шейхов, промышленных магнатов, обворожительных женщин, в том числе той очаровательной блондинки, что деловито и уверенно держит карты и, не моргнув глазом, дарит казино по несколько тысяч долларов за вечер! А когда он сам проигрывал, то чувствовал какое-то своеобразное мазохистское удовлетворение. К черту чувство вины!
В баре, потягивая здешний фирменный напиток под названием «Материнское проклятие», Баз слушал песню Бинга Кросби «Я мечтаю о белом Рождестве». Песчаные пляжи Гроттерии обеспечивали любое количество белизны, но Баз до них не добрался. Он и без того получал кучу удовольствия.
* * *
Чарли Ричардс встречал Рождество в три приема. Вначале, в канун Рождества, он приехал к Стефи на остров. Сидя перед камином после ленча, он смотрел на танцующие над поленьями языки пламени. Вымоченные морем, а потом высушенные ветром, поленья горели ярко-желтым огнем. Корешки книг, которыми были уставлены стены гостиной, отблескивали, как густая, маслянистая горчица.
Близнецы вручили матери свой подарок, скутер (вряд ли особенно необходимый для Стефи), и получили каждый по комплекту книг по компьютерной теории, от чего дружно взвыли. Чарли получил иллюстрированную «Историю Сицилии», напечатанную в Лондоне в конце семнадцатого века, с приложением карт и рисунков, наверняка из очень дорогого книжного магазина.
Происходящее слабо доходило до Чарли. Он понимал, конечно, что «История Сицилии» обошлась Стефи в несколько тысяч. Но мысли его были далеко. Главным образом — с Гарнет, в ее больничной палате. Даже самая короткая отлучка заставляла его тревожиться, думать о всевозможных опасностях, небрежностях и ошибках персонала, способных отсрочить ее выздоровление. Сейчас Гарнет очень быстро шла на поправку. Рубцы разглаживались, и с каждым днем он все больше узнавал знакомые черты. Ему жаль было пропустить даже секунду этого чуда. Он хотел быть очевидцем каждого мига этого волшебного возрождения из пепла.
Но кроме этого, Чарли все время сожалел о поездке в Сент-Мэрис. Не только потому, что на целый день оставил Гарнет. Была и другая, достаточно мрачная причина. Чарли с трудом сохранял молчание во время ленча, но излучаемое им раздражение заставило всех напрячься. Наконец, уставившись в свой бокал с красным вином, Чарли произнес:
— Ты ведь знаешь, что произошло с той девушкой?
— Какой девушкой? — отозвалась Стефи.
Чарли сделал глубокий, медленный вдох, стараясь быть объективным.
— Керри знает, о ком речь. Одна из «зеленых», участвовавших в стачке. Мэри Энн Лануччи.
Близнецы исподтишка переглянулись. Кевин до сих пор не удосужился рассказать брату, что произошло в Сент-Мэрисе.
— А, — протянул Керри, пытаясь выкрутиться из дурацкого положения, — ты про Мэри Энн...
— Прекрати валять дурака, Керри. Она вернулась в это чертово похоронное бюро за своей тетрадью и попала в ловушку. В огонь.
Кевин моргнул от неожиданности:
— Какого черта она... — и осекся, сглотнув слюну.
Он холодным взглядом обвел присутствующих, словно выясняя, какие еще удары его ожидают.
— Ладно, — произнес он глухим, рассерженным голосом, — все равно мы собирались сознаться, Чарли. Это был своего рода эксперимент — можем ли мы заменить друг друга. В Пенсильванию ездил не Керри, а я.
В тишине прилипший к полену кусок смолы взорвался с оглушительным шипением. Чарли моргнул от неожиданности. Комнату наполнил мертвенный аромат церковных курений.
— Теперь мне понятно, почему загорелся их штаб. Знаменитая теория мести Чио Итало. Ты уже прижал их судебным предписанием. По твоему наущению прыткий шериф обратился в ФБР с докладом о подозрениях в скрытой подрывной деятельности СПЗ. Но тебе этого было недостаточно.
— Чарли, — позвала Стефи. — Девочка погибла?
— Да. Кевин, которого я принимал за Керри, подпалил штаб-квартиру местной консервативной группы «зеленых». Итак, случайный пожар, из-за которого погибла девушка. Это очень дорогостоящая версия, которую примет у наших юристов местный коррумпированный прокурор. Проблема не в этом, а в том, что будь там Керри, девушка осталась бы жива.
Все молчали. Чарли снова уставился на горящие поленья. Потом отвернулся от камина и в упор посмотрел на Кевина, потом на Керри — по крайней мере, ему казалось, что в таком порядке.
Стефи встала и поправила зелень на полке над камином, переплетенную золотыми шнурками с шариками на концах.
— Итало лично расправляется с теми, кто ему противостоит, — сказал Чарли. — Мы используем для этой цели властные структуры. И очень следим за тем, чтобы создать впечатление, что мы никогда не нарушаем закон. Сейчас я требую большего, чем впечатление. Мы не позволим себе нарушить закон, Кевин. Это не слишком трудно понять?
Стефи ухватила за уши обоих сыновей и свела их головы вместе.
— Чарли, помнишь, как Кевин упал на перьевую ручку? Ему было три года.
— Ма!.. — взвыли дуэтом близнецы.
Стефи указала на маленькую голубую точку под глазом Кевина.
— Вот тебе примета, Чарли. Эти два мошенника больше не смогут выкинуть такую штуку.
Чарли без выражения смотрел на синеватое пятнышко. Каинова печать, подумал он. Но промолчал.
* * *
Палаван — океанский риф, вздымающийся высоко над водой, как порядочная гора, к западу от Филиппинского архипелага. Одна его сторона смотрит на восток, на море Сулу. В ясные дни с этого берега можно увидеть Северный Борнео.
Здесь, на солнечном берегу, напротив кедровых рощ Борнео, старые деревья выбрасывают новые ветви, широкие, не уже ствола, чтобы укрепиться на земле, не быть смытыми морем. Лорду Мэйсу сравнительно легко удалось уговорить Фердинанда Маркоса заняться более прибыльным фермерством на Палаване. Доходы обещали быть просто неприлично высокими.
Главный город Палавана, Пуэрто-Принсеса, раскинулся на тысячу футов ниже вершины. Прибыльная травка росла на высоте не хуже чем в Колумбии. Новый бизнес был не таким громоздким, как торговля ароматной кедровой древесиной, не таким разрушительным для природы острова. Травку можно было высаживать из года в год, а транспортировке подлежал уже очищенный белый порошок.
Англичанин, управляющий Мэйса, безусловно, заслуживал похвалы.
— Великолепно, Брумтвейт! — произнес лорд Мэйс, энергично орудуя шейкером, содержимое которого составляли ром, лимонный сок и немного льда. — Блестяще! Превосходит все ожидания, старина!
Брумтвейт — кокни, которого Мэйс нанял, полюбовавшись дракой в «мужском» публичном доме в Маниле, где уроженец лондонских трущоб справился с двумя французскими матросами, лихо орудуя ножом. Англичанин был невысок, с коротким, мускулистым, но худощавым торсом. В общем-то, по наблюдениям Мэйса, Брумтвейт без малейших колебаний ввязался в драку — невзирая от соотношение сил. Как и Мэйс, он не пренебрегал ни девушками, ни мальчиками, уж кто оказывался под рукой.
— Подкрепимся перед большим изнурительным рождественским обедом, Брумтвейт, — сказал лорд Мэйс, протягивая управляющему бокал с напитком. Бар, за отсутствием остролиста, был украшен букетами из пальмовых листьев. — Женщины зажарили нам замечательную «длинную свинку».
Маленькие настороженные глазки Брумтвейта расширились.
— Э, бросьте, викарий. «Длинная свинья»? Эти чертовы каннибалы не жрали своих уже лет пятьдесят.
— Это не просто «длинная свинья», — произнес Мэйс, чокнувшись с ним бокалами, — это Джозефина.
— Хватит заливать, губернатор. Я видел маленькую Джозефину сегодня утром.
— Нежная юная грязнуля. Больше вы ее не увидите, Брумтвейт, — заверил Мэйс. — Женщины очень следили, чтобы она ничего не заподозрила, а утром поймали и запекли живьем, чтобы мясо было мягче.
На Палаване люди исчезали часто. Маркое сотнями привозил заключенных с континента. Экспериментальные посадки требовали огромного количества рабочих рук. Первые побеги приживались неохотно. Заключенные никогда не возвращались живыми в Манилу и не могли рассказать об условиях труда на плантациях. Тем не менее ходили слухи, что правительство собирается сунуть нос в лагеря смерти на Палаване.
Две женщины внесли стол. Брумтвейт оглянулся. Ни одна из них не была Джозефиной, с ее мальчишеским задком и маленькими грудками. Брумтвейт чувствовал себя неуютно. Женщины вышли и тут же вернулись с кувшинами местного пива. Начали входить и рассаживаться за столом служащие. Охрана здесь не обедала. Мейс наблюдал за Брумтвейтом, встревоженным отсутствием Джозефины. Есть человеческую плоть, которой вы успели насладиться для чувственных радостей, кажется невообразимо ужасным грехом, подумал Мэйс. Но сама сексуальная игра — подражание каннибализму. Будь они достаточно бережливы, чтобы постоянно питаться мясом заключенных, предприятие Шан Лао приносило бы гораздо больше доходов.
Двое мужчин внесли главное угощение — блюдо в четыре фута длиной, украшенное пальмовыми листьями, с торчавшим из вороха зелени вертелом. Брумтвейт медленно поднялся на ноги, словно привязанный веревочками.
— Мэйс!..
— Да, Брумтвейт?
— Скажите, что это не она!..
— Она, — заверил его Мэйс, — наша нежная, сладкая, сочная, мягкая, с маленькой вертлявой попкой, совершенно съедобная Джозефина.
Брумтвейт упал на стул, уронил голову на руки. Он приподнял лицо, чтобы что-то сказать, и увидел маленькую Джозефину за другим концом стола.
— Это я! — крикнула она. — Это я готовила, по своему рецепту! Это моя свинья! Кушай!
Брумтвейт так смеялся, что слезы потекли у него по щекам.
— Счастливого е... Рождества! — прохрипел он сквозь смех.
* * *
В Манхэттене полно отелей разного рода, от прославленных храмов гостеприимства, известных всему миру, до отвратительных ночлежек, притонов, про которые если кто и слышал, то не признается в этом. Есть и исключения, вроде «Смитсона», который никто не назвал бы отелем.
Шан Лао редко пользовался апартаментами 14А, но арендную плату вносил регулярно. Окна всех комнат выходили на Парк-авеню. Вечером Николь украсила охапками остролиста, перевязанными шелковыми лентами, весь смитсоновский пост-модерн, включая рамы репродукций Пуссена на стенах.
Чета Шан, включая Никки, пригласила на обед одного из китайских обозревателей ООН, мистера Хо с супругой.
— Шеф-повар «Смитсона» заверил меня, что это традиционный рождественский обед в Новой Англии, — говорила гостям Николь. — Прозрачный бульон, индюшачья грудка, картофельный мусс, галантин из устриц с орешками и чатни из клюквы.
Отец Николь был французским дипломатом на Дальнем Востоке, где Николь росла под присмотром нянек и сестер из французской миссии. Сегодня вечером она надела изящное темно-зеленое вязаное платье, красиво облегавшее ее фигуру. Длинный разрез на восточный манер, высоко обнажал бедро при ходьбе. На шее у нее было яркое коралловое ожерелье японской работы.
Один из личных телохранителей Шана, временно назначенный официантом, через каждые несколько минут заглядывал в гостиную. Николь уже привыкла, что рядом с Шаном постоянно находятся вооруженные охранники.
— Телохранители тебе нужны для самоутверждения, — упрекнула она его однажды.
Ни у кого не вызвал любопытства тот факт, что официант — китаец, хотя все настоящие официанты в Нью-Йорке турки или иранцы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57