А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Шутка ли: семь дивизий и шесть бригад, не считая многочисленных отдельных батальонов, дивизионов, артполков, медсанбатов и армейских госпиталей, забитых ранеными под завязку и выше, находятся в кольце.
Летевший с ним Василевский открытым текстом говорил о том, что их миссия носит еще и политический характер: мы, дескать, на пороге серьезных переговоров с союзниками. Верховный жмет на них по поводу открытия второго фронта, поэтому неуспех этой операции может отрицательно сказаться на результатах внешнеполитических действий. «Не хватало еще, чтоб меня обвинили в срыве этих переговоров», — с тоской думал Кирилл Афанасьевич, давно уже приготовившись к любому повороту незадачливой его судьбы.
В Малой Вишере Мерецков узнал, что 5 июня 59-й армией была предпринята серьезная попытка пробиться к Власову западнее Мясного Бора. Коровников с санкции Хозина, теперь уже убывшего отсюда на место Мерецкова в 33-ю армию, бросил на прорыв 165-ю стрелковую дивизию, только что прибывшую на фронт из города Кургана. Дивизия дралась вот уже пятые сутки, и, хотя полегла почти вся, рванувшись в заполненную немцами горловину без артиллерийской подготовки, решительных изменений в обстановке бессмысленная жертва не принесла.
В кольце оказались не только регулярные части, но и партизанские отряды Сотникова, Савельева и Носова. По приказу собственного командования в Ленинграде они двинулись ко 2-й ударной армии, когда та получила приказ на отход. А за ними потянулось и местное население — женщины с детьми и старики, обреченные вместе с остальными на голодную смерть. Вся эта масса советских людей, верящая во всемогущество Красной Армии, двинулась за ней, чтобы выйти на Большую землю, и теперь находилась с дивизиями и бригадами армии в огненном аду окружения.
Анализировать ошибки Хозина, которые он нагромоздил здесь, у Мерецкова с Василевским не было ни времени, ни желания. Надо было спасать армию Власова и его самого вместе со штабом. А обстановка была из ряда вон сложной. На западе отступавшие части едва сдерживали противника, а на востоке изо всех сил стремились выбить немцев из Долины Смерти. Армии Яковлева и Коровникова, растянувшись на большое расстояние, пытались не дать пришельцам расширить захваченные ими участки в коридоре.
Мерецков и Василевский наскоро сколотили ударную группировку из трех потрепанных уже стрелковых бригад, усилили ее танковым батальоном. На рассвете 10 июня, после короткого артобстрела, произвели атаку наличными силами. Но атака захлебнулась.
— Охолонь, Кирилл Афанасьевич, — остановил Василевский разъярившегося Мерецкова, который потихоньку впадал в панику, скрывая это состояние непривычным для знавших его подчиненных агрессивным поведением на командном пункте. — С наскока их не возьмешь, думать надо. И прикидывать, где и что можно наскрести по фронтовым сусекам. Ведь не просто народ здесь кладем, а с благородной целью: товарищей выручаем.
Слова начальника Генштаба были вполне справедливы. Ведь нередко бывало, что гнали на смерть не только с благородной целью, но из-за амбиции, из-за душившего армию, бюрократизма, по неграмотности командиров, в результате безответственности и прямого воровства интендантов, плохой обеспеченности оружием и боеприпасами. И вообще из-за отсутствия элементарного умения воевать.
В стране, где человеческая жизнь, отдельно взятая личность ничего не стоила, не была создана, увы, наука сбережения людей на войне, не выработаны принципы, по которым командиры Красной Армии обязаны были заботиться о сохранности живой силы, отдельно взятого красноармейца.
…У Березнева было собственное объяснение грянувших событий. Евгений Ефимыч служил у Коровникова замом по инженерным войскам с 3 мая, смотрел на происходящее вокруг свежими глазами, поскольку прибыл к Мясному Бору из 4-й армии.
Началась его деятельность на новом месте с организации вывоза по узкоколейке имущества кавкорпуса. Сами гусевцы выходили пешком, коней бедолаги съели, а в вагонах везли седла, лошадиную сбрую. Евгений Ефимыч сказал было в штабе, что надо бы вывозить по дороге немощных бойцов, люди, дескать, важнее седел. Но Коровников резонно заметил, что кавалеристов без седел не бывает и ему никто не позволит уменьшить боеспособность советской конницы.
Бойцы частей, охранявших коридор и узкоколейку, повадились уходить с позиций в тыл за обедом с котелками в руках. Кухням к огневому рубежу не проехать, термосов у службы тыла не было, и потому, как только кишка начинала требовать свое, красноармейцы, повинуясь чувству голода, покидали огневые точки, бренча котелками, направлялись к кухне, согласно поговорке: овес за конем не ходит. Березнев и на это внимание начальника штаба армии обратил, но ему вежливо напомнили, что тыл вовсе не его заведование, пусть лучше командует саперами.
Противник эту процедуру изучил, и когда в очередной раз возвращались бойцы, отобедав, на войну, красноармейцев встретили огнем немцы, занявшие их позиции.
Когда это приключилось, штаб 59-й армии перенесли к Мясному Бору. Одну из землянок заняли Коровников и его комиссар. К ним и заявились Мерецков с Василевским, оттуда и принялся Мерецков руководить. Для начала вызвал к себе для доклада начальника инженерных войск.
К удивлению Берёзнева, командарм заявил:
— Вот он, мой зам по инженерной части, лично занимался укреплением переднего края армии и лучше всех знает обстановку.
«Раньше он вовсе не был обо мне такого лестного мнения», — подумал Евгений Ефимыч, пытаясь понять причину такой перемены.
Но все, что знал, рассказал, кроме походов за питанием, конечно, чего уж тут. Этой подробностью дела не поправишь, и неудобно перед начальником Генштаба сор из избы выносить.
После него, Березнева, сам Коровников доложил о дислокации немцев, ему начальник разведки подготовил справку.
— Западнее Ленинградского шоссе наступают на нас и Вторую ударную три пехотных дивизии, одна полицейская войск СС и отдельные части, — сказал Иван Терентьевич. — Раньше эти отдельные оборонялись на других участках фронта, теперь сведены в бригады. На соседа Яковлева со стороны Новгорода давят группы «Хоппе» и «Яшке». С запада атакует армию Власова группа «Герцог». А из Чудова над нами нависает усиленная в последнее время группа «Вендель»… И опять же «Яшке» висит…
— А хрен моржовый над вами не висит?! — не выдержал спокойного тона Коровникова, перечислявшего силы противника, Василевский. — О чем вы раньше думали? Разнуздай эдакие! Яшки-фуяшки… Позволили окружить целую армию! Что станут говорить союзники, когда узнают: сам начальник Генштаба учит вас, как выводить войска из окружения?
Александр Михайлович ругался редко, в среде обычных матерщинных полководцев считался вроде как интеллигентом, опять же воспитывался где: в семье духовной, в житейском и прямом смысле. Но тут Василевского прорвало, допекли командиры-орелики из 59-й, а больше всех этот лопух Коровников начальника Генштаба остервенил.
— Слушай, инженер, — остыв немного, обратился Василевский к Березневу, — чем помогает фронт по вашей части?
— Ничем, — смело ответил тот, понимая, что упрек его вовсе не к Мерецкову, ведь тот только что приехал. — А мне нужны рельсы для узкоколейки, шпалы, ремонтировать дорогу для эвакуации нечем.
— Старую дорогу надо сломать и выстроить новую, — сказал Мерецков. — Узкоколейку, которую проложила Вторая ударная, немцы пристреляли до каждого метра.
— Дадите материалы, людей и технику, я построю дорогу зигзагами, — предложил Березнев. — Такую не пристреляют…
— Подумаем, — кивнул Василевский. — Кто еще скажет?
Начали говорить комдивы, докладывая, сколько у них боевых штыков и сабель. Цифры назывались такие малые, что смех, но смеяться не приходилось, да и плакать командирам не пристало. У кого сорок набралось бойцов, у кого — тридцать штыков. Мерецков приказывал кому что передать, с кем слить, сброситься силами в общий котел. Договорились, что к утру соберут до двух сотен, а комдив-25 расщедрился, до полутора сотен сабель нашел.
С этим наличием и решили пойти на штурм горловины.
— А ты, Березнев, — сказал командарм, — разведай ручей за полотном железной дороги, за нашим передним краем. Танкисты жалуются: им его не перескочить. Вот и обеспечь переправу.
На следующий день Березнев взял сапера-сержанта, пролез с ним под мостом на железной дороге и ушел за передний край. Их обстреляли снайперы, но попасть не сумели. Добрались до ручья. Воды в нем не было, а ложе его забили трупы красноармейцев. От июньской жары трупы разбухли, крепко уже пахли и заполняли ручей от берега до берега. Были тут от зимнего еще наступления, были и свежие, но те и другие в одинаковом обмундировании, в валенках и полушубках.
Березнев прикинул, палкой нащупал дно и решил, что танки одолеют этот рубеж, о чем и доложил Коровникову по прибытии на КП.
— Берега не топкие, ширина небольшая, для тридцатьчетверок это не препятствие, товарищ командующий, — резюмировал Березнев.
— Тогда пойдем на прорыв тремя колоннами, — уверенно заявил командарм. — Первая колонна — впереди саперы. Они валят лес, гатят дорогу для танков. Вторая колонна — впереди тоже саперы… Третья колонна — и перед нею вырастает дорога. Была одна коммуникация — станет сразу три! По ним и выйдет Вторая ударная из вражеского кольца…
На словах было гладко, а на деле саперы не смогли даже одной дороги проложить. Валить лес на болоте и гатить его — и по мирному времени работа не одного дня, а когда ты едва топором тюкнешь, а по тебе огонь открывают, тут дело посложнее.
И все же Коровников упрямо держался за свою идею, то и дело повторяя, что он бронетанковую академию закончил и лучше других знает, как в болотах танками воевать.
В суматохе, которая неизбежно возникала, когда перед танковой колонной саперы, обстреливаемые противником, то валили лес, то брались за оружие, отбивая атаки, случилось ЧП вовсе не боевого характера: танк подмял и раздавил насмерть начштаба саперного батальона. Когда Березнев доложил об этом командарму в присутствии Мерецкова, тот идею Коровникова запретил.
— Танкистов из трех лучших экипажей ко мне! — распорядился комфронта.
А когда те к нему прибыли, заявил: «Будете представлены к званию Героя Советского Союза, если пробьетесь ко Второй ударной… А кто пробьеться первым, пусть тут же возьмет в танк генерала Власова и доставит его сюда».
49
Когда наступила тишина и остатки немцев, попавших под огонь собственной артиллерии, отошли, к Никонову явился посыльный, передал распоряжение прибыть на КП полка. Уже вечерело, когда Иван доложил Красуляку о том, что по вызову явился… И тут же получил от майора приказ: взять своих бойцов, и еще троих, и отправить на передний край.
— Снимешь бойцов и командиров, кто остался там в обороне, — сказал командир полка. — И все вместе сюда…
Шли к краю обходными путями, моховыми болотами, измаялись от жажды. На старое место прибыли только утром. Зашли в санчасть и нашли там Самарина. Поискали что-нибудь съестного, покормились, дали поесть и Самарину. Тот благодарно поморгал Ивану, прошептал:
— Вот бы такое чудо случилось, чтобы я жив остался…
— Сейчас народ с переднего края соберем, — ответил ему Никонов, — станем отходить, а тебя понесем на руках.
На переднем крае не набралось и двух десятков. Снял их Никонов с позиций, заглянул к Самарину: живой.
Спросил красноармейцев:
— Как, ребята, понесем Самарина? Знаете ведь, путь нелегкий, на себе придется…
Все дружно загалдели:
— Понесем, конечно… Не бросим!
Военфельдшер Ямпольский отозвал комроты в сторонку и говорит:
— Бесполезно его, Самарина, нести. У него ведь кишки прострелены. И третьи сутки пошли… Полное воспаление брюшной полости. Если и донесете, все равно не спасти.
Снова Иван к бойцам обратился, рассказал, как фельдшер Самарина приговорил. «Все одно понесем», — упрямо сказали красноармейцы. И Никонов понял, что это вовсе и не упрямство. Просто они сознают: бросить товарища — значить убить нечто в них самих, что поддерживает дух и помогает выстоять.
Самарин лежал в отдаленье и разговоров этих не слышал. Ему стало заметно хуже. «Наверно, зря мы его покормили», — сокрушался Никонов. В пути у раненого остыли руки и ноги, жизни в нем не чувствовалось. Но его несли все пятнадцать километров по болоту до самого штаба дивизии и там поместили в пустую избушку. А Иван пошел в штаб. Там был только один командир, по званию капитан.
— Немцы уже впереди нас, — сказал он. — Обстановка осложнилась, штаб сместился на выход из мешка. Велено передать, чтоб ты, Никонов, собрал весь народ и догонял остальных.
Народ Никонов собрал, объяснил положение, а Голынского с Григорьевым послал за Самариным. Они пришли и доложили, что отмучился Самарин, мертв бедолага.
Опять двигались обходными путями, памятуя, что впереди немцы. Страдали от жажды и голода. Когда вышли на гриву, увидел Никонов на дне снарядной воронки кашеобразную красную кровяную землю. Он зачерпнул жуткую смесь ладонью и увидел три больших кирпичного цвета червя.
«Счастье-то какое!» — подумал Иван и проглотил найденную пищу, и не жевал, само прокатилось по горлу. Сразу полегчало.
Встретили еще своих, оставленных дожидаться Никонова и дать ему с его арьергардом направление отхода.
Соединился Иван с родным полком в районе Радофинникова. Тут их впервые за четверо суток покормили и дали три часа поспать.
Теперь Никонов полностью превратился в командира группы прикрытия, так ему приказали Красуляк с комиссаром. Днем и ночью отбивался Иван от наседавших немцев, давая полку и 382-й дивизии отходить. Бывало, что справа и слева Никонова обойдут, а упрямый сибиряк сидит и ни с места, пока не явится связной, не передаст приказ сниматься и догонять полк.
Когда Финев Луг проходили, увидели огромные запасы валенок, зимовать здесь собирались, что ли, прямо скирды сложили из валенок, и все это добро оставляли гансам.
Наконец добрались до узкоколейки, там полку выделили участок левее от полотна, на краю мохового болота, ближе к проходу, который немцы уже закрыли. Человек восемь бойцов, включая Ивана, сели в кружок, нош под себя. А тут снаряд грохнул рядом, воронку взрыл, мхом всех засыпал, у четверых даже ноги свисли в возникшую вдруг яму.
— Все целы? — спросил Иван.
— Меня в спину вроде, — неуверенно отозвался Петряков.
Заголили гимнастерку, а там опухоль — шишка с кулак. Осколок ударил, но кожу не пробил. Стал Петряков подниматься, а не может. Опять его осмотрели, увидели, что ниже колен на обеих ногах по осколку врезалось в кость, а крови нет.
Отправили Петрякова в санчасть, сами дивились, что легко отделались, ведь прямое попадание снаряда было.
Пришел приказ: больше не отступать, бить немцев. Только вот чем? Из оружия одни винтовки да ручной пулемет, а патронов мало. С гранатами совсем худо, их и под Спасской Полистью не хватало, а теперь-то и подавно.
Снова приказ — отойти на новый рубеж. Послали Никонова с новым помощником начальника штаба старшим лейтенантом Диконовым на рекогносцировку. Тут Ивана и согнула дикая боль в желудке.
— Это у тебя сжатие образовалось от голода, — объяснил ПНШ. — Глотни что-нибудь…
Стал Никонов есть болотный багульник, горстями срывал и запихивал в рот, тогда и отпустило.
Разведали они место, и боевые позиции майор Красуляк перенес еще правее, к узкоколейке. Затем решил оборону немцев прощупать, послал туда Ивана с бойцом, фамилия которого была Сафонов.
— Может быть, и кабель связи где найдете, — напутствовал их майор. — Совсем без связи худо. Вечером Никонов обнаружил стык между вражеской пехотой и минометной батареей и, обойдя огневые точки, оказался с Сафоновым у противника в тылу. Подивились, как немцы позиции оборудуют для минометов. Неглубокую яму выроют, пока вода не выступает, потом над ней сооружение из бревен с крышей изладят и с боков землею засыплют. Отверстие для стрельбы есть и вход для расчета. Ничем их, кроме как авиабомбами, артиллерией или теми же минометами, не возьмешь.
Нащупали они с Сафоновым телефонный провод — здесь проходила линия связи от минометных расчетов в тыл, дошли до землянки, а там гансы разговаривают. Отошли в кусты метров на двадцать, залегли. «Как же кабель у них добыть?» — подумал Никонов. Потом говорит Сафонову:
— Бери ихний провод и отнеси в сторону как можно дальше. Я здесь конец отрежу и начну мотать, отходя в лес, а ты по кабелю подтянешься ко мне.
Так и сделали. Никонов уже полкатушки чужого кабеля отмотал, когда заметил, что из землянки выскочил немец, пощупал там, где линия проходила, а телефонного провода тю-тю. Побежал ганс с криком в землянку. Но Никонов с Сафоновым, взяв круто вправо, стали убираться восвояси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97